Книга Рожденные цифровыми. Солдатова Г. У., Рассказова Е. И., Вишнева А. Е
 Скачать 6.98 Mb.
|
|
, тем выше их когнитивное воздействие (Hartanto, Toh, Yang, 2016), возможно, в том числе и позитивное. Например, люди, которые начинают играть в видеоигры в возрасте до 10 лет, демонстрируют более высокие показатели внимания по различным свойствам по сравне- нию с теми, кто начал играть в более позднем возрасте, что может также указывать на эффекты критического возраста (Dye, Green, Bavelier, 2009; Latham et al., 2013). Иными словами, повышение ког- нитивной эффективности в результате использования видеоигр с возрастом скорее снижается: подростки получат от них больше пользы, чем взрослые, а маленькие дети больше, чем подростки (Lövdén et al., 2010; Hartanto, Toh, Yang, 2016). Оценка эффектов опыта видеоигр, основанная на интенсивности гейминга без учета различий в когнитивной пластичности на разных этапах развития, может неадекватно отражать существующую картину в разных воз- растных группах (Hartanto, Toh, Yang, 2016). Наконец, польза гейминга зависит также от существующих на данный момент когнитивных навыков (Green, Bavelier, 2006; Boot et al., 2008; Oei, Patterson, 2013, 2014; Strobach, Frensch, Schubert, 2012; Subrahmanyam, Renukarya, 2015). Кроме того, гейминг едва ли может привести к значительным улучшениям когнитивных функ- ций при выполнении задач, существенно отличных от тех, в кото- рых проводилось обучение, так как он будет эффективен в том слу- чае, когда в реальности будут требоваться схожие навыки (возможен перенос навыков), что позволяет задействовать те же или близкие области мозга (Dahlin et al., 2008). Таким образом, результаты работ в данном направлении противо- речивы: приводится масса доказательств в пользу как негативного влияния гейминга на внимание, так и его отсутствия, также имеются отдельные данные о его позитивном воздействии. Итоги работ в пер- вую очередь обусловлены исходной исследовательской позицией, при которой видеоигры могут рассматриваться в качестве патологи- ческого увлечения, нормативного хобби либо отправной точкой Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 189 научных изысканий становится их развивающий потенциал. В рабо- тах, выполненных в рамках клинического подхода, стабильно обна- руживается значительная (от умеренной до высокой) корреляция между выраженностью симптомов СДВГ и тяжестью интернет- зависимости у подростков. Авторы, работающие в русле неклиниче- ского, нормативного подхода, говорят о вреде чрезмерного гейминга (более 3 часов ежедневно) и пользе умеренного (около 1 часа в день). Эффекты гейминга во многом зависят от интенсивности и типа игры, измеряемых результатов и индивидуальных характеристик игроков и различий в когнитивных функциях, игрового опыта и воз- раста начала игры, продолжительности игровой практики. Сторон- ники развивающего подхода в исследованиях с использованием схем формирующего эксперимента показали, что видеоигры могут акти- вировать зрительно-простран ствен ные функции внимания, увеличи- вая эффективность визуального поиска и зрительно-моторной коор- динации в простых и сложных играх (Green, Bavelier, 2003, 2007; Dye, Green, Bavelier, 2009). Хотя подавляющее большинство работ выполнено на выборках старших возрастов, имеются отдельные дан- ные, указывающие на высокие показатели когнитивного контроля среди 7-летних игроков (Dye, Bavelier, 2004; Wu, Spence, 2013; Cain et al., 2014). Более того, даже приверженцы клинического подхода высказывают предположения о том, что для детей с СДВГ видеои- гры могут выступать средством самолечения, поскольку нейропси- хологической чертой его невнимательного либо комбинированного субтипов часто выступают нарушения в зрительно-пространственных функциях рабочей памяти, которые видеоигра способна в опреде- ленной мере скорректировать (Han et al., 2009). Тем не менее убеди- тельных доказательств, подтверждающих широкое развитие общих навыков, выходящих за рамки специально подготовленных задач, в настоящее время нет. Данные о преимуществах игровых навыков характеризуются чрезмерным доверием к самоотчету и объему выборки. Кроме того, большая часть экспериментальных данных в этой области была собрана с использованием удобных выборок (студенты и взрослые) и страдает множеством методологических изъянов (Boot, Blakely, Simons, 2011; Przybylski, Wan, 2016). Медиамногозадачность (ММЗ) и управляющие функции. ММЗ – это один из видов феномена многозадачности, подразумевающий: РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 190 а) одновременное использование нескольких технологических средств; б) совмещение использования медийных и традиционных источников информации; в) совмещение деятельности онлайн и офлайн (Солдатова и др., 2020б). При многозадачности задачи обрабатываются последовательно (а не одновременно), в результате чего ограниченные ресурсы внимания распределяются между двумя или более отдельными задачами (Foerde, Knowlton, Poldrack, 2006), что может предъявлять повышенные требования к нейрокогнитив- ным сетям, отвечающим за концентрацию внимания и когнитивный контроль (Rubinstein, Meyer, Evans, 2001; Alzahabi, Becker, 2013). ММЗ – относительно новый формат деятельности по совмещению различных информационных потоков, отвечающий требованиям современной цифровой среды (подробнее см. обзор: Солдатова и др., 2020а). ММЗ может быть особенно вредна для детей и подростков, поскольку способна мешать развитию функций внимания, приво- дить к СДВГ и склонности к частому переключению задач вместо устойчивого внимания (Fox, Rosen, Crawford, 2009). Существует множество свидетельств, подтверждающих снижение производи- тельности при ММЗ, так как попытка выполнить несколько задач одновременно, как правило, не так эффективна, как выполнение одной задачи за раз (Corbetta, Shulman, 2002; Jeong, Hwang, 2016). Более того, переключения между задачами часто происходит авто- матически, так что люди склонны недооценивать их частоту и свя- занные с этим недостатки в производительности (Brasel, Gips, 2011). В исследовании, проведенном психологами Стэнфордского университета, были получены данные, согласно которым «тяже- лые» медиамногозадачники значимо хуже справлялись с подавле- нием нерелевантной информации (Ophir, Nass, Wagner, 2009). Высо- кий уровень ММЗ связан с большей импульсивностью (Sanbonmatsu et al., 2013) и предпочтением скорости в ущерб точности когнитив- ных оценок (Minear et al., 2013). В еще одном лонгитюдном иссле- довании было установлено, что ММЗ у подростков может служить причиной развития проблем с вниманием (Baumgartner, van der Schuur, Lemmens, 2018). Тем не менее есть работы, опровергающие эту точку зрения. В относительно недавнем исследовании (Wiradhany, Nieuwenstein, Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 191 2017) не удалось воспроизвести результаты, полученные ранее (Ophir, Nass, Wagner, 2009), которые связали бы постоянную ММЗ с когнитивным дефицитом. В то же время есть данные, что ММЗ не связана с поведенческими показателями когнитивного контроля (Cardoso-Leite, Green, Bavelier, 2015). Также имеются некоторые доказательства о противоречивом влиянии: у людей с ММЗ, с одной стороны, расширен фокус внимания, с другой – снижена способ- ность к контролю переключения внимания, из-за чего нерелевант- ная информация конкурирует с релевантной (Uncapher, Thieu, Wagner, 2016). Наконец, ММЗ может иметь когнитивные преиму- щества (Lui, Wong, 2012; Alzahabi, Becker, 2013; Yap, Lim, 2013). В частности, в исследовании представителей американской моло- дежи выявлена положительная корреляция ММЗ и скорости пере- ключения между задачами, а также высокого уровня когнитивного контроля (Alzahabi, Becker, 2013). Результаты исследований многозадачности в целом (и ММЗ как одного из ее аспектов) в большой степени зависят от выбранного метода ее диагностики – субъективного либо объективного. Люди с высокой степенью многозадачности говорят в своих самоотчетах о большем количестве проблем с вниманием, отвлекаемости и импульсивности, но эти оценки субъективны и не всегда отра- жают реальный уровень когнитивной эффективности (Junco, Cotten, 2012; Levine, Waite, Bowman, 2013; Baumgartner et al., 2014). Высо- кий уровень многозадачности связан с самооценкой повседневных ошибок внимания, но не с основанными на производительности измерениями устойчивого внимания, рабочей памяти, управления помехами, задачами-целями и тормозящего контроля (van der Schuur et al., 2015; Uncapher et al., 2017; Wiradhany, Nieuwenstein, 2017). Причина такого несоответствия может заключаться в том, что оценки на основе результатов и самооценки измеряют различные аспекты познания (Toplak, West, Stanovich, 2013). Возможно, люди с выраженной ММЗ необязательно хуже контролируют внимание, но качественно иначе организовывают взаимодействие со средой (Ralph et al., 2015). Также есть свидетельства того, что индивидуальные различия в когнитивных способностях и нейронных профилях (Lehle, Hübner, 2009; van der Schuur et al., 2020), а также функциональная зрелость, РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 192 обусловленная возрастом (Cepeda, Kramer, Gonzalez de Sather, 2001), могут смягчить взаимосвязь между многозадачностью и когнитив- ными функциями. Например, улучшение способности с возрастом переключаться между задачами указывает на то, что маленькие дети могут страдать от большей потери информации и дефицита исполнительного контроля при одновременном выполнении нескольких задач (Reimers, Maylor, 2005). На эффективность многозадачности может влиять количество когнитивных требований, а также тип (качество) когнитивных ресурсов, необходимых для выполнения задачи. Иными словами, некоторые задачи легче комбинировать, и люди, по-видимому, от природы склонны предпочитать те сочетания задач, которые не перегружают их когнитивные способности (Jeong, Fishbein, 2007). Например, они чаще слушают музыку во время еды, но почти никогда – во время видеоигр или телефонных разговоров. Когни- тивная нагрузка при ММЗ меньше, когда две задачи связаны и физи- чески близки, особенно для визуальных задач (расположенных на одном носителе). Результаты, таким образом, различаются в зави- симости от степени когнитивных и моторных ресурсов, необходи- мых для каждой отдельной задачи (т.е. активное или пассивное уча- стие); от того, насколько тесно они связаны друг с другом (концептуально и физически); от их сочетаемости (Jeong, Hwang, 2016). Результаты работ по ММЗ не позволяют однозначно продемон- стрировать, что она ухудшает внимание и когнитивный контроль, что во многом, как мы показали выше, обусловлено методами сбора данных. Высокий уровень многозадачности отрицательно связан с субъективными, но не объективными показателями устойчивого внимания и когнитивного контроля (Uncapher et al., 2017). Эти результаты могут отражать индивидуальные различия в мотивации и вовлеченности, а не внимание как таковое (Baumgartner et al., 2014), предполагая потенциальную двунаправленную связь между частотой использования формата многозадачности и познанием. Кроме того, имеются существенные недостатки в организации самих исследований. Во-первых, экспериментальные исследования обычно изучают эффекты многозадачности с легко совмещаемыми задачами, что ставит под сомнение их внешнюю валидность. Важно Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 193 помнить, что многие интерактивные технологии, такие как смарт- фоны и ноутбуки, предназначены для облегчения многозадачности и способствуют максимальной эффективности пользователей (Hwang, Kim, Jeong, 2014). Во время онлайн-поиска довольно легко открыть несколько окон одновременно, переключаться между раз- ными страницами и даже переключиться на совершенно другую онлайн-задачу, ожидая загрузки документа, что может способство- вать более тщательной обработке информации и в долгосрочной перспективе повышать когнитивную эффективность (Hwang, Kim, Jeong, 2014; Wang Z. et al., 2015). Во-вторых, работы по ММЗ часто рассматривают только один вариант использования технологии, хотя такая узкая направленность не совсем точно отражает сложные модели применения медиа детьми и особенно подростками, кото- рые часто пользуются сразу несколькими цифровыми технологиями одновременно (Lee, Lin, Robertson, 2012). В-третьих, многие выводы о пагубных последствиях многозадачности получены в контроли- руемых экспериментальных условиях и сосредоточены на отдель- ных показателях когнитивной деятельности (May, Elder, 2018). При этом долгосрочные последствия и преимущества более высокого порядка, полученные от ММЗ, могут сильно отличаться от немед- ленных эффектов, о которых сообщалось в краткосрочных исследо- ваниях. Также в этой сфере ощущается дефицит лонгитюдных исследований по данному направлению и работ, посвященных изу- чению индивидуальных различий (возраст, пол, социально- экономическое положение и диспозиционные модераторы) в обла- сти ММЗ. Подводя итоги, отметим, что в настоящий момент накопилось огромное количество разноплановых исследований с привлечением различных методов диагностики внимания и управляющих функ- ций, включая сравнительные работы, учитывающие множество факторов, лонгитюдные и экспериментальные проекты, проведен- ные на репрезентативных выборках детей (а также родителей и педагогов, там, где они привлекались в качестве респондентов) всех возрастных групп, начиная с младенчества (от 6 мес.). Среди направлений исследований выделяются: 1) изучение эффектов от просмотра телевизора; 2) исследования гейминга с точки зрения клинического, нормативного и развивающего подходов; 3) изучение РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 194 эффектов медиамногозадачности; 4) многофакторные исследования воздействия общего экранного времени на управляющие функции детей и подростков в структуре их психического здоровья. В целом, превалирует негативная точка зрения воздействия ИКТ на внимание и управляющие функции детей (особенно маленьких, в возрасте до 3 лет) и подростков, что в каждом рассмотренном направлении подтверждается результатами статей, содержащих систематические обзоры и обширные метаанализы публикаций. Тем не менее окончательного научного консенсуса в настоящий момент нет. Полученные данные крайне разнородны и выявляют неодно- значные результаты о влиянии технологий на внимание, когнитив- ный контроль и другие как низкоуровневые, так и сложные когни- тивные функции. В большом количестве работ оценка нормативного и чрезмерного использования ИКТ детьми и подростками прово- дится методом самоотчета (либо опроса учителей/роди телей – для младших возрастов). Существенное влияние на результаты также оказывает специфика дизайна того или иного исследования: в ряду каких переменных осуществляется анализ использования цифровых устройств, оценивается ли отдельный вид активности либо совокуп- ное экранное время, учитывается ли характер контента и т.д. Для продвижения в этой научной области можно определить несколько векторов дальнейших исследований. В первую очередь необходимо изучение каузальной направленности обнаруженных корреляций: хотя обычно предполагается, что цифровые техноло- гии приводят к дефициту внимания и когнитивного контроля, можно предположить и обратное. Например, возможно, что дети с СДВГ просто предпочитают больше смотреть телевизор из-за своих когнитивно-поведенческих предрасположенностей (более высокого порога взаимодействия и предпочтения более стимули- рующей среды), а дети, которым трудно удерживать внимание на одной задаче, могут быть скорее склонны к более высокой ММЗ. Кроме этого, необходимо создание единой теоретико-методо логи- ческой платформы, дальнейшая работа по выявлению индивидуаль- ных и контекстных различий при использовании ИКТ, совершен- ствование методов диагностики внимания и его нару шений. Память.Использование Интернета как практически не ограни- ченного по объему и общедоступного источника информации может Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 195 приводить к трансформации способов ее получения, переработки, хранения и оценки, что ставит перед исследователями проблему изучения влияния цифровых технологий на память как одну из важ- нейших высших психических функций. Коротко остановимся на основных направлениях изучения влияния цифровых технологий на память. Подчеркнем, что большинство исследований, которые представлены на данный момент в этой области, проводились на студентах – представителях поколения «Игрек», некоторые из них сейчас уже стали родителями поколения «Альфа» и младших пред- ставителей «Зет», исследовательские данные по которым только начинают появляться. Тем не менее выявленные на более старшем поколении феномены и эффекты дают возможность предположить особенности их проявления и, очевидно, трансформаций в контек- сте все более ранней цифровой инициации детей в условиях сме- шанной реальности. Транзактивная память и эффект Google. Одной из наиболее известных работ в области изучения воздействия Интернета на память стал эксперимент научного коллектива Колумбийского уни- верситета под руководством Б. Спэрроу: испытуемым предлагалось запоминать определенную информацию, представленную на экране компьютера с разными условиями (Sparrow, Liu, Wegner, 2011). Результаты показали, что испытуемые, которые заранее знали, что информация сохранится на электронном носителе и, следовательно, будет доступна, запоминали ее хуже участников, которым было ска- зано, что после прочтения данные будут полностью удалены. Дан- ный феномен опирается на разработанную в 80-х гг. концепцию транзактивной памяти (Wegner, 1986) – формы памяти, возни- кающей при длительных отношениях в группах или, например, между супругами, когда люди начинают в определенных случаях полагаться на память другого. Система транзактивной памяти в зна- чительной степени определяется принципом эффективности, согласно которому выгоднее обмениваться информацией в группе, чем запоминать все индивидуально. Таким образом, транзактивная память дает возможность когнитивной разгрузки, что позволяет направлять когнитивные усилия на решение других задач. В опоре на эти представления Б. Спэрроу с коллегами показала, что Интер- нет выступает новым ресурсом транзактивной памяти. Позднее РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 196 подобное влияние интернет-технологий также получило название эффекта Google, который первоначально обозначался следующим образом: уверенность цифрового поколения в том, что сохранности электронной информации ничего не угрожает, закрепляет в памяти путь к ней, а не ее содержание. Результаты дальнейших исследова- ний расширили представления об этом эффекте. Исследователи Калифорнийского университета подтвердили, что сохранение информации на компьютере действительно ухуд- шает ее запоминание, но при этом способствует улучшению памяти на информацию, которая не будет сохранена в электронном виде (Storm, Stone, 2015). Такие результаты согласуются с идеей о том, что человеческое сознание расширяется за счет внешних ресурсов (Clark, Chalmers, 1998). Цифровые устройства и Интернет могут рассматриваться как «киберпротез», который дает новые возмож- ности человеку для осуществления различной деятельности, и воспри нимаются как продолжение себя, например, выступая храни лищем знаний и воспоминаний – «киберпамятью». Феномен расши ренной личности в контексте активного использования Интернета был подтвержден в ряде исследований поисковой актив- ности в Сети и запоминания информации. В рамках систематизиро- ванного обзора восьми исследований по данному направлению (N = 1917) было показано, что использование Интернета для поиска информации может приводить к размыванию границ между внутрен ней памятью человека и знаниями, в ней содержащимися, и знаниями, хранящимися вовне – в Интернете (Ward, 2021). По сравнению с теми, кто при ответе на тривиальные вопросы опира- ется на свою память, участники исследования, использующие для ответов поиск в Google, выше оценивают свои способности думать и запоминать. Таким образом, возникает иллюзия, которая заключа- ется в том, что информация в Сети принимается за свое собствен- ное знание, которое вроде бы всегда доступно. Такой эффект переоценки своих когнитивных способностей, в том числе памяти, и так зачастую свойственный детям (Danovitch et al., 2017), может усиливаться в юном возрасте за счет интенсив- ного использования цифровых устройства. Это также приводит к изменению в метакогнитивных процессах, например, смещению сроков их формирования или снижению мотивации к познаватель- Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 197 ной активности и любознательности (Danovitch, 2019). Такие пред- положения основываются частично на данных, полученных на взрослых, и, безусловно, требуют эмпирических доказательств на разных возрастных выборках детей. Использование Интернета для поиска любой информации легко может становиться устойчивой практикой. В серии эксперимен- тальных исследованиях было показано, что чем чаще человек использует Интернет как внешний ресурс для получения информа- ции, тем более он склонен и в дальнейшем опираться на такой поиск, даже если это требует больше усилий, чем воспроизведение информации из собственной памяти (Storm, Stone, Benjamin, 2016). В частности, участники, которые использовали Google для ответа на первоначальный набор сложных вопросов, с большей вероятно- стью решили использовать Google при ответе на новый набор отно- сительно легких вопросов, чем участники, которые отвечали на первоначальные вопросы по памяти. Это может вызывать опасения, поскольку извлечение информации из памяти, даже неудачное, имеет ряд мнемонических преимуществ, чем простое прочитыва- ние (Marsh, Rajaram, 2019). Результаты еще одного исследования эффекта поисковой онлайн-активности на память продемонстриро- вали, что поиск информации в Интернете связан с более низкой точ- ностью ее запоминания по сравнению с традиционным поиском в книжных энциклопедиях (Dong, Potenza, 2015). Можно предпо- лагать, что для детей, растущих в условиях смешанной реальности, важно соблюдать баланс между использованием колоссальных воз- можностей Интернета как источника знаний и практикой опоры на собственные внутренние ресурсы памяти. Пространственная память. Зависимость от использования онлайн-навигаторов может повлиять на нашу способность ориенти- роваться в мире, поэтому исследователи в этом контексте нередко обращаются к изучению пространственной памяти. Эмпирические данные показывают, что люди настолько доверяют навигационным системам, что за рулем могут слепо следовать ошибочному GPS- направлению, подвергая себя опасности (Hansen, 2015). Голосовая навигация также снижает пространственную память: участники эксперимента из группы, где использовалась голосовая навигация, значительно хуже справились с заданиями на проверку ориентиров РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 198 и маршрута после его прохождения, а также рисовали значительно более простые и фрагментарные карты при оценке знания местно- сти (Burnett, Lee, 2005). Тем не менее некоторые последующие исследования демонстрируют, что при определенных условиях негативное влияние навигационных устройств на пространствен- ную память может нивелироваться (Parush, Ahuvia, Erev, 2007; Boari et al., 2012). Не только системы навигации, но и распространение в социальных сетях возможности отметить свое местоположение могут представлять новые практики формирования пространствен- ной памяти, которые исследователи рассматривают в позитивном ключе (Frith, Kalin, 2015). Голосовые помощники и память. Перспективной представляется линия исследований, связанных с изучением памяти в связи с рас- пространением голосовых помощников (Atkinson, Barker, 2021). Австралийские исследователи предполагают, что с совершенство- ванием голосовых помощников на основе искусственного интел- лекта пространственная модель организации знаний в системе транзактивной памяти (где хранится информация) несколько усту- пает место процедурной памяти, накапливающей опыт выполнения предыдущих действий и определяющей поведение (например, не отслеживаемые в полной мере на сознательном уровне формули- ровки запросов голосовым помощникам как к собеседникам). Такой род взаимодействия с голосовыми помощниками – как субъектами системы транзактивной памяти – способен изменить то, как чело- век думает, рассуждает и творит. Исследование таких изменений особенно актуально в связи с активным использованием голосовых помощников детьми (Солдатова, Дренева, 2019). В исследованиях последних лет подчеркивается, что Интернет на самом деле представляет собой нечто совершенно новое и отличное от предыдущих систем транзактивной памяти: во-первых, на поль- зователя практически не возлагается ответственности за сохранение уникальной информации для использования другими людьми (как это обычно требуется в человеческих сообществах); во-вторых, в отличие от других транзактивных хранилищ памяти, Интернет – это единое целое, содержащее любую информацию, для доступа к которой достаточно сделать несколько кликов в поисковой строке браузера. Поэтому он не требует от человека помнить, какая именно Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 199 информация хранится во внешнем хранилище или даже где она находится в глобальной сети (Firth et al., 2019). Интернет выступает «сверхнормальным стимулом» для транзактивной памяти, в резуль- тате чего все другие варианты когнитивной разгрузки (включая книги, друзей, общество) становятся ненужными, поскольку их обгоняют новые возможности хранения и поиска внешней информа- ции, предоставляемые Интернетом (Ward, 2013). Тем не менее, рас- суждая таким образом, авторы не всегда учитывают специфику ряда интернет-ресурсов, в первую очередь социальных сетей, которые являются отцифрованными сообществами людей и воспроизводят характеристики социальных взаимодействий в реальном мире. Визуальная и автобиографическая память. Практика фотогра- фирования и видеосъемки повседневных событий из жизни чело- века (и их выкладывания в социальные сети) становится все более популярной благодаря распространению смартфонов и различных социальных сетей, предназначенных для обмена аудиовизуальной информацией. Существует мнение, что если эта практика стано- вится регулярной, то она может стать причиной ослабления класси- фикации, систематизации и воспроизведения событий. Результаты одного из первых исследований влияния использования смартфона как фотоаппарата на память человека показали, что фотографирова- ние объектов во время экскурсии по художественному музею ухуд- шает их запоминание: участники продемонстрировали более низ- кую способность распознавать объекты, которые они видели ранее (Henkel, 2013). Данные, полученные в исследовании, где студенты сами выбирали во время экскурсии с аудиогидом, что фотографиро- вать, напротив, демонстрируют, что показатели зрительной памяти выше при фотографировании, хотя слуховая память на информа- цию из аудиогида о сфотографированных экспонатах хуже, чем в контрольной группе, где фотоаппарат не использовался (Barasch et al., 2017). Получены также данные о том, что использование порта- тивного устройства для фотографирования или обмена впечатле- ниями в социальных сетях ухудшает память о пережитом как сразу, так и спустя неделю (Tamir et al., 2018). Результаты другого каче- ствен ного исследования показали, что выкладывание информации в социальные сети и фото на смартфоны помогают развить топогра- фическую память, которая может как заменить, так и дополнить РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 200 воспоминания человека о его окружении и пережитом опыте (Özkul, Humphreys, 2015). Отметим, что хотя эмпирических данных пока недостаточно (Soares, Storm, 2018), возможно, пользователи соци- альных сетей, сталкивающиеся с функцией ограниченного во вре- мени обмена фото и видео (например, функцией «Stories» в Instagram) будут подвержены тому же воздействию на память, что было обнаружено в исследованиях Б. Спэрроу, когда лучше запо- миналась информация, удаляемая с цифрового носителя (Wilmer, Sherman, Chein, 2017). Использование социальных сетей также может быть связано с особенностями развития памяти. Например, существуют данные о том, что плотность серого вещества в областях мозга, связанных с социальным познанием и ассоциативной памятью, коррелирует с размером сети онлайн-контактов (Kanai et al., 2011). Практика использования социальных сетей для выкладывания различной информации также может оказывать положительное воздействие на память. Например, в исследовании цифрового сторителлинга сту- денты, выкладывавшие свои истории в Интернете в течение 13 недель, показали значимое улучшение объема зрительной памяти (Sarıca, Usluel, 2016). Исследования автобиографической памяти в связи с использованием социальных сетей обнаруживают как позитивные, так и негативные эффекты (Heersmink, 2016а; Marsh, Rajaram, 2019). Рабочая память. Еще одно направление исследований влияния цифровых технологий связано с изучением рабочей памяти. Резуль- таты эксперимента, который проводили Н. Карр и его коллеги, показали, что представители поколения Google (в данном случае те, кто родился после 1993 г.) продемонстрировали значительно более слабую работу памяти, чем участники эксперимента, родившееся раньше (Карр, 2012). На основе метаанализа данных исследований когнитивных показателей у людей с проблемным использованием Интернета было показано, что такое состояние связано со значи- тельным когнитивным дефицитом, в том числе в рабочей памяти (N = 380) (Ioannidis et al., 2019). Тем не менее недавние наблюдения выявили, что значительной разницы в точности выполнения зада- ний на рабочую память у людей с интернет-зависимостью и без нее не было обнаружено (Wang et al., 2020). При этом испытуемые Глава 2. Особенности когнитивного развития детей и подростков в условиях цифровизации повседневности 201 с интернет-зависимостью даже лучше справлялись с более сложной серией задач на рабочую память. В одном из крупнейших на сегодняшний день исследований, посвященных изучению влияния Интернета на когнитивную дея- тельность детей, – проекте Adolescent Brain Cognitive Development (ABCD) Study – также исследовалась рабочая память (Walsh et al., 2018). Первоначальная выборка исследования составила 4520 пар американских детей (в возрасте 8–11 лет) и их родителей. В семьях спрашивали об экранном времени, физических упражнениях и сне детей, а также проводили диагностику их памяти и обучаемости. В рамках проекта изучалась связь между соблюдением «Канадских рекомендаций по суточной активности для детей и подростков» (заниматься физическими упражнениями не менее часа в день, спать 8–11 часов в зависимости от возраста и проводить не более 2 часов экранного времени для досуга и развлечений) и когнитив- ным развитием, включающим такие параметры, как речевые спо- собности, эпизодическая память, управляющие функции, внимание, рабочая память и скорость обработки информации. Результаты показывают, что дети, которые соблюдали все эти рекомендации, характеризовались более высокими показателями когнитивного развития, причем ограниченное экранное время и оптимальный режим сна имели самую сильную связь с лучшими показателями познавательных способностей, в том числе и с рабочей памятью. В то же время в исследовании дошкольников (N = 190) не было получено различий в состоянии рабочей памяти у детей с разным экранным временем (Jusienė et al., 2020). С использованием цифровых устройств получает распростране- ние режим многозадачности, а точнее – медиамногозадачности (см. выше), который среди подрастающего поколения становится доминирующим и повсеместным modus vivendi (Солдатова и др., 2020б). В исследованиях медиамногозадачности изучается эффект такого поведения на функционирование памяти (Солдатова и др., 2020а). Результаты исследования молодежи показали, что по срав- нению с «легкими» медиамногозадачниками «тяжелые» харак- теризовались не только более низким объемом рабочей памяти, но и ухудшением функционирования долговременной памяти (Unchaper, Thieu, Wagner, 2016). Отрицательная связь между РОЖДЕННЫЕ ЦИФРОВЫМИ: семейный контекст и когнитивное развитие 202 медиамногозадачностью и рабочей памятью была обнаружена и в ряде других исследований (например: Ralph, Smilek, 2017). В то же время существуют такие работы, в которых данной связи уста- новлено не было, в том числе на подростковых выборках (напри- мер: Baumgartner et al., 2014). Подводя итоги, отметим, что область исследований влияния цифровых технологий и Интернета на память детей и подростков остается недостаточно разработанной. Большинство данных полу- чено на взрослых выборках, а результаты зачастую носят противо- речивый характер. За неимением достаточных эмпирических фак- тов исследователи строят гипотезы по поводу влияния эффекта Google на память маленьких детей, которые находятся в процессе развития эффективных стратегий запоминания и быстрого приоб- ретения семантических знаний (Danovitch, 2019). Одна из возмож- ностей заключается в том, что дети могут не чувствовать себя обя- занными запоминать информацию, доступ к которой можно получить с помощью устройства, что задерживает развитие эффек- тивных стратегий организации и запоминания информации. Напри- мер, детям больше не нужно запоминать номера телефонов своих друзей. Кроме того, облегченный онлайн-доступ к информации освобождает от запоминания некоторых фактических сведений. В результате у них может быть меньше возможностей для изуче- ния и применения таких мнемонических стратегий, как воспроиз- ведение или категоризация. С другой стороны, возможно, дети могут направить свои когнитивные ресурсы на запоминание или понимание более сложной информации, которую невозможно легко получить из Интернета, например, отношения между поня- тиями. Исследователи также рассуждают, что в рамках конкретного социокультурного контекста адаптивные стратегии человека могут трансформироваться: для подрастающего поколения способность к поиску, отбору, оценке и синтезу информации в Интернете может быть важнее способности хранить большое количество информа- ции во внутренней памяти (Heersmink, 2016b). Актуальными также представляются исследования памяти в контексте роста использо- вания социальных сетей среди детей и подростков и разработки программ искусственного интеллекта. |