Хрестоматия. Петухов. Том 3. Книга 2. Учебник по общей психологии, предназначено для проведения семинарских занятий по данному курсу и самостоятельного чтения
 Скачать 20.88 Mb.
|
|
6. Исследования процессов умозаключения и принятия решения Г. Глейтман, А. Фридлунд, Д. Райсберг МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС: РАССУЖДЕНИЕ И ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ1 При постановке задачи цель задана, но средства для ее достижения еще требуется найти. И как мы уже поняли, цели, которые определяют задачу, бывают совершенно разными. Одни из них — механические (например, починка машины), другие связаны с вычислениями (решение задачи с водой и сосудами), третьи — социальные (например, нахождение деликатного способа отклонить приглашение). Еще одна форма решения задач представляет особый интерес. Это рассуждение, цель которого заключается в том, чтобы определить, какие выводы можно сделать из конкретных предпосылок или исходных положений. Как люди рассуждают? В течение многих лет ученые считали, что люди, рассуждая, используют процессы, подобные законам формальной логики. Так, Джордж Буль (математик XIX в., разработавший булеанскую логику, лежащую в основе многих компьютерных операций) написал трактат о законах логики под названием «Исследование законов мысли». Однако его положения сегодня вызывают серьезные сомнения. Законы логики говорят нам о том, как следует думать, но они не объясняют того, как люди думают на самом деле. Дедуктивное рассуждение При дедуктивном рассуждении человек пытается установить, можно ли вывести конкретное заключение из имеющихся предпосылок. По мнению логиков, валидность дедукции зависит от небольшого количества 1 Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Основы психологии. СПб.: Речь, 2001. С. 381-390. Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс. 581 правил, уложенных в рамки четких логических отношений. Но следуют ли люди этим правилам? Классическим примером дедуктивного рассуждения служит анализ силлогизмов — операция, восходящая к Аристотелю. Каждый силлогизм содержит две предпосылки и заключение. Вопрос состоит в том, истинно или ложно заключение, выведенное из предпосылок (рис. 1). Вот два примера таких силлогизмов: Все А есть В. Все В есть С. Следовательно, все А есть С. (Заключение истинно.) Все А есть В. Некоторые В есть С. Следовательно, все А есть С. (Заключение ложно.) Ниже приведены те же самые силлогизмы, воплощенные в конкретных примерах. Все произведения искусства прекрасны. За всеми прекрасными вещами нужно ухаживать. Следовательно, за всеми произведениями искусства нужно ухаживать. (Заключение истинно.) Все произведения искусства красивы. Некоторые красивые вещи стоят дорого. Следовательно, все произведения искусства стоят дорого. (Заключение ложно.) Заметим, что истинность заключений этих (или любых других) силлогизмов зависит лишь от того, подчиняется ли заключение, выведенное из предпосылок, законам логики. Истинность или ложность предпосылок не имеет отношения к истинности самого заключения. Например, заключение следующего силлогизма, хотя и выведенное из абсолютно ложных предпосылок, является логически истинным. Все произведения искусства сделаны из бобов. Все, что сделано из бобов, можно превратить в часы. Следовательно, все произведения искусства можно превратить в часы. (Заключение истинно.) 582 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления До XIX в. большинство философов были убеждены в том, что способность оценивать силлогизмы является неотъемлемой частью человеческого разума. Некоторое разочарование вызвали результаты психологических экспериментов, показавшие, что ученики делают огромное количество ошибок при оценке силлогизмов. Точнее, их оценка варьировалась в зависимости от тех или иных факторов, и некоторые силлогизмы казались им легче, чем другие. (Последний из приведенных выше силлогизмов оказался одним из легких; а вот ложный силлогизм — одним из самых трудных). Испытуемые были также более точными, если силлогизм задавался конкретным примером, нежели абстрактными понятиями. Тем не менее, при оценке истинности или ложности силлогизмов ошибки были частыми, иногда достигая уровня 80%'. Более того, ошибки участников не были результатом лишь простой невнимательности. Оценив силлогизмы, они опирались на системные стратегии, которые часто заводили их в тупик. Например, испытуемые чаще оценивали заключение как истинное, если оно казалось им правдоподобным, — абсолютно независимо от того, следовало ли заключение логически из имеющихся предпосылок. Так, они чаще соглашались с заключением «за всеми произведениями искусства нужно ухаживать» в первом примере, чем с заключением «все произведения искусства можно превратить в часы». Оба заключения логически вытекают из своих предпосылок, однако первое правдоподобно и поэтому чаще определялось как истинное.  Рис. 1. Дедуктивное рассуждение 1 См.: Gilhooly К. Thinking: Direct, undirected and creative. N. Y.: Academic Press, 1988. Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс, 583 В некоторых случаях это полезная стратегия: испытуемые делали все возможное, чтобы оценивать заключения силлогизмов, исходя из всего того, что они знали. Однако в то же время эта стратегия означает полное непонимание законов логики. Силлогизм вовсе не говорит нам о том, что заключение есть истина. Он просто говорит о том, что заключение следует (или не следует) из данных предпосылок. Стратегия, используемая многими людьми, показывает, что они не понимают этого. Эта стратегия заставляет их считать заключение истинным, если они с ним согласны, даже если исходные предпосылки не поддерживают его; и считать ложным заключение, с которым они не согласны, даже если оно логически следует из имеющихся предпосылок. Индуктивное рассуждение При дедуктивном рассуждении мы идем от общего к частному. Мы отталкиваемся от общего правила (Все люди смертны) и оцениваем, применимо ли это к конкретному случаю (Смит — человек). Однако большинство наших рассуждений носят индуктивный характер, при котором процесс идет в обратном направлении: мы идем от частного к общему. Мы рассматриваем множество различных случаев и пытаемся вывести общее правило, объединяющее все эти случаи. Индуктивное рассуждение лежит в основе научной деятельности, поскольку цель науки состоит в определении общих законов, которые определяют внешне совершенно несопоставимые, частные явления. Сначала ученые постулируют гипотезу — вероятностное суждение о законах окружающего мира — и потом пытаются подтвердить ее. Однако гипотезы выдвигаются и обычными людьми, которые пытаются понять (и таким образом предсказать, или даже изменить) порядок событий. Мы замечаем удрученность друга и выдвигаем гипотезу, объясняющую его уныние. Мы не можем завести автомобиль и выдвигаем гипотезу о том, что именно в нем неисправно. Выдвинутая гипотеза может и не подтвердиться, но она, тем не менее, является попыткой решить частную задачу с помощью какого-либо общего правила. Суждение на основе частоты На основе чего мы выдвигаем гипотезы — о настроении друга, о причине неисправности автомобиля или о возможных будущих действиях политика? Во многих случаях это сильно зависит от характера фактов из прошлого. Насколько часто политик сдерживал свои обещания? Как часто бессонница была причиной плохого настроения друга? Сколь- 584 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления ко раз регулировка зажигания помогала завести автомобиль? И сколько раз это не помогало? Подобные вопросы часто создают базу для выдвижения гипотезы: мы спрашиваем себя, насколько часто случалось то или иное событие, и используем это для определения вероятности того, что произойдет в будущем. Таким образом, гипотезы (и в сфере науки, и в повседневной жизни) зависят от частоты — оценки того, насколько часто мы сталкиваемся с событием или предметом. Факты свидетельствуют о том, что мы нередко определяем частоту с помощью простой стратегии: мы пытаемся вспомнить конкретные случаи, имеющие отношение к нашей гипотезе; политиков, сдержавших свои обещания, или друзей, которые были не в настроении после бессонной ночи. Если примеры легко приходят нам на ум, мы делаем вывод, что эта ситуация является распространенной; если примеры вспоминаются только после значительного усилия, мы заключаем, что этот случай редок. Эту стратегию можно рассматривать как эвристику доступности, поскольку для вынесения суждения мы используем доступность примеров как основу для оценки вероятности. Эта стратегия довольно эффективна. Задайте себе вопрос: большинство ваших друзей — мужчины или женщины? Если первые шесть человек, пришедшие вам в голову, оказались мужчинами (или если это — четыре женщины и двое мужчин), вы сделаете очевидный вывод и, вероятно, будете правы. Однако в других условиях эта стратегия может привести к ошибке. В одном из экспериментов участников спросили: учитывая все слова английского языка, в какой позиции чаще встречается буква R— в начале слова (rose, robot, rocket) или в третьей позиции (care, strive, tarp)? Больше 60% участников ответили, что Rчаще находится в начале слова, хотя на самом деле правильно обратное, причем разница довольно велика. Причина этой ошибки кроется в доступности примеров. Испытуемые вынесли свое суждение, попытавшись вспомнить слова, где первой буквой была R, и они легко пришли им на ум. Затем они попытались вспомнить слова, где буква Rбыла третьей, и это далось им с некоторым усилием. Эта разница в легкости извлечения информации из памяти показала лишь то, что словарь нашей памяти — так же как и печатные словари — организован в соответствии с первым звуком в слове, поэтому нам легче осуществлять поиск слов, начинающихся с известной первой буквы. Ответы испытуемых отразили ту информацию, которая им более доступна, даже если она, как в данном случае, совершенно не соответствует действительности1. 1 См.: Tversky A., Kahneman D. Availability: A heuristic for judging frequency and probability // Cognitive Psychology. 1973. 5. P. 207-232. Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д Мыслительный процесс. 585 Экстраполирование имеющихся наблюдений Эвристика доступности используется при анализе широкого круга ситуаций, включая и те случаи, когда мы пытаемся вынести суждение большой значимости. Поэтому неприятно сознавать, что эта полезная стратегия может привести к ошибке. То же можно сказать и о еще одной стратегии, которую мы используем при обобщении полученной информации. Множество категорий, с которыми мы сталкиваемся, имеют идентичные признаки: люди не сильно различаются по количеству пальцев или ушей, все птицы имеют перья, во всех комнатах в гостиницах есть стулья. Такая идентичность может показаться тривиальной, но она имеет большое значение: позволяет нам экстраполировать наблюдения, и таким образом мы знаем, чего ожидать, когда в следующий раз увидим птицу или войдем в гостиничный номер. Такое экстраполирование, основанное на предполагаемой идентичности признаков, в общем-то благоразумно, но мы часто переоцениваем эту стратегию, экстраполируя наблюдения даже тогда, когда этого явно не стоит делать. Другими словами, мы становимся жертвами эвристической репрезентативности — стратегии, которая предполагает, что каждый случай является типичным для всего класса. Использование этой стратегии становится очевидным, когда кто-то приводит в качестве доказательства следующий аргумент: «Почему вы считаете, что сигареты вызывают рак? У меня есть тетушка, которая курит сигареты и совершенно здорова в свои 82 года!». Подобные аргументы часто приводятся в спорах и даже на страницах учебников, они черпают свою силу в нашей чрезмерной склонности делать общие выводы из единичного случая. Мы действуем так, как будто тетушка рассказчика является типичным представителем всех курильщиков, хотя есть все основания подозревать, что это не так. В лабораторных условиях участники эксперимента очень часто делают обобщения на основе единичного случая, даже когда их предупреждают, что этот случай никоим образом не типичен. В одном из исследований участники смотрели видеозапись интервью с охранником тюрьмы. Одним из них предварительно сообщили, что этот охранник совершенно нетипичен и выбран для интервью только из-за своих крайних взглядов. Другие не получили такого предупреждения. После просмотра видеозаписи у участников поинтересовались, каковы их взгляды на тюремную систему, и их мнение было напрямую связано с тем, что они увидели: прослушав интервью с озлобленным, жестоким охранником, испытуемые были убеждены, что все тюремные охранники жестоки и бесчеловечны. Примечательно и то, что испытуемые, которых предупредили о нетипичности интервьюируемого охранника, были склонны сделать такой же 586 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления вывод; похоже, что использование эвристической репрезентативности в данном случае оказалось сильнее предостережения1. Такие эвристические ошибки легко могут вызвать тревогу и беспокойство. Поэтому необходимо еще раз подчеркнуть, что в общем эвристики приносят нам пользу. Если категория встречается часто, мы храним множество ее примеров в своей памяти. Следовательно, суждения, сделанные на основе высокой вероятности или распространенности явления, чаще всего оказываются верными. Многие из встречающихся нам явлений обладают однородностью важнейших характеристик, поэтому экстраполяция на основе предполагаемой типичности также обычно оправданна. К тому же обе эти стратегии отличает быстрота и легкость применения, так что если иногда они и приводят к ошибке, это уравновешивается их эффективностью. Кроме этого, важно отметить, что мы не всегда полагаемся на эти стратегии при вынесении суждений. В некоторых случаях мы понимаем, что представитель какой-либо категории не типичен, и поэтому не беремся судить обо всей категории в целом, опираясь на наблюдение лишь нескольких примеров. В других ситуациях мы считаем, что большая выборка данных более информативна, чем малая. Было сделано несколько предположений, почему мы иногда внимательны к этим факторам, а иногда — нет, но в данный момент на этот счет нет единой точки зрения2. Склонность искать подтверждение И все же, хотя мы используем эвристики во многих ситуациях, они нередко приводят нас к ошибке. Однако можно надеяться, что эти ошибки будут исправлены при дополнительном поступлении информации. Так, мы можем сначала впасть в заблуждение под действием рассказа «о человеке, который...», но набравшись опыта, сталкиваясь все чаще и чаще с фактами, которые противоречат этому утверждению, мы придем к обратной точке зрения. Другими словами, рассказ о 82-летней тетушке-курильщице может поначалу убедить нас в том, что курение безвредно, но рассказы о других (более типичных) жертвах курения повернут наши рассуждения в правильную сторону. Однако существует определенный механизм, 1 См.: Kahneman D., Tversky A. Subjective probability: A judgment of representativeness // Cognitive Psychology. 1972. 3. P. 430-454; Kahneman £>., Tversky A. On the psychology of prediction // Psychological Review. 1973. 80. P. 237-251; Hamill ft, Wilson T.D., Nis- bett R.E. Insensitivity to sample bias: Generalizing from atypical cases // Journal of Personality and Social Psychology. 1980. 39. P. 578-589; Nlsbett R.E., Ross L. Human inference: Strategies and shortcomings of social judgment. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice-Hall, 1980. 2 См.: Nisbett R. Rules for reasoning. Hillsdale, N. J.: Eribaum, 1993; Gigerenzer G. Hoffrage U. How to improve Bayesian reasoning without instruction: Frequency formats // Psychological Review. 1995. 102. P. 684-704; Kahneman D., Tversky A. On the reality of cognitive illusions // Psychological Review. 1996. 103. P. 582-91. Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс, 587 который работает против такой самокоррекции. Этот механизм, называемый склонностью искать подтверждение, принимает самые разные формы. Во-первых, когда у людей появляется возможность получить новую информацию, они склонны находить ту информацию, которая будет подтверждать их убеждения, а не ту, которая может изменить их. Во-вторых, если люди получают информацию, согласующуюся с их точкой зрения, и информацию, которая расходится с ней, они склонны серьезно относиться к первой, не принимая в расчет вторую: мы воспринимаем факты, поддерживающие наши взгляды, и эти факты усиливают приверженность нашим убеждениям; факты, идущие вразрез с нашей точкой зрения, напротив, встречаются со скептицизмом — подвергаются жестокой критике, трактуются по-новому или полностью игнорируются. Почему, например, люди часто цепляются за ошибочное убеждение в неизбежности выигрыша, когда играют в азартные игры? Данные говорят о том, что карточные игроки очень живо помнят свои победы, поддерживая такими воспоминаниями свою уверенность в том, что они нашли правильную стратегию. Конечно, они помнят и свои проигрыши, но рассматривают их как случайное событие («Мне просто не повезло: у меня была двойка треф вместо туза червей!»). Таким образом, запоминаются подтверждающие убеждение факты и не берутся в расчет опровергающие1. Чем объясняется склонность искать подтверждение? Одна из версий заключается в том, что люди обладают сильным стремлением найти упорядоченность во всем. Мы пытаемся понять все, что мы видим и слышим, и навязать всему этому какую-то организацию. Модель этой организации может быть неправильной, но она лучше, чем ее отсутствие, потому что без подобной организации мы были бы раздавлены избытком информации. Однако положительный эффект такой организации имеет и обратную сторону, поскольку искажение наших взглядов делает трудным изменение ложного убеждения после того, как оно сформировалось. Принятие решения И индукция, и дедукция позволяют нам выносить суждения и формировать убеждения. Однако мы хотим большего — воплощать наши суждения и убеждения в действия. В одних случаях это означает просто двигаться по единственному пути к ясно намеченной цели. В других случаях у нас есть несколько путей и мы должны выбрать, каким из них идти. Как мы делаем свой выбор? На этот вопрос проливают свет исследования процесса принятия решения. 1 См.: Gilovich Т. How we know what Isn't so. N. Y.: Free Press, 1991. 588 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления Эффект оформления задачи Два фактора очевидно связаны с принятием решения. Во-первых, мы должны рассмотреть возможные последствия принятого решения и выбрать более желаемое. Сколько долларов вы хотели бы получить за работу: 10 или 100? Сколько долларов вы заплатили за один и тот же фильм: 5 или 10? В каждом из этих случаев мы без усилий выберем условие наибольшей выгоды или наименьшей цены. Во-вторых, мы должны учитывать риск: какой лотерейный билет вы купили бы — с вероятностью выигрыша один из ста или один из тысячи? Если одному из ваших друзей фильм понравился, а другому — нет, вы захотели бы посмотреть его? А если пятеро ваших друзей посмотрели фильм и всем он понравился, тогда вы захотели бы посмотреть его? В этих случаях нас привлекают условия, которые дают наибольшую вероятность получения того, что представляет для нас ценность (высокий шанс выигрыша в лотерее или просмотр приятного для нас фильма). На принятие решения влияют оба этих фактора — привлекательность результата и вероятность его достижения. Однако оценка этих факторов может сильно зависеть от незначительных изменений в формулировке вопроса или в описании существующих условий. Эти изменения в оформлении задачи могут во многих случаях повлиять на принятие решения, изменив уверенный выбор одного направления на такой же уверенный выбор направления противоположного. Возьмем, к примеру, такую проблему. Представьте, что США готовятся к вспышке необычной болезни, которая, как ожидается, унесет жизни 600 человек. Были предложены две альтернативные программы по борьбе с этой болезнью. Предположим, что точные научные оценки ожидаемых последствий следующие. Если будет принята программа А, то двести человек из шестисот будут спасены. Если будет принята программа В, то с вероятностью 30% все заболевшие будут спасены и с вероятностью 70% никто не будет спасен. Какую из этих двух программ вы бы предпочли? При данной альтернативе явное большинство опрошенных выбрали программу А. Гарантированная выгода оказалась предпочтительней, чем возможность большей выгоды, если эта возможность сопровождалась другой возможностью — потерять все. Это решение само по себе полностью оправданно. Но посмотрим, что произойдет, если опросить людей по той же проблеме, но с другим оформлением условий. Участникам опроса снова говорят, что если не предпринять никаких действий, то болезнь убьет 600 человек. Затем их просят выбрать одну из тех же программ, но условия этих программ оформлены иначе: Если будет принята программа А, четыреста человек умрут. Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс... 589 Если будет принята программа В, то с вероятностью 30% никто не умрет и с вероятностью 70% умрут все заболевшие. При данном оформлении условий большинство опрошенных выбрали программу В. Для них верная смерть четырехсот человек была менее приемлемой, чем вероятность 70% того, что все умрут. Еще раз подчеркнем, что 200 человек спасенных из 600 — это то же самое, что 400 умерших из 600. Единственное различие заключается в оформлении условий задач, но именно оно заставило большинство опрошенных проголосовать не за программу А, а за программу В1. Такое влияние оформления задачи можно пронаблюдать и во многих других ситуациях. Как правило, люди принимают такое решение, чтобы минимизировать потери или полностью избежать их — т.е. демонстрируют явную нерасположенность к потере. Таким образом, если задача оформлена в условиях возможных потерь, то эти условия отталкивают людей, и, если они могут, они выбирают решение, ведущее к уменьшению потерь (так, они выбирали программу В, когда программа А была сформулирована с условием большого количества умерших). И наоборот, людям свойственно держаться за то, что им принадлежит; поэтому, получив что-либо, они не хотят больше испытывать судьбу, демонстрируя нерасположенностъ к риску и старательно избегая авантюр. Нерасположенность к потере является сильной и в то же время неустойчивой тенденцией, как и человеческое нежелание рисковать чем-то, что ты уже имеешь. Принятие того или иного решения во многом зависит от оформления задачи: если задача оформлена в позитивном ключе, человек делает один выбор, если в негативном — другой. Так, большинство врачей примут лечебную программу, давшую в 50% случаев удачный результат, чем программу с 50% -ным неудачным исходом — им неприятно концентрировать внимание на негативном результате. Нерасположенность к лотерее часто удерживает людей от честных игр типа «орел — ты получаешь доллар; решка — я получаю доллар». Их больше пугает возможная потеря, чем привлекает вероятность выигрыша, поэтому игра кажется им непривлекательной. Действительно ли люди нерациональны? Итак, мы рассмотрели обширный (и, может, даже пугающий) перечень ошибок, недостатков и противоречий человеческого мышления. На самом ли деле люди так склонны к ошибкам? Если это так, то как же нам удалось достичь того, что мы имеем в математике, философии, естественных науках? Все дело в том, что стратегии нашего мышления и рассуждения гораздо чаще приводят нас к правильным решениям и выводам, чем к ошибкам. 1 См.: Kahneman D„ Tversky A. Choices, values and frames // American Psychologist. 1984. 39. P. 341-350. 590 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления К тому же важно помнить, что великие достижения человечества получены в результате совместных усилий. В основе каждого открытия лежит труд множества предыдущих поколений, и мы унаследовали от наших предков эффективный интеллектуальный инструментарий, включая методы сбора первичных данных и их анализа. Такое обеспечение может дополнить собственные ограниченные возможности каждого человека и таким образом минимизировать ошибки. Большинство открытий к тому же зависят от взаимодействия исследователей, работающих в смежных областях. Ошибки, в которые впадает большинство, могут все же быть выявлены меньшинством, и вероятно, этого достаточно, чтобы не сбиться с курса. Подобным образом один ученый может легко впасть в заблуждение и не замечать фактов, которые могут опровергнуть его гипотезу. Но другой ученый может склоняться к другой гипотезе и поэтому будет очень рад опровергнуть доказательства первого исследователя. Такие отношения соперничества играют большую роль в поиске научной истины, искореняя ошибки и выправляя искаженные убеждения. Многочисленные исследования процессов мышления и принятия решения могут заставить нас пересмотреть свои ключевые позиции в отношении интеллектуальных поисков и природы разума. На первый взгляд, разум проявляется в стремлении избежать ошибок, но, возможно, в действительности рациональным является проявление терпимости к некоторым ошибкам, если альтернатива отнимает слишком много времени для принятия решения. Лучше жить, совершая ошибки, но действуя, чем потратить всю жизнь на размышления в бездействии. Таким же образом разум, вероятно, должен способствовать преодолению внутренних противоречий. Но другие силы могут перевешивать потребность во внутренней согласованности. Например, возможно, что нерасположенность к потере — настолько сильный аргумент, что будет разумным допустить некоторое внутреннее противоречие, чтобы случайно не остаться без штанов. |