СМАЛЬ риторика УМК. Учебнометодический комплекс Брест Бргу имени А. С. Пушкина 2021 удк 82. 085 (075. 8) Ббк 83. 7 я 73 Рецензенты
 Скачать 0.77 Mb.
|
|
Великая сила творчества Одна моя подруга очень любит шить. Любовь к ниткам, иголкам и ножницам досталась ей от бабушки, которая славилась своими «заботливыми руками». Она часто брала шить вещи «на заказ", это был один из источников дохода семьи моей, тогда пятилетней, подруги. Девочка тоже что-то пыталась мастерить, но, конечно, лишь для собственного самовыражения. Очередной ее поделкой была сумочка, но вот беда – в запасах маленькой рукодельницы не находилось подходящего материала для подклада. И вдруг ее взгляд упал на отрез ткани, который за день до этого принесла очередная заказчица для бабушки. Момент – и в ход пошли ножницы. Когда же в комнате появилась бабушка, сумочка была уже почти готова, да еще сбоку с бантиком из все той же «запретной» ткани. «Что же ты натворила!?» – укоризненно – ошарашенно – удивленно воскликнула бабушка. Сейчас я думаю, что, вероятно, в тот момент девочка действительно ТВОРИЛА. Она настолько была увлечена, что не всегда адекватно воспринимала предметы, выходящие за предмет ее творчества – они были не важны в тот момент. Она как бы «забыла», что этот (бабушкин) материал брать нельзя. Какой же силой должно обладать творчество, чтобы полностью увести человека от реальности вещей в мир эмоций и чувств! Попробуйте «поиграть» со словами, однорядными с «творчеством». Творить, творение, упомянутое выше «натворить», «сотворить». А главное – «творец» – создатель. На мой взгляд, эти слова содержат внутреннюю активность, динамику действие, которое приводит к определенному результату. Почему об одних видах деятельности говорят «делать», а о других – «творить»? Можно ли каждое произведение искусства назвать «творением»? Нужно ли каждому человеку быть творческим? Где-то в груди что-то трепещет, дрожит, перекатывается волнами в легких, в животе, разогревает ладони и ступни ног и кричит, разгоняется, прорывается наружу, стремится выразиться, оформиться, обрести контур. Не важно, что это будет – музыкальное произведение, картина, стихотворение, танец, платье, новое слово в науке, идея, которая принесет вам определенную материальную и моральную пользу, изысканный деликатес, которого не пробовал до этого «язык человеческий»… В любом случае это будет солнечно, значительно, потому что здесь выразилась, проявилась сила творчества, его мощь. Нередко можно заметить, что пианист после выступления выглядит усталым, «выжатым», а иногда с капельками пота на лбу. Дело не в сложности исполнения пассажей (у профессионалов музыкальная техника отрабатывается до автоматизма в прямом и в переносном смысле). Даже играя произведение другого композитора, пианист, как и другой музыкант, вкладывает всю гамму своих эмоций, фантазий и старается донести до слушателя этот тяжелый сосуд, не расплескав ни капли. Вспомните биографии великих композиторов прошлого, которые записывали вновь рождающуюся в них музыку на манжетах своих рубашек. Может, истинная причина не в отсутствии бумаги из-за материальных трудностей? Ведь в поисках чистого листа можно потерять часть драгоценного груза внутреннего пока еще творчества без формы, донести его не в изначальном содержании. Может, дело в некоем толчке, призыве к действию – не когда-нибудь, а здесь и сейчас? Профессор Антонио Менегетти считает, что единственный подходящий эпитет для слова «жизнь» – творчество. Только тогда можно говорить о человеке-лидере, сильной личности, хозяине собственной жизни. Творчество являлось выражением силы, передает ее человеку-творцу. Творения, созданные таким человеком, передают эту силу другим людям, готовым ее принять. А что, если посмотреть на свою жизнь как на настоящее искусство? Студент филологического факультета Задание: Назовите использованные автором способы подготовки аудитории к восприятию выступления. Текст 4 Интернет в нашей жизни Интернет – это слово у всех на слуху. Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили, когда вы впервые попробовали очутиться в каком-нибудь закоулке всемирной информационной паутины. И каковы были ваши впечатления? Ожидали большего? А ведь на самом деле у интернета очень большие и разнообразные возможности, может быть, даже уникальные. Мы все знаем, что такое интернет, или инет, как ласково и привычно называют его те, кто уже связан с ним очень теплыми отношениями. Это много-много компьютеров по всему миру, которые соединены между собой миллионами километров разных проводов, преимущественно телефонных. Получается единая сеть, всемирная паутина, в которую попалась уже вся более или менее просвещенная часть человечества, независимо от национальности, пола, возраста, моральных устоев и социальной принадлежности. Там есть только два слоя людей, плавно перетекающих друг в друга? Те, кто создают и обслуживают web-сайты, и те, которые по этим сайтам прогуливаются, в тайне мечтая. Что когда-нибудь сами создадут нечто подобное и гордо разместят свое творение в каком-нибудь закоулке сети. Разве можно придумать что-нибудь более демократичное? А если я попрошу вас сейчас сказать мне, зачем вам интернет, что вы в нем находите? Многие, наверное, ответят, что это рефераты, статьи для докладов и курсовых, некоторые журналы и книги. Неужели нельзя найти их в библиотеке? Наверное, можно. Но зачем искать в библиотеке, если есть интернет. Там можно это сделать гораздо быстрее и приятнее, скачать всю нужную информацию, не просиживая штаны и юбки в душных читальных залах, не стоя в длинных галдящих очередях и не платя бешеные деньги за ксерокопии по безумным расценкам. Другие на мой вопрос, наверное, ответят: «Инет – это же большая тусовка, где можно общаться с целой кучей народа одновременно или с кем-нибудь персонально, причем совершенно без всякой цензуры». Да, конечно, в инете есть возможность пообщаться. Многие находят там себе приятелей, с которыми можно было бы просто потрепаться о чем-нибудь новеньком, свеженьком или ультрамодном. Другие открывают в инете новых деловых партнеров, получают консультации коллег. Третьи переписываются с фанатами своего кумира или обмениваются фото коллекции из редких кактусов. А некоторым из нас повезло найти в инете хороших друзей. И совершенно не важно, где они живут, в Екатеринбурге или где-нибудь в Австралии. Главное – найти общий язык. И речь не об иностранных языках. Например, я переписывалась с американцами, всю жизнь изучая французский и не зная по-английски даже алфавита. Нужно найти такой язык или, как бы сказали специалисты-компьютерщики, формат общения, который был бы близок, понятен и интересен обоим. Студент экономического факультета Текст 5 Эра Homo Passivicus Двадцатый век можно назвать эпохой глобальных трансформаций человеческого общества. Эти тенденции носят крайне противоречивый характер. С одной стороны, это невиданный ранее расцвет морали, которая в цивилизованных странах становится основной движущей силой общества. С другой стороны, уничтожение человеческого общества огромным числом драконов, деструктивная характеристика которых приносит боль, страдания, несчастья, и в конечном итоге – смерть. Наряду с культом насилия, психическими заболеваниями, наркоманией одним из таких драконов является нарастающая пассивность человеческих индивидуумов. Это пассивность в чувствах, мыслях, устремлениях. Пассивность как образ жизни, как мировоззрение стала неотъемлемой частью психологического портрета миллионов жителей. Попробуем разобраться в причинах этого явления. Одной из главных причин видится мне чрезвычайно динамичное развитие средств индустрии электронных развлечений. Перед экраном плазменного телевизора или компьютера мы можем испытать весь диапазон эмоций от панического страха до сладостного удовлетворения. Маленькие дети узнают о жизни, об окружающем мире не только от любящих и заботливых родителей, но от жутковатых и до откровения глупых созданий по имени Телепузики, подросткам больше не надо самоутверждаться и завоевывать, повышать свой социальный статус и строить цели – достаточно включить компьютер. В игре ты можешь стать самым богатым человеком на земле, убить за полчаса сотню омоновцев, построить свой мир без правил и границ. Зачем тогда жить? Холодильник с продуктами, стул и современный компьютер – довольно распространенный удел мечтаний. Студенты начинают забывать, что такое конспектирование источников. Зачем? Если есть сеть. Рефераты, «научные труды», «результаты исследований» – все это можно элементарным образом скачать и распечатать. Другое дело, что научная ценность размещаемых материалов крайне сомнительна. Ведь ни один уважающий себя ученый не будет размещать плоды своего творчества бесплатно. За неделю можно побывать в двадцати самых дорогих туристических турах, но… По телевизору. Этот список можно продолжать бесконечно. Еще одна сложность, это существующий ныне экономический и политический уклад. В развитых странах Запада остро стоит проблема перепроизводства. По подсчетам специалистов, в результате грамотной реформы в трудовой занятости экономического сектора, например, Англии, можно оставить 35 % от ныне занятого количества работников, а остальные 65 % могут получать социальное пособие, сравнимое со средней заработной платой. Этот тезис существует не только на бумаге. Сами работники остро ощущают свою ненужность, заменяемость компьютерами и автоматами. В рамках технического, а порой и творческого труда один человек не может состязаться с машинами, конкуренция бессмысленна. Отсюда катастрофическое снижение мотивации к труду и осознание своей пассивной роли. Похожие проблемы расшатывают политическую систему, вся сущность демократии свелась к редким участиям в выборах, результаты которых зависят от финансовых возможностей кандидатов и профессионального уровня их PR-служб. Этот список можно продолжать бесконечно. «Бегство от свободы» – так назывался один из наиболее известных научных трудов Эриха Фромма. Человек боится ответственности за свое развитие, за свою жизнь, поэтому с легкостью и даже настойчивостью перекладывает эту ответственность на других. Он сам бежит от собственной свободы. Он всего пассивный участник действительности. Эти мысли как никогда актуальны в наше время, время Homo Passivicus. Студент философского факультета Задание: 1. Назовите использованные автором тип вступления. Текст 6 «Что там трещит?» Мой 12-летний сын в первый раз поехал со мной за границу. Через несколько дней после возвращения, проходя по сто раз исхоженному двору мимо помойки, как всегда, разверстой, словно ее только что вырвало мусором, Ваня спросил: «А почему это так?» Действительно, почему это так, а не чуточку аккуратнее и пристойнее, ну хоть самую малость? И почему мой сын обратил на это внимание именно теперь, после поездки, а не месяц назад? И заграница-то была не совсем уж такая заграничная – всего лишь Чехия, но все же, видать, 40 лет социалистической прививки меньше, чем 70: арифметика – вещь простая и наглядная. Ну, словом, не хватает у них широты душевной, чтобы вот так брать и все вокруг сразу ломать. Если, к примеру, замок новый в парадной врежут – вырвать с мясом тот замок, урны у скамьи поставят – разбить немедленно или хотя бы перевернуть, телефон-автомат на стенке появился – раскрошить к свиньям тот автомат, трубы водосточные – ну, те уж, само собой, всмятку. «Что там трещит?» – спрашивал мой сын, стоя у светофора, и приходилось лишний раз со стыдом осознавать, что у нас-то ничего не трещит, ничего не помогает слепому человеку узнать, что для него зажегся зеленый свет. А в Праге на каждом перекрестке слышен предупредительный стрекот. Помню свой недавний разговор с двумя московскими знакомыми, коллегами-журналистами. Говорили мы о том о сем, о России, как водится, и Европе, а я возьми да и поделись своими ощущениями – как стыдно и тяжело бывает, оказываясь где-нибудь там, тащить за собой темный шлейф отсталой и агрессивной страны, отягощенной такими деяниями в недавнем прошлом, да и в настоящем не лучше… И что же, вы думаете, ответили мне мои знакомые? А нам не стыдно и ничуть не тяжело, потому что у нас был Достоевский. Ты можешь шествовать по всему свету с гордо поднятой головой, потому что наличие Достоевского как бы покрывает весь этот кошмар. И как бы ни вели себя наши современные чиновники, как бы ни куражились «новые русские», изумляющие мир дурным вкусом и причудами сомнительного богатства, все это тоже как бы ерунда, потому что у нас есть Лев Толстой. Получается совершенно как по известной присказке – а кто отвечать будет? Пушкин… Не могу вам рассказать, как мне надоел этот всесильный аргумент, этот вечный джокер философов, сидящих в грязных трениках на грязной кухне и рассуждающих о мировых проблемах, вместо того чтобы вымыть пол и выстирать штаны. Этот аргумент тем отвратительнее, чем меньше он поддается логике, а какая уж тут логика, когда сплошная соборность. Не ты сам, отдельный человек, Иванов, Петров или Сидоров, отвечаешь за свою совесть, за отношение к больным родителям и за чистоту коврика перед дверью, а некое абстрактное «мы», где в огромном времени благорастворены и Малюта Скуратов, и Достоевский, и раз есть Достоевский, то все позволено. Этот аргумент непобедим, пока коллективное сознание перевешивает личное. Тупое, неповоротливое «мы» не в состоянии уследить за целостью замка в подъезде, тем паче за гигиеной души каждого отдельного взятого гражданина – это под силу лишь сонму самостоятельных «я». Придется с грустью признать, что дела обстоят таким образом, что вряд ли русская речь на улицах европейских городов будет вызывать счастливые заинтересованные улыбки. А уж о Чехии, чей народ можно назвать детьми 1968 года, и говорить нечего. В самом сердце Праги, на Вацлавской площади стоит маленький крестик из белой не струганой березы – памяти жертвам коммунизма. Под этим крестиком, подчеркнуто скромным, всегда цветы. Стало быть, в душе все приведено в порядок, выметено, расставлено по местам. А когда расставлено внутри, можно сделать то же самое и снаружи – в квартире. Во дворе, в стране. Ибо все связано в этом, как сказал бы дедушка Вольтер, лучшем из миров, да так тесно, как мы даже не подозреваем, и я не верю, что можно жить в квартире с тараканами и быть хорошим гражданином. Короче говоря, моя мысль сводится к тому, что Достоевский или Пушкин не могут отвечать за все, что мы тут вытворяем здесь и сейчас, другими словами, наличие Достоевского или Пушкина не освобождает нас от необходимости мыть лестницы и строить туалеты. А то если англичане, вспомнив о Диккенсе, начнут опаздывать на работу, а немцы, задумавшись о Гете, перестанут подметать улицы, то все в конце концов превратится в одну огромную Россию и некуда будет повезти ребенка, чтобы показать ему, как правильно и чисто живут люди. А это жаль, потому что если уж дети, подышав нездешним воздухом, не сделают далеко идущих выводов, если на смену «мы» не придет «я», то отдуваться опять придется Пушкину… Татьяна Вольтская Текст 7 Завтра живёт на кухне А я вам скажу, соотечественники, никакое, даже самое лучшее, правительство нам не поможет. Пока мы такие, как есть, не помогут нам ни демократия, ни православие, ни доллары заморские. Не потому нам плохо, что власть у нас советская, а потому у нас советская власть, что сами-то мы не больно хороши. И начинать бы надо с этого конца, с собственного оскаленного злобой мурла, со своей койки в общежитии, с трёх глинистых соток огорода и дощатого нужника над ними. Пока обыватель российский не вознамерится из дикаря и печенега стать человеком, не дойдёт до простой мысли, что на кухне у него нет никакого правительства, кроме него, забубенного, сам Господь Бог не станет нам помогать, да ещё и плюнет в нашу сторону. Давно замечено, что времена общественного возбуждения для размышлений малопригодны. Казалось бы, тут-то и разобраться, прежде чем вцепляться в бороду соседу. Да так уж мы скроены. Не истины ищет российский человек, а рецепта попроще и поясней – кто виноват и что делать? А по-нашему – кому будем морду бить? Но, как показала отечественная историческая практика, на простых и ясных основаниях ничего, кроме вечного мордобоя, воздвигнуть не удалось. И опять же, давно и не нами замечено – кому лёгок ответ на простой вопрос, тот либо жулик, либо дурак, либо Жириновский, либо Макашов. Ни теми, ни другими наша обильная никогда не скудела. Оговорюсь для ясности: в коммунистах не состоял, в митингах демократов участвовал, голосую за Ельцина и Попова. И при всем том и опять скажу – не поможет нам и Ельцин. Ну, предположим, наступил вожделенный момент – закрылся последний райком, забыты ухмылка Павлова и слёзы Рыжкова, правят нами свободно избранная Дума и правительство народного доверия. А как изменились мы сами – свободные граждане свободной России? Пьяного мата не слышно. Не хамит в сельпо продавщица. Соседи доносов не пишут. В подъезде мочой не пахнет. Начальство не берёт взяток. Депутаты не путаются в падежах. И главное – все кругом работают не покладая рук и никто не ворует. Смешно? А ведь безобразие, среди которого мы возросли и старимся, обличает не столько политический режим, сколько дикие наши нравы. Конечно, у большевиков не отнять исторической заслуги в том, что они сильно способствовали нашему одичанию. Натравливание одного класса на другой, расстрелы заложников, насаждение доносительства, попытка создать национального героя из несчастного ребёнка, предавшего собственного отца, - политика, начатая призывам грабить награбленное, сознательно и последовательно будила самое низменное, что есть в обывателе и в обществе. Зависть и обделённость – двигатели революции. Всё это правда, все это так, но… Здание Нюрнбергских процессов возведено было на постулате: преступный режим может учитываться как смягчающее обстоятельство, но не оправдывает преступления подданных. Человек – не винтик, у него всегда есть выбор, даже у зэка – пойти в стукачи или избегнуть. Насколько же богаче этот выбор в том единственном укрытие, где ты ежедневно возвращаешься в человека – в мужа, сына, отца, куда режим, как ни запускает свои щупальца, не может влезть, по крайней мере, целиком – у семейного очага, пусть и ублюдочного, как у большинства из нас. Здесь никто не в силах заставить тебя быть вором, негодяем, лгуном, здесь последний выбор – всегда твой. Согретый любовью близких, ты можешь выдержать гнет толпы и не опоганить душу. Обделённый семьёй, ты прибавляешь толпе свою злобу. Это здесь, в твоих четырех стенах, – корни режима и правления, это отсюда он питается соками, вырастая в людоедство, в коллективизацию, в ГУЛАГ. Для того чтобы террор победил на шестой части земной тверди, никакой Чека не хватит, тут не обойдёшься латышскими стрелками и австрийскими пленными, ни даже "оккупационной армией, насильно навербованной из самого оккупированного населения", как пишет один из наших историков. Потребовались миллионы пособников, добровольных и невольных, сексотов, доносчиков, охранников и расстрельщиков, пыточных мастеров, соседей, тащивших домой последнюю утирку раскулаченных. И весь этот человеческий материал среди нас нашёлся готовый. Глубоко, в самую толщу семьи должен был проникнуть посев злобы и зависти, чтобы проросла революция. Достоевский и тут встревожился первым, первым заговорил о «случайных семействах», о распадении нравственных начал русской семьи. И недаром среди единиц, выживших в мясорубке лагерей, так часто попадаются люди из семей, хранивших традиции, несмотря ни на что. Недели две назад моя беременная жена с заметным уже брюхом стояла за мясом у нас на Суворовском бульваре. Стоять – не меньше часу, мясо – сами знаете какое. Подошла пожилая женщина, пенсионерка, попросила кусочек без очереди. Публика заворчала: вон, говорят, беременная стоит, и ничего. Женщина вдруг разразилась бранью. «Сволочи! – кричала она. – Тут жрать и так нечего, а они нарочно рожают, чтобы три года на шее у государства сидеть! И собак заводят!» Очередь среагировала с мрачным спокойствием. Один дядя заметил: «Ты, бабка, раз такая сознательная, показала бы пример, обошлась бы без мяса…» Да, страшна участь стариков в этой стране. Но не одним старикам кажется, что грубость и негодяйство нам простительны по причине незаслуженно тяжёлого житья. «Чего это я буду стесняться, когда сосед хапает, и уже в валюте! Вы нам устройте изобилие, как в Америке, тут мы себя полными херувимами покажем! А пока в правительстве одни жулики, пить буду без просыпу, прока всё не пропью!» А ведь это – не вчера родилось, а исконное наше, российское. Вот семьдесят лет назад, в конце гражданской войны, Иван Бунин плывёт из Одессы в Константинополь на переполненной беженцами старой посудине: «… Человек весьма охотно, даже с радостью освобождается от всяческих человеческих уз, возвращается к первобытной простоте и неустроенности, к дикарскому образу существования – только позволь обстоятельства, только будь оправдание. И на «Патрасе» все чувствовали, что теперь это позволено, что теперь это можно – не стыдиться ни грязных рук, ни потных под шапками волос, ни замызганных воротничков, ни жадной еды не вовремя, ни неумеренного куренья…» «Бытие определяет сознание» – унылая премудрость эта, усвоенная нами в большевистской школе гегельянства, переносимая на обыденную жизнь в поисках оправдания, – и лжива, и пагубна. Это у кошки или свиньи поведение зависит от кормёжки, а человек – подобие Божие, он способен подниматься над своим бытием и творить его по своему разумению. Примеров тому множество – от первых христиан до тысяч попов наших, сгноённых в лагерях, но так и не пустивших сталинское озлобляющее бытие на порог своего православного сознания. В моей обывательской жизни нет у меня другого выхода, как только жить человеком сегодня, сию минуту, в нынешних нелёгких обстоятельствах, не ожидая, покуда ангелы сядут у кормила. Пока дождусь, чтобы власть очеловечилась, непотребство моё перейдёт детям и внукам. Завтра живёт у меня на кухне. Андрей Смирнов Задание: определите приёмы диалогизации, использованные в тексте. Текст 8 |