Умберто ЭкоПять эссе на темы этикиУмберто ЭкоПять эссе на темы этики
 Скачать 419.65 Kb.
|
|
Умберто Эко Пять эссе на темы этики спектива качественного популизма – это телевидение или электронная сеть «Интернет», которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как «суждение народа». Крепко стоя на своем квалитативном популизме, ур-фашизм ополчается против «прогнивших парламентских демократий». Первое, что заявил Муссолини в своей речи в итальянском парламен- те, было: «Хотелось бы мне превратить эту глухую, серую залу в спортзал для моих ребяток». Он, конечно же, быстро нашел гораздо лучшее пристанище для «своих ребяток», но парламент тем не менее разогнал. Всякий раз, когда политик ставит под вопрос легитимность парламента, поскольку тот якобы уже не отражает «суждение народа», явственно унюхивается запашок Вечного Фашизма. 14. Ур-фашизм говорит на Новоязе. Новояз был изобретен Оруэллом в романе «1984» как офи- циальный язык Ангсоца, Английского социализма, но элементы ур-фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и при- митивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложно- го критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу. Перечислив возможные архетипы ур-фашизма, закончу вот чем. Утром 27 июля 1943 года мне было сказано, что по радио объявили, что фашизм пал и Муссолини арестован и чтобы я пошел ку- пил газету. Я отправился к киоску и увидел, что там полно газет, но у них незнакомые названия. За- тем я прочитал заголовки передовиц и осознал, что в разных газетах написаны разные вещи. Тогда я купил одну из них, наудачу, развернул и прочитал на первой странице декларацию, подписанную пя- тью или шестью политическими партиями, среди которых были Христианская демократическая, Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Партия действия, Либеральная партия. До этой минуты я полагал, что на страну полагается иметь по одной партии, в частности в Италии партия на- зывается Национальной Фашистской. И вот я обнаружил, что в моей стране одновременно имеют ме- сто несколько партий. И не только. Так как я был смышленым подростком, я сказал себе, что никак не возможно, чтобы все эти партии учредились вот так, за одну ночь. Значит, подумал я, они сущест- вовали прежде на подпольном положении. Декларация возвещала о конце фашистской диктатуры и восстановлении в стране свобод: сво- боды слова, печати, политических объединений. Эти слова – «диктатура», «свобода» – о Господи, впервые за всю жизнь я их прочел. Благодаря этим словам я переродился в свободного западного че- ловека. Мы должны всегда иметь в виду, что смысл этих слов не должен снова забыться. Ур-фашизм до сих пор около нас, иногда он ходит в штатском. Было бы так удобно для всех нас, если бы кто- нибудь вылез на мировую арену и сказал: «Хочу снова открыть Освенцим, хочу, чтобы черные ру- башки снова замаршировали на парадах на итальянских площадях». Увы, в жизни так хорошо не бы- вает! Ур-фашизм может представать в самых невинных видах и формах. Наш долг – выявлять его сущность и указывать на новые его формы, каждый день, в любой точке земного шара. Передам опять слово Рузвельту. «Решусь сказать, что, если бы американская демократия прекратила разви- ваться как живая сила, которая старается днем и ночью, мирными средствами, совершенствовать ус- ловия существования граждан нашей страны, влияние фашизма у нас бы безусловно возросло» (4 но- ября 1938). Свобода и Освобождение – наша работа. Она не кончается никогда. Пусть же нашим девизом будет: так не забудем. О прессе Глубокоуважаемые господа сенаторы, я собираюсь представить вам cahier de doleances 11 по поводу состояния итальянской прессы, в частности в ее взаимоотношениях с политическими кругами. И делаю я это не заглазно, а пред лицом представителей печати; повторяю именно то, что писал и публиковал с 60-х годов и поныне в италь- янской периодике. Этим подтверждается, что мы живем в свободном государстве, где несвязанная и непредвзятая пресса предает суду все и вся и самое себя. Функция четвертой власти – несомненно, контролировать и критиковать три традиционных ви- да власти (имеются в виду власть политическая, власть экономическая и власть партий и профсою- 11 Книга жалоб (фр.). Умберто Эко Пять эссе на темы этики зов). Такое, опять же, возможно лишь в свободном государстве, где критика не наделяется репрес- сивной функцией. Средства массовой информации влияют на политическую жизнь страны, лишь формируя общественное мнение. В то же время и традиционные виды власти контролируют и крити- куют масс-медиа лишь через посредство тех же масс-медиа, в противоположном случае вмешатель- ство властей является санкцией, исполнительной, законодательной или судебной; а это может проис- ходить, только когда масс-медиа нарушают правопорядок или расшатывают политическую или государственную стабильность. Поскольку, однако, сами масс-медиа, а в нашем с вами случае печать, не должны пребывать вне критики, неоспоримое условие демократии – чтобы печать периодически ставила под вопрос самое себя. Но одной постановки под вопрос недостаточно. Хуже того, подобное поведение может соста- вить замечательное алиби, или, говоря довольно резко, работать в смысле «репрессивной толерант- ности» (термин Маркузе): совершив акт самобичевательной непредвзятости, пресса уже не чувствует потребности в самопреобразовании. Лет двадцать назад журнал «Эспрессо» заказал мне большую критическую статью о том же «Эспрессо». Считайте это неуместным скромничаньем, но я убежден, что если «Эспрессо» с той поры и улучшился, заслуги моей статьи в этом никакой нет, а есть одна природная эволюция. Моя статья, насколько помню, имела результат «где сядешь, там и слезешь». В данный момент я не собираюсь клеймить прессу за ее нападки на политиков, представлять политические круги как несчастную жертву произвола со стороны прессы. Наоборот, полагаю, что политический мир в полной мере разделяет с прессой ответственность за ситуацию, которую я пы- таюсь обрисовать. Далее. Не ропщу, как любят делать провинциалы, что худо только то, что происходит в нашем околотке. И не хотел бы выглядеть как та же самая наша пресса, порой впадающая в такую ксенофи- лию, что любое название зарубежной газеты предваряется прилагательным «авторитетная», причем доходят до абсурда типа «авторитетное издание „Нью-ЙоркПост" », в неведении, что «Нью-Йорк Пост» – третьесортная газетенка, которую посовестились бы брать в руки даже в Омахе, штат Небра- ска. Так вот, болезни итальянской прессы свойственны в наше время почти что любой нации. И все же отрицательные примеры других национальных культур я постараюсь приводить лишь в крайних случаях, поскольку от чужой глупости своя не уменьшается. И напротив, охотно воспользуюсь чу- жими реалиями, если увижу, что они выступают положительной моделью для нас. Последняя предпосылка. В качестве основных источников я буду использовать «Репубблику», «Коррьере делла Сера» и «Эспрессо». Таково требование корректности: в этих трех периодических изданиях я печатался и продолжаю печататься, а следовательно, моя критика не сможет выглядеть как предвзятая или злоумышленная. Но будем иметь в виду, что проблемы, которые я выделяю, от- носятся ко всей итальянской прессе. Полемика в 60-е и70-е годы В шестидесятые и семидесятые годы полемика о характере и функции периодической печати в основном шла по двум направлениям: а) разграничение между информацией и комментарием, а следовательно, призыв к объективно- сти; б) пресса – инструмент власти, то есть партий и экономических лобби. Главное ее оружие – на- меренное затемнение смысла высказывания, поскольку идея состоит не в том, чтобы снабжать ин- формацией читателей, а в том, чтобы через голову этих читателей направлять тайные сигналы дру- гим властным группировкам. Языку самих политиковприсущата жезашифрованность, аочаровательныйфразеологизм «параллельные конвергенции» сохранился в истории наших масс- медиа как символ специальногожаргона, который, может быть, и употребителен в кулуарах парла- мента, но непостижим для рядовых телезрителей. Мы можем убедиться, что обе вышевыделенные темы в значительной степени отошли в про- шлое. Во-первых, имела место широкая полемика об объективности, в которой многие утверждали, что (за исключением прогноза погоды) объективной информации не существует и существовать не может. Даже при педантичном отделении комментария от сообщения сам по себе подбор сообщений и их расположение на полосе несут в себе имплицитное суждение. Так, в последние годы господ- ствует стиль «тематизации» – на полосе собираются статьи, объединенные общей тематикой. Вот пример тематизации: стр. 17 газеты «Репубблика», воскресный номер от 22 января. Четыре статьи: Умберто Эко Пять эссе на темы этики «Брешия, роженица убивает ребенка», «Рим, ребенок один в квартире, играет на подоконнике, отец арестован», «Рим. Женщины имеют право родить в роддоме и отказаться от ребенка», «Тревизо. Раз- веденная жена не собирается быть матерью своим детям». Как видим, здесь тематизуется проблема несчастного детства. Возникает вопрос: нам описыва- ют феномен, возникший именно на этой неделе? Все ли частные случаи перечислены? Если четыре описанных эпизода – это все, что имеется, можно считать тему статистически несущественной. Но, тематизуясь, та же информация выступает в виде, который юридическая и судебная риторика в клас- сическую пору именовала exemplum – частный случай, из которого выводится (или подспудно под- сказывается) правило. Если случаев всего-навсего четыре, газета наводит нас на мысль, что их гораз- до, гораздо больше; если бы их было гораздо больше, в газете бы это не стали объявлять. При тематизации четыре новости – это не просто четыре новости. На полосе весьма сильно подается сиг- нал об острых проблемах детства, чего бы там на самом деле ни хотел редактор, который, может, верстал эту страницу 17 до самой поздней ночи, не зная, что же в нее запихнуть. Всем этим я не ут- верждаю, будто принцип тематизации ошибочен или опасен; я говорю только, что она демонстриру- ет, как могут под видом абсолютно объективных новостей проводиться активные суждения. Второй темой была мутность газетного языка; я сказал бы, что наша печать понемногу отошла от этой загадочности, что связано и с изменением речевой манеры политических ораторов: они уже не читают по листочку перед микрофоном нечто витиеватое и вязкое, а говорят простыми словами, что некто один из их команды – подлый предатель, а некто другой только и делает, что славит не- сравненные свойства своего воспроизводного члена. Налицо скорее не мутность, а противоположная крайность: нынешняя пресса склоняется к языку того бесформенного единства, которое принято на- зывать «народ», причем предполагается, что народ мыслит и выражается одними пословицами. Сту- денты моего семинара собрали материал из итальянских газет за календарный месяц. Выходило в та- ком вот духе (выдержки из одной и той же статьи в «Коррьере делла Сера» от 11 января 1995 года): «Надежда умирает стоя», «Мы зажаты клинчевым захватом», «Дини объявляет: наступил год тощих коров», «Обитатели Квиринала зажигают костер на военной тропе», «Снявши голову, не оплакивай шевелюру», «Паннелла попадает в самое яблочко», «Время не ждет, коней на переправе не меняют», «В парламенте разворачиваются баталии», «Пристали как банный лист с ножом к горлу». В статье в «Репубблика» от 28 декабря 1994 года мы читаем, что «Надо спасать и козу, и капус- ту», «Поспешишь – людей насмешишь», «А от друзей береги меня Господь», «Новое коленце этого балета», «Фининвест опять в боксерской стойке», «Каша заварена, и придется ее расхлебывать», «Вновь разверзаются небесные скрижали», «Сорную траву с поля вон», «Унюхать бы, куда ветер ду- ет», «Телевидению – львиная доля, нам перепадают крошки», «Надо двигаться проторенной доро- гой», «Индекс популярности катастрофически ухает вниз», «Проходит красной нитью», «Имеющий уши да слышит», «Нащупать пульс рынка», «Болезненный шип под ребро», «Под знаменами такой- то идеи… оставил в битве немало пуха и перьев». Не газета, а сказки Матушки Гусыни. Хочется понять, как минимум, насчет всех этих клише, в большей ли степени они постижимы, нежели «параллельные конвергенции», которые хотя бы «Красным Бригадам» были внятны и впрямь сделались для них руководством к действию. Заметим, кстати, что все эти законсервированные выражения, лакомые для «народа», на пять- десят процентов изобретаются сочинителями передовиц, а на пятьдесят процентов черпаются из многоглаголания парламентариев. Как видите, я сейчас тоже склоняюсь к готовой схеме: «круг сужа- ется», и вырисовывается тень дьявольского комплота, в котором неизвестно, кто же является совра- щенным, а кто совратителем. Таким образом, исчерпалась стародавняя дискуссия об объективности и шифрованных спосо- бах выражения. Сейчас эпоха новой проблематики. В чем она состоит и откуда рождается? Ежедневник эволюционирует в еженедельник В шестидесятые годы газеты еще не страдали из-за конкуренции с телевидением. Один только Акилле Кампаниле 12 на конгрессе по проблемам ТВ в Гроссето в сентябре 1962 года проявил блиста- тельное предвидение: в прежние времена газеты были первыми проводниками новых известий, лишь потом вступали издания другого типа и углубленно прорабатывали газетные темы. Газета была как телеграмма, в конце текста как будто шла строка: «Подробности письмом». И вдруг с 1962 года теле- 12 Акилле Кампаниле (1900–1977) – итальянский писатель-юморист, автор романов и рассказов в абсурдистском стиле. Умберто Эко Пять эссе на темы этики графная новость стала появляться по вечерам в восемь часов в программе теленовостей. Наутро сле- дующего дня газета перепечатывала те же новости. Новости начали преподноситься по формуле: «Следует (точнее, предшествует) телеграмма». Почему только Кампаниле, гений комического, заметил эту парадоксальную ситуацию? Потому что ТВ было еще ограничено одним, максимум двумя каналами, подчинявшимися режиму. Поэтому ТВ не считалось (и в значительной степени не было) достоверным источником: газеты говорили о большем и говорили не столь расплывчато; сатирики формировались в кино, в кабаре, не всегда они попадали на телевидение; политическая информация распространялась на площадях из уст в уста или при помощи настенных плакатов; опросы общественного мнения в шестидесятые годы представляли собой прямые диспуты нескольких политических трибун, на которых, ради того чтобы соответство- вать своими предложениями запросам среднестатистического телезрителя, представители компартии говорили нечто очень похожее на то, что говорили христианские демократы, то есть различия зати- рались и каждый старался выглядеть по возможности нейтрально-положительно. Поэтому полемика и политическая борьба находили себе иное пространство, большей частью страницы газет. Потом наступил скачок, количественный (телеканалы стремительно умножились) и качествен- ный: даже внутри государственного телевидения определились три канала, каждый с особой полити- ческой ориентацией. Сатира, оживленная дискуссия, механизм раздувания сенсаций переместились на экраны телевидения, телевидение отменило даже табу на сексуальность – таким образом некото- рые программы позднего вечера стали гораздо откровеннее монашеских обложек «Эспрессо» и «Па- норамы», где фотокамера не имела права опускаться до уровня ягодиц. Еще в начале семидесятых годов, помнится, я писал в обзоре об американских ток-шоу как о показе цивилизованной, остроум- ной беседы, которая способна удерживать зрителей у экранов вплоть до глубокой ночи, и страстно предлагал их как модель для ТВ итальянского. Потом настало время, когда все более триумфально ток-шоу начали шествовать по итальянским телеэкранам, но мало-помалу они становились плацдар- мом самых остервенелых сражений, в ряде случаев переходящих в рукопашные, и фейерверком не- нормативной лексики (истины ради заметим в скобках, что эволюция того же рода час тично про- изошла и в ток-шоу на других национальных ТВ). Так телевидение превратилось в канал распространения информации из первых рук, а для газе- ты остались, в сущности, два пути: о первой из возможных вариаций (которую я пока что условно назову «путь расширенного внимания») мы поговорим несколько позже; но есть все основания ут- верждать, что печать в огромном своем большинстве двинулась по альтернативной дороге, то есть «в направлении еженедельника». Ежедневник перенимает и усваивает все больше традиционных черт еженедельника, отводя огромное пространство «всякой всячине», рассуждениям по поводу быта и нравов, политическим сплетням, зрелищам. Это ставит в трудное положение еженедельники высшего уровня (я имею в виду «Панораму» и «Эпоку», «Эуропео» и «Эспрессо»). Им тоже остается две до- роги: либо «приближение к ежемесячнику», – но эта ниша забита ежемесячными специальными из- даниями: по парусному спорту, по наручным часам, по кулинарии, по компьютерам, изданиями, опи- рающимися на верных и преданных покупателей/подписчиков, – либо захват пространства светских сплетен, которое принадлежит либо еженедельникам не высокого, а среднего уровня, таким, как «Дженте» и «Оджи», смакующим королевские свадьбы, либо журналам низкого пошиба («Новелла зооо», «Стоп», «Ева Экспресс») – для обожателей великосветских адюльтеров и охотников за голыми грудями и задами, снятыми скрытой камерой в полумраке ватерклозетов. Но еженедельники высокого уровня не могут опускаться ни до низкого пошиба, ни даже до среднего, кроме как на последних листах, что они и делают: именно там следует искать (и находить) груди, сердечные дружбы и шикарные свадьбы. С другой стороны, подобным образом они теряют лицо перед собственной публикой: чем больше еженедельник высокого уровня соприкасается с уровнем посредственным и низким, тем больше к нему приливают потребители, не принадлежащие к его традиционному кругу; журнал перестает понимать, кто по-настоящему входит в его круг, и ока- зывается в кризисе: повышается тираж, теряется лицо. Вдобавок журналы смертельно страдают из-за всех этих недельных толстых цветных приложе- ний к ежедневным газетам. Единственный для них выход из положения – равняться на издания вроде тех, что в Америке адресованы элите, типа «Ныо-Йоркера», в котором содержатся: репертуары теат- ров, интеллектуальные комиксы, краткие поэтические антологии и достаточно часто – статьи длиною в два печатных листа с биографией, скажем, издательской гранд-дамы вроде Хелен Вольф. Можно еще использовать модели «Тайме» или «Ньюсуик», которые будто соглашаются с ролью еженедель- ников, рассказывающих о событиях, которые уже были поданы в газетах и на телевидении, но об этих событиях подготавливаются исчерпывающие обзоры, подбираются в «кусты» статьи нескольких |