Уважение закона принадлежит законодательному сословию
 Скачать 1.36 Mb.
|
|
Е.Д. КИСТШШИЙ  книга, как «Обычное право» Пухты. С нею самым тесным образом связано развитие новой юридической школы германистов, разрабатывающих и отстаивающих германские институты права в противоположность римскому праву. Один из последователей этой школы, Безелер, в своей замечательной книге «Народное право и право юристов» оттенил значение народного правосознания еще больше, чем это сделал Пухта в своем «Обычном праве».Ничего аналогичного в развитии нашей интеллигенции нельзя указать. У нас при всех университетах созданы юридические факультеты; некоторые из них существуют более ста лет; есть у нас и полдесятка специальных юридических высших учебных заведений. Все это составит на всю Россию около полутораста юридических кафедр. Но ни один из представителей этих кафедр не дал не только книги, но даже правового этюда, который имел бы широкое общественное значение и повлиял бы на правосознание нашей интеллигенции. В нашей юридической литературе нельзя указать даже ни одной статейки, которая выдвинула бы впервые хотя бы такую, по существу неглубокую, но все-таки верную и боевую правовую идею, как Иеринговская «Борьба за право». Ни Чичерин, ни Соловьев не создали чего-либо значительного в области правовых идей. Да и то, хорошее, что они дали, оказалось почти бесплодным: их влияние на нашу интеллигенцию было ничтожно; менее всего нашли в ней отзвук именно их правовые идеи. В последнее время у нас выдвинуты идея возрождения естественного права и идея о праве, как психическом явлении, обладающем большою воспитательною и организующей силой. В нашу научную литературу эти идеи внесли значительное оживление, но говорить о значении их для нашего общественного развития пока преждевременно. Однако ничто до сих пор не дает основания предположить, что они будут иметь широкое общественное значение. В самом деле, где у этих идей тот внешний облик, та определенная формула, которые обыкновенно придают идеям эластичность и помогают их распространению? Где та книга, которая была бы 504 способна пробудить при посредстве этих идей право- сознание нашей интеллигенции? Где наш «Дух законов», наш «Общественный договор»? Нам могут сказать, что русский народ вступил чересчур поздно на исторически путь, что нам незачем самостоятельно вырабатывать идеи свободы и прав личности, правового порядка, конституционного государства, что все эти идеи давно высказаны, развиты в деталях, воплощены, и потому нам остается только их заимствовать. Если бы это было даже так, то и тогда мы должны были бы все-таки пережить эти идеи; недостаточно заимствовать их, надо в известный момент жизни быть всецело охваченными ими; как бы ни была сама по себе стара та или другая идея, она для переживающего ее впервые всегда нова; она совершает творческую работу в его сознании, ассимилируясь и претворяясь с другими элементами его; она возбуждает его волю к активности, к действию; между тем правосознание русской интеллигенции никогда не было охвачено всецело идеями прав личности и правового государства, и они не пережиты вполне нашей интеллигенцией. Но это и по существу не так. Нет единых и дних и тех же идей свободы личности, правового строя, онституционного государства, одинаковых для всех ародов и времен, как нет капитализма или другой озяйственной или общественной организации, одина-овой во всех странах. Все правовые идеи в сознании аждого отдельного народа получают своеобразную краску и свой собственный оттенок. Притупленность правосознания русской интеллигенции и отсутствие интереса к правовым идеям являются результатом застарелого зла — отсутствия какого бы то ни было правового порядка в повседневной жизни русского народа. По поводу этого Герцен еще в начале пятидесятых годов прошлого века писал: «правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школою. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им, как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое уважение к законности. Русский, какого бы он звания ни был, обходит или нарушает закон всюду, где 505 6.Д. KUCMDBCKHl ш кисшовша  это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство». Дав такую безотрадную характеристику нашей правовой неорганизованности, сам Герцен, однако, как настоящий русский интеллигент, прибавляет: «Это тяжело и печально сейчас, но для будущего это — огромное преимущество. Ибо это показывает, что в России позади видимого государства не стоит его идеал, государство невидимое, апофеоз существующего порядка вещей».Итак, Герцен предполагает, что в этом коренном недостатке русской общественной жизни заключается известное преимущество. Мысль эта принадлежала не лично ему, а всему кружку людей сороковых годов и, главным образом, славянофильской группе их. В слабости внешних правовых форм и даже в полном отсутствии внешнего правопорядка в русской общественной жизни они усматривали положительную, а не отрицательную сторону. Так, Константин Аксаков утверждал, что в то время, как «западное человечество» двинулось «путем внешней правды, путем государства», русский народ пошел путем «внутренней правды». Поэтому отношения между народом и Государем в России, особенно до-Петровской, основывались на взаимном доверии и на обоюдном искреннем желании пользы. «Однако, — предполагал он, — нам скажут: или народ или власть могут изменить друг другу. Гарантия нужна!» — и на это он отвечал: «Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет добра, чем стоять с помощью зла». Это отрицание необходимости правовых гарантий и даже признание их злом побудило поэта-юмориста Б.Н. Ал-мазова вложить в уста К.С. Аксакова стихотворение, которое начинается следующими стихами: «По причинам органическим мы совсем не снабжены здравым смыслом юридическим, сим исчадием сатаны. Широка натура русская, нашей правды идеал, не влезает в формы узкие юридических начал» и т. д. В этом стихотворении в несколько утрированной форме, но по существу верно, излагались взгляды К.С. Аксаков.) DUO и славянофилов. Было бы ошибочно думать, что игнорирование значения правовых принципов для общественной :изни было особенностью славянофилов. У славяно-(илов оно выражалось только в более резкой форме, эпигонами их было доводимо до крайности. Стоявший в стороне от славянофилов К.Н. Леонтьев утверждал, что «русский человек скорее может быть свя-рым, чем честным» и чуть не прославлял наших соотечественников за то, что им чужда «вексельная честность» западноевропейского буржуа. Наконец, мы знаем, что и Герцен видел некоторое наше преимущество в том, что у нас нет прочного правопорядка. И надо признать общим свойством всей нашей интеллигенции непонимание значения правовых норм для общественной жизни... Основу прочного правопорядка составляет свобода личности и ее неприкосновенность. Казалось бы, у русской интеллигенции было достаточно мотивов проявлять интерес именно к личным правам. Искони у нас было признано, что все общественное развитие зависит от того, какое положение занимает личность. Поэтому даже смена общественных направлений у нас характеризуется заменой одной формулы, касающейся личности, другой. Одна за другой у нас выдвигались формулы: критически мыслящей, сознательной всесторонне развитой, самосовершенствующейся, этической, религиозной и революционной личности. Были и противоположные течения, стремившиеся потопить личность в общественных интересах, объявлявшие личность quantite negligable и отстаивавшие соборную личность. Наконец, в последнее время ницшеанство, игтирнерианство и анархизм выдвинули новые лозунги самодовлеющей личности, эгоистической личности И сверхличности. Трудно найти более разностороннюю и богатую разработку идеала личности, и можно было бы думать, что по крайней мере она является исчерпывающей. Но именно тут мы констатируем величайший Пробел: наш индивидуализм всегда был неполным и частичным, так как наше общественное сознание никогда не выдвигало идеала правовой личности. Обе цтороны этого идеала — личности, дисциплинирован- ц и. шшвскнй У. КйШШШН  ной правом и устойчивым правопорядком, и личности, наделенной всеми правами и свободно пользующейся ими, чужды сознанию нашей интеллигенции.Целый ряд фактов не оставляет относительно этого никакого сомнения. Духовные вожди русской интеллигенции неоднократно или совершенно игнорировали правовые интересы личности, или выказывали к ним даже прямую враждебность. Так, один из самых выдающихся наших юристов-мыслителей К.Д. Кавелин уделил очень много внимания вопросу о личности вообще: в своей статье «Взгляд на юридический быт древней Руси», появившейся в «Современнике» еще в 1847 г., он первый отметил, что в истории русских правовых институтов личность заслонялась семьей, общиной, государством и не получила своего правового определения; затем с конца шестидесятых годов он занялся вопросами психологии и этики именно потому, что надеялся найти н теоретическом выяснении соотношения между личностью и обществом средство к правильному решс нию всех наболевших у нас общественных вопросом, Но это не помешало ему в решительный момент | начале шестидесятых годов, когда впервые был поднят вопрос о завершении реформ Александра II, проявить невероятное равнодушие к гарантиям личных прав. В 1862 г. в своей брошюре, изданной aim» нимно в Берлине, и особенно, в переписке, которую он вел тогда с Герценом, он беспощадно критиконпл конституционные проекты, которые выдвигались и ти время дворянскими собраниями; он считал, что ни родное представительство будет состоять у нас: цЛ дворян и, следовательно, приведет к господству дин» рянства. Отвергая во имя своих демократичес мц стремлений конституционное государство, он жшм| рировал, однако, его правовое значение. Для К.Д 11 велина, поскольку он высказался в этой переписке как бы не существует бесспорная с нашей точм зрения истина, что свобода и неприкосновенно! и личности осуществимы только в конституционно^ государстве, так как вообще идея борьбы за и рани ОиО личности была ему тогда совершенно чужда [.,.J.l | Пути возвышения орава [основные элементы нового порядка издания законов должны бы приводить к росту в сознании русского правительства и общества значения и силы закона, а вместе с тем и права как нормы] Кистяковскин Б.Д. Социальные науки и право [...] В наше время право должно было бы занять особенно высокое и почетное положение в русской общественной и духовной жизни. Можно было надеяться, что недавно созданные у нас новые органы законодательной власти, благодаря своим полномочиям и составу, возвысят и незыблемо утвердят авторитет закона, как в глазах представителей правительства, так и в сознании русских граждан. Вместе с призывом к жизни Государственной Думы и обновлением Государственного Совета у нас установлен законодательный принцип, по которому «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы» (Осн. Зак., ст. 86), а это впервые проводит, наконец, в нашем правопорядке точную Н оолее или менее прочную грань между законом, с одной стороны, и правительственными указами и административными распоряжениями, с другой. В то же ц| к'мя в наше законодательство введен и принцип вер-■рвенства закона, так как указы теперь издаются «в ■ответствии с законами» (там же, ст. 11). Как бы кто ни относился к отдельным сторонам Ьцего нового порядка издания законов, всякий дол-i согласиться, что в сравнении с прежним порядим он должен был бы увеличить авторитет закона. ■ м ю до известной степени признать возвышенность 111 [деала единоличного законодателя, который был |Длн прошлым и который рисовал себе монарха, »М01ущего и неограниченного, стоящего выше всех П'ных и личных интересов, но в то же время хорошо сломленного и знающего все истинные нужды свопа рода, а потому законодательствующего вполне Аодно и только в интересах общего блага. У нас эту Ну фения можно было искренно и убежденно от- JJ|) У. КИСТЯКОВСКНЙ У. КИСТЯКОВСКНЙ стаивать еще в сороковых годах прошлого столетия; часть лучших людей этой эпохи, славянофилы-идеалисты более точно формулировали и энергично отстаивали этот идеал. Но теперь никто более не может сомневаться в том, что этот идеал неосуществим, ибо при современной сложности жизни одно лицо не может быть осведомлено о всех нуждах народа. Последние искренние защитники идеала прошлого должны были в конце концов с горечью признавать, что при старом порядке законы подготовлялись в тайных закоулках канцелярий и, в лучшем случае, разрабатывались сановниками, опытными в делах управления, но незнакомыми с народной жизнью. Правда, и новый порядок издания у нас законов никто не считает идеальным, хотя различные лица и общественные группы недовольны им в силу прямо противоположных друг другу причин. Но все-таки этот новый порядок лучше старого. Если наше народное представительство не удовлетворяет идеалу тех, которые требуют, чтобы всякое народное представительство по своему составу точно отражало относительную силу существующих в самом народе течений и направлений, то оно все-таки дает возможность представителям различных направлений высказываться перед страной и оказывать моральное воздействие в пользу защищаемых ими взглядов. К тому же решающее значение для нашего правопорядка имеет самое создание у нас народного представительства, наделенного законодательными полномочиями; оно означает принципиальное признание у нас правового начала, по которо му наше действующее право должно постоянно согла-1 соваться с народным правосознанием. Итак, основные элементы нашего нового порядки издания законов должны были бы, казалось, приводюj, к росту в русской жизни, т. е. прежде всего в сознании русского правительства и общества, значения и силы закона, а вместе с тем и права, как нормы. Но ни дли кого теперь не составляет тайны несомненное падо> ние у нас авторитета закона и права за последней десятилетие. Как бы ни поражало это явление своею I 310 неожиданностью, перед нами бесспорный факт. В м< > ральном отношении право и закон теперь еще в меньшей мере, чем прежде, рисуются в представлении наших правящих кругов и значительной части нашего общества в виде нормы, стоящей над всеми личными, частными и групповыми интересами. Напротив, они рассматриваются в последнее время у нас исключительно, как предписания, направленные в интересах той или иной группы населения. Конечно, нельзя отрицать существования и таких законов, которыми иногда даже преднамеренно оказывается покровительство интересам экономически более сильной части населения в ущерб экономически более слабой его части. Далее, вследствие чрезвычайной сложности и запутанности современных социальных отношений, с одной стороны, и теоретической неразработанности научных принципов законодательной политики и законодательной техники, с другой, новые законы часто оказываются очень неудачно формулированными, а потому при применении их толкуют во многих случаях в угоду более сильным и в ущерб более слабым. Но делать из этого вывод, что законы не могут быть издаваемы иначе, как • угоду интересам господствующей части населения, или что они даже обязательно должны покровитель ствовать тем или иным групповым интересам, это зна чит извращать понятия. В идее всякий закон должен господствовать над всеми частными, личными и груп повыми интересами, и если это не всегда осуществля ется в действительности, а иногда и трудно достижи мо, то все-таки свой моральный авторитет закон чер- Цвет в этом присущем ему свойстве [...]. | Причина и цель в праве [для решения задачи исследования права, как реального явления, • надо исследовать не только цель, но и причину в нраве] Кип (японский Б.Д. Социальные науки и право I ['.,.] Право надо изучать не только, как систему • I'M и понятий, но и как реальное явление. Эта на- III 1я задача была впервые выдвинута в первом томе 31 ' ' • U. КШОВСКНЙ u штяшский  сочинения Р. Иеринга «Цель в праве», со времени появления которого еще не протекло и сорока лет. Взявшись за такую задачу, Р. Иеринг естественно должен был уделить значительную часть своего труда различным психологическим, социально-научным и экономическим исследованиям. Но главное место в этом труде занимает его основная мысль, выраженная в самом заглавии и направляющая весь ход произведенного в нем исследования: право есть явление телеологического порядка, его сущность определяется его целью.Однако едва этот тезис был выдвинут, как ему был противопоставлен и антитезис. У нас С.А. Муромцев, а в Германии Э. Цительман, спустя лишь год после появления труда Р. Иеринга, одновременно и каждый по-своему развил взгляд на право, как явление естественного порядка, сущность которого обусловливается определяющими его и действующими в нем причинами. Итак, задача исследовать право, как реальное явление, сразу же получила разностороннюю постановку: надо исследовать не только цель, но и причину и праве. Однако эта разносторонняя постановка был<1 дана различными учеными, выступившими со своими идеями в различных странах, отчасти независимо друг от друга, отчасти же в силу чисто диалектическом • процесса зависимости, приводящей к противопостан лению уже высказанной идеи прямо противоположной ей. Этого одного было бы достаточно для того, чтобы поставленная научная задача не получила должно" научной разработки. Но более всего помешало прм вильной научной разработке этой задачи методологи ческое несовершенство самой постановки ее. Если мы прежде всего обратимся к вопросу on исследовании права, как явления, обусловленного ич вестными причинами, то мы уже с самого начала дол жны будем устранить взгляды Э. Цительмана, выспи занные по этому поводу, ввиду их полной научмоЦ несостоятельности. Тот отдел одной из глав сочинении Э. Цительмана «Ошибка и правовая сделка», который 512 посвящен «юридической каузальности», основан, ни результатом, как отношение Г. " Вызываемьш ею ствием. Правда, оZZ"ZSSSST^ " А6Й" Дическую причинность с естествен^" ЭТУ ЮрИ" а только устлнЯп»„»ап естественной причинностью, случае из виду ковенно? ™, Ш У*^™™ «-ом Гораздо ближе к истине fiu» т™ изучении права как явления об^оГГ^ В°ПР°С °б ми, С.А. Муромцевым в ег^сочСн^оТпе^™" и основное разделение поавТ» r <<0пРеАеление отношении особенно llZTe^eZ^^4^^ случаетообстоятельство^тГсА мТп Т В ЭТ°М но противопоставил чисто™^омЧев безусловна юридической догматике ОлГеСК°е ИЗуЧеНИ6 научного изучения пп^ГТ °Анако задачей чисто "Ричинных сГоГо^Тил^^ГнГвГ^0^11116 иикновению и развитию пра^а а2 о^Т*™™ * В°3" существо права. Таким об^^^^Вливаюл^ существе права вопросом о его пво^ В°ПР°С ° Удивительно поэтому, что в конпЛСХОЖДеЮШ- Не" Кепонятой и его в основрL Ц конЧ°в осталась Рическая uJ^ZZlZZl^поГе^ МеТ°А°-fазграничение между наукой о пп!?™ СТаðе Апгматикой, являющейся 1ишЬПпикГ ' Юридической искусством Виноваты ™ пРиклаДным знанием и |