Главная страница
Навигация по странице:

  • – Нет, мне они уж никак не брат и сестра! Так же, как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра

  • – Ну и что Мне-то какое до этого дело

  • – Но как же так получается, что столь милый и любезный отец Эви давным-давно спит и ничегошеньки обо всем этом не знает

  • – А что делают в баре – спросила я. – А разве туда пускают двух девушек Одних

  • – Все еще спят, что ли Оливер опять покачал головой.– Почему не будет прогулки

  • – А мама – Мама очень сердитая. – Почему На кого

  • – Можно мне позавтракать

  • – Почему ты всегда все проливаешь

  • – Какие же это обязанности И кого ты подразумеваешь под моей собственной семьей

  • Ильза ушла Перевод. Я все напишу, хотя и не знаю, с чего мне начать и что мне писать. Я только знаю, чем все кончилось


    Скачать 196.91 Kb.
    НазваниеЯ все напишу, хотя и не знаю, с чего мне начать и что мне писать. Я только знаю, чем все кончилось
    Дата22.12.2021
    Размер196.91 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файлаИльза ушла Перевод.docx
    ТипДокументы
    #313881
    страница2 из 11
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

    – Может, тебе его жалко? Может, ты его любишь?

    – Он ничего мне не сделал, – сказала я. Я не хотела спорить с Ильзой. – Да и тебе тоже. Он мне не мешает.

    Мне хотелось все-таки как-нибудь защитить Курта.

    – Зато его дети мне очень мешают, это уж точно! – крикнула Ильза.

    Я сказала, что это ведь дети не только Курта, но и нашей мамы, а значит, наши брат и сестра. Но Ильза возразила:


    – Нет, мне они уж никак не брат и сестра! Так же, как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра?

    Под макаками она подразумевала новых детей папы. Я покачала головой. Макак я тоже терпеть не могла.

    – Ну вот, – торжествующе сказала Ильза.

    – Но ведь Оливер иногда такой милый, – сказала я.


    – Ну и что? Мне-то какое до этого дело?

    – Никакого. Конечно, никакого.

    Я не хотела с ней спорить. И еще мне было ее жалко. Когда у человека убьют его любимую морскую свинку, слишком уж много от него требовать – чтобы он находил убийцу или его родственников милыми.

    Но хотя Ильза постоянно твердила, что она терпеть не может Татьяну и Оливера, я ей не так-то уж верила: Оливер не раз показывал мне жвачки и леденцы, подаренные Ильзой. А один раз показал даже маленькую гоночную машинку. И с прогулками было то же самое.

    Раз в неделю Ильза должна была гулять с Оливером и Татьяной. Ильза, правда, всегда проклинала эти прогулки и говорила, что уж лучше бы ей выводить на прогулку семь такс, чем этих двоих животных, но я несколько раз видела их втроем в парке – Ильза сидела в песочнице, играла там с ними и что-то говорила с улыбкой. Правда, стоило ей заметить меня, как она тут же вскакивала и кричала:

    – Ну все! Хватит с меня этих отравных гномов! Отведи-ка ты их домой!


    4

    Месяца два тому назад Ильза начала мне рассказывать, что она теперь снова встречается с Амрай. Три-четыре раза в неделю она говорила со мной про эту Амрай. Как она рада, что снова подружилась с Амрай, потому что Амрай гораздо умнее, веселее, взрослее, чем все эти дурехи из ее класса.

    Амрай была раньше Ильзиной подругой – когда Ильза еще училась в начальной школе.

    Теперь Амрай учится в школе при монастыре. Как-то он там называется – вроде монастырь «Сакре-кёр-де-нотр-дам-де-сион». Это такая школа, где много вышивания, шитья и много уроков закона божьего.

    Ильза рассказывала, что Амрай она встретила случайно, на улице. Сперва они даже не знали, о чем говорить друг с другом, но потом пошли вместе в кафе, ели ванильное мороженое, и тут-то Ильза заметила, что Амрай все такая же симпатичная, как и раньше. А еще Ильза меня попросила, чтобы я ничего не рассказывала маме про эти встречи с Амрай, потому что мама ее просто не выносит.

    – Да что ты! – возразила я. – Это ведь уже так давно было! Мама, наверно, вовсе и не помнит Амрай.

    – Нет, нет, – утверждала Ильза, – совсем еще недавно она сказала, что Амрай – самая большая дурища из всех, какие ей когда-либо встречались!

    Разумеется, я пообещала Ильзе не говорить про Амрай ни словечка.

    Ильза все уши мне прожужжала с этой Амрай. Как они были вместе в кафе и ели мороженое, как ходили в кино, как... И когда она говорит маме, что идет к Эви, это на самом деле она встречается с Амрай, и когда рассказывает, что идет в Молодежный театр, она тоже встречается с Амрай. По правде сказать, меня всегда удивляло, чего ради Ильза так скрывает Амрай от мамы и Курта. Я спросила Ильзу, почему Амрай никогда за ней не зайдет. Но сейчас я уже не помню, что она мне тогда ответила.

    А потом – недели три назад – у нас дома произошел жуткий скандал.

    Это было в субботу. Ильза сказала, что идет в театр вместе со своим классом. Почти все идут. Вернется домой в десять.

    Мама предложила заехать за ней в театр на машине, но Ильза сказала, что это совершенно лишнее: отец Эви возьмет ее с собой и довезет до дома.

    Ильза не пришла ни в десять, ни в пол-одиннадцатого, ни в одиннадцать. В половине двенадцатого ее все еще не было дома.

    Мама позвонила родителям Эви. Они уже спали и были не слишком любезны. Мать Эви ответила, что ей абсолютно ничего не известно о посещении театра, а Эви давным-давно спит.

    Мама извинилась и сказала, что все это, как видно, недоразумение. Потом мама и Курт долго сидели в гостиной. Они почти не разговаривали. Каждые десять минут они сообщали друг другу который час. Несколько раз Курт сказал:

    – Да, это в самом деле никуда не годится! Так продолжаться не может!

    – Этого просто нельзя допускать. – сказала мама. – Потом будет поздно!

    Я лежала в кровати. Дверь нашей комнаты и дверь гостиной были чуть приоткрыты, и я слышала каждое слово. Я попробовала не спать. Но потом все-таки уснула. Я проснулась, услышав в гостиной голос Ильзы. Был второй час ночи. Я вылезла из постели и про­кралась в переднюю. Ильза, видно, только что вернулась домой.

    Она рассказывала, как чудесно было в театре и что отец Эви оказался поразительно милым человеком: он пригласил весь класс после театра в шикарный ресторан.

    – Как мило, – сказала мама.

    – Удивительно любезно, – сказал Курт.

    Потом Ильза стала перечислять, что они ели, что ела Эви, что Герта и что все остальные. Мама и Курт все время говорили: «Ах, вот как?», «Так-так», «Исключительно интересно».

    Я еще не совсем проснулась, но все-таки я заметила, что будет очень плохо, если Ильза станет и дальше рассказывать про ресторан, про разные блюда и про отца Эви. Я сделала над собой усилие и вошла босиком в гостиную.

    – Эрика, сейчас же иди в постель! – крикнула мама.

    Ильза как раз говорила:

    – А потом отец Эви хотел нас всех посадить в такси, но найти такси было просто немыслимо!

    – Вот беда! – сказала мама.

    Но Ильза не заметила насмешки.

    Я подумала, что это низко со стороны мамы, и сказала:

    – Ильза, мама звонила отцу Эви. Он уже спал.

    Мама сердито на меня посмотрела и крикнула:

    – Сейчас же убирайся отсюда!

    – Эрика, выйди из комнаты! – сказал Курт.

    Мама взбесилась из-за того, что я испортила ей всю игру. Она наверняка рисовала себе такую картину: она даст Ильзе рассказать до конца, а потом медленно и с издевкой скажет:


    – Но как же так получается, что столь милый и любезный отец Эви давным-давно спит и ничегошеньки обо всем этом не знает?

    А теперь она не могла уже так сказать. Потому и глядела на меня с бешенством.

    Я вышла из гостиной, но остановилась за дверью. Я хотела все-таки знать, что же будет дальше. Ильза вела себя как ни в чем не бывало. Принцесса кока-колы и высокоскоростных машин для молодых картинно сидела в кожаном кресле и с удивлением спрашивала:

    – Как же это так? Отец Эльфи заехал за нами в театр!

    Тут Курт вскочил и заорал, что его-то уж она не одурачит!

    – Может быть, мне позвонить теперь отцу Эльфи? – спросила мама.

    – Пожалуйста! Можешь ему позвонить! – ответила Ильза.

    Мама крикнула, что она еще не настолько сошла с ума, чтобы будить в половине второго ночи спящих людей.

    – Это ведь была твоя идея, а не моя, – сказала Ильза.

    Курт взревел, что Ильзе никто не дал права дерзить его жене. Он так и сказал – «моей жене».

    И тут – у меня прямо дух захватило – Ильза откашлялась, а потом заявила:

    – Тебя, Курт, это вообще не касается. Я не обязана давать тебе отчет! Если ты женился на моей матери, это еще не значит, что ты можешь надо мною командовать!

    Раздался звонкий шлепок. Мама дала Ильзе пощечину. А потом Курт выскочил из гостиной и чуть не сбил меня с ног.

    – Курт! – крикнула мама. – Вернись! Она должна перед тобой извиниться!

    Но Курт не вернулся. Он вбежал в спальню и хлопнул дверью. Почтмейстер внизу под нами наверняка проснулся, если, конечно, он не проснулся гораздо раньше от нашего крика.

    Потом я еще слышала, как мама требовала от Ильзы извинения и грозила ей всеми возможными и невозможными карами, если она сию же минуту не извинится.

    Ильза не извинилась. Она вышла в переднюю. Она сказала мне:

    – Лучше язык себе откушу!

    И заплакала, и сжала кулаки. Крепко-крепко. Я потом видела следы ногтей на ее ладони.

    В нашей комнате, когда она раздевалась и уже лежа в постели, она все повторяла:

    – Нет, я этого не выдержу. Я этого просто не выдержу!

    – А по правде, где ты была? – спросила я. Я задала этот вопрос еще три раза, пока Ильза не перестала наконец повторять одно и то же и не ответила:

    – Я была вместе с Амрай в баре. – И потом она еще сказала: – А теперь я хочу спать. Спокойной ночи.

    Я лежала в постели. Было темно-темно. Я прислушивалась к дыханию Ильзы. Нет, она не спала. Она дышала неравномерно.


    – А что делают в баре? – спросила я. – А разве туда пускают двух девушек? Одних?

    Кровать Ильзы заскрипела. Она, наверно, отвернулась к стене.

    5

    На следующий день было воскресенье. Я проснулась, потому что Оливер сидел у меня на кровати и тянул к себе подушку.

    – Вставай, вставай, вставай, – повторял он.

    – Который час? – спросила я.

    – «Бей – кто сильней!» уже прошла!

    Он хотел сказать, что уже больше десяти, потому что эта воскресная передача кончается по радио в десять. Оливер еще не понимает по часам.

    Я села на кровати. Утром я всегда никак не могу проснуться. Сначала я даже не помнила, что было этой ночью. И не думала о том, что сегодня воскресенье. Я глядела в окно и видела, что светит солнце, а рыжая толстуха в доме напротив раскладывает на подоконнике одеяла и подушки. Она всегда это делает по воскресеньям. Я поглядела на Ильзину кровать. Ильза еще спала. Ее ноги выглядывали из-под одеяла. На них был педикюр с желтым, как желток, лаком.

    Обычно мама будит нас в воскресенье в половине девятого. Чтобы мы не слишком поздно выбрались на воскресную прогулку.

    – Сегодня прогулки не будет? – шепотом спросила я Оливера.

    Оливер покачал головой.


    – Все еще спят, что ли?

    Оливер опять покачал головой.


    – Почему не будет прогулки?

    Оливер пожал плечами.

    – Не знаю. Папа куда-то уехал на машине, совсем рано. Еще темно было.


    – А мама?

    – Мама очень сердитая.


    – Почему? На кого?

    Оливер опять пожал плечами.

    – Просто вообще, – сказал он.

    Я встала и пошла с Оливером на кухню.

    На кухне сидела мама. Она сидела за кухонным столом и читала старый номер «Бригитты».


    – Можно мне позавтракать?

    – Приготовь завтрак сама, – сказала мама, обращаясь к «Бригитте».

    Отказ от приготовления завтрака означает у мамы высшую степень раздражения. Раз уж мама не готовит завтрак, значит, она на пределе.

    Я достала кастрюлю из шкафа.

    – Не хлопай так дверцей! – вскинулась мама.

    Я вынула пакет из холодильника и налила молоко в кастрюлю. Две капли попали на стол.

    Мама подняла глаза от «Бригитты».


    – Почему ты всегда все проливаешь?

    Я взяла полотенце и вытерла стол.
    – Ты что, с ума сошла? Это же посудное полотенце!

    – Ты будешь какао? – спросила я Оливера.

    – Я завтракал, – сказал Оливер. – Мама уже готовила мне завтрак. Мне и Татьяне.

    – А как ты считаешь! Они еще слишком малы, чтобы готовить себе завтрак! – резко сказала мама, обращаясь ко мне.

    Но ведь я ничего и не говорила. Потом мама встала, захлопнула «Бригитту» и намазала мне два бутерброда с маслом и мармеладом. Так много масла, просто есть противно. Но я ничего не сказала.

    – Я хочу в лес! – крикнул Оливер. – В лес, в лес, в лес!

    – Попридержи язык, – сказала мама. В кухню вошла Татьяна. Она была в ночной рубашке. На животе у нее красовалось огромное пятно от какао.

    – Какао бухнулось в постель! – сообщила она. – Плавает в постели!

    – Вы мне просто на нервы действуете! – крикнула, мама. И выбежала из кухни, громко хлопнув дверью.

    Я осталась на кухне. Я слышала, как мама в передней хлопает дверцами шкафа и бормочет что-то себе под нос. Наверно, она искала чистую простыню для Татьяны. Я хотела заглянуть в «Бригитту», но Оливер и Татьяна не оставляли меня в покое. Татьяна хотела строить, а Оливер боксировать. Тогда я тоже сказала:

    – Вы мне просто на нервы действуете! – и, выбежав из кухни, хлопнула дверью.

    После обеда вернулся Курт. Он принес маме букет цветов, и мама была растрогана.

    Потом Курт попробовал поговорить с Ильзой. Пусть она все-таки скажет, где она была. Она ведь среди людей живет, не среди зверей каких-нибудь. Он, например, многое может понять.

    – Аминь! – ответила Ильза.

    Татьяне понравилось это слово. Она бегала вокруг Курта и все повторяла:

    – Аминь, аминь, аминь, аминь!

    Мама вообще не разговаривала с Ильзой. Зато мне она сообщила, что теперь у нас все пойдет по-другому. Раз не выходит по-хоро­шему, надо принять другие меры. Она повысила голос:

    – Теперь Ильза никуда не будет ходить по вечерам! А после школы ей придется тут же возвращаться домой!

    Еще мама сказала, что Ильза не получит больше денег на карманные расходы. И никаких новых платьев.

    Ильза лежала в нашей комнате на постели и читала газету. Но мама говорила так громко, что она наверняка слышала каждое слово.

    – Ей слишком хорошо живется! Вот в чем дело! – крикнула мама.

    И вдруг она, словно фурия, бросилась в ванную. Она рванула дверцу зеркального шкафчика и с криком «Вот, вот, вот! Все у нее есть!» стала выбрасывать из него всю Ильзину косметику.

    Бутылочка с подводкой для глаз упала на кафельный пол и разбилась. Губная помада полетела в ванну, а тюбик с тоном в раковину.

    Все гремело и дребезжало. Оливер и Татьяна вошли в ванную и с испугом глядели на эту сцену. Потом пришел Курт и попросил маму взять себя в руки.

    Мама прикусила нижнюю губу, у нее немного дрожала голова и руки, но она все-таки нашла щетку для волос и причесалась, а потом сказала, обращаясь ко мне: «Убери-ка все это!» – и вышла из ванной.

    Курт стал помогать мне убирать остатки косметики. Но это оказалось не так-то просто. Трудно себе представить, сколько черной жидкости содержится в такой крошечной бутылочке с подводкой. Мы терли и терли как бешеные, но кафельный пол становился все чернее и чернее. А так как Татьяну и Оливера невозможно было выгнать из ванной и они топтались в черной луже, вскоре и ванна, и стены, и полотенца стали черными. И вдруг Оливер схватил своей черной лапой Курта за рукав. На белой рубашке Курта теперь красовалось черное пятно. Он бросил тряпку и крикнул:

    – Черт бы побрал всю эту грязь! Мне-то какое дело до всего этого! Пусть сама убирает!

    Он выскочил из ванной. Черные следы от его ботинок на дорожке в передней еще и теперь видны. Кого он имел в виду, говоря: «Пусть сама убирает!» – маму или Ильзу, – я не знаю.

    Я, во всяком случае, еще целый час терла пол в ванной, и мне, по правде сказать, было себя немного жалко.

    Ильза лежала до вечера на постели и читала газету, а потом – старые выпуски с Микки Маусом и старые детские книжки. Говорить со мной она не хотела. Каждые две минуты она смотрела на часы. Я видела, что она нервничает – она обкусывала кожу на пальцах. (Раньше Ильза грызла ногти. С тех пор, как она делает маникюр, она кусает пальцы.)

    6
    Потом в передней зазвонил телефон. Мама взяла трубку. Раз пять она повторила: «Слушаю! Кто говорит? Слушаю!» Но ей не отвечали.

    Через полчаса снова зазвонил телефон. На этот раз подошла я. Мужской голос сказал:

    – Добрый день. Попросите, пожалуйста, Ильзу.

    Мама была тут же в передней, она разбиралась в шкафчике для обуви.

    – Кто это? – спросила она меня.

    – Ильза, тебя! – крикнула я.

    Мама подошла и взяла трубку у меня из рук.

    – Простите, кто говорит? Алло, кто говорит? Да отвечайте же!

    Я, наверное, и сама бы ни слова не ответила, если бы на меня так рыкнули. Мама бросила трубку.

    – Опять никто не отвечает! – резко сказала она. А потом начала допрашивать меня, какой это был голос – мужской или женский.

    Я не знала, что отвечать. Через открытую дверь я видела Ильзу – она стояла посреди комнаты. Она вскочила с кровати, когда я позвала ее к телефону, а теперь пристально смотрела на меня.

    – Женский голос. Какая-то девочка, – сказала я.


    – Ты в этом уверена?

    – Там такой шум был в трубке, но, по-моему, это Ули.

    Ильза продолжала глядеть на меня в упор. Мне показалось, что она хочет сказать: «Молодец, хорошо, сестричка. Продолжай в том же духе!»

    – Нет, это точно Ули, – сказала я.

    Ильза вышла в переднюю.

    – Мы хотим вместе делать математику, – сказала она. – У нас на той неделе контрольная.

    Ильза сказала это не мне и не маме, а обращаясь к стене. Потом она добавила:

    – Ну, я пошла.

    – Ты останешься дома! – крикнула мама.

    – Я ей уже обещала, а кроме того, я провалюсь на контрольной! – крикнула Ильза.

    Мама язвительно рассмеялась.

    – Обещала, обещала! – И она стала говорить, что Ильза прежде всего должна выполнять обещания и обязанности по отношению к своей собственной семье.


    – Какие же это обязанности? И кого ты подразумеваешь под моей собственной семьей?

    Ильза спросила это не менее язвительно. Мама побледнела. Она несколько раз открыла рот и снова закрыла его, не проронив ни звука. Потом повернулась и пошла на кухню. Но возле двери кухни вновь обернулась и сказала:

    – Какие у тебя обязанности и кто твоя семья, об этом тебе в ближайшие дни придется как следует поразмыслить!

    Мама и Ильза глядели друг на друга, не отводя глаз, и вдруг я заметила, как они похожи. Мама, и как только я раньше не замечала,– это просто постаревшая Ильза! Даже кошачий взгляд у нее, точно как у Ильзы. Я увидела это, когда она сказала:

    – Так вот запомни! С сегодняшнего дня ты никуда не уходишь. Если понадобится, я сама буду провожать тебя в школу и заходить за тобой после уроков. Пока еще тут распоряжаюсь я!

    Я знаю мою сестру. И я поняла: сейчас что-то произойдет. Больше она не сможет сдерживаться – или заорет, или разобьет что-нибудь. Я боялась даже, что она бросится на маму.

    Но Ильза сделала нечто совсем другое. Она отвела взгляд от мамы, сняла трубку и стала набирать номер. Я стояла с ней рядом и видела, что она набирает цифры 4 и 6. 4 и 6 – первые цифры папиного телефона.

    Как видно, к телефону подошла папина жена, потому что Ильза сказала:

    – Попросите, пожалуйста, папу!

    А потом Ильза сказала, и голос ее при этом дрожал:

    – Это Ильза говорит.

    – Нет, это уже превосходит все! – крикнула мама. Она хотела вырвать трубку у Ильзы из рук.

    Но Ильза крепко держала трубку. Три раза она повторила:

    – Папа, послушай, папа. Я...

    И тут маме удалось вырвать у нее трубку. Теперь мама, держа в одной руке трубку, другой старалась отпихнуть от себя Ильзу.

    – Попробуй у меня только! – шипела она. А в трубку она сказала:

    – Нет, нет, извини! Это я не тебе!

    И начала объяснять папе, что Ильза ведет себя безобразно, а сейчас она, видно, совсем свихнулась и еще вздумала обращаться к от­цу за помощью. Но – и в голосе мамы появилась угрожающая нотка – для этого нет пока никаких оснований, а кроме того, она запрещает кому-либо вмешиваться в воспитание ее детей.

    Что сказал папа, не было слышно, но, видно, что-то такое, что не понравилось маме. Она резко ответила:

    – Да-да, это тебе, конечно, необходимо!

    Потом папа еще что-то говорил, а мама все повторяла одно и то же:

    – Это просто смешно! Смешно, смешно, смешно!

    И вдруг она громко крикнула:

    – Ах, понимание! Может, у тебя есть понимание?! Да уж, конечно! Ну давай, давай. Только тогда сам неси ответственность. Полную ответственность!

    И тут мама стала жаловаться, что Ильза вчера вернулась домой в два часа ночи и рассказывала одни небылицы, все сплошное вранье, правды от нее не добьешься. Потом она замолчала, несколько раз кивнула и с довольным видом протянула трубку Ильзе.

    – Пожалуйста, поговори с твоим отцом. На вот, поговори!

    Ильза взяла трубку и приложила ее к уху. Я стояла рядом и слышала папин голос. Он говорил что-то очень быстро, что именно, я разобрать не могла. Ильза держала трубку у уха всего несколько мгновений, а потом просто выпустила из рук. Мама успела ее подхватить прежде, чем она упала на пол. Ильза какой-то деревянной походкой направилась в нашу комнату. Она подошла к своей постели, бросилась на нее и начала реветь, очень громко.

    – Истеричка! – сказала мама.

    Я подошла к Ильзе. Села к ней на кровать.

    1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11


    написать администратору сайта