Ильза ушла Перевод. Я все напишу, хотя и не знаю, с чего мне начать и что мне писать. Я только знаю, чем все кончилось
 Скачать 196.91 Kb.
|
|
– Может, тебе его жалко? Может, ты его любишь? – Он ничего мне не сделал, – сказала я. Я не хотела спорить с Ильзой. – Да и тебе тоже. Он мне не мешает. Мне хотелось все-таки как-нибудь защитить Курта. – Зато его дети мне очень мешают, это уж точно! – крикнула Ильза. Я сказала, что это ведь дети не только Курта, но и нашей мамы, а значит, наши брат и сестра. Но Ильза возразила: – Нет, мне они уж никак не брат и сестра! Так же, как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра? Под макаками она подразумевала новых детей папы. Я покачала головой. Макак я тоже терпеть не могла. – Ну вот, – торжествующе сказала Ильза. – Но ведь Оливер иногда такой милый, – сказала я. – Ну и что? Мне-то какое до этого дело? – Никакого. Конечно, никакого. Я не хотела с ней спорить. И еще мне было ее жалко. Когда у человека убьют его любимую морскую свинку, слишком уж много от него требовать – чтобы он находил убийцу или его родственников милыми. Но хотя Ильза постоянно твердила, что она терпеть не может Татьяну и Оливера, я ей не так-то уж верила: Оливер не раз показывал мне жвачки и леденцы, подаренные Ильзой. А один раз показал даже маленькую гоночную машинку. И с прогулками было то же самое. Раз в неделю Ильза должна была гулять с Оливером и Татьяной. Ильза, правда, всегда проклинала эти прогулки и говорила, что уж лучше бы ей выводить на прогулку семь такс, чем этих двоих животных, но я несколько раз видела их втроем в парке – Ильза сидела в песочнице, играла там с ними и что-то говорила с улыбкой. Правда, стоило ей заметить меня, как она тут же вскакивала и кричала: – Ну все! Хватит с меня этих отравных гномов! Отведи-ка ты их домой! 4 Месяца два тому назад Ильза начала мне рассказывать, что она теперь снова встречается с Амрай. Три-четыре раза в неделю она говорила со мной про эту Амрай. Как она рада, что снова подружилась с Амрай, потому что Амрай гораздо умнее, веселее, взрослее, чем все эти дурехи из ее класса. Амрай была раньше Ильзиной подругой – когда Ильза еще училась в начальной школе. Теперь Амрай учится в школе при монастыре. Как-то он там называется – вроде монастырь «Сакре-кёр-де-нотр-дам-де-сион». Это такая школа, где много вышивания, шитья и много уроков закона божьего. Ильза рассказывала, что Амрай она встретила случайно, на улице. Сперва они даже не знали, о чем говорить друг с другом, но потом пошли вместе в кафе, ели ванильное мороженое, и тут-то Ильза заметила, что Амрай все такая же симпатичная, как и раньше. А еще Ильза меня попросила, чтобы я ничего не рассказывала маме про эти встречи с Амрай, потому что мама ее просто не выносит. – Да что ты! – возразила я. – Это ведь уже так давно было! Мама, наверно, вовсе и не помнит Амрай. – Нет, нет, – утверждала Ильза, – совсем еще недавно она сказала, что Амрай – самая большая дурища из всех, какие ей когда-либо встречались! Разумеется, я пообещала Ильзе не говорить про Амрай ни словечка. Ильза все уши мне прожужжала с этой Амрай. Как они были вместе в кафе и ели мороженое, как ходили в кино, как... И когда она говорит маме, что идет к Эви, это на самом деле она встречается с Амрай, и когда рассказывает, что идет в Молодежный театр, она тоже встречается с Амрай. По правде сказать, меня всегда удивляло, чего ради Ильза так скрывает Амрай от мамы и Курта. Я спросила Ильзу, почему Амрай никогда за ней не зайдет. Но сейчас я уже не помню, что она мне тогда ответила. А потом – недели три назад – у нас дома произошел жуткий скандал. Это было в субботу. Ильза сказала, что идет в театр вместе со своим классом. Почти все идут. Вернется домой в десять. Мама предложила заехать за ней в театр на машине, но Ильза сказала, что это совершенно лишнее: отец Эви возьмет ее с собой и довезет до дома. Ильза не пришла ни в десять, ни в пол-одиннадцатого, ни в одиннадцать. В половине двенадцатого ее все еще не было дома. Мама позвонила родителям Эви. Они уже спали и были не слишком любезны. Мать Эви ответила, что ей абсолютно ничего не известно о посещении театра, а Эви давным-давно спит. Мама извинилась и сказала, что все это, как видно, недоразумение. Потом мама и Курт долго сидели в гостиной. Они почти не разговаривали. Каждые десять минут они сообщали друг другу который час. Несколько раз Курт сказал: – Да, это в самом деле никуда не годится! Так продолжаться не может! – Этого просто нельзя допускать. – сказала мама. – Потом будет поздно! Я лежала в кровати. Дверь нашей комнаты и дверь гостиной были чуть приоткрыты, и я слышала каждое слово. Я попробовала не спать. Но потом все-таки уснула. Я проснулась, услышав в гостиной голос Ильзы. Был второй час ночи. Я вылезла из постели и прокралась в переднюю. Ильза, видно, только что вернулась домой. Она рассказывала, как чудесно было в театре и что отец Эви оказался поразительно милым человеком: он пригласил весь класс после театра в шикарный ресторан. – Как мило, – сказала мама. – Удивительно любезно, – сказал Курт. Потом Ильза стала перечислять, что они ели, что ела Эви, что Герта и что все остальные. Мама и Курт все время говорили: «Ах, вот как?», «Так-так», «Исключительно интересно». Я еще не совсем проснулась, но все-таки я заметила, что будет очень плохо, если Ильза станет и дальше рассказывать про ресторан, про разные блюда и про отца Эви. Я сделала над собой усилие и вошла босиком в гостиную. – Эрика, сейчас же иди в постель! – крикнула мама. Ильза как раз говорила: – А потом отец Эви хотел нас всех посадить в такси, но найти такси было просто немыслимо! – Вот беда! – сказала мама. Но Ильза не заметила насмешки. Я подумала, что это низко со стороны мамы, и сказала: – Ильза, мама звонила отцу Эви. Он уже спал. Мама сердито на меня посмотрела и крикнула: – Сейчас же убирайся отсюда! – Эрика, выйди из комнаты! – сказал Курт. Мама взбесилась из-за того, что я испортила ей всю игру. Она наверняка рисовала себе такую картину: она даст Ильзе рассказать до конца, а потом медленно и с издевкой скажет: – Но как же так получается, что столь милый и любезный отец Эви давным-давно спит и ничегошеньки обо всем этом не знает? А теперь она не могла уже так сказать. Потому и глядела на меня с бешенством. Я вышла из гостиной, но остановилась за дверью. Я хотела все-таки знать, что же будет дальше. Ильза вела себя как ни в чем не бывало. Принцесса кока-колы и высокоскоростных машин для молодых картинно сидела в кожаном кресле и с удивлением спрашивала: – Как же это так? Отец Эльфи заехал за нами в театр! Тут Курт вскочил и заорал, что его-то уж она не одурачит! – Может быть, мне позвонить теперь отцу Эльфи? – спросила мама. – Пожалуйста! Можешь ему позвонить! – ответила Ильза. Мама крикнула, что она еще не настолько сошла с ума, чтобы будить в половине второго ночи спящих людей. – Это ведь была твоя идея, а не моя, – сказала Ильза. Курт взревел, что Ильзе никто не дал права дерзить его жене. Он так и сказал – «моей жене». И тут – у меня прямо дух захватило – Ильза откашлялась, а потом заявила: – Тебя, Курт, это вообще не касается. Я не обязана давать тебе отчет! Если ты женился на моей матери, это еще не значит, что ты можешь надо мною командовать! Раздался звонкий шлепок. Мама дала Ильзе пощечину. А потом Курт выскочил из гостиной и чуть не сбил меня с ног. – Курт! – крикнула мама. – Вернись! Она должна перед тобой извиниться! Но Курт не вернулся. Он вбежал в спальню и хлопнул дверью. Почтмейстер внизу под нами наверняка проснулся, если, конечно, он не проснулся гораздо раньше от нашего крика. Потом я еще слышала, как мама требовала от Ильзы извинения и грозила ей всеми возможными и невозможными карами, если она сию же минуту не извинится. Ильза не извинилась. Она вышла в переднюю. Она сказала мне: – Лучше язык себе откушу! И заплакала, и сжала кулаки. Крепко-крепко. Я потом видела следы ногтей на ее ладони. В нашей комнате, когда она раздевалась и уже лежа в постели, она все повторяла: – Нет, я этого не выдержу. Я этого просто не выдержу! – А по правде, где ты была? – спросила я. Я задала этот вопрос еще три раза, пока Ильза не перестала наконец повторять одно и то же и не ответила: – Я была вместе с Амрай в баре. – И потом она еще сказала: – А теперь я хочу спать. Спокойной ночи. Я лежала в постели. Было темно-темно. Я прислушивалась к дыханию Ильзы. Нет, она не спала. Она дышала неравномерно. – А что делают в баре? – спросила я. – А разве туда пускают двух девушек? Одних? Кровать Ильзы заскрипела. Она, наверно, отвернулась к стене. 5 На следующий день было воскресенье. Я проснулась, потому что Оливер сидел у меня на кровати и тянул к себе подушку. – Вставай, вставай, вставай, – повторял он. – Который час? – спросила я. – «Бей – кто сильней!» уже прошла! Он хотел сказать, что уже больше десяти, потому что эта воскресная передача кончается по радио в десять. Оливер еще не понимает по часам. Я села на кровати. Утром я всегда никак не могу проснуться. Сначала я даже не помнила, что было этой ночью. И не думала о том, что сегодня воскресенье. Я глядела в окно и видела, что светит солнце, а рыжая толстуха в доме напротив раскладывает на подоконнике одеяла и подушки. Она всегда это делает по воскресеньям. Я поглядела на Ильзину кровать. Ильза еще спала. Ее ноги выглядывали из-под одеяла. На них был педикюр с желтым, как желток, лаком. Обычно мама будит нас в воскресенье в половине девятого. Чтобы мы не слишком поздно выбрались на воскресную прогулку. – Сегодня прогулки не будет? – шепотом спросила я Оливера. Оливер покачал головой. – Все еще спят, что ли? Оливер опять покачал головой. – Почему не будет прогулки? Оливер пожал плечами. – Не знаю. Папа куда-то уехал на машине, совсем рано. Еще темно было. – А мама? – Мама очень сердитая. – Почему? На кого? Оливер опять пожал плечами. – Просто вообще, – сказал он. Я встала и пошла с Оливером на кухню. На кухне сидела мама. Она сидела за кухонным столом и читала старый номер «Бригитты». – Можно мне позавтракать? – Приготовь завтрак сама, – сказала мама, обращаясь к «Бригитте». Отказ от приготовления завтрака означает у мамы высшую степень раздражения. Раз уж мама не готовит завтрак, значит, она на пределе. Я достала кастрюлю из шкафа. – Не хлопай так дверцей! – вскинулась мама. Я вынула пакет из холодильника и налила молоко в кастрюлю. Две капли попали на стол. Мама подняла глаза от «Бригитты». – Почему ты всегда все проливаешь? Я взяла полотенце и вытерла стол. – Ты что, с ума сошла? Это же посудное полотенце! – Ты будешь какао? – спросила я Оливера. – Я завтракал, – сказал Оливер. – Мама уже готовила мне завтрак. Мне и Татьяне. – А как ты считаешь! Они еще слишком малы, чтобы готовить себе завтрак! – резко сказала мама, обращаясь ко мне. Но ведь я ничего и не говорила. Потом мама встала, захлопнула «Бригитту» и намазала мне два бутерброда с маслом и мармеладом. Так много масла, просто есть противно. Но я ничего не сказала. – Я хочу в лес! – крикнул Оливер. – В лес, в лес, в лес! – Попридержи язык, – сказала мама. В кухню вошла Татьяна. Она была в ночной рубашке. На животе у нее красовалось огромное пятно от какао. – Какао бухнулось в постель! – сообщила она. – Плавает в постели! – Вы мне просто на нервы действуете! – крикнула, мама. И выбежала из кухни, громко хлопнув дверью. Я осталась на кухне. Я слышала, как мама в передней хлопает дверцами шкафа и бормочет что-то себе под нос. Наверно, она искала чистую простыню для Татьяны. Я хотела заглянуть в «Бригитту», но Оливер и Татьяна не оставляли меня в покое. Татьяна хотела строить, а Оливер боксировать. Тогда я тоже сказала: – Вы мне просто на нервы действуете! – и, выбежав из кухни, хлопнула дверью. После обеда вернулся Курт. Он принес маме букет цветов, и мама была растрогана. Потом Курт попробовал поговорить с Ильзой. Пусть она все-таки скажет, где она была. Она ведь среди людей живет, не среди зверей каких-нибудь. Он, например, многое может понять. – Аминь! – ответила Ильза. Татьяне понравилось это слово. Она бегала вокруг Курта и все повторяла: – Аминь, аминь, аминь, аминь! Мама вообще не разговаривала с Ильзой. Зато мне она сообщила, что теперь у нас все пойдет по-другому. Раз не выходит по-хорошему, надо принять другие меры. Она повысила голос: – Теперь Ильза никуда не будет ходить по вечерам! А после школы ей придется тут же возвращаться домой! Еще мама сказала, что Ильза не получит больше денег на карманные расходы. И никаких новых платьев. Ильза лежала в нашей комнате на постели и читала газету. Но мама говорила так громко, что она наверняка слышала каждое слово. – Ей слишком хорошо живется! Вот в чем дело! – крикнула мама. И вдруг она, словно фурия, бросилась в ванную. Она рванула дверцу зеркального шкафчика и с криком «Вот, вот, вот! Все у нее есть!» стала выбрасывать из него всю Ильзину косметику. Бутылочка с подводкой для глаз упала на кафельный пол и разбилась. Губная помада полетела в ванну, а тюбик с тоном в раковину. Все гремело и дребезжало. Оливер и Татьяна вошли в ванную и с испугом глядели на эту сцену. Потом пришел Курт и попросил маму взять себя в руки. Мама прикусила нижнюю губу, у нее немного дрожала голова и руки, но она все-таки нашла щетку для волос и причесалась, а потом сказала, обращаясь ко мне: «Убери-ка все это!» – и вышла из ванной. Курт стал помогать мне убирать остатки косметики. Но это оказалось не так-то просто. Трудно себе представить, сколько черной жидкости содержится в такой крошечной бутылочке с подводкой. Мы терли и терли как бешеные, но кафельный пол становился все чернее и чернее. А так как Татьяну и Оливера невозможно было выгнать из ванной и они топтались в черной луже, вскоре и ванна, и стены, и полотенца стали черными. И вдруг Оливер схватил своей черной лапой Курта за рукав. На белой рубашке Курта теперь красовалось черное пятно. Он бросил тряпку и крикнул: – Черт бы побрал всю эту грязь! Мне-то какое дело до всего этого! Пусть сама убирает! Он выскочил из ванной. Черные следы от его ботинок на дорожке в передней еще и теперь видны. Кого он имел в виду, говоря: «Пусть сама убирает!» – маму или Ильзу, – я не знаю. Я, во всяком случае, еще целый час терла пол в ванной, и мне, по правде сказать, было себя немного жалко. Ильза лежала до вечера на постели и читала газету, а потом – старые выпуски с Микки Маусом и старые детские книжки. Говорить со мной она не хотела. Каждые две минуты она смотрела на часы. Я видела, что она нервничает – она обкусывала кожу на пальцах. (Раньше Ильза грызла ногти. С тех пор, как она делает маникюр, она кусает пальцы.) 6 Потом в передней зазвонил телефон. Мама взяла трубку. Раз пять она повторила: «Слушаю! Кто говорит? Слушаю!» Но ей не отвечали. Через полчаса снова зазвонил телефон. На этот раз подошла я. Мужской голос сказал: – Добрый день. Попросите, пожалуйста, Ильзу. Мама была тут же в передней, она разбиралась в шкафчике для обуви. – Кто это? – спросила она меня. – Ильза, тебя! – крикнула я. Мама подошла и взяла трубку у меня из рук. – Простите, кто говорит? Алло, кто говорит? Да отвечайте же! Я, наверное, и сама бы ни слова не ответила, если бы на меня так рыкнули. Мама бросила трубку. – Опять никто не отвечает! – резко сказала она. А потом начала допрашивать меня, какой это был голос – мужской или женский. Я не знала, что отвечать. Через открытую дверь я видела Ильзу – она стояла посреди комнаты. Она вскочила с кровати, когда я позвала ее к телефону, а теперь пристально смотрела на меня. – Женский голос. Какая-то девочка, – сказала я. – Ты в этом уверена? – Там такой шум был в трубке, но, по-моему, это Ули. Ильза продолжала глядеть на меня в упор. Мне показалось, что она хочет сказать: «Молодец, хорошо, сестричка. Продолжай в том же духе!» – Нет, это точно Ули, – сказала я. Ильза вышла в переднюю. – Мы хотим вместе делать математику, – сказала она. – У нас на той неделе контрольная. Ильза сказала это не мне и не маме, а обращаясь к стене. Потом она добавила: – Ну, я пошла. – Ты останешься дома! – крикнула мама. – Я ей уже обещала, а кроме того, я провалюсь на контрольной! – крикнула Ильза. Мама язвительно рассмеялась. – Обещала, обещала! – И она стала говорить, что Ильза прежде всего должна выполнять обещания и обязанности по отношению к своей собственной семье. – Какие же это обязанности? И кого ты подразумеваешь под моей собственной семьей? Ильза спросила это не менее язвительно. Мама побледнела. Она несколько раз открыла рот и снова закрыла его, не проронив ни звука. Потом повернулась и пошла на кухню. Но возле двери кухни вновь обернулась и сказала: – Какие у тебя обязанности и кто твоя семья, об этом тебе в ближайшие дни придется как следует поразмыслить! Мама и Ильза глядели друг на друга, не отводя глаз, и вдруг я заметила, как они похожи. Мама, и как только я раньше не замечала,– это просто постаревшая Ильза! Даже кошачий взгляд у нее, точно как у Ильзы. Я увидела это, когда она сказала: – Так вот запомни! С сегодняшнего дня ты никуда не уходишь. Если понадобится, я сама буду провожать тебя в школу и заходить за тобой после уроков. Пока еще тут распоряжаюсь я! Я знаю мою сестру. И я поняла: сейчас что-то произойдет. Больше она не сможет сдерживаться – или заорет, или разобьет что-нибудь. Я боялась даже, что она бросится на маму. Но Ильза сделала нечто совсем другое. Она отвела взгляд от мамы, сняла трубку и стала набирать номер. Я стояла с ней рядом и видела, что она набирает цифры 4 и 6. 4 и 6 – первые цифры папиного телефона. Как видно, к телефону подошла папина жена, потому что Ильза сказала: – Попросите, пожалуйста, папу! А потом Ильза сказала, и голос ее при этом дрожал: – Это Ильза говорит. – Нет, это уже превосходит все! – крикнула мама. Она хотела вырвать трубку у Ильзы из рук. Но Ильза крепко держала трубку. Три раза она повторила: – Папа, послушай, папа. Я... И тут маме удалось вырвать у нее трубку. Теперь мама, держа в одной руке трубку, другой старалась отпихнуть от себя Ильзу. – Попробуй у меня только! – шипела она. А в трубку она сказала: – Нет, нет, извини! Это я не тебе! И начала объяснять папе, что Ильза ведет себя безобразно, а сейчас она, видно, совсем свихнулась и еще вздумала обращаться к отцу за помощью. Но – и в голосе мамы появилась угрожающая нотка – для этого нет пока никаких оснований, а кроме того, она запрещает кому-либо вмешиваться в воспитание ее детей. Что сказал папа, не было слышно, но, видно, что-то такое, что не понравилось маме. Она резко ответила: – Да-да, это тебе, конечно, необходимо! Потом папа еще что-то говорил, а мама все повторяла одно и то же: – Это просто смешно! Смешно, смешно, смешно! И вдруг она громко крикнула: – Ах, понимание! Может, у тебя есть понимание?! Да уж, конечно! Ну давай, давай. Только тогда сам неси ответственность. Полную ответственность! И тут мама стала жаловаться, что Ильза вчера вернулась домой в два часа ночи и рассказывала одни небылицы, все сплошное вранье, правды от нее не добьешься. Потом она замолчала, несколько раз кивнула и с довольным видом протянула трубку Ильзе. – Пожалуйста, поговори с твоим отцом. На вот, поговори! Ильза взяла трубку и приложила ее к уху. Я стояла рядом и слышала папин голос. Он говорил что-то очень быстро, что именно, я разобрать не могла. Ильза держала трубку у уха всего несколько мгновений, а потом просто выпустила из рук. Мама успела ее подхватить прежде, чем она упала на пол. Ильза какой-то деревянной походкой направилась в нашу комнату. Она подошла к своей постели, бросилась на нее и начала реветь, очень громко. – Истеричка! – сказала мама. Я подошла к Ильзе. Села к ней на кровать. |