Дмитрий Глуховский - ПОСТ. 9Эта сторона
 Скачать 7.08 Mb.
|
|
146 Дмитрий Глуховский — Нет. Сейчас. Пока, дедуль! Она чмокает его в щетинистую, как будто солью обсыпанную, щеку и броса- ется вниз. 11 Полкан шагает размашисто, Егор еле за ним поспевает. — Куда без противогаза-то?! Туда нельзя без противогаза! — Да срал я на твой противогаз! Слышь, пацан? Екатеринбург, балда! Паспор- та, бляха! Телефоны! Это кто еще зассал! На заставе их встречают — выбираются обалдевшие дозорные из-за мешков, переглядываются и пересмеиваются, предвкушая концерт. А комендант им на полном серьезе орет: — Так! Стр-ройся! Рразведка боем, бляха! На ту сторону идем! Фонари давай! Противогазы есть? Дайте вон пацану, а то он шибко волнуется! Табельное про- верить! Коц и Свиридов недоумевают — слушаться или не слушаться? Всем видно, что Полкан в дупель пьян; запятнанная рубаха воняет тушенкой. А Егор сейчас на том же кураже, что и Полкан: сейчас или никогда, и сам черт ему не брат. Все, что он копил, все, что утаивал — все прорывается наружу, и от этого прободения ему горячо, больно и сладко, как на исповеди. Не надо на тот берег, достаточно дойти до середины моста, достаточно будет, чтобы Полкан сам увидел голые тела, которые казаки выложили шеренгой. Они выходят на пути — кучка людей в ватниках и бушлатах. Лучики их фона- рей тычутся в темноту, которая сгущается в осязаемую стену в нескольких сотнях шагов впереди. — Сережа! Егор! От Поста, размахивая руками, бежит женщина. Мать бежит. — Постойте! Вернитесь! Полкан всхрапывает: — Агась, щаз. Мать оступается, падает, снова поднимается и опять бежит. Полкан на нее не оглядывается, прет как танк, Егор рядом. Остальные шагают за ними — поспешно, как будто боясь передумать. Натягивают свои противога- зы — у одного зеленый, у другого черный, у третьего промышленный респиратор со стеклянным забралом. Сбрасывают с плеч автоматы. Вступают на мост. Трогают руками туман. Притормаживают. Полкан, который уже шагнул в омут, чувствует это спиной. — Что встали, сукины дети? Айда за батькой! ПОСТ — Сережа! Егооор! Егор — Егор с его острым слухом — чувствует это первым. Там что-то… Оттуда идет что-то! Он опускается на колени, склоняется к рельсам и приникает к ним ухом. Рельсы гудят. Земля стонет… Вокруг будто сам воздух вибрирует. Но это не воздух — это мост, бесконечный ржавый мост напрягает всю остав- шуюся под трухой сталь и беззвучно звенит ей, входя в резонанс с какой-то си- лой, которая рвется сюда с того берега. — Там свет! Свет! Столп света буравит плотную, как глина, темноту, вворачивается в него с огромной скоростью, приближаясь к людям с каждой секундой. Туман пытается придушить, рассеять его — но даже ему не хватает сил. И тут раздается неслыханной силы рев. Такого тут не слышали с тех пор, как отгудели последние сирены воздушной тревоги. Рев идет откуда-то с той стороны, но он сразу заполняет собой весь мир. Коц произносит это вслух первым. — Поезд! Там поезд, едрен батон! Поезд идет! Не идет — летит. Вот уже весь мост, на который они взошли, ходит ходуном, подвывает тепло- возному гудку; и железные сочленения моста поскрипывают в такт стучащим ко- лесам. Туман загорается изнутри, и становится ясно, что это именно поезд, не отдельный локомотив, а длинный, неизвестно чем груженный состав. Он мчится сейчас через зеленый туман вслепую; может быть, машинист в каби- не заметил, как влетел на мост, а может, ничего и не понял — на такой-то скорости. Егору хочется сделать шаг назад, сойти с моста, вернуться с неба на твердую землю. Мост расшатывается, многосоттонная громада поезда ввинчивается в него, пытаясь проскочить через всю эту ржавчину до того, как у той подкосятся опоры и она со смертным стоном завалится в пропасть. Остальные дозорные думают то же — и отходят, отходят по шажочку назад, назад и в стороны. А Полкан остается там, где стоял. Он распахивает широко свои ручищи и упирает их в воздух, который уже начи- нает приходить в движение, вихриться — толкаемый вперед громадным поршнем. Полкан остается на месте. Он разевает свою пасть и орет — и воздуху, и летящему на него локомотиву: — Не пущу! Пошли на хер, с-суки! Не пущууу!! 148 Из ниоткуда в никуда 1 Кроме Полкана, на пути мчащегося состава, разумеется, не встает никто. По- няв, что остались какие-то секунды, люди бросаются врассыпную, и только Пол- кан застыл неподвижно. Он вскидывает автомат и выпускает целую очередь в столп света, который уже лижет его лицо. Грохот автоматной очереди тонет в реве тепловозного гудка. Егор дергает, тянет Полкана за рукав бушлата, пытается спихнуть его с пути, но тот уперся и его не сдвинуть. Вышел один автоматный рожок — он начинает при- делывать другой. Потом вдруг к ним выскакивает Коц, становится рядом и начи- нает моргать поезду своим фонарем. Остальные бегут обратно к заставе. Егор успевает подумать, что если поезд не остановится, то с железки он вле- тит прямо в их Пост — обычно стрелка на путях переключена так, чтобы с моста нельзя было напрямую пролететь к Москве: кроме этой стрелки, никакой особой защиты от налетчиков на Посту и нет. Свет тепловозных фар гаснет, потом загорается снова — им мигают, их заме- тили, от них требуют немедленно очистить пути. Но Полкан стоит, Коц стоит, и Егор стоит рядом с ними, хотя по ногам течет горячее. И тут к реву гудка добав- ляется еще один звук — адский визг; поезд начинает тормозить. Но махина эта весит сотни тонн, ей непросто остановиться. Она не успеет остановиться до конца пролета. Их троих сейчас сметет. Егор в отчаянии орет Полкану в ухо: — Он тормозит! Он останавливается! Ты победил! Ты победил! Полкан пьяно ухмыляется. Уже видны очертания локомотива; единый световой столп разделился уже на четыре сияющие иглы — головные фары. Гудит так, что можно оглохнуть. Скреже- щет чудовищно. Остаются десяток-другой метров. Он не успеет. Они не успеют. Егор делает отчаянный знак Коцу — и вместе они еле сталкивают Полкана, который на миг ослабил оборону, с рельсов. ПОСТ 149 Их обдает плотным, как вода, кипящим воздухом, паровозной гарью, вонью жженого масла, горелой плоти, и еще какой-то сладкой дрянью. Локомотив про- летает десяток метров мимо них, прежде чем наконец замирает. Стоит тишина. Егор отрывает голову от земли и оглядывается по сторонам. Башка трещит, как будто он вылезает из окопа после вражеской бомбежки. Поднимается, отряхиваясь, Полкан. Встает плешивый толстячок Коц, который единственный из всех их не предал. Ни на том, ни на другом противогазов нет. Обалдело оглядывают остановленный ими поезд. Настоящих поездов тут не видели с самого Распада; из Москвы давно уже ничего до Поста не ходило, а с той стороны — тем более. Но этот поезд ненастоя- щий какой-то… Какой-то странный. Прямо над ними возвышается огромный, словно двухэтажный тепловоз с крохотными окошками где-то на самом верху. Из-под высоких блестящих колес валит дым, железные бока громады пышут жаром. Егор всматривается: следом за первым локомотивом идет второй, в сцепке. Первый успел заскочить на твер- дую землю, второй завис на мосту. И туда же, на мост над пропастью, в темноту и туман, уходит неизвестной длины состав. Сцепленные локомотивы выше вагонов, и от этого они кажутся головой ги- гантского змея; головой со сложенным капюшоном. Вагоны, кажется, пассажир- ские, но света в окнах нет. Бойницы ведущего локомотива светятся, а пристяжной стоит как будто бы пустой. Но это не все. Этого не было видно сначала, но когда Егор и Коц подбирают оброненные фонарики и наставляют их на борта локомотива, пропустить это становится не- возможно. Зеленый заклепанный металл бортов изрисован красными крестами. По пропорциям кажется, что это обычные медицинские кресты, как на ржавых остовах машин скорой помощи в заброшенных ярославских горбольницах. Но нет, кресты не обычные — они все испещрены каким-то орнаментом, какими-то крохотными буковками, бесконечными словами без пробелов, и крестиками, вырезанными на крестах, и малюсенькими крестиками, вырезанными на этих крестиках. А вдоль всего борта идет сделанная по трафарету кондовыми дыря- выми буквами надпись: «Спаси и сохрани». Полкан обходит тепловоз, карабкается по лесенке на второй этаж к двери, но дверь заперта и окно зашторено. Полкан дергает ручку, лупит по стеклу пятерней: — Открывай! Слышь меня?! Граница Московской империи! Егор все пытается упихнуть эту махину в свое поле зрения — и думает о том, что за рекой все же есть и жизнь, и цивилизация, так что пускай Полкан теперь уймется. 150 Дмитрий Глуховский А что думает Полкан, неизвестно. Он все молотит по тепловозной броне и надрывается: — Граница Московской империи! Проверка документов! Открывай, едрить тебя, вылазь! Фары у тепловоза все горят — и в его свете хорошо видна расположенная в паре сотен метров застава: людишки выглядывают из-за мешков с песком, це- лятся в тепловоз из каких-то своих крошечных стручков, то ли автоматиков, то ли пулеметиков. Поезд стоит на месте, хотя он с лету снес бы всю эту их заставу. Снес бы, съе- хал бы по перещелкнутой стрелке к Посту и половину Поста снес тоже. Но люди в поезде не могли знать о стрелке; выходит, остановились они по требованию. Да где там люди? Наружу выходить никто не спешит; в чуть освещенных бой- ницах, кажется, перемещаются какие-то силуэты, но близко к стеклам не подхо- дят. Дверцы в клепаных боках остаются плотно задраены. И двигатель продолжа- ет глухо гудеть, как будто экипаж не решил еще окончательно, что ему дальше делать. Полкан нагибается к насыпи, набирает в руку камешков и принимается швы- рять их в ветровое стекло тепловоза. Камешки бьются о стекло: тюк, тюк, тюк. Внутри терпят все это, не отпирают. Он стучится автоматным прикладом в борт — молчание. — Открывай, сука! Он набирает воздуху и идет ко второму, пристегнутому локомотиву. Егор ша- гает следом за ним, натягивая противогаз: от едкого пара у него уже слезятся глаза. Подбегает Тамара. Хватает Полкана за ворот. Умоляет: — Сережа! Давай уйдем! Не трогай это! Он отгоняет ее прочь. Она смотрит на него и плачет, пока это видит только Егор. Потом раскашливается в зеленом смраде, закрывает рукой рот и говорит Полкану на прощание: — Ну и пропадай тогда! Егор! Пошли со мной! Живо! — Отвали, ма! Отвали от меня! И она уходит, перхая. Егор с Полканом шагают вдоль тепловозов, выискивая какую-нибудь лазейку. Впереди — утопленные в речном мареве пассажирские вагоны без пассажиров. Вагоны стоят смирно, и никто из них не вылезает, никто не интересуется, в чем причина остановки, никто не скандалит, требуя пропустить поезд дальше. И черт знает, что в них там за груз. И тут Егор — Егор первым, потому что слух у него тоньше — улавливает это. Какой-то шум. Стон. Голос улья. Неразборчивый. Странный. Исходящий от поез- да. Он одергивает Полкана: ПОСТ 151 — Погоди… Постой… Но его глушат. Оба локомотива сразу, одновременно принимаются реветь — оглушительно, до контузии громко реветь, так что от них хочется скорей бежать прочь. Полкан, чертыхаясь, бросает осмотр и отступает, и Егор за ним. В эту секунду в головном локомотиве открывается дверь. 2 Двор коммуны забит до отказа: вывалили все, кто может стоять на ногах. Люди вылезают на крыши, двигают рассаженных там Полканом стрелков, пялят- ся на мост. На небо подняли оранжевую каменную луну, света от нее немного, но людям хватает, чтобы видеть въехавший к ним из пустоты поезд. Хватает, что- бы понять, что большая его часть пока так и застряла в этой пустоте. Охрана на воротах впала в прострацию, народ выбредает за ограду и самовольно прет к заставе. Мишель со своим рюкзаком выходит за ворота беспрепятственно, затерев- шись в кучке зевак, которые изучают состав опасливо, с расстояния. Стоит, держа Сонечку Белоусову за руку, Сонин отец Аркашка, одутловатый и измызганный. Сонечка смотрит на Мишель, машет ей рукой. Кричит, смеясь: — Завт’а ут’ом стобы бы’а в сколе как стык! Мишель ей тоже машет. Завтра утром… Кто же знает, где она будет завтра утром. Аркашка дергает Соню к себе, как разлаявшуюся собаку на поводке, и про- должает спор с соседом: — Пассажирский, точно говорю тебе! — Какой пассажирский! Товарняк это. Глянь, какой длинный. В пассажирском сколько вагонов? Пятнадцать? А этот вон! В Москве нет поездов, а у них за ре- кой — вона, есть все. Может, с Перми, а может, из Ебурга… Или с Владика доеха- ли! А мы все — дикие там, дикие… Нормалды, е-мана, ниче не дикие! Не дичей наших! Мишель слушает их, а смотрит на Сонечку. Не хотела, а присохла к ней за эту неделю в школе. К ней и к Алинке. И к Ване Виноградову. Но это все здесь. А Ми- шель не отсюда. Сейчас — самое время отвернуть от толпы, прижаться к теням и уйти по рель- сам в темноту. Фонарь есть, пистолет украден, подаренной тушенки в рюкзаке еще полно — ранец оттягивает плечи, с этим горбом ей хватит еды на неделю; Мишель рассказывает себе о том, что Саша не зря и неспроста передал ей этот унизительный подарок. Теперь она сможет добраться до его семьи и попроситься в нее — ведь, чтобы ни случилось с ним самим, в ней теперь живет его частичка. 152 Дмитрий Глуховский А поверят ей? Наверное, поверят. Отец у него доктор, значит, добрый человек и терпели- вый. Через неделю и через две живот еще виден не будет; ну что ж, если выгонят, то она сможет где-нибудь перекантоваться, а потом вернется к ним уже с ребен- ком на руках. С ребенком, который будет до того похож на Сашу, что никаких сомнений ни у кого уже не останется. А не рано ли она решила идти к ним? Не рано ли поставила на Саше крест? И почему — только потому что ведьма запретила ей его ждать? Времени с их встречи не прошло еще и месяца. Экспе- диция может затянуться еще на долгие недели. Какое право Мишель имеет от- чаиваться так рано? Это не предательство? Мишель дошла до насыпи; она в слепой зоне — все глаза обращены только на поезд. Иди, беги — никто не заметит. Но ноги не идут. Может быть, те, кто приехал на поезде, что-нибудь знают о казацком отряде? Встретили его на пути — рельсы ведь тут одни — и обменялись новостями? Мо- жет, ведьма ошиблась — или нарочно запугала Мишель, чувствуя, что та ее нена- видит? Рано. Надо дать Саше еще один шанс — еще один шанс остаться в живых. Надо разузнать про него. И только если люди в поезде ничего не слышали про поте- рявшуюся экспедицию… Или если скажут, что она погибла… Тогда Мишель пойдет в Москву. Завтра. 3 По лестнице спускается человек. На нем брезентовый плащ, рот забран в на- мордник респиратора, на ногах болотные сапоги. Ему светят в лицо, наставляют на него стволы — к Полкану наконец вернулась бросившая его гвардия — а чело- век приветственно поднимает руку в черной резиновой краге. Он просит: — Не стреляйте. Полкан подходит к нему вплотную, Егор изучает прибывшего из-за его кря- жистой спины. Полкан радуется. Опускает автомат, принимается крутить само- крутку. — О! По-нашему говоришь! Курить будешь? Человек в крагах щурится в фонарных лучах, качает головой. — Нельзя. — Что ты будешь делать! Нам тоже, видишь, нельзя, а мы ничего, смолим по- тихоньку. Откуда прибыли, куда путь держите? ПОСТ 153 — Нам надо проехать. Нам надо дальше. И Егор слышит в его голосе ошибку — не говор, не произношение, а что-то другое. Что-то как будто знакомое. Он слышит, а Полкан — нет. Полкан продолжа- ет токовать: — Надо им проехать! Вам проехать надо, а нам надо разобраться. Тут, друг ты мой любезный, граница государственная. Ты вот, так я тебе скажу, в шаге от на- рушения затормозил свою машину. Документы давай сюда, рассказывай, с какой целью, чего везем… Он так расспрашивает этого человека, словно это не межгалактический крей- сер с далекой звезды сел у них посреди колхозного поля, а китайцы приперли на телеге какой-то свой китайский контрафакт и пытаются в стоге сена переправить его в столицу, не оплатив пошлины. — Нам нельзя тут долго стоять. Нам надо в Москву. Интонация не такая. Битая мелодика. В нотах разговора фальшь. Не акцент, а как будто поет неправильно. — Господи боже, еб твою налево, ты не понимаешь меня, что ль, мил чело- век? Или оглох? Полкан своим толстым пальцем стучит себя по уху, и как будто бы дружески ухмыляется. Но человек кивает ему: — Глухой. Вот. Он не слышит себя сам, от этого и ноты врет. Егора озноб пробирает. Он трогает Полкана за рукав, но тот уже и сам своим пьяным чутьем угадал, на кого это похоже: — Это что ж у вас, с того берега все глухие, что ли? Человек качает головой: не понимаю. — А читать-то, читать умеешь? Буквы знаешь? Или тоже дикий? Эй! На заста- ве! Карандаш с бумагой есть у кого?! Несут журнал дежурств и карандаш, и Полкан, поглядывая недоверчиво на гостя, пишет на свободной странице: «ОТКУДА?» Тот кивает: понял вопрос. Пол- кан улыбается: — Во! Пошел разговор. — С Кирова. С Кирова мы. Полкан пишет ему: «СОСЕДИ!» Человек вроде бы под своим респиратором улыбается, кивает. Полкан ему тогда — «ЗАЧЕМ В МОСКВУ?» — За помощью. Полкан вычерчивает непослушной, отвыкшей от письма рукой: «ЗА КАКОЙ ПОМОЩЬЮ?» Человек прочитывает это и поднимает на Полкана взгляд. Он не молод, стар- ше коменданта, лет шестьдесят ему, наверное. Лицо в глубоких морщинах, ис- 154 Дмитрий Глуховский кусано оспой. Глаза сидят глубоко — почти бесцветные, как замыленное рекой битое стекло. Он изучает Полкана, изучает и Егора за Полкановой спиной. Качает головой. Молчит. Полкан улыбается ему нехорошо и пишет, приговаривая: — Значит так, мил человек. Для начала мы твой поезд досмотрим, что ты там везешь. А потом в Москву позвоним и спросим — ждут они там тебя, красавца, или нет. Человек читает комендантские каракули. — Не можем ждать. Надо сейчас проехать. Там люди, в поезде. Полкан меняется в лице: — Так что ж ты сразу-то не сказал, едрить твою! Не очень-то им там здорово, над речкой стоять… Там, знаешь, газы ядовитые… Откатывай-ка, брат, назад свой паровоз, и приходи к нам пешочком на разговор! Но тот, не слушая и не читая, продолжает: — К ним нельзя. Там запечатано все. У них туберкулез. Это мобильный го- спиталь. Полкан делает шаг назад — инстинктивно. — Так ты что, хочешь, чтоб я вас, чумных, в Москву пустил? В столицу?! Отка- тывай поезд назад, живо! — Нет. У нас другой надежды нет. Только на то, что там пролечат. Мне сказали, в Москве это лечат сейчас. Полкан, зверея, малюет в тетрадке, ломая карандаш: «КТО СКАЗАЛ?!» — Московские. Казаки. — Мало ли что! Откатывай, кому сказано! Я без разрешения из Москвы тебя на сантиметр вперед не пущу, понял ты, Айболит ты херов?! Человек кивает. А потом произносит не в тон: — Мы вагоны задраили, как смогли. Но если мои больные из-за вас нады- шатся газов и умрут, это все на вашей совести будет. А назад я не поеду. Если я поеду назад, то это уже будет на мне. Он отворачивается и тяжело забирается по лестнице обратно в тепловозную кабину. Полкан орет ему: — Э! Эй, куда собрался?! Но тот не слышит. Полкан тогда с размаху лупит кулаком по борту — сука! И командует подо- бравшимся к нему Коцу и Свиридову: — Р-разбирай пути к херам! Ни шагу они отсюда у меня дальше не проедут! И слышь? Чтобы к вагонам никто не приближался! Мало ли, в самом деле… Он харкает поезду под колеса и уходит. Егор сипит вдогонку: — Эу! А мост! А на мост?! Полкан оборачивается наполовину и отмахивается от него, как от комара: |