Главная страница

Бергсон А - Творческая эволюция. А. Бергсон. Творческая эволюция (перевод Флеровой)Анри Бергсон творческая эволюция


Скачать 2.08 Mb.
НазваниеА. Бергсон. Творческая эволюция (перевод Флеровой)Анри Бергсон творческая эволюция
Дата29.05.2022
Размер2.08 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаБергсон А - Творческая эволюция.doc
ТипДокументы
#555915
страница10 из 27
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   27
ГЛАВА ВТОРАЯ

Расходящиеся направления эволюции жизни

Оцепенение, интеллект, инстинкт

Эволюционное движение было бы чем-то простым, и мы легко могли бы определить его

направление, если бы жизнь описывала одну-единственную траекторию, подобно ядру,

пущенному из пушки. Но мы имеем здесь дело с гранатой, внезапно разорвавшейся на

части; части эти, сами представлявшие собой нечто вроде гранат, разорвались на

новые части, которые вновь должны были раскалываться, и так далее в течение

очень долгого времени. Мы воспринимаем только то, что ближе всего к нам, –

рассеянные движения распыленных осколков. Отправляясь от них, мы и должны будем

постепенно подняться к начальному движению.

Когда разрывается граната, ее дробление объясняется как взрывчатой силой

заключенного в ней пороха, так и сопротивлением со стороны металла. То же самое

можно сказать и о дроблении жизни на особи и виды. Его обусловливают, как нам

кажется, два ряда причин: сопротивление, испытываемое жизнью со стороны

неорганизованной материи, и взрывчатая сила, которую жизнь несет в себе и

которая порождается неустойчивым равновесием тенденций.

Сопротивление со стороны неорганизованной материи является препятствием, с

которым нужно было справиться прежде всего. Жизнь, по-видимому, преодолела его

благодаря смирению и осмотрительности, сжимаясь и подлаживаясь к физическим и

химическим силам, даже соглашаясь пройти с ними вместе часть пути, подобно тому,

как железнодорожная стрелка на несколько мгновений принимает направление того

рельса, от которого должна отдалиться. О явлениях, наблюдаемых в самых низших

формах жизни, трудно сказать, относятся ли они еще к сфере физики и химии, или

это уже явления жизни. Жизнь должна была, таким образом, усвоить привычки

неорганизованной материи, чтобы затем мало-помалу увлечь эту намагнетизированную

материю на иной путь. Появившиеся сначала одушевленные формы были поэтому крайне

простыми. Это были, вероятно, небольшие массы почти недифференцированной

протоплазмы, внешне напоминавшие амеб, но обладавшие огромным внутренним

напором, который должен был поднять их до высших форм жизни. Нам кажется вполне

вероятным, что в силу этого напора первичные организмы стремились возможно

больше увеличиваться в размерах. Но организованная материя очень скоро достигает

пределов своего расширения. Она скорее будет раздваиваться, чем выйдет за

определенные границы. Потребовались, без сомнения, вековые усилия и чудеса

изворотливости, прежде чем жизнь смогла преодолеть это новое препятствие. Она

добилась того, что растущие в числе элементы, стремящиеся к раздвоению,

оставались соединенными. Путем разделения труда она неразрывно связала их между

собой. Сложный и состоящий из частей организм функционирует так, как это делала

бы сплошная живая масса, просто увеличиваясь в росте.

Но жизнь несла в себе истинные и глубокие причины разделения. Ибо жизнь – это

тенденция, сущность же тенденции есть развитие в форме пучка: одним фактом

своего роста она создает расходящиеся линии, между которыми разделяется

жизненный порыв. Это мы можем заметить и на самих себе, наблюдая развитие той

особой тенденции, которую мы называем своим характером. Каждый из нас, бросая

ретроспективный взгляд на свою историю, увидит, что в детстве его

индивидуальность, будучи неделимой, соединяла в себе разные личности, которые

могли оставаться нераздельными, ибо они только еще зарождались: эта

неопределенность, полная возможностей, и составляет одно из главных очарований

детства. Но эти взаимопроникающие личности, вырастая, становятся несовместимыми,

и так как каждый из нас проживает лишь одну жизнь, то он вынужден делать выбор.

В действительности мы выбираем беспрестанно; беспрестанно же мы и отказываемся

от многого. Путь, проходимый нами во времени, усеян обломками всего, чем мы

начинали быть, чем мы могли бы стать. Но у природы, располагающей неисчислимым

количеством жизней, нет нужды в подобных жертвах. Она сохраняет различные

тенденции, раздвоившиеся в процессе роста. Из них она создает расходящиеся ряды

видов, эволюционирующие отдельно друг от друга.

Эти ряды могут иметь неодинаковое значение. Автор, начинающий писать роман,

вкладывает в своего героя массу вещей, от которых вынужден отказываться по мере

продвижения вперед. Быть может, он вернется к ним позже, в других книгах, чтобы

создать из них новые действующие лица, которые будут извлечениями из первого,

или, скорее, его дополнениями; но почти всегда они будут сужены по сравнению с

исходной личностью. Так происходит и о эволюции жизни. Многочисленны были

раздвоения на пути следования, но рядом с двумя или тремя главными путями

образовалось много тупиков, да и из самих этих главных путей лишь один, тот, что

ведет вдоль позвоночных к человеку, оказался достаточно широким, чтобы дать

свободу великому дыханию жизни. Такое впечатление возникает при сравнении,

например, сообществ пчел и муравьев с человеческими обществами. Первые –

застывшие, хотя в них царят удивительная дисциплина и внутреннее согласие,

вторые открыты всякому прогрессу, но в них господствуют разделение и

беспрестанная борьба. Идеалом могло быть общество, которое всегда двигалось бы

вперед, сохраняя внутреннее равновесие, но этот идеал, быть может, неосуществим:

два признака, стремящиеся дополнить и даже дополнявшие друг друга в зачаточном

состоянии, становятся несовместимыми при дальнейшем развитии. Если бы об

импульсе к общественной жизни можно было говорить иначе, чем метафорически, то

мы сказали бы, что основная часть этого импульса пошла по эволюционной линии,

приведшей к человеку, а остальное пришлось на путь, ведущий к перепончатокрылым:

сообщества муравьев и пчел представили бы, таким образом, сторону,

дополнительную по отношению к нашим обществам. Но это не более чем способ

выражения. Не было особого импульса к социальной жизни. Существует просто общее

движение жизни, которое постоянно творит на расходящихся линиях новые формы.

Если на двух из этих линий должны появиться общества, то на них отразятся

одновременно и расхождения путей, и общность порыва. Они разовьют, таким

образом, два ряда признаков, которые мы сочтем взаимодополняющими.

Исследование эволюционного движения будет поэтому состоять в том, чтобы

различить известное число расходящихся направлений, оценить значение того, что

совершалось на каждом из них, – одним словом, определить природу разъединенных

тенденций и их "дозировку". Комбинируя затем друг с другом эти тенденции, можно

добиться приближения к неделимому движущему началу, давшему импульс этим

тенденциям, или, скорее, достичь его имитации. Другими словами, в эволюции нужно

видеть нечто совершенно иное, чем серия приспособлений к обстоятельствам, как

утверждает механицизм, а также нечто иное, чем реализация общего плана, как того

желала бы телеология.

Мы нисколько не оспариваем того, что необходимым условием эволюции является

приспособление к среде. Слишком очевидно, что вид исчезает, когда он не

вписывается в созданные для него условия существования. Но одно дело признать,

что внешние обстоятельства – такая сила, с которой эволюция должна считаться, и

совсем другое – смотреть на них как на причины, управляющие эволюцией. Последнее

положение выдвигает механицизм. Оно абсолютно исключает гипотезу первоначального

порыва, то есть внутреннего напора, который поднимает жизнь, через постепенно

усложняющиеся формы, ко все более и более высоким судьбам. А между тем порыв

этот очевиден, и один взгляд на ископаемые виды показывает нам, что жизнь могла

бы обойтись без эволюции или эволюционировать в весьма узких границах, если бы

она избрала гораздо более удобную для нее участь – застыть на этих примитивных

формах. Некоторые корненожки не изменились со времени силурийской эпохи.

Бесстрастные свидетели бесчисленных переворотов, потрясавших нашу планету,

лингулы и сегодня – те же, что были в самые отдаленные времена палеозойской эры.
На самом же деле приспособление объясняет изгибы эволюционного движения, но не

общие его направления, еще менее – само это движение.1 Дорога, ведущая в город,

конечно, то поднимается на пригорки, то спускается в лощины: она

приспосабливается к особенностям почвы, но эти неровности почвы не являются

причиной дороги и не определяют ее направления. В каждый момент они доставляют

ей все необходимое, – саму почву, по которой она пролегает, но если

рассматривать дорогу в целом, а не каждую ее часть отдельно, то неровности почвы

предстанут лишь как препятствия или причины замедления, ибо целью дороги был

только город и она стремилась быть прямой линией. Так же обстоит дело с

эволюцией жизни и обстоятельствами, с которыми она сталкивается, с той, однако,

разницей, что эволюция намечает не один путь, что, принимая различные

направления, она не имеет целей и что, наконец, она сама творит все, вплоть до

приемов своего приспособления.

1 Этот взгляд на приспособление был выдвинут ф. Маревом в замечательной статье

"Origine des espèces" (Revue scientifique, nov. 1901, p. 580).

Но если эволюция жизни не является серией приспособлений к случайным

обстоятельствам, то тем более она не будет и реализацией плана. План дается

заранее. Он создается в представлении, или, по крайней мере, может быть

представлен, прежде чем реализуется в деталях. Полное его выполнение может быть

отодвинуто в отдаленное будущее, возможно, даже в бесконечность; и тем не менее

его идея может быть сформулирована в современных терминах. Напротив, если

эволюция есть беспрерывно возобновляющееся творчество, то она постепенно создает

не только формы жизни, но и идеи, позволяющие интеллекту постичь ее, и понятия,

в которых она может быть изложена. Это значит, что ее будущее выходит за пределы

настоящего и не может обрисовываться в нем как идея.

В этом и состоит первое заблуждение телеологии. Оно влечет за собой другое, еще

более значительное.

Если жизнь реализует план, она должна по мере движения вперед демонстрировать

все большую гармонию.

Так в строящемся доме все более и более проявляется идея архитектора, по мере

того как камни ложатся на камни. Если же единство жизни полностью заключено в

порыве, толкающем ее на путь времени, то гармония существует не впереди, а

позади. Единство возникает от vis a tergo; оно дано в начале, как импульс, а не

помещено в конце, как приманка. Порыв, передаваясь, все более и более

разделяется. По мере развития жизнь рассеивается в своих проявлениях, которые,

благодаря общности происхождения, конечно, должны в определенных аспектах

дополнять друг друга, что не мешает им, однако, быть противодействующими и

несовместимыми. Таким образом, дисгармония между видами будет все больше

усиливаться. Но мы указали пока лишь главную ее причину. Мы предположили для

простоты, что каждый вид воспринимал переданный ему импульс, чтобы, в свою

очередь, передать его другим, и что по всем направлениям, где происходит

эволюция жизни, эта передача осуществляется по прямой линии. Но на самом деле

есть виды, которые останавливаются, а иные и поворачивают назад. Эволюция не

является только движением вперед: во многих случаях наблюдается топтание на

одном месте, еще чаще – отклонение в сторону или возврат назад. Далее мы

покажем, что так и должно быть и те же самые причины, которые раздробляют

эволюционное движение, приводят к тому, что жизнь в своей эволюции часто

отвлекается от самой себя, загипнотизированная только что созданной ею формой.

Это вызывает рост беспорядка. Конечно, существует прогресс, если понимать под

прогрессом непрерывное движение в общем направлении, которое было дано первичным

импульсом, но этот прогресс осуществляется только на двух или трех главных

линиях эволюции, где обрисовываются все более и более сложные и развитые формы;

между этими линиями пролегает множество второстепенных путей, напротив,

изобилующих отклонениями, остановками и отступлениями. Философ, принявший

вначале тот принцип, что каждая частность связана с планом целого, переходит от

разочарования к разочарованию, лишь только приступает к исследованию фактов, и

так как все у него было подведено под одну категорию, то, не пожелав вначале

принять в расчет случайное, он приходит теперь к тому, что все случайно. Нужно,

напротив, с самого начала отвести случайному его долю, и долю весьма

значительную. Нужно признать, что не все в природе взаимосвязано. Затем придется

определить центры, вокруг которых кристаллизуется то, что не взаимосвязано. И

сама эта кристаллизация очистит остальное: проявятся главные направления, по

которым движется жизнь, развивая первичный импульс. Правда, мы не увидим

детального выполнения плана. Здесь есть нечто большее и лучшее, чем

выполняющийся план. План – это предел, указанный труду: он замыкает будущее,

форму которого очерчивает. Перед эволюцией жизни, напротив, двери будущего

раскрыты настежь. Это – творчество, которое бесконечно продолжается в силу

начального движения. Движение это создает единство организованного мира,

единство плодотворное, с неисчерпаемыми богатствами, превосходящее все, о чем

мог бы мечтать какой-либо интеллект, ибо интеллект есть лишь один из моментов

этого движения, один из его продуктов.

Но легче определить метод, чем применять его. Дать полное объяснение прошлому

эволюционному движению, каким мы его себе представляем, можно было бы лишь в том

случае, если бы история организованного мира была завершена. Мы далеки от

подобных результатов. Генеалогии, предлагаемые для различных видов, по большей

части проблематичны. Они меняются вместе с их авторами, с обусловившими их

теоретическими взглядами, и вызывают дискуссии, которые современной науке

разрешить не под силу. Но, сравнивая различные решения, можно заметить, что

разногласия касаются скорее частностей, чем главных линий. Следуя как можно

ближе этим главным линиям, мы можем, следовательно, быть уверены, что не

заблудимся. Впрочем, только они для нас и важны, ибо мы не намерены, подобно

натуралисту, искать порядок последовательности различных видов, мы хотим только

определить главные направления их эволюции. Да и не все эти направления

одинаково важны для нас: мы должны заняться главным образом тем, которое ведет к

человеку. Поэтому, следуя по тем и иным направлениям, мы не должны забывать, что

речь идет об определении отношения человека к животному миру в целом и места

самого животного мира во всем организованном мире.

* * *

Обращаясь вначале ко второму вопросу, заметим, что нет ни одного ясно

выраженного признака, который отличал бы растение от животного. Попытки точного

определения обоих миров никогда не имели успеха. Нет ни одного существенного

признака растительной жизни, который не обнаруживался бы в известной мере у

некоторых животных, и ни одной черты, характерной для животного, которая не

наблюдалась бы у определенных видов в определенные моменты в мире растительном.

Понятно поэтому, что биологи, стремящиеся к точности, всегда считали

искусственным различие между обоими мирами. Они были бы правы, если бы

определение здесь могло даваться, как в математических и физических науках, на

основании известных статических признаков, которыми обладает один предмет и не

обладают другие. Совершенно иной способ определения должен применяться, по

нашему мнению, в науках о жизни. Нет практически ни одного жизненного

проявления, которое не заключало бы в зачаточном, или скрытом, или возможном

состоянии существенных черт большинства других жизненных проявлений. Разница –

только в пропорции. Но этой разницы достаточно для определения группы, если

можно установить, что разница эта не случайна и что группа по мере своей

эволюции стремилась все более и более усилить свои специальные признаки. Одним

словом, группа будет уже определяться не тем, что она обладает известными

признаками, но тенденцией к усилению этих признаков. Если принять эту точку

зрения, если учитывать не столько состояния, сколько тенденции, то окажется, что

растения и животные могут быть определены и различены точным образом и что они

соответствуют двум расходящимся эволюционным направлениям жизни.
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   27


написать администратору сайта