А. Н. Чанышев ф ил ос о фи я древнего мирам рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов вузов
 Скачать 18.63 Mb.
|
|
«Категории». Выше была отмечена спорность принадлежности Аристотелю Категорий (в которых нет ссылок на другие работы Аристотеля, а также то, что там кое-что противоречит Метафизике. В данном контексте существенно напомнить, что первостепенное понятие первичной сущности в Категориях трактуется как понятие, обозначающее отдельное, единичное, в то время как вид наряду с родом — вторичные сущности (чего в Метафизике вообще нет. В Категориях говорится, что если бы не существовало первых сущно стей, не могло бы существовать и ничего другого (V), что первые сущности, ввиду того что они подлежащие для всего другого, называются сущностями в самом основном смысле (там же. Быть таким подлежащим — значит ни о чем не сказываться, никогда нигде не быть предикатом суждения, а быть всегда его субъектом. Виды ироды как вторичные сущности — предикаты для первичных сущностей, они указывают качество сущности». Итак, категории — наиболее общие роды высказываний, точнее говоря, имен. Любое слово, взятое обособленно, вне связи с другими словами, те. человек, бежит (ноне человек бежит, означает или сущность, или сколько, или какое, или по отношению к чему-то», или где, или когда, или находиться в каком-то положении, или обладать, или действовать, или претерпевать (IV). Столь полный перечень категорий встречается еще только в Топике (103, в 23). В других сочинениях, связываемых с именем Аристотеля, категорий меньше. Во Второй аналитике их только восемь (нет положения и «претерпевания»). Существует мнение стоиков, что различия между категориями, самих состав Аристотель вывел из грамматических различий. В самом деле сущность — существительное (например, человек) количество — числительное (например, один) качество — прилагательное (например, молодой) отношение — степени сравнения (например, раньше всех) место — наречие места (например, в деканате) время — наречие времени (например, сегодня) положение — непереходный глагол (например, стоит) обладание — греческий перфект страдательного залога (например, осужденный инспектором учебной части) действие — глагол действительного залога (плачет) страдание — глагол страдательного залога (например, исключают) Итак получается, что один молодой человек, осужденный инспектором учебной части, сегодня раньше всех в деканате стоит и плачет, так как его исключают. Однако, в таком грамматическом истолковании категорий Аристотеля есть большая натяжка. Сам Аристотель в своих сочинениях грамматически различает лишь существительное и глагол. О других частях речи он нигде ничего не говорит. Кроме того, в категориях разделено то, что соединено грамматикой. И наоборот. К категории сущности должны относиться только настоящие существительные, а не субстантивированные прилагательные, числительные, наречия и глаголы. В категории сущности недопустимы красота, ибо реально есть только красивое, единство, потому что есть только единое, отцовство, потому что реально есть только отец и сын (дочь, бегство, потому что реален только бег как действие.' Силлогизм. Силлогизм — открытие Аристотеля. Он дал определение силлогизму, различил его виды (фигуры) в зависимости от положения в посылках силлогизма среднего термина, установил работающие и неработающие сочетания посылок внутри каждой фигуры силлогизма (модусы). В Первой аналитике, где излагается аристотелевская теория умозаключения, сказано, что силлогизм есть речь, в которой, если нечто положено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть Первая аналитика 1,1). Аристотелевский силлогизм состоит из трех суждений, два из которых — посылки, а третье суждение — заключение (напомним, что в индийском силлогизме пять суждений. Посылки были выражены у Аристотеля не так, как у нас, а в форме В присуще Ау нас А есть Вт. е. Аристотель ставит предикат суждения сказуемое) на первое место. Посылки связаны общим для них средним термином. В роли такового могут выступать предикат одной посылки и субъект другой, предикаты обеих посылок, субъекты обеих посылок. В зависимости от этого различаются, как мы уже сказали, фигуры силлогизма. Самая ценная из них в познавательном отношении и самая совершенная — первая фигура силлогизма Если В присуще всякому Си если С присуще всякому А то В присуще всякому А Силлогизмы третьей и второй фигур несовершенны необходимы дополнительные операции (обращение посылок, чтобы достичь логической необходимости следования. Первая фигура силлогизма онтологична. Впервой фигуре (при утвердительных посылках) средний термин выражает причину: Все млекопитающие — теплокровные. Лошади — млекопитающие. Лошади — теплокровные, потому что они млекопитающие (средний термин — причина). В других фигурах такой ясной онтологической картины нет, поэтому они несовершенны, неестественны. В понятии о совершенном и несовершенном силлогизме мы еще раз видим онтологический характер аристотелевской логики. Итак, фигура силлогизма определяется местом среднего термина. Модусы определяются характером посылок, которые могут быть об- щеугвердительными, общеотрицательными, частноугвердительными и частноотрицательными. Перебрав все 256 вариантов, Аристотель установил, что вывод (заключение) получается только в четырех случаях это происходит лишь тогда, когда сочетаются общеутвердительная посылка с общеутвердительной, общеотрицательная посылка с обще утвердительной, общеутвердительная с частноутвердительной и обще отрицательная с частноутвердительной, те. одна из посылок должна быть общей и одна утвердительной. Из двухчастных посылок ничего не следует. Также ничего не следует из двух отрицательных посылок. Доказательство. Доказательство рассматривается во Второй аналитике. Доказать что-либо — значит связать необходимой связью то, что связано в самой действительности. Для этого надо, чтобы посылки были истинны и чтобы связь посылок через средний термин была логически правильной. Одной логической правильности мало. Требуется еще истинность пЬсылок, в которых связь субъекта и предиката отражала бы связь, присущую самой действительности. При этом связь субъекта и предиката в посылках должна быть необходимой, те. выражать неслучайные, а существенные объективные связи. В этом контексте необходимо остановиться на том, как Аристотель понимал истину и ложь. Он отнюдь не считал, что все истинно и тем более не думал, что все ложно. Одно истинно, а другое ложно. Истина и ложь не заключены в самой действительности, они не онтологичны, истинное и ложное есть сочетание мыслей (О душе III, Применительно к суждению это означает, что истина и ложь есть сочетание элементов мыслей, если под мыслью понимать суждение. В Метафизике Аристотель выдвинул объективное определение истинности и ложности суждений Прав тот, кто считает разделенное — разделенными соединенное — соединенным, а в заблуждении тот, мнение которого противоположно действительным обстоятельствам (IX, 10). Истина в суждении — соответствие того, что соединено или разделено в мысли, тому, что соединено и разделено в вещах. При этом логически не имеет значения, заблуждаются или лгут, хотя в нравственном отношении это важно. Одно дело, когда отношение мыслей не соответствует отношению вещей, а другое дело, когда слова не соответствуют мыслям. При этом возможна парадоксальная ситуация, когда лгущий может изрекать истину. Это когда лгущий заблуждается. Заблуждение и ложь в сумме дают истину. В ложных суждениях проявляется относительное небытие. Это его третий смысл. Если посылки истинны, а связь между ними по форме правильная и по содержанию необходимая (аподиктическая, то мы имеем научное доказательство. Полностью доказателен лишь аподиктический силлогизм, исходящий из таких посылок. Кроме того, силлогизм бывает диалектический и эристический. Термин диалектика Аристотель употребляет здесь не в нашем смысле слова. Диалектично доказательство, исходящее лишь из вероятных, лишь правдоподобных посылок. Название такого силлогизма связано стем, что Платон называл свою философию диалектикой. Аристотель же отказывал ей в научности, считая ее содержание лишь правдоподобным. Отсюда его перенос термина диалектика лишь на вероятные умозаключения, дающие соответствующие выводы. В противоположность диалектике аподектика дает строго научное, дедуктивное знание, с необходимостью вытекающее из истинных посылок, следующих из высших принципов. Вопрос о происхождении последних очень труден. Эристические умозаключения мнимы, это заведомо ложные софистические умозаключения, сплетаемые в интересах спора. Ицдукция. Аристотель называл «эпагогэ» то, что на латинский язык было переведено впоследствии как индукция. Аристотель определял индукцию как восхождение от единичного к общему (Топика I, Не будем говорить здесь о логическом содержании индукции у Аристотеля. Как уже было выше подчеркнуто, без индукции у Аристотеля остается загадкой происхождение знания общего. Но существует и ее логическая разгадка. Как уже указано, разумно-созерцательная часть души (в отличие от рассудочно-практической, о чем ниже) имеет две стороны активную, соответствующую форме, й пассивную, соответствующую материи позднее эти части в латинском варианте стали обозначаться понятиями активного и пассивного интеллекта. Бог, мысля самого себя, является активным разумом, интеллектом. В человеке же отношение к самому себе опосредовано объективным миром, материализацией форм. Чтобы мыслить эти формы, активный разум нуждается в пассивном уме ив представлениях, которыми он обладает. Однако представления носят лишь частный характер, в них нет общего. Роль же активного разума состоит в том, что он обобщает, опираясь на пассивный. В этом процессе неполная индукция поднимается до полной (но лишь в том случае, если несколько или хотя бы лишь один пример соответствует именно той форме бытия, которая имеется в пассивном разуме). Логическое содержание неполной индукции у Аристотеля невелико, ибо он, принципиально противопоставив индукцию дедукции, затем пытался подтянуть индукцию до дедукции, представив ее как частный случай третьей фигуры силлогизма. Нов плане философском, метафизическом неполная индукция очень важна, ибо именно она и объясняет восхождение от общего в природе к общему в душе. Наукоучение Слова, аналогичного нашему слову наука (от глагола учить) в значении высшей теоретической дисциплины, у Аристотеля нет, в его трудах речь идет о знании («эпистеме») и о размышлении («дианойа»), а также о мудрости («софиа»), которая заключает в себе оба эти момента, но поскольку одним из главных признаков мудрости является способность научать — более мудрый во всяком знании (эпистеме, что переводчик А. В. Кубицкий переводит как наука) — человек...бо лее способный научать (Метаф. I, 2),— то аристотелевские знание, размышление и мудрость можно считать эквивалентами нашего слова «наука». Знание вообще н научное знание. Однако у Аристотеля не всякое знание является научным, не всякое знание — «эпистеме». Чувственное знание у него принципиально ненаучно, ибо он ошибочно полагал, что в чувственном восприятии невозможна никакая мудрость. Такая ошибка естественна, если учесть фактическое отсутствие в античности сложнейшего экспериментального естествознания. Подчеркивая, что наука — знание, выходящее за пределы обычных показаний чувств, Аристотель имел ввиду, конечно, не эксперимента мышление, поскольку именно оно выходит за пределы чувств. Итак, по Аристотелю, наука может быть лишь в сфере размышления, а не в сфере опыта, что, конечно, неверно. Кроме того, научное знание есть знание причин явлений. Именно поэтому научить способна только та наука, которая исследует причины (Метаф. I, 2). Здесь заключается как бы минимум научности по Аристотелю Всякое рассудочное познание, или такое, в котором рассудок играет хоть какую-нибудь роль, имеет своим предметом различные причины и начала, указываемые иногда с большею, иногда с меньшею точностью, 1). Однако существует и максимум науки, когда она познает нес большей или меньшей точностью, ас точностью абсолютной. Но это становится возможным, лишь когда предмет науки является необходимым, всеобщим. Об этом четко сказано в Этике, где различены две части разумной души «эпистемикон» и «логистикон». Первая направлена на необходимое, вторая же, взвешивая и рассуждая, принадлежит сфере человеческой деятельности и творчества, где возможно иное (иначе не было бы места для выбора). В первой книге Метафизики говорится об отличии науки от искусства («технэ»). Правда и наука («эпистеме») и искусство («технэ») познают общее через причины, но между ними имеется социальное различие. Оказывается, науки, по Аристотелю, не служат никакой пользе общества, а искусства служат. Искусства существуют ради какой-либо выгоды или пользы, наука же ради себя самой, знание ради знания из наук большей мудростью обладает та, которая желательна ради нее самой, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы. В остальном искусство не отличается от науки оно поднимается над обычными показаниями чувств, предполагает знание причини общего, способно научать. Можно сказать, что искусство — наука в ее практическом проявлении. Однако вместе стем нужно учитывать присущую учению Аристотеля пропасть между теорией и практикой, неизбежную для рабовладельческого общества современной ему Греции. В отрыве науки от ее практического применения Аристотель отразили презрение к физическому труду, и свой идеал созерцательной жизни. Сфера же материального производства полностью третируется -Аристотелем. Она ниже не только науки, пои искусства, ибо это сфера опыта. Ремесленники сравниваются философом с неодушевленными предметами, ведь те действуют по своей природе (огонь жжет, а ремесленники по привычке, не зная, почему они делают так, а не иначе. Поэтому они не в состоянии и по-настоящему научать, будучи способными передавать только навыки, а не знания. Итак, наука отличается от искусства не гносеологически, а социально. Будучи направленною на всеобщее и необходимое, наука связана с доказательным знанием. Опираясь на познание причин, она сочетает единство знания со степенями его подчинения. Каждая наука имеет свой предмет, она образует некоторое единство, в котором есть более общее и менее общее, и последнее подчинено первому. Однако науки несводимы друг к другу, нет какой-то единой, общей науки, науки как таковой, всегда имеются лишь многие науки. Следовательно, наука представляет у Аристотеля сложную систему, выраженную в том, что можно назвать классификацией наук Аристотеля. Три рода наук. Принято считать, что Аристотель различает три рода наук теоретические, практические и творческие. Действительно, в шестой книге Метафизики сказано Всякое мышление направлено либо на деятельность, либо на творчество, либо носит теоретический характер (VI, 1). Но здесь возникают принципиальные вопросы об отличии теории от деятельности и творчества, о различии между последними, ибо творчество невозможно бездеятельности, и другие. Согласно Этикета часть разумной души, которая взвешивает за и против какого-либо поступка, направлена не на необходимое, а на деятельность, несвязанную обязательно с необходимым. Наука же всегда имеет дело с необходимым. Если Аристотель отделил науку от искусства как главного проявления человеческой творческой деятельности, тогда то, что принято называть у Аристотеля практическими и творческими науками, в его понимании не составляет науки. В искусстве ведь нет аподиктического знания, а есть только диалектическое. Поэтому, говоря о различении Аристотелем теоретических, практических и творческих наук, следует понимать это различение не только в отношении предметов, но и как различение в отношении ценности сточки зрения научности. Итак, размышление, направленное на творчество и на деятельность, не является научным в такой мере, как теоретическое размышление, направленное на необходимое. Различие творчества и деятельности связано стем, что Аристотель понимает деятельность узко. Нашему слову делать в древнегреческом языке соответствуют по крайней мере два слова «праттейн» и «пойейн». Первое делание связано со свободным выбором, тогда как второе направлено на выполнение художественного или технического замысла. Отсюда различие между «пойэсис» как творчеством и «праксис» как деятельностью в узком смысле слова, как лишь такой деятельности, которая связана со свободным выбором. Аристотель подчеркивает, что творчество и деятельность — не одно и тоже (Никомахова этика VI, 4). Вместе стем ив случае «праксис», ив случае «пойэсис» субъектом действия и творчества является человек. Об этом говорится в Метафизике, где также отмечено различие между творчеством и деятельностью Творческое начало находится в творящем, будь то ум, искусство или некоторая способность, а деятельное начало — в деятеле как его решение, ибо сделанное и решенное — не одно и тоже. Отсюда понятно, что то, что называют практическими науками у Аристотеля, — это главным образом этика и тесно связанная с ней политика. «Прак сис» же означает у великого философа вовсе не практику в нашем ее понимании, а только этико-политическую деятельность (производственную практику Аристотель совершенно игнорирует, приравнивая, как было отмечено, ремесленника к предмету неодушевленной природы. Из всего сказанного должно быть ясно, чем отличаются друг от друга деятельность и творчество и почему творчество не деятельность. Деятельности и творчеству Аристотель противопоставляет теорию. Это древнегреческое слово означало прежде всего созерцание. У Аристотеля, как уже отмечалось, теория и практика разорваны. Эта разорванность сказывается уже в самом термине, означающем вовсе не то, что мы понимаем под теорией (обобщение, наука, направляющие практику как материальную деятельность, а именно созерцание, умозрение. Поэтому теоретические науки у Аристотеля — науки созерцательные, что было возможно в силу их резко преобладающей умозрительности, оторванности от опыта и от производственной практики людей. Однако надо отметить, что в случае теоретических наук Аристотель различает познающий субъект и познаваемый объект, в случае же творчества и деятельности науки о них нечетко отделены от творчества и деятельности как своих предметов. Это неудивительно, учитывая, что связь между субъектом и объектом в этих областях значительно более тесная и интимная, чем в случае наук о природе и о сущем вообще, на что и направлены в первую очередь теоретические науки. В случае же творческих и практических наук субъект не занял еще позицию созерцателя самого себя. Это весьма трудно, а порой и невозможно. Аристотель бессознательно чувствует, что в этих областях уже вмешиваются интересы национальные, классовые, партийные, а потому невозможны ни безвольное созерцание, ни однозначное понимание самого предмета. Здесь субъект значительно больше деформирует свой объект. |