Актуальные проблемы гражданского права. Актуальные проблемы гражданского права. Частные и публичные начала в гражданском праве
 Скачать 179.53 Kb.
|
|
4.Правомерное поведение и злоупотребление гражданским правом. На вопрос о соотношении злоупотребления правом с другими общественно значимыми деяниями часто отвечают крайне неопределенно. Злоупотребление правом следует отграничивать от таких форм социальной активности, которые не имеют достоверного юридического значения. Это относится к сугубо религиозным и нравственным проблемам. Равным образом не нужно искать злоупотребления правом в ситуациях исключительно дружеского, игрового характера. Право и суд не могут быть посредниками и арбитрами в отношениях и практиках, которые по природе своей не допускают или не предполагают внешнего вмешательства. Переходя к юридически значимым деяниям, отметим, что многие авторы трактуют злоупотребление правом как разновидность правонарушения, включающую формы преступлений, административных, гражданских, семейных и других правонарушений. Необходимым следствием подобных деяний ими признается юридическая ответственность. (Не совсем корректно) Большинство современных цивилистов относят злоупотребления правом к разновидности (подвиду) гражданских правонарушений. Спорят же они преимущественно о критериях обособления злоупотребления правом от иных гражданских правонарушений. Отдельные исследователи приходят к выводу, что злоупотребление правом не является ни правонарушением, ни правомерным поведением. В этом вопросе часто упускают из вида, что противопоставлять правомерное поведение и правонарушение методологически некорректно. Антитезой правомерного выступает неправомерное, но юридически значимое поведение, к видам которого относится злоупотребление правом. Подлинно правомерное поведение конституционно и по форме, и по содержанию. При правомерном поведении лицо надлежащим (конституционным) образом пользуется своими неотчуждаемыми правами и свободами либо осуществляет те публично-властные полномочия, которыми оно наделено. Конкретизация таких надлежащих требований проводится на отраслевых и институциональных уровнях системы права. Правонарушение — это «крайняя» точка неправомерного как неконституционного. Причем это именно нарушение права. Правонарушение поэтому отграничено от правопользования: ни у кого не может быть субъективного права нарушать право, и никто не может быть наделен такими правомочиями. Совершая правонарушение, лицо выходит за рамки правомерного: осознанно и виновным образом посягает на охраняемые и защищаемые правом конституционные ценности, воплощенные в материальных и нематериальных благах публичного и частного характера. Тем самым субъект нарушает правовую норму как особую общеобязательную, установленную в законе модель, запрещающую или предписывающую определенное поведение. Следствием правонарушения является возложение на виновного предусмотренных законом карательных и (или) правовосстановительных обязанностей, т. е. привлечение его к юридической ответственности. Злоупотребление правом относится к сфере неправомерного (неконституционного). Однако в отличие от правонарушения оно не связано с нарушением установленных законом норм, в которых конкретизированы составы противоправных деяний. Поэтому хотя формальная законность является видовым квалифицирующим признаком правовых злоупотреблений, с сущностью явления она не связана. Злоупотребление правом существенно и юридически значимым (выраженным) образом неконституционно; оно всегда прямо либо косвенно связано с правопользованием. Это использование конкретного субъективного права или конкретного публичного полномочия властного органа вопреки духу Конституции РФ; намеренное (осознаваемое) противопоставление «своего» права праву в целом, т. е. праву конституционному в широком смысле; деяние, имеющее целью реализовать не запрещенные правом возможности, хотя это и противоречит универсуму конституционно-правовых принципов, ценностей и целей. Злоупотребление правом нельзя запретить: нарушение соответствующей нормы будет именно правонарушением при необходимом условии ясности и недвусмысленности запрещающей формулировки. Некоторые позитивисты предлагают считать злоупотреблением правом действия, которые осуществлены в рамках одних норм права, но с нарушением норм, их дополняющих. Подобная искусственная конструкция ничего не проясняет, поскольку в действительности, если нарушается существующая норма, которая определяет ситуационные возможности лица применительно к определенному способу их реализации, это будет собственно нарушение права. Разграничение правонарушения и злоупотребления правом необходимо проводить и в тех случаях, когда законодатель, актуализируя недопустимость недобросовестных действий в определенных сферах, конкретизирует составы отдельных видов недопустимых деяний до такой степени, что они приобретают характер формально запрещенных и, будучи уже правонарушениями, сохраняют привязку к общей категории злоупотребления правом. Такие конкретизированные запреты широко распространены. Принципиальными конкретизациями этой установки в гражданском законодательстве являются определение злонамеренного характера цели ограничения конкуренции, а также специальное указание на недопустимость злоупотребления теми возможностями, которое дает хозяйствующим субъектам доминирующее положение на рынке (п. 1 ст. 10 ГК РФ). Некоторые составы деяний при недобросовестной конкуренции квалифицированы законодателем уже как административные правонарушения и даже преступления. Ряд авторов признают возможным «легальное» и «нелегальное» злоупотребление правом. С позиций конституционного правопонимания единственная возможность разграничить такие деяния заключается в том, чтобы, полностью поверив законодателю, считать злоупотреблениями те составы правонарушений, при характеристике которых законодатель посчитал необходимым использовать соответствующий термин. Для юридической практики это не дает ничего: любые правонарушения должны предупреждаться и пресекаться. Принцип законности предполагает изобличение и привлечение правонарушителей к юридической ответственности. Однако юридическая наука (теория права) и из этого обстоятельства может извлечь определенную пользу. Законодатель, разумеется, не прав. Однако, прибегая к подобной (некорректной) терминологии, он ошибается не случайно. Суть соответствующих противоправных явлений такова, что они действительно очень близко стоят к злоупотреблениям правом в подлинном смысле. В ряде случаев злоупотребление правом проявляется наряду с объективно близким правонарушением, содействуя его совершению либо уклонению от ответственности. И все-таки злоупотребление правом может быть понято как правонарушение, но только условно и только в особом конституционно-правовом смысле. Условность состоит в том, что неконституционного результата злоупотребление правом достигает только вследствие ненадлежащего реагирования гражданского контрагента субъекта злоупотребления и (или) публичной власти в результате их действий, фактически признающих или допускающих неконституционные требования и притязания. Лицо, злоупотребляющее правом, игнорирует идеалы конституционного правопорядка, но настаивает на правовом оформлении своих действий, правовом характере собственных требований. Недопустимо принимать такое злоупотребление как неизбежное зло, не реагируя на него всеми возможными конституционными способами (жалобы, заявления, публичные обращения, акции и т. д.). Конституционная терминология играет в данном отношении исключительную роль. Основной закон РФ не говорит буквально о запрете злоупотребления правом. Правопользование не должно нарушать конституционных прав и свобод других лиц; свободная экономическая деятельность, направленная на монополизацию и недобросовестную конкуренцию, не допускается. Применительно к гражданским правам это осуществлено в п. 1 ст. 10 ГК РФ. Именно в конституционно-правовом смысле злоупотребления правом в сфере гражданско-правового регулирования недопустимы и их нельзя допускать. Потому, в частности, нет и не может быть права на судебную защиту при злоупотреблении правом. Говорить о злоупотреблении правом как об особом конституционном правонарушении следует с учетом представления о нормативности права в целом, а значит, и всех тех первичных элементов, которые составляют его систему. Понятые как средства, они обеспечивают возможность конструирования модели надлежащего поведения применительно ко всякой юридически значимой ситуации. Законодатель оформляет такие модели как нормы права. Однако отсутствие законодательно оформленных норм не снимает актуальности конституционно должного для правопользования и правоприменения. Конституционные принципы, интересы, ценности и цели обладают общеправовой нормативностью. С одной стороны, это обеспечивает беспробельное конституционно-правовое воздействие на субъектов права, с другой — порождает конкуренцию и коллизии обусловленных такими элементами требований. Данные трудности преодолеваются путем определения оптимального баланса конституционных интересов, ценностей и целей, умозрительного синтеза принципиальной установки (алгоритма) должного поведения для конкретной ситуации. Такая синтетическая установка нарушается при злоупотреблении правом. Субъект злоупотребления ориентируется на отдельные, наиболее удобные и выгодные для него правовые требования, забывая или предпочитая не думать о других требованиях. Отказ злоупотребляющему правом лицу в судебной защите того принадлежащего ему субъективного права, которым он пытается воспользоваться злонамеренным образом, является важнейшей формой (способом) публично-властного противодействия злоупотреблению правом. Однако подходить к этому ресурсу по аналогии с мерами юридической ответственности неправильно. Права и свободы человека должны обеспечиваться правосудием, но возможность злоупотребления в содержание конституционных прав и свобод не входит. Злоупотребление правом — это неправомерное и потому не правовое, а только юридически значимое деяние; не реализация субъективного права, а неконституционная имитация такой реализации. Поэтому отказ в рассматриваемом случае следует понимать и практиковать как осуществление конституционного принципа недопустимости злоупотребления правом и соответственно правосудное обеспечение того права ответчика, которое было бы нарушено допущенным (юридически признанным) злоупотреблением правом. Именно неосновательное требование судебной защиты со стороны истца открывает возможность такого правосудного обеспечения. Однако факт подачи искового заявления свидетельствует о том, что необходимое предварительное противодействие злоупотреблению правом уже было оказано: ответчик отказался выполнять требования, обусловленные намерением злоупотребления правом. Такой отказ характеризует содержание конституционного права каждого защищать свои права и свободы всеми не запрещенными способами. Злоупотребление правом необходимо отграничивать и от безнравственного поведения в сфере правового регулирования, своего рода циничного пренебрежения объективным правом. Во-первых, даже самый несовершенный закон не определяет возможности его нарушения. Во-вторых, хотя злоупотребление правом может основываться и на изъянах правового регулирования, и на пробелах позитивного права, но из этого не вытекает, что можно злоупотребить правом, не имея его. Злоупотребление правом возможно лишь там, где есть субъективное право как определенная содержательная конкретизация конституционного (основного) права или свободы. Квалифицируя злоупотребление правом, нельзя не учитывать вероятности ошибки законодателя при формулировании соответствующих субъективных возможностей (прав). Разрешая связанные с этим споры, необходимо прямо руководствоваться конституционными принципами правопользования. 5.Оценочные категории в гражданском праве. Понятие «добросовестности» и «разумности». Оценочное понятие (категория) гражданского права - это относительно определенное положение, сформулированное в гражданско-правовой норме, путем указания наиболее общих признаков, свойств, качеств, связей и отношений разнообразных предметов, явлений, действий, процессов, предусматривающее в рамках содержательных критериев, установленных законодателем, самостоятельную оценку правоприменителем поведения в конкретной ситуации в данной социальной среде и в данное время с учетом внутреннего убеждения. Говоря о природе оценочных категорий, следует помнить, что они всегда предоставляют субъекту свободу выбора и возможность различной интерпретации содержания, преимущественно ориентируя правоприменителя на систему ценностей, и оставляют последнего наедине с его совестью, уровнем нравственного развития и профессионализмом. Правоприменитель всегда знает, что ни одна ситуация с точки зрения применения к ней оценочных категорий не имеет единственно правильного варианта решения. Поэтому так важно, чтобы субъект, применяющий правовую норму, никогда не терял критического отношения к фактам правовой действительности, чувствовал ответственность за совершаемые им действия и принимаемые решения, а также не успокаивал свою совесть тем, что раз оценочное понятие не имеет однозначно верного определения, то и любое решение, какое бы он ни принял, не сможет быть опровергнуто с точки зрения несправедливости. Виды оценочных категорий. В зависимости от характера признаков обобщаемых явлений оценочные понятия подразделяют на качественные и количественные. В числе количественных оценочных понятий, встречающихся в Гражданском кодексе Российской Федерации: «известить немедленно», «необходимые расходы», «значительные изменения», «разумный срок», «несоразмерный ущерб», «крайне незначительный». Так, например, к качественным можно отнести: «разумная заботливость», «уважительная причина», «заблуждение, имеющее существенное значение», «бесхозяйственное содержание», «порочащие сведения» и др. Они характеризуют явление в целом без указания степени соответствия какому-либо показателю. По структуре оценочные понятия гражданского права подразделяются на простые и сложные. Простые понятия содержат всего одно условие: существенное значение, необходимые расходы, разумный срок. Сложные же оценочные понятия включают два и более критерия: степень заботливости и осмотрительности, явно выраженное намерение, значительно отличающиеся условия. Оценочные понятия можно классифицировать по предмету. Важно отметить, что оценочное понятие само по себе не обладает предметностью, поэтому всегда употребляется вместе с конкретным понятием. В связи с этим выделяются оценочные понятия: 1) характеризующие имущество и свойства предметов и вещей («мелкая бытовая сделка», «источник повышенной опасности»); 2) обозначающие отрезки времени («разумный срок»); 3) относящиеся к деятельности и действиям, их причинам и результатам («разумная заботливость»); 4) характеризующие ситуации, состояния и обстоятельства («обычно предъявляемые требования»); 5) обозначающие отношение, мотивы поведения и побуждения, способы («ясно выраженное намерение», «должная заботливость»). Гражданское законодательство в своих нормах содержит неоднократные упоминания добросовестности, разумности. Данные термины не являются объективными категориями, а тесно связаны с понятиями морали, нравственности и могут быть поняты только в соотношении со сложившимися в обществе представлениями о добре и зле. Наличие подобного рода оценочных терминов в законе объясняется тем, что законодателю в определенных случаях проще уместить свою мысль в неопределенной форме одного термина, имеющего очень емкое содержание, предоставив толкование нормы свободному усмотрению суда. Одновременно с этим, использование подобного рода терминов в законе порождает множественные дискуссии на тему истинного значения той или иной оценочной категории и смысла, вкладываемого в них законодателем. Как принцип гражданского законодательства добросовестность была закреплена только в 2013 году. До этого момента добросовестность существовала в некоего рода «связке» с разумностью и справедливостью. Отметим, что содержащаяся в п. 3 ст. 1 ГК РФ формулировка принципа добросовестности не содержит определенного правила поведения, какой-либо диспозиции, что в целом присуще нормам права, относящимся к категории принципов, но также она не дает какого-либо описания добросовестности. В то же время, практическое использование открытых норм, особенно содержащих в себе подобные моральные категории оценочного характера и допускающих возможность их применения к неопределенному числу случаев с допущением в значительной степени судебного усмотрения, безусловно, расширяет его границы, и некоторые цивилисты видят в этом очевидную проблему. В доктрине на сегодняшний день сформировано немало подходов к пониманию добросовестности. Часто требование добросовестности рассматривается в объективном и субъективном смыслах. Добросовестность в объективном смысле - это «внешнее мерило», которое должно приниматься во внимание законом, судом и участниками гражданского оборота при решении спорных вопросов и которое рекомендуется членам гражданского оборота в их взаимных отношениях друг с другом. В качестве объективного критерия добрая совесть способствует разграничению противоречивых интересов субъектов гражданских правоотношений и возвышается над их субъективными желаниями и требованиями. Добрая совесть в её субъективном смысле понимается как «извинительное неведение тех или иных фактов». Богданов Е.В. характеризовал это явление как субъективную сторону поведения участников гражданских правоотношений, когда те «не знали и не могли знать о правах третьих лиц на соответствующее имущество или об иной своей неуправомоченности». Таким образом, каждый раз, когда законодатель использует оборот «не знал и не должен был знать» в нормах ГК РФ, речь идет о субъективной добросовестности участника гражданского оборота даже тогда, когда этот термин непосредственно не упоминается. Рассматриваемый принцип призван служить неким «ограничителем» при осуществлении лицами своих гражданских прав и обязанностей. Его существование предполагает, что участники гражданских правоотношений не могут полагаться на принцип «разрешено все, что прямо не запрещено законом», поскольку фактически речь идет о наличии в гражданском законе положения общего характера об ограничении нормами морали и нравственности свободы поведения, предоставляемого правом или предписываемого обязанностью. Таким образом, в первую очередь принцип добросовестности призван сдерживать проявления личного эгоизма тогда, когда этот эгоизм начинает выступать препятствием для адекватного функционирования социума, но не более того. Он не означает, что о чужих интересах участники гражданского оборота должны заботиться больше, чем о своих. Наряду с требованием к участникам гражданских отношений действовать добросовестно, современное гражданское законодательство содержит во многих нормах указание на необходимость соответствия поведения субъектов требованию разумности. Так, в нормах Гражданского Кодекса речь идет о «принятии разумных мер», «разумном ведении дел», «разумной и объективной оценке ситуации» и т.д. Установление содержания требования разумности, его соотношение с принципом добросовестности и, непосредственно, добросовестным поведением, а также определение конкретных критериев применения данной категории выступают в числе дискуссионных вопросов цивилистической науки. Нередко эти две категории идут рука об руку, и законодатель требует от субъекта одновременно действовать как добросовестно, так и разумно. В настоящее время существуют две преобладающие точки зрения в отношении разумности и добросовестности. Приверженцы одной отождествляют добросовестность и разумность, считая, что разумность вторична по отношению к принципу добросовестности. Другие авторы утверждают, что рассматриваемые категории самостоятельны, поскольку разумное поведение не всегда является добросовестным, а «необходимость вести себя честно не означает необходимости вести себя разумно». Также нами уже было отмечено, что при рассмотрении отдельных законодательных норм можно заметить, что ссылка производится как одновременно и на разумность, и добросовестность, так и только на разумность, что позволяет прийти к выводу о том, что последняя является самостоятельной категорией. Между добросовестным и разумным поведением не стоит знак равенства. Разумное поведение далеко не всегда представляет собой поведение добросовестное, а добросовестное - разумное. |