Барашкова екатерина валентиновна
 Скачать 2.09 Mb.
|
|
22 века . Таким образом, содержанием баллады становится глобальная и непостижимая метаморфоза русского национального характера на примере Владимира и его дружины: исчезает языческая дикость и закладываются основы русского православного характера: мировосприятие князя становится осмысленным и одухотворенным; к нему приходит понимание истинного смирения («И взор его мирен и кроток»), вместе с божественным просветлением («Почуялась правда Господня») к нему приходит даже способность философствовать («И князю, в сознании новых начал,// Открылось духовное зренье»). Вместе с тем осталась и присущее язычникам ощущение внутреннего единства с природой («Весна, мне неведомых полная сил,// И в сердце моем зеленеет»). Такое внезапное преображение, охватившее, как в фокусе, изменение русского национального характера на протяжении многих столетий, может показаться слишком условным, утопичным или чересчур возвышенным, но художественно смелое решение нельзя не признать удачным. Это относится и к лексическому уровню поэтики, где свободно допускаются церковнославянизмы в соседстве с чуть ли не грубым просторечием и стилизованными окказионализмами, типа: «Все звонкое птаство летает кругом,// Ликуючи в тысячи глоток»16. Как из подобной какофонии складывается настоящая симфония целого, остается загадкой Толстого. Таких парадоксальных стилистических совмещений затем в русской поэзии не будет, по крайней мере, до Хлебникова. Они, очевидно, по замыслу автора, и должны передавать богатейшую и беспорядочную разносторонность русского национального характера. Тему достоинства и уважения Руси со стороны соседей Толстой раскрывает в «Песне о Гаральде и Ярославне». Во времена Киевской Руси от первых лиц Европы летели в русские земли заманчивые предложения о различных видах сотрудничества. Русские князья не замыкались в своих владениях, не отказывались от предложений, но и не спешили их принимать. Так скандинав Гаральд лишь после третьей попытки сватовства удостоился согласия киевского князя Ярослава на брак с его дочерью. Одной из самых прославленных «норманнских» баллад Толстого стала баллада «Три побоища». В ней путем небольших исторических переносов Толстой драматически совместил три знаменитые битвы средневековья: битву Изяслава с половцами, битву при Иорке и битву при Гастингсе. Его прельстил а идея, что Гаральд норвежский, Гаральд английский были женаты на русских княжнах - дочерях Ярослава Мудрого и приходились свояками Изяславу. Три битвы Толстой представляет как три поражения и три смерти мужей из дома Ярослава. Сюжет баллады подчеркивает столь дорогую для Толстого идею общности Киевской Руси с европейской историей и культурой. В то же время показывает, как «мглою бед неотразимых грядущий день заволокло» (В.Соловьев): ведь битва Изяслава с половцами предшествовала завоеванию Руси другим страшным азиатским народом - монголами, а это завоевание должно было надолго оторвать Русь от Европы. Поэтому баллада выдержана в трагико-героическом пафосе. Нельзя не упомянуть и о крайне причудливой манере повествования: об исходах битв и гибели героев рассказывают прилетевшие с полей сражения вороны-стервятники. Пожалуй, нигде Толстой так удачно не соединял мотивы русской былины с формой западной баллады, в результате чего русский национальный характер окрашивается в ней в рыцарские героические тона и параллельно упоминается о его глубокой религиозности: С рассветом на половцев князь Изяслав Там выехал, грозен и злобен, Свой меч двоеручный высоко подъяв, Святому Георгью подобен; Но к ночи, руками за гриву держась, Конем увлекаемый с бою, Уж по полю мчался израненный князь, С закинутой навзничь главою; Таким образом, Русь сохраняет единство с Европой и в бедах, и в мрачные И, каркая, долго летел я над ним И ждал, чтоб он наземь свалился, Но был он, должно быть, судьбою храним Иль богу, скача, помолился; Упал лишь над самым Днепром он с коня, В ладью рыбаки его взяли... часы истории, вплоть до удара, нанесенного ей татарами, который, однако, Толстой склонен рассматривать не как роковой, а как временное помрачение: «...это не что иное, как проходящий morbus ignobile [позорная болезнь - Е.Б.] нашей истории» [4; 4; 322]. В корне такого воззрения оптимистическо е представление о первоначальной, то есть исконной, нравственной чистоте и талантливости нации. Morbus ignobile — только болезнь; пусть оказалась она затяжной, но организм по природе своей здоровый. Таким оптимистическим подходом, верой в творческие силы русской нации определяются и мировоззрение писателя, и его «мажорное» творчество, как понимал его сам Толстой. К примеру, баллада «Роман Галицкий» описывает уже время татаро- монгольского нашествия. Но на самой западной окраине Руси сохранило свою независимость Галицкое княжество князя Романа, добродетели которого - смелость, гордость и неподкупность — одинаково могут быть причислены как к западным, «норманнским», так и исконным качествам русского национального характера. Толстой приводит историю предложения папы Римского Галицкому князю Роману принять от него королевскую власть и стать его духовным сыном. Князь понимал, что папа стремился ограничить политическую активность русских князей и держать под своим контролем всю Русь, и поэтому отказался от его предложения и с иронией ответил папскому послу: А впрочем, за ласку к Червонной Руси Поклон ему наш отнеси! Тесной духовной связи «норманнской» Руси и Европы посвящена и баллада «Гакон Слепой». Кстати, об этом произведении Толстой писал, что исторически это «баллада, взятая из области еще не тронутой, девственной» [5; 4; 370], ибо она никогда не становилась сюжетом русской литературы, что лишний раз подтверждает серьезный интерес поэта к прошлому своей страны. В стихотворении идет речь о том, как Ярослав Мудрый в трудную минуту не оставил попавшего в беду свояка Гакона, варяжского князя, который в свое время оказал ему помощь в борьбе против брата Мстислава. Об этом свидетельствуют слова князя: Нужна свояку оборона! Вишь, вражья его как осыпала рать! Пора выручать Слепого Гакона! С одной стороны, эта баллада отсылает нас опять-таки к «Истории...» Карамзина, где он описывает нравы древних славянских племен, особенно упоминая их выносливость и свирепость в битве: по мнению Толстого, во времена Киевской Руси этот древний склад характера еще существовал у древних русичей. С другой стороны, варяг Гакон, в «слепой» ярости битвы рубящий даже своих, напоминает берсерка (так назывались варяжские войны, сражавшиеся в состоянии дикого исступления, так что их боялись даже боевые товарищи): Но тот расходился, не внемлет словам, Удар за ударом он садит, Молотит по русским щитам и броням, Дробит и сечет шишаки пополам, Никто с разъяренным не сладит. Тем самым сюжет баллады оказывается в тематическом русле норвежских саг, а Гакон воплощает одну из наиболее примечательных особенностей норманнского характера. Но с третьей стороны, варяжский князь вызывает устойчивую ассоциацию с разбойником Митькой из «Князя Серебряного», который тоже дрался в состоянии слепого гнева, не разбирая чужих и своих, как неодолимая и неостановимая сила. Мы уже писали, что Митька воплощает в романе архетипические черты русского национального характера. Как и в драме «Царь Борис», на примере Христиана и царевича Федора, Толстой здесь проводит мысль о том, что русский и скандинавский менталитет скорее сближались, нежели отличались. Итак, мы можем сделать вывод, что в исторических балладах (в отличие от фольклорных исторических песен), перед Толстым стояла задача не показывать своеобразие русского национального характера, а наоборот, предельно сблизить его с западным, продемонстрировать рыцарские и героические черты их обоих. Ярким своеобразием отличается лишь образ Владимира Святого, обобщающий в себе эволюцию русского национального характера на протяжении столетий. Впрочем, путь древних русичей от союза варварских племен до христианского государства был типичен для многих народов европейского раннего средневековья (хотя бы для тех же скандинавов). Даже характер Иаонна Грозного не может быть признан специфически русским, в чем нас убеждает попытка Толстого представить его в духе антологической поэзии. С художественной точки зрения, Толстому удалось то, что в свое время оказалось столь трудным для Жуковского — создать русскую героическую балладу не в единичном удачном воплощении, а как целую жанровую традицию, которая, однако, была уже не актуальна для русской поэзии 60-70-х годов XIX века. в) баллады былинной тематики Л.К. Толстого В шестидесятые годы XIX века наряду с публикацией ряда значительных сборников исторических песен, сказок, пословиц, загадок и т. д., выходят в свет выпуски двух крупнейших собраний устной народной поэзии П.В. Киреевского и П.Н.Рыбникова, ставших классическими сборниками русских былин и исторических песен. Открытие П.Н. Рыбниковым бытования русской былины на Севере, вблизи Петербурга, в Олонецкой губернии, произвело огромное впечатление на российскую общественность. А.К. Толстой имел в личной библиотеке, по крайней мере, первый выпуск «Песен, собранных П. Н. Рыбниковым» (1861), о чем свидетельствуют его письма. Толстой не сомневался, что русский героический эпос, несмотря на его древние общеевропейские и даже арийские корни, как то доказывал в своей нашумевшей работе В.В. Стасов (см. Стасов В.В. Происхождение русских былин// Вестник Европы. 1868. №№ 1,2,3,4,6,7), в высшей степени отражает русский национальный характер. Полемизируя со Стасовым, Толстой справедливо писал: «И кого он думает удивить открытием, что большая часть европейских былин восходит до Индии? Но все эти былины, наследованные европейскими племенами, приняли в каждом племени свое местное развитие и свой оригинальный местный колорит, и поэтому те, кто говорят, например, что Садко выражает нравы Новагорода, совершенно правы, а сближения Стасова этой легенды с разным легендами Востока (sic)— это курам на смех!» [4; 4; 331]. Поэт не ставил перед собой цели подражать сюжетам или поэтике народных былин. Он писал, что в его произведениях «нет бесполезного и опасного соревнования с былиной, которая будет всегда выше переделки» [4; 4; 401]. Баллады на былинные темы Толстого имеют принципиальные отличия от народных былин: внимание в них акцентируется на настроении или «картинке, нескольких аккордах» [2; 487]. «Толстой стремился в своих былинах избавиться от простого пересказа,- пишет Т.В. Иванова,- его былины-баллады одновременно проникнуты и лирическим настроением, и мягким юмором, и откровенной сатирой. Однако поэт остается всегда верен «духу», общей идейной направленности устной народной былевой поэзии. Эта работа требует непосредственного обращения к источникам» [112; 166]. Былины-баллады, написанные в 60-70-е годы, как указывал сам Толстой, лишены «эпических версий». Подражательное следование таким версиям сделало бы поэтические произведения «гораздо ниже народного сказания» (IV, 398). «Жанрообразующим началом в поздней толстовской балладе становится лирическая стихия, лирическая интонация»,- отмечает H.A. Лобкова [177; 11]. В своих балладах Толстой сохранил названия народных былин и подлинные сюжетные мотивы. Так, народные былины о младших русских богатырях делятся на былины Киевского и Новгородского циклов. По мотивам Киевского цикла былин написаны «Илья Муромец» (1871), «Алеша Попович» (1871), «Сватовство» (1871), новгородской тематике посвящена былина «Садко» (1872). Сходство с народными былинами прослеживается и в сюжетах былин Толстого (хотя он, как правило, разрабатывает какой-либо один эпизод из жизни богатырей, а народная былина может повествовать сразу о нескольких) и в изображении типичных черт характеров героев. Также отметим характерную для народных былин гиперболичность в изображении героя и его подвигов. Гиперболу народ использовал для того, чтобы подчеркнуть силу и могущество своих любимцев, их героическую борьбу за свободу Руси. Толстой же, определив иные цели и задачи для своих произведений, редко пользовался этим приемом. Приступая к анализу и сопоставлению народных былин и баллад былинной тематики Толстого, отметим, что особое место среди них занимают сюжеты, посвященные Илье Муромцу. «Илья Муромец» (1871) А. К. Толстого заставляет вспомнить прежде всего былины о бунте Ильи Муромца против князя Владимира. В данном случае источником могли послужить былины в записях П.Н. Рыбникова или из собрания П.В. Киреевского. В народной былине «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром», записанной П.Н. Рыбниковым, поведение русского богатыря после ссоры с князем свидетельствует о доминировании в его характере гордости и самоуважения. Илья стреляет «по божиим церквам да по чудным крестам», поднимает «голей кабацких», угрожает Владимиру, что «ежели не сделает князь по-моему, то он процарствует только до утрия». Богатыря-крестьянина, умеющего постоять за свое человеческое достоинство, не боящегося княжеского гнева, чтящего «заповеди да положенные» братства и дружбы, народ любовно называет «Ильюшенькой». Позаимствовав из народных былин тему ссоры Ильи с князем Владимиром, Толстой представил свое видение характера русского богатыря. Илья не помышляет о бунте, но тем не менее выказывает гордость и независимость. Лирический пейзаж в балладе «Илья Муромец» Толстого не просто фон некоего действия, он неразделим с главным персонажем (богатырская фигура Ильи и простор «воли дикой», «темный бор», пахнущий «смолой и земляникой»). Своим Ильей Муромцем, выступившим против князя, А.К. Толстой полемизировал и со славянофилами. К.С. Аксаков, рассматривая все известные былины и сказки об Илье Муромце, находил в нем «высокий православный строй души и смирение христианина» [10; 1; 385]. «Песня,- утверждает Аксаков,- не придает Илье Муромцу «присловья удалый»»; «все подвиги его, и все в нем степенно: это тихая, непобедимая сила» [10; 1; 368-369]. Илья Муромец Толстого предстает не смиренным, а протестующим, однако богатырь не крушит божьих церквей, и его конфликт с князем значительно смягчен. С целью глубже раскрыть характер Ильи Муромца Толстой в своей балладе уделяет большое внимание художественным деталям. Например, броня на коне Ильи «с простым набором», сам он жует кусок хлеба, едет по бору именно в жаркий полдень, конь его топчет пышный папоротник. Тем самым поэт снова подчеркивает не только простоту, неприхотливость и душевную открытость русского человека любимой им исторической эпохи, но и красоту и многообразие родной природы. Т.В. Иванова отмечает: «Былинные элементы в структуре стихотворения: княжеский пир, богатырские подвиги Ильи, мотив бунта богатыря против князя, крестьянское происхождение Муромца - выступают не как описательные элементы; по сути дела они — напоминание, намек об известном. Превращаясь в систему, они становятся одним из поэтических принципов выражения малыми средствами наибольшего содержания. Идя по этому пути, Толстой уже совершенно оригинальными способами старается достигнуть выразительности и богатства содержания былины. Элемент гиперболизации - характернейшая особенность былины - в какой-то мере находит выражение у Толстого в картинах природы, богатырском коне, слитом с могучим всадником. Вместо повествования о действиях богатыря, как в былине, Толстой прибегает к внутреннему монологу героя: в нем элементы речевой характеристики (простота выражений «мужик неприхотливый», «забыл уж баб»), психологические моменты («ворчит сердито», «и старик лицом сердитым просветлел опять»). Толстой создает лирическое стихотворение на богатырскую тему, а не былину о подвиге богатыря» [112; 190]. Илья уезжает из Киева и по-дедовски ворчит на князя (да и сам поэт называет его «дедушка Илья»). В словах: «Двор мне, княже, твой не диво!» слышна неподдельная обида, которую нанес Владимир, обойдя Илью чарой на пиру. А ведь, по всей вероятности, когда-то князь советовался со старым воином и прислушивался к его суждениям и замечаниям, о чем свидетельствуют слова богатыря: Вот без старого Ильи-то Как ты проживешь! Ему не нужны почести, придворные удовольствия, «царьградские куренья», от которых в Киеве «душно, ...как в скрине, только киснет кровь!». Илье важно прежде всего уважение. В поле, в бору, вдохнув «здорового воздуха», он преобразился — и счастлив именно здесь, где «веет воли дикой на него простор!». Только искренне любящий родную страну и ее природу человек, по мысли Толстого, мог наслаждаться воспоминаниями о том, как «являются все ... лесные ароматы, например, запах моха, древесной коры, старых деревьев, молодых, только что срубленных сосен, запах в лесу во время сильного зноя, запах леса после дождя ... и так много еще других ... не считая запаха цветов в лесу...» [4; 4; 163]. Представив свободу основной ценностью в жизни Ильи, Толстой подтвердил ее ценность и для себя. Толстой в жизни, Илья в балладе выбрали для себя свободу: Снова веет воли дикой На него простор И смолой и земляникой Пахнет темный бор. Нравственное и физическое здоровье Ильи сливается в конце былины- баллады с чувством безграничного простора и обретенной свободы. Картины природы, обозначающие в былине лишь место действия, у Толстого нераздельно слиты с главным персонажем, они выступают неким символом «русской Руси». Герой Толстого наделен тем особым состоянием души, которое можно назвать «духовным богатырством». Свойственный былине оптимизм и восхищенное отношение к богатырю находит весьма полнозвучное выражение в заключительных строфах стихотворения, где Илья обращается к «государыне-пустыне». В одном ряду с умением русского человека эпохи Киевской Руси постоять за свое человеческое достоинство стоит его душевная открытость, умение радоваться жизни, весне, любви. Так, в балладе «Сватовство» поэт соединяет изображение персонажей русских былин и реальных исторических лиц с удивительно весенним настроением, пронизывающим все произведение. «Весенний месяц май» заставляет петь сердца, которые, казалось бы, начинают выстукивать припев: Ой ладо, диди-ладо! Ой ладо, лель-люли!17У дочек князя Владимира, сидящих за рукоделием, «так сильно сердце бьется», что «вовсе им не шьется, хоть иглы изломай», а мечтается о счастье «в веселый месяц май». На примере двух женихов, разыгравших представление в княжеском тереме, Толстой указал еще на два свойства русского характера: любовь к розыгрышам и проницательность, с которой князь узнал переодетых гостей. При этом, как в «Песне о Гаральде и Ярославне», поэт представил русского князя не только умным и проницательным человеком, но и заботливым отцом. Доверяя своим дочерям, Владимир предоставил право решать свою судьбу им самим, то есть Толстой подчеркнул, что во времена Киевской Руси женщина имела определенные права и свободы, которых лишилась с утверждением татаро-монгольского ига. Важен и тот факт, что Толстой здесь снова, как в балладе «Змей Тугарин», устами былинных героев связывает Киев и Новгород, два центра русской земли, в единый символ эпохи: Мы скрозь от Новаграда Сюда с припевом шли. Мажорная интонация, народная красочность присущи и балладе Толстого «Алеша Попович», которая, на первый взгляд, может показаться лишь блестящей стилизацией под русскую старину. Но выраженное в ней толстовское понимание искусства песни как отражения духовного богатства нации позволяет сблизить ее с русскими былинами. Народные былины нередко скептичны к младшему русскому богатырю (например, былина «Добрыня Никитич и Алеша Попович»). В них он наделен как безрассудной храбростью и отвагой, так и хитростью, коварством и лицемерием, что подтверждается его несостоявшейся женитьбой на супруге отправившегося в поход Добрыни. После возвращения богатыря Алеша был вынужден уехать неизвестно куда от «стыда великого», ведь Добрыня плеткой прогнал его со двора: А каково, Алешка, тебе жениться здесь, От живого мужа жену отлучать? Следует обратить внимание на обращение: не ласковое «Алешенька» или уважительное «Алеша», а гневное и недовольное «Алешка». Народ осудил безнравственный поступок своего героя. И все же Алеша в восприятии народа отнюдь не отрицательный персонаж. Он всегда жизнерадостен (что и привлекло к нему симпатии Толстого). В народных былинах Алеше присуща и такая черта, как скромность. Будучи новым человеком при дворе князя Владимира, он занял подобающее ему место за столом: «Сел он со своими товарищами на палатный брус». В одном из эпизодов былины «Добрыня Никитич и Алеша Попович» в характере Алеши Поповича подчеркивается и такая черта, как порядочность. Он не пожелал убить спящего в его шатре Добрыню. «Разгорелось сердце богатырское», но Алеша решил: Не честь-то мне, хвала да молодецкая А бить-то мне-ка сонного, что мертвого! В былине «Алеша Попович и Тугарин Змеевич» особое внимание уделено религиозности Алеши. Перед сражением с Тугариным Алеша всю ночь не спал, Молился богу со слезами. «Алешины молитвы доходчивы», потому что на его стороне правда, и Бог помог богатырю. В характере Алеши выделяется и такая черта, как пренебрежительное отношение к материальным благам. Для богатыря представляет ценность его честь, за которую он и ставит в заклад свою жизнь. Перед сражением с Тугариным он говорит: Бьюсь я с ним о велик заклад — Не о стах рублях, не о тысяче, А бьюсь о своей буйной голове. Что касается Ильи Муромца, то он изображен в былине как идеальный богатырь, защитник русской земли. Его характер отличают самоотверженная любовь и преданность родине, ненависть к злу, готовность встать на защиту обездоленных, умение постоять за свое человеческое достоинство. Илья мудр, он призывает Добрыню и Алешу помириться, «укротить да сердце богатырское», прекратить распри и вместе встать на защиту рубежей родной страны. Нельзя враждовать лучшим людям Киевской Руси, поэтому Илья и стремится объединить их, призывая: Ай же вы, российские могучие богатыри! А назовитесь вы да братьями крестовыми! Уловив дух удали и молодечества в характере Алеши Поповича, Толстой поставил перед собой задачу придать характеру своего Алеши именно эти свойства, привнеся еще и романтическую мечтательность. Тему любви и красоты окружающего мира раскрывает поэт в былине «Алеша Попович», где связующим звеном между людьми и природой является музыка: Звуки льются, звуки тают... То не ветер ли во ржи? Не крылами ль задевают Медный колокол стрижи? Толстой наделяет способностью чувствовать и понимать музыку все живые существа, окружавшие Алешу Поповича в тот момент, когда он брал в руки гусли. Даже взятая Алешей в плен царевна перестала грустить, «ей и радостно и больно», и музыке «сердце верит и дрожит, побеждено». «Звуки льются», в них слышна жизнь человеческая и жизнь природы: ветер во ржи, «заздравный звон ковшей», воспоминанья и «счастья обещанье». Душа восприимчива к прекрасному: «от звуков сердце млеет и кружится голова», перед ними преклоняется природа, замирают пташки, стрекозы, и даже заря задержалась послушать песню богатыря. Вся баллада наполнена атмосферой молодости, беспечности и мечтательности. По мнению Т.В. Ивановой, «Образ главного героя, Алеши Поповича, лишен Толстым всего богатырского и превращен в романтическую, даже сентиментально-оперную фигуру, наделенную вдохновенным талантом. В былине-балладе А. Толстого герой предстает «беспощадным птицеловом» «голубых очеретянок». В основе сюжета стихотворения Толстого мотив «увоза девицы» - мотив очень древний, унаследованный русским эпосом от архаической фольклорной традиции. Подобная ситуация нашла отражение в русских былинах о сватовстве Ивана Годиновича, Потока, Соловья Будимировича, Козарина, Дуная» [112; 196]. Совершенно другой цели подчинен «Садко» - произведение, пожалуй, ближе всего подходящее под жанровое обозначение былины, где Толстой ориентируется на один из народных сюжетов о Садко: его пребывание в подводном царстве у морского царя. Поэт исследует в былине нравственные установки русских людей эпохи Киевской и Новгородской Руси. Интересно сравнить ее с народной былиной о Садко, основное внимание в которой сосредоточено на рассказе о свободолюбивом Новгороде, его нравах и обычаях, воспевании его богатства и могущества: «На славу на великую новгородскую!». Особо в былине подчеркивается значение купеческого честного слова: проиграв спор с Садко, новгородские купцы сдержали слово и отдали ему «по три лавки товара красного»: А прежде у Садка имущества не было: Одни были гуселки яровчаты; По пирам ходил - играл Садко. Поступки самого Садко отличались целеустремленностью, справедливостью и смелостью. Будучи человеком чести, он не стал пользоваться привилегированным положением хозяина корабля во время морской бури и, подчиняясь воле жребия, стал жертвой морского царя. Характер Садко, представителя вольных новгородцев, наделен такими чертами, как честность, сострадание и благодарность. Он пожалел людей, тонущих в разбушевавшемся из-за царской пляски море, и по совету святого Миколы Можайского порвал струны гуслей. Вернувшись на землю, купец не забыл свой обет, данный во время бури, и поставил в Новгороде «церкву соборную» святому Миколе. Благодаря своему таланту и смекалке Садко избавился от нищеты и спасся от морского царя. Но народ осудил Садко за то, что, разбогатев и возгордившись, он противопоставил себя всему Новгороду. Ведь Садко решил скупить на свои деньги все товары в городских лавках. Но после безрезультатных трехдневных трудов вынужден был признать, что Новгород сильнее него: Не я, видно, богат купец новгородский, - Побогаче меня славный Новгород. Таким образом, народная былина «Садко» отличается динамичностью и насыщенностью событий. Садко у Толстого представлен истинно русским человеком, живущим по принципу: что имеет — не хранит, потерявши - плачет. Очутившись вдали от родной земли, в подводном царстве, Садко скучает и тоскует по тому, что дорого сердцу русского человека. Ему бы «прилечь хоть на ворох соломы!», услышать «крик перепелки во ржи», «скрип новгородской телеги», увидеть, как Сквозь лист прошлогодний пробившись, теперь Синеет в лесу медуница! Его совсем не радует блеск царского дворца, он «с думою смотрит печальной», сам говорит, что в подводном царстве «сердце во мне ... с тоски изнывает и чахнет!». Простые земные радости стали для Садко символами свободы, за которую он сейчас «отдал бы все роскоши эти и неги». В то же время Садко присущи такие характерные для-русского человека черты, как жалость и сострадание. Не испугавшись гнева морского царя, Садко порвал струны гуслей, прекращая бурю в море и тем самым спасая гибнущих людей. А от предложения морского царя жениться на любой из его дочерей Садко пришел в ужас: Но только колючи они, как ерши, Нам было б сожительство трудно! Предпочтение «первой девки рябой» богатствам, почестям и родству с морским царем говорит о неподкупности, свойственной характеру русского человека. Об этом же свидетельствует, например, полное пренебрежение Садко к попыткам царя соблазнить его деньгами. Такой поступок вызвал полное непонимание и осуждение со стороны подводного властелина: А ты непонятлив, несведущ и глуп... Ты в думе пригоден моей заседать.... Я в этом сопшюся на целый мой двор, Всегда он согласен со мною!- говорил морской царь. В данном случае Толстой попытался показать истинную роль угодливой Думы в деле управления государством. Одновременно он явно намекал на угодливость и бездействие современных ему министров и чиновников, забывших о достоинстве и ответственности перед народом и государством. Интересно, что ярко выраженный русский народный колорит получает у Толстого и сам водяной царь - с его взбалмошностью, простодушием, способностью увлекаться и деспотизмом. Самозабвенная пляска царя тоже является архетипической русской народной чертой - вспомним, что Пушкин характеризовал Малороссию в изображении Гоголя как «племя поющее и пляшущее» [226; 12; 27]. Выделяя в характере Садко такие черты, как неподкупность, честность, сострадание, любовь к родине, Толстой доказывал, что определяющим началом в характере и жизни русского человека времен расцвета Новгородской Руси являлась искренность. Из последующих писем поэта к С. А. Толстой и А. М. Жемчужникову видно, что написанное произведение не удовлетворило поэта. Как и в других случаях, он стремился избавиться от «эпической версии», которая вышла «гораздо ниже народного сказания» [4; 4; 398] и переделывает «Садко», основываясь на «лирико-драматической» версии. Новая редакция больше нравится Толстому, потому что «у нее нет претензий на рассказ, она только Situationsbild»,— и предает только Stimmung» [4; 4; 398]. И хотя поэту, по его собственному признанию, жаль выкидывать «много строф с новгородским местным цветом», он переделывает «Садко», избавляясь «от рассказа» [4; 4; 401]. Поэтическими деталями и откровенной иронией он максимально снижает фантастический сюжет концовкой, которая открыто противоположна былинной. Если в былине фантастический элемент изображается как реальный, то у Толстого рассказу Садко о «приключениях» в подводном царстве никто в Новгороде не верит. Оригинальность стихотворения Толстого в том и состоит, что он сумел передать идею всепобеждающей любви человека к земле, сохраняя сюжетную ситуацию «Садко» и одновременно переводя ее в план лирический. Новгородская тематика не случайно волновала Толстого, потому что она давала возможность выразить и такую грань русского национального характера, как удаль, широта натуры. Итак, если в народных былинах изображались конкретные деяния богатырей, то Толстой в своих балладах былинной тематики стремился нарисовать яркую выразительную картину из далекой фольклорной эпохи, причем картину не из народной жизни, а подчеркнуто стилизованную, сказочную, будто сошедшую с живописных полотен В.М. Васнецова. Это объясняется и тем, что в искусстве того времени наступает эпоха историзма. Древнерусская тематика не утратит свою популярность и в искусстве серебряного века (А.Я. Головин, И.Я. Билибин, М.В. Нестеров). Так что поздние стилизации А.К. Толстого под былины не являются возвратом к прошлым литературным эпохам, но прекрасно вписываются в русло новых направлений (особенно затейливо вычурная, вплоть до маньеризма, баллада «Алеша Попович» — ср. с балладой Н. С. Гумилева «Змей» о похищении девушек Змеем Горынычем). Вместе с тем так же, как и в исторических балладах, в балладах былинной тематики Толстой стремится выявить основные духовно-нравственные ценности, характерные для эпохи Киевской Руси. Так, в «Илье Муромце» он особое внимание уделяет оценке морально-нравственной основы характера Ильи. Это видно на примере его обиды на несправедливость князя Владимира и осознании свободы как высшей ценности для русского человека. У Садко выделяются как типичные черты русского национального характера тоска по родине, невзирая даже на ее возможную бедность и некрасивость (в сравнении с подводным царством) и жалость к погибающим морякам. Обратим внимание, именно сердечное сострадание спасает Садко из подводного царства, хотя и самым неожиданным образом. Таким образом, в лирике и лироэпике Толстого русский народный характер никогда не предстает как единая система, потому что каждом отдельном стихотворении автор выделяет разные его черты. Но легко выводится и важное наблюдение: в лирике исторической тематики русский национальный характер предстает нам гораздо более цельным, эпическим. Мы почти не встретим здесь отрицательных персонажей, за исключением пары сатирических стихотворений. Видно, что именно «лироэпическим» по своей природе виделся Толстому, как романтику, сам русский характер, и потому часто былины, баллады и песни Толстого органично входили в образный строй его прозаических и драматических произведений, а былинные характеры ложились в основу построения образов героев драмы и прозы. |