Большой конфликт. Берт Хеллингер dergrobekonflikt большой конфликт
 Скачать 0.65 Mb.
|
|
Странная религия Вина Вина возникает между людьми, когда мы причиняем другому человеку вред, или когда присваиваем себе нечто, за что другой должен расплачиваться, или когда наживаемся за счет другого человека, или жертвуем им ради нашей выгоды. По моим представлениям, самая большая вина — когда приносят в жертву своего ребенка. Странное дело — иногда так описывают самую большую любовь. Например, говорят, что бог из любви к нам позволил распять на кресте своего любимого сына, а мы посредством его жертвы обрели жизнь. Этот жестокий образ продолжает жить во многих семьях, в которых и сегодня различным способом приносят в жертву детей. Например, их посвящают богу или приносят в жертву ради идеалов. Скажем, мать Самуила пообещала богу принести к нему в храм на служение сына, когда тот родится. Конечно, это тоже детская жертва. Похожие вещи наблюдаются и сегодня во многих набожных семьях, когда ребенка посвящают богу и радуются, если ребенок сам посвящает свою жизнь богу. Они решают, например, что кто-то из детей станет священником или уйдет в монастырь. За этим скрывается представление, что жертва принесет семье благословение. Такие представления бытуют и среди детей, которых приносят в жертву или которые сами жертвуют собой. Некоторые дети верят, что могут спасти родителей, если родители заболевают и умирают. Или ребенок жертвует собой, чтобы искупить вину родителей. Как правило, это происходит подсознательно. Уже из этих примеров видно, что некоторые люди увязли в вине (и в жертвенности) и находятся в ее власти. Что люди делают с виной? Они наказывают себя всеми возможными способами, будь то реальная, мнимая или перенятая вина. Наказание состоит в жертвоприношении, неважно какого рода. Страдающие от реальной, мнимой или перенятой вины люди болеют и умирают, нередко от несчастного случая или наложив на себя руки. Эта жертва — словно искупление за вину. Какое действие такие жертвы оказывают на будущие поколения? Искупление вины по действию сравнимо с новой виной, которую новые люди будут потом искупать. И несчастьям не будет конца.. Что же делать с виной? Смириться. Ты знаешь и признаешься себе в том, что от вины не уйти — ни от личной, ни от мнимой, ни от перенятой вины других людей. Потому вину нужно взять на себя, но иначе, без искупления. Принять как силу. Кто провинился и знает об этом, и отвечает за свою вину, у того прибавится сил. Каких сил? Для чего? Сил, чтобы сделать что-нибудь великое и целительное. Таким образом, можно ответить за собственную вину. И еще один важный инсайт про вину. Через некоторое время она должна уйти. Тогда мы станем не только смиренными, но и кроткими. Жертва Еще хочу сказать несколько слов о секретах детской души. Это детские секреты. Но они часто продолжают влиять и на взрослых. С чем это связано? С религией. Со странной религией, однако. Существует поверье: если один человек заболевает, другой больной поправляется. Или если одному человеку плохо, а другой молится богу и обещает стать несчастным, чтобы первому стало лучше, ему становится лучше. Так думают многие дети. За этим скрывается представление, что бог-то на самом деле злой. Только если делать ему подношения, закалывать для него зверей или пригвоздить собственного сына к кресту, он смягчится. По этим представлениям бог такой мелочный, что его можно подкупить с помощью жертв. По этим представлениям он просто продажный. И если ему помаслить ручку, он поможет. В этих представлениях бог становится нашим слугой. Что может быть абсурднее? Но дети так себя ведут. И многие взрослые тоже. Но в конечном итоге, все эти усилия и жертвы напрасны. Баланс Динамика, про которую мы говорили, связана с нашей потребностью в балансе. Из опыта общения с людьми нам известно, что если дать человеку что-нибудь, тогда он будет ко мне благосклонен и тоже мне что-нибудь даст. Все правильно, так и нужно. Но только между людьми. Но с богом так торговаться нельзя. Искупление и возмещение Хочу сказать еще несколько слов об искуплении. Что происходит, если человек причинил зло другому человеку и теперь искупает вину? Он сам себе причиняет вред. Разве это поможет тому, кто пострадал из-за него? Что это ему даст? Какой смысл в искуплении? Тот, кто искупает вину, делает это только ради себя, чтобы вернуть хорошее чувство. Искупление всегда направлено на «я» искупающего. Но если ты в самом деле хочешь загладить вину, следует посмотреть в глаза другому человеку и что-нибудь сделать для него, чтобы ему стало лучше жить. И тогда ему станет лучше. К сожалению, общество требует от преступников искупления вины. Для общества это важно. Общество может существовать, только если преступники перед обществом будут наказаны. Наказание рассматривается как искупление вины. И некоторые люди, которые таким способом искупали свою вину, полагают, что после наказания вина осталась в прошлом. Но сиди хоть десять лет в тюрьме за то, что ты причинил другому человеку — пока не встретишься с ним и не восстановишь баланс, вина не загладится. В Вене один иезуит рассказал мне, как он работает с малолетними преступниками. Он ходит с ними к людям, перед которыми они провинились. Один подросток украл у старушки сумочку, в которой хранились все ее сбережения. И вот иезуит пошел с ним к этой старушке, и подростку пришлось посмотреть ей в глаза. И увидеть, как бедно она живет. Тогда он сказал: — Мне очень жаль. И он спросил старушку, что он может для нее сделать. Она ответила ему: — Можешь привести в порядок сад. Он принялся за работу и проработал четыре недели у нее в саду. Это что, искупление? Нет, но он загладил свою вину. По прошествии четырех недель старушка прониклась симпатией к подростку. И он изменился. Здесь есть разница. Но есть несправедливости и посягательства, которые нельзя загладить. Все, что наносит вред телу и жизни другого человека, поправить нельзя. Тот, кто задавил человека в аварии, никогда не сможет загладить свою вину. Но что же делать с этой виной? Надо посмотреть в глаза погибшему и сказать: «Мне жаль, что так случилось. Я ничего не могу исправить. Но в память о тебе я сделаю что-нибудь хорошее». Тогда из чувства вины, которую он признал, возникнут силы, и с этими силами он сделает что-нибудь хорошее, например, поможет пострадавшим в автодорожных происшествиях. Или убийца должен представить себе, как он смотрит в глаза жертве и говорит: «В память о тебе я возьмусь за опасное дело, на которое другие люди не решаются». И станет, например, разряжать бомбы. Это опасная работа. И если он будет ее выполнять в память об убитом, у него будут на это силы. В то же время убитому оказан почет, и он может обрести покой. В этом и заключается различие между искуплением и заглаживанием вины. Когда в Париже при взлете упал «Конкорд», родственники погибших получили компенсацию — миллион долларов. Какое действие это оказало на души живых? Можете себе представить? Что происходит в их душах, когда они берут деньги и тратят их? Что бы родственники погибших ни покупали, они словно говорят жертвам: «Я заработал на твоей смерти». Что происходит тогда с их скорбью? Она еще возможна? Вы чувствуете, что происходит в их душах? Простить и забыть Прощение, которое объединяет, негромкое и скрыто от посторонних глаз. Его не объявляют, оно совершается. По сути, это ничто иное, как снисходительность. Она пропускает ошибку, несправедливость, провинность и забывает их. Таким образом, ошибка, несправедливость, провинность могут остаться без последствий для взаимоотношений. Обоюдное доверие растет, особенно со стороны того, кто на себе испытал снисходительность. И потому, когда придет его черед, он тоже не заметит и забудет ошибку, несправедливость, провинность. Другое дело, если один человек говорит другому: «Я тебя прощаю». Говоря так, он обвиняет другого, возносится над ним и унижает его. Высказанное прощение разрушает равные отношения между ними. Тогда вместо того, чтобы спасти отношения, прощение ставит их под угрозу. А что, если другой человек просит у нас прощения? Если просящий просит из боли, что расстроил или обидел нас, ошибку, несправедливость, провинность забыть нетрудно. Тем более, что мы тоже чувствуем себя со своей стороны виноватыми. Тогда, быть может, мы решим начать все сначала, не поминая прошлого. Это очень человечный способ прошения — оба на равных, и в то же время оба остаются внизу. Существуют ситуации, в которых снисходительность исключается, потому что вина настолько велика, что виновный может ее только признать, а страдать будет только потерпевший. Крайний пример такой вины — убийство, тогда ее загладить нельзя. Виновный должен признать свою вину и отвечать за последствия, не ожидая прощения. А пострадавшие не должны прощать его из чувства превосходства, словно это возможно, и у них есть на то право. Что происходит в душе виноватого, если после такой вины он просит и ожидает прощения? Он упускает из виду жертв, которым он нанес непоправимый вред. Тогда он уже не может по ним скорбеть. Вместо этого он пытается уклониться от последствий своей вины, сваливая ее на других и делая их за нее ответственными. А может, он даже рассердится на них, как если бы они были обязаны его простить. Тогда он теряет свое достоинство и величие. Но в первую очередь он теряет силы, которые прибавились бы у него, признай он свою вину. Кто берется за особенные добрые дела ради других людей и тратит на них эти силы, возвращает себе потерянное достоинство и место среди людей. Что происходит в душах у тех, кто прощает такого виноватого? Они тоже упускают из виду жертв, не могут по ним скорбеть или им сострадать. Но прежде всего они возносятся над виноватым человеком, делают его жалким, умаляют его достоинство. Прощение только разъярит его, ведь они не восприняли всерьез ни его, ни его преступление. И прощение только распаляет зло, вместо того, чтобы с ним покончить. Но самое главное — прощающий таким образом человек посягает на исключительное право высшей власти, которая одна распоряжается насильниками и жертвами, — ей одной они подчинены, каждый по-своему. Кто хочет простить преступление, отказывает высшей власти в почтении. Он чувствует себя равновеликим ей, или даже возносится над ней. Когда обе стороны, насильники и жертвы, признают, что от последствий вины уйти невозможно, и что в этом они наталкиваются на непреодолимые границы, им следует также признать свое бессилие и поклониться своей судьбе. Эти искренние человеческие чувства сближают насильников и жертв и помогают им примириться перед лицом судьбы. Каким образом другие люди могут по-человечески относиться к насильникам и жертвам? Смиренный ответ на этот вопрос — с милосердием. Это способ держаться и движение сердца от человека к человеку, от человека к зверю, ко всякой твари. Мы испытываем милосердие при виде безысходного страдания и безысходной вины и пытаемся утолить их милосердными делами, хоть и знаем, что это страдание и эта вина, по сути, неразрешимы. Как стать милосердными? Перед лицом собственной беды, собственной вины или, как нередко бывает, собственной безвыходной ситуации мы понимаем, что и мы нуждаемся в милосердии и снисходительности других. Поэтому милосердные люди разделяют с виноватыми и страдающими их бессилие. В бессилии они не судят и не прощают других. Они остаются смиренными и не превозносятся. Это милосердие — негромкое. Вот я уже и сказал про примиряющую любовь. Это особенная любовь, она выше и по ту сторону любви, которая желает. Такая любовь означает признание, что все другие люди перед лицом великого мне равны. Смирение значит равенство. Прощение и забвение тоже. Пример. Инки и испанцы (Семинар во Флориде, 2003 г.) Хеллингер, обращаясь к женщине из Перу с корнями инков: О чем пойдет речь? Женщина: Мое тело разваливается. Кости становятся мягкими. И я чувствую, что моя голова отделена от тела. Женщина начинает плакать. Хеллингер выбирает из группы заместителя и ставит его. Хеллингер заместителю: Ты — последний правитель инков, обезглавленный испанцами. Заместитель правителя инков тяжело дышит. Хеллингер ставит напротив него клиентку. Женщина плачет, скрестив руки на груди. Она смотрит на пол. Хеллингер выбирает из группы мужчину — заместителя испанских завоевателей и ставит его поодаль, на равном расстоянии от обоих. Женщина медленно отступает, продолжая смотреть на пол. Хеллингер выбирает пятерых заместителей и просит их лечь на спину на пол между правителем инков и женщиной. Женщина отходит еще дальше назад, громко плача. Правитель инков встал на колени перед мертвыми и склонил голову. Хеллингер выбирает еще двоих заместителей испанцев и ставит их рядом с первым. Женщина подходит ближе к мертвым, громко всхлипывая. Садится рядом с первым умершим, держит его руку и плачет. Но он не шевелится. Через некоторое время Хеллингер поднимает ее и подводит к правителю инков. Последний по-прежнему совершенно неподвижно стоит на коленях. Женщина стоит рядом и плачет. Через некоторое время она опускается на колени, трогает его, хочет, чтобы он посмотрел на нее. Но он не шевелится. Затем он оседает, уронив голову на грудь. Хеллингер снова подходит к женщине, поднимает ее и подводит к испанцам. Один из испанцев смотрит на нее. Спустя какое-то время их взгляды встречаются. Потом все испанцы смотрят на мертвых. Хеллингер опять переводит женщину на другую сторону от мертвых и ставит напротив испанцев так, что мертвые лежат между ними. Через некоторое время Хеллингер переводит женщину обратно и ставит ее между испанцев. Она глубоко вздыхает. Хеллингер женщине: Как ты здесь себя чувствуешь? Женщина: Здесь я чувствую, что я дома. Она глубоко вздыхает и плачет. Хеллингер: Посмотри на испанцев. Она долго на них смотрит. Затем кладет руку на плечи одного из них, а он кладет руку ей на плечи. Она обращается к другому испанцу и тоже долго на него смотрит. Затем они берутся за руки. Последний глубоко вздыхает, смотрит на мертвых и плачет. Остальные испанцы тоже смотрят на мертвых. Между тем правитель инков лег на живот рядом с остальными мертвыми. Хеллингер: Остановимся здесь. Заместителям: Спасибо вам всем. Помолчав, женщине: Как ты сейчас себя чувствуешь? Она заулыбалась ему. Женщина: Я чувствую, как мощная энергия течет через мои руки. Я хорошо себя чувствую. Хеллингер: А что с головой? Появилась связь с телом? Женщина: Да. Я ее чувствую. Хеллингер, обращаясь к группе: Мне уже кое-что было известно об этой женщине. Я работал с ней в Вашингтоне. Я знал, что она чувствует свою связь с инками и со своими предками из инков. Поэтому не удивляйтесь, что я таким способом с ней работал. Во время расстановки в ней проявилась энергия насильника, она несколько раз сжимала кулаки. И еще кое-что мы здесь увидели. Испанцы смягчились только после того, как их тоже признали и полюбили. Прощание Хеллингер: Пока мы стоим на стороне жертв, у нас нет будущего. Пока прошлое не закончилось, будущего нет. Бели потомки жертв хотят за них отомстить, что происходит с жертвами? Как, должно быть, они себя чувствуют? Они могут обрести покой и быть по-настоящему мертвыми? Или таким образом мы вторгаемся в посмертие и нарушаем их покой? Здесь нужно обратить внимание на важную вещь. Я только что говорил с Каролой из Венесуэлы. Она рассказала, что в святых местах индейцев ищут нефть. Конечно, это страшно несправедливо по отношению к ним. Индейцам важно прошлое, там их корни. Но пока они скорбят по прошлому, есть ли у них будущее? Часто нам хочется продлить прошлое. Мы не позволяем прошлому навсегда закончиться. У тех, кто смотрит назад, нет будущего. А те, кто готов признать, что прошлое закончилось, обязаны измениться. Тем, кто смотрит назад, меняться не нужно. Они остаются без шансов на выживание. Только те, кто смирится с цикличностью событий, с тем, что у всего есть начало, апогей и конец, могут двигаться дальше. Женщине: Это очень многого от них требует. Только так возможен личностный рост. Они смотрят друг на друга. Хеллингер: Хорошо? Она кивает. Хеллингер: Всего доброго тебе. Она встает, складывает руки, как для молитвы, и медленно, улыбаясь, идет к своему месту. P.S. На следующее утро эта женщина написала мне письмо, в котором она сообщает, что является прямым потомком последнего правителя инков Тупака Амару II, которого четвертовали в 1850 году, после того как он возглавил восстание против испанцев. Свобода Хочу сказать несколько слов о свободе, о так называемой свободе. Что мы, собственно, чувствуем, когда ощущаем себя свободными? Существует пустая свобода. В ней ничего нет, и мы чувствуем себя соответственным образом. А есть наполненная свобода, она совсем иначе ощущается. Исполненная свобода — часть контекста. В этом контексте я делаю то, что сопровождается чувством свободы и несвободы. Когда говоришь любимому человеку: «Я люблю тебя, и я люблю то, что тобой и мной движет», — и проникаешься этой мыслью, оказываешься связанным по рукам и ногам. Ты несвободен, и все же ты чувствуешь себя свободным. Когда принимаешь решение, что ты вверяешь себя какому-либо человеку или явлению, свобода заключается в решении: «Я вверяю себя». А затем словно река тебя несет. У тебя есть определенная свобода движения, но по сути, это река управляет тобой и несет тебя в определенном направлении. Когда человек говорит: «Я должен от чего-то освободиться», — и избавляется, что у него остается? Есть ли у него что-то? Или он что-то потерял? У него снова что-то появится, когда он допустит новое. Допустив новое, он принимает решение. В момент решения он еще свободен, а затем нет. По большому счету потребность в свободе относится к самому себе в духе: «Я делаю это для себя; я развиваюсь для себя и стремлюсь к просветлению для себя». И это вне контекста. Какую ценность имеют эти люди по сравнению, скажем, с родителями, воспитывающими детей и почти не имеющим свобод, потому что по горло увязли в обязательствах и задачах? И тем не менее, они наполнены тем, что делают, даже несмотря на то, что не свободны и не могут сделать что-то для себя, без оглядки на окружение и на отношения, с которыми связаны. |