тело. Тело п.. Бессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая

• Название: Бессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая
• Дата: 27.10.2022
• Размер: 4.89 Mb.
• Имя файла: Тело п..pdf
• Тип: Документы; #757921
• страница: 10 из 36

Глава 8. В ловушке
отношений: цена жестокого и
пренебрежительного обращения
«Ночное морское путешествие» – это
путешествие в расщепленные, отвергнутые,
неизвестные, нежеланные, заброшенные части
нашего «Я», которые были сосланы в различные
подземные миры нашего сознания… Цель данного
путешествия – это вернуть нам связь со своим
«Я». Подобное воссоединение может оказаться на
удивление болезненным, даже жестоким. Чтобы
его совершить, нам нужно сначала согласиться
принимать все.
Стивен Коп
Мэрилин была высокой, на вид спортивной женщиной тридцати с лишним лет, которая работала операционной медсестрой в соседнем городе. Она рассказала мне, что несколькими месяцами ранее начала играть в своем спорт- клубе в теннис с бостонским пожарным по имени Майкл.
По ее словам, обычно она сторонилась мужчин, однако по- степенно ей стало настолько комфортно с Майклом, что она не стала отказываться, когда он начал приглашать ее после игры в пиццерию. Они болтали про теннис, фильмы, своих племянников и племянниц – никаких слишком личных тем.

Однажды августовским субботним вечером после тенниса и пиццы она пригласила его к себе домой провести ночь. Она сказала, что почувствовала себя «скованной и оторванной от реальности», как только они остались наедине. Она попро- сила его не торопиться, однако мало что помнила о том, что случилось дальше. После нескольких бокалов вина и повтор- ного просмотра серии «Закона и порядка» они, судя по все- му, вместе уснули в ее кровати. Примерно в два часа ночи
Майкл перевернулся во сне. Когда Мэрилин ощутила при- косновение его тела, она взорвалась – принялась колотить его кулаками, царапать и кусать, с криками: «Ах ты сволочь,
ах ты сволочь!» Майкл вскочил, собрал свои вещи и сбежал.
Когда он ушел, Мэрилин сидела на своей кровати в течение нескольких часов, потрясенная случившимся. Ей было чрез- вычайно стыдно, и она ненавидела себя за то, что сделала.
Теперь же она обратилась ко мне, чтобы я помог ей спра- виться с ее боязнью мужчин и необъяснимыми приступами ярости.
Моя работа с ветеранами приучила меня слушать непри- ятные истории, вроде той, что рассказала Мэрилин, при этом не пытаясь сразу же приступить к решению проблемы. Пси- хотерапия зачастую начинается с какого-то необъяснимого поведения: женщины внезапно нападают на своего парня по- среди ночи; пугаются, когда кто-то смотрит им прямо в глаза;
обнаруживают себя залитыми кровью, порезав кожу куском стекла, либо специально вызывают рвоту после еды. Требу-

ются время и терпение, чтобы позволить скрывающейся за этими симптомами реальности себя обнаружить.
Ужас и оцепенение
Мэрилин объяснила, что за более чем пять лет Майкл стал первым мужчиной, которого она привела к себе домой, од- нако она уже не в первый раз теряла над собой контроль, ко- гда проводила ночь вместе с мужчиной. Она рассказала, что всегда чувствовала себя напряженной и зажатой, оказавшись с мужчиной наедине, и были другие случаи, когда она «при- ходила в себя» в своей квартире, сжавшись в углу и толком не помня, что произошло.
Мэрилин сказала, что у нее было такое
чувство, словно она «только делала вид», что у
нее есть жизнь. Если она была не на теннисном
корте или в операционной, то, как правило,
ничего не чувствовала. Несколько лет назад
она обнаружила, что может побороть свою
бесчувственность с помощью лезвия бритвы,
однако испугалась, когда стала резать себя все
глубже и чаще, чтобы добиться облегчения.
Она пробовала также и напиваться, однако это напомина- ло ей про ее отца и его бесконтрольное пьянство, из-за че- го начинала испытывать к себе отвращение. Так что вместо этого она фанатично играла в теннис при первой возможно-

сти. Так она чувствовала себя живой.
Когда я поинтересовался ее прошлым, Мэрилин сказала,
что у нее, «наверное», было счастливое детство, однако она мало что помнила до того, как ей исполнилось двенадцать.
Она сказала, что была робким подростком, а после ожесто- ченной стычки с отцом-алкоголиком, когда ей было шестна- дцать, убежала из дома. Она закончила муниципальный кол- ледж и выучилась на медсестру без какой-либо помощи со стороны родителей. Ей было стыдно, что в тот период она спала с кем попало – по ее собственным словам, «она искала любовь не там, где нужно».

Как я это часто делаю со своими новыми пациентами, я попросил ее нарисовать семейный портрет. Увидев ее ри- сунок (воспроизведенный выше), я решил действовать не спеша. Было очевидно, что у Мэрилин были какие-то ужас- ные подавленные воспоминания, однако она не позволяла себе признать того, что было изображено на ее собственном рисунке. Она нарисовала обезумевшего от страха ребенка,
запертого в некоем подобие клетки, которому угрожали не только три кошмарные фигуры – одна без глаз, – но также и огромный эрегированный пенис, вторгающийся в ее про- странство. И тем не менее эта женщина сказала, что у нее,
«наверное», было счастливое детство.
Как написал поэт Уистен Хью Оден:
Правда, подобно сну и любви, не терпит
Подходов, что слишком настырны (1).
Я называют это правило Одена, и, следуя ему, я специаль- но не стал просить Мэрилин рассказать мне, что она помни- ла. На самом деле мой опыт дал мне понять, что мне не так уж важно знать все подробности пережитых моими пациен- тами травм. Самым главным было то, чтобы пациенты сами научились справляться со своими ощущениями и воспоми- наниями. На это могут уйти месяцы или даже годы. Я решил начать лечение Мэрилин с приглашения ее в терапевтиче-

скую группу, где она могла обрести поддержку и признание,
прежде чем начать разбираться с причиной своего недове- рия, стыда и гнева.
Как я и ожидал, Мэрилин пришла на свое первое собрание группы с испуганным видом, подобно девочке с ее семейно- го портрета; она была замкнутой и ни с кем не общалась.
Я выбрал именно эту группу, потому что ее члены всегда с радостью помогали новичкам, которые боялись говорить, и охотно их принимали. По своему собственному опыту они знали, что раскрытие сокровенных тайн – процесс постепен- ный. На этот же раз они меня удивили, принявшись задавать столь много назойливых вопросов про личную жизнь Мэри- лин, что мне сразу же вспомнился ее рисунок с изображени- ем маленькой девочки, на которую все нападают. Сами того не понимая, члены группы словно возрождали к жизни ее болезненное прошлое. Я вмешался, чтобы помочь ей устано- вить границы того, о чем она будет говорить, и она начала постепенно вливаться.
Три месяца спустя на собрании группы Мэрилин расска- зала, что несколько раз споткнулась и упала на тротуаре по дороге в нашу клинику. Она переживала, что у нее стало па- дать зрение: кроме того, в последнее время она стала чаще пропускать мячи в теннисе. Я снова вспомнил про ее рису- нок и обезумевшего ребенка с огромными испуганными гла- зами.
Было ли этой какой-то разновидностью

«конверсионной реакции», когда внутренний
конфликт приводит к потере пациентами
функций части своего тела? Многие солдаты
в обеих мировых войнах сталкивались с
параличом, который нельзя было объяснить
какими-то физическими травмами, и мне
доводилось видеть случаи так называемой
«истерической слепоты» в Мексике и Индии.
Тем не менее, будучи врачом, я не собирался на основа- нии одних только догадок делать заключение, что «пробле- ма у нее в голове». Я направил ее к коллегам из Массачу- сетской офтальмологической больницы, попросив их прове- сти ее полное обследование. Несколько недель спустя при- шли результаты. У Мэрилин обнаружили красную волчан- ку сетчатки – аутоиммунное заболевание, которое разруша- ло ее зрение и требовало немедленного лечения. Я был по- трясен: Мэрилин стала третьим человеком в тот год, вызвав- шим у меня подозрение в пережитом инцесте, которому впо- следствии диагностировали аутоиммунное заболевание
28
–
болезнь, при которой организм атакует сам себя.
Позаботившись о том, чтобы Мэрилин получила необхо- димую медицинскую помощь, я проконсультировался с дву-
28
Аутоиммунное заболевание – заболевание, развивающееся вследствие вы- работки организмом антител (белков, в норме вырабатываемых организмом в ответ на попадание в организм чужеродных и потенциально опасных веществ,
например бактерий и вирусов) против собственных клеток организма. Другими словами, организм начинает атаковать сам себя. – Прим. ред.

мя своими коллегами из Массачусетской больницы обще- го профиля – психиатрами Скоттом Уилсоном и Ричардом
Крадином, которые заведовали местной иммунологической лабораторией. Я рассказал им про случай Мэрилин, показал ее рисунок и предложил провести совместное исследование.
Они великодушно согласились уделить этому время и предо- ставили возможность провести дорогостоящее иммунологи- ческое тестирование. Мы привлекли к участию в исследо- вании двенадцать женщин, переживших в прошлом инцест,
которые не принимали никаких лекарств, а также еще две- надцать женщин, которые никогда не сталкивались с психо- логической травмой и тоже не принимали никаких препа- ратов – подобрать такую контрольную группу оказалось на удивление сложно (Мэрилин участие не принимала: мы, как правило, не предлагаем пациентам нашей клиники участво- вать в наших исследовательских программах).
Когда исследование было завершено, а полученные дан- ные проанализированы, Ричард сообщил, что у пережив- ших инцест женщин было выявлено аномальное соотноше- ние лимфоцитов CD45RA и CD45RO по сравнению с кон- трольной группой. Лимфоциты CD45 выполняют роль «кле- ток памяти» иммунной системы. Некоторые из них, называе- мые RA-лимфоцитами, были активированы под воздействи- ем токсинов в прошлом – они быстро реагируют на внешние угрозы, с которыми организм сталкивался ранее. RO-лим- фоциты же, наоборот, содержатся в резерве на случай неиз-

вестных атак – они задействуются, когда организм сталки- вается с какой-то угрозой впервые. Таким образом, это со- отношение указывает на баланс клеток, которые распознают известные токсины, и клеток, которые ожидают поступления новой информации для своей активации. У пациентов, пе- реживших инцест, относительное количество RA-лимфоци- тов, готовых к атаке, значительно превышает норму. Из-за этого иммунная система становится чрезмерно чувствитель- ной к угрозам и склонна активировать защитную реакцию,
когда в ней на самом деле нет никакой потребности, даже если это приводит к атаке на клетки своего организма.
Наше исследование показало, что организм жертв ин- цеста на самом глубоком уровне плохо различал безопас- ные и угрожающие ему ситуации. Это означает, что трав- ма приводит не только к искаженному восприятию поступа- ющей извне информации: сам организм не чувствует себя в безопасности. Прошлое отпечаталось не только на их ра- зуме, лишив способности правильно интерпретировать без- обидные события (например, когда Мэрилин набросилась на
Майкла из-за того, что он случайно дотронулся до нее во сне), но также и на самой их сущности: безопасности их ор- ганизма (2).
Искаженная карта мира
Как люди учатся понимать, что безопасно, а что нет, что

происходит внутри них, а что – внешние обстоятельства, че- му следует противиться, а что можно безопасно принять?
Самый лучший способ понять последствия жестокого и пре- небрежительного обращения в детстве – это слушать то, че- му нас могут научить люди вроде Мэрилин. Когда я познако- мился с ней поближе, мне, помимо прочего, стало ясно од- но: у нее было свое собственное уникальное представление о том, как устроен мир.
В детстве мы изначально находимся в центре своей соб- ственной вселенной, интерпретируя все происходящее с эго- центричной точки зрения. Когда наши родители или бабуш- ка с дедушкой говорят нам, что мы самые милые, самые чу- десные создания на земле, мы не ставим их слова под сомне- ние – должно быть, именно так и есть. И в глубине души, что бы мы еще ни узнали про себя, мы сохраним ощущение то- го, что мы просто прелесть. Как результат, когда судьба впо- следствии сводит нас с кем-то, кто плохо с нами обходится,
мы испытываем ярость. Это кажется неправильным, нам это незнакомо, непривычно. Когда же с ребенком жестоко обра- щаются либо пренебрегают им, у него формируется совсем иная внутренняя карта. На его самосознании остается отпе- чаток презрения и унижения, и мы, скорее, не сделаем пер- вый шаг, думая, что «у него (или у нее) есть мой номер», и не станем протестовать, когда с нами будут плохо обращаться.
Прошлое Мэрилин исказило ее восприятие любых отношений. Она была убеждена, что мужчинам

наплевать на чужие чувства и что они всегда безнаказанно получают желаемое. Женщинам доверять тоже нельзя. Они слишком слабые, чтобы за себя постоять, и продают свое тело, чтобы мужчины о них заботились.
Если ты попадешь в беду, они и пальцем не пошевелят,
чтобы помочь. Подобное мировосприятие проявлялось в от- ношении Мэрилин к своим коллегам: она сомневалась в ис- кренности мотивов любого, кто проявлял к ней доброту, и отчитывала их по поводу малейшего отклонения от установ- ленных процедур. Себя же саму она считала проклятой –
человеком, который оказывает нездоровое влияние на всех,
кто оказывается рядом.
Впервые столкнувшись с пациентами вроде Мэрилин, я стремился ставить под сомнение их взгляды и пытался по- мочь им научиться смотреть на мир более позитивно и гиб- ко. Так продолжалось, пока в один прекрасный день женщи- на по имени Кэти не разложила мне все по полочкам. Один из членов группы опоздал на собрание, так как у него сло- малась по дороге машина, и Кэти тут же принялась винить в этом себя: «Я же видела, как у тебя барахлила машина на прошлой неделе; я знала, что должна была предложить тебя подвезти». Всего за несколько минут, поддавшись самокри- тике, она дошла до того, что принялась винить себя в пере- житом ею сексуальном насилии: «Я сама была во всем вино- вата: мне было семь, и я любила своего папу. Я хотела, что-

бы он тоже любил меня, и делала все, о чем он меня про- сил. Это была целиком моя вина». Когда я вмешался, сказав:
«Да перестань, ты же была всего лишь маленькой девочкой –
это твой отец должен был соблюдать границы дозволенного»,
Кэти повернулась в мою сторону. «Знаешь, Бессел, – сказа- ла она, – я знаю, как важно для тебя быть хорошим психоте- рапевтом, так что когда ты делаешь подобные нелепые ком- ментарии, я обычно рассыпаюсь в благодарностях. В конце концов, я пережила инцест – у меня есть опыт в удовлетворе- нии потребностей взрослых, неуверенных в себе мужчин. Но прошло два года, и теперь я доверяю тебе достаточно, чтобы сказать, что от этих комментариев мне становится ужасно не по себе».
«Я инстинктивно виню себя за все плохое, что происхо- дит с людьми вокруг меня. Я знаю, что это иррационально,
и чувствую себя невероятно глупо из-за этих чувств, но они есть. Когда ты пытаешься убедить меня быть более благора- зумной, я лишь чувствую себя еще более одинокой и изоли- рованной – и они только подтверждают, что никто в целом мире никогда не сможет понять, каково это – быть мной».
Я искренне поблагодарил ее за откровенность
и с тех пор старался не говорить своим
пациентам, что им не следует чувствовать то, что
они чувствуют. Кэти дала мне понять, что на мне
лежит куда большая ответственность: я должен
помочь им воссоздать их внутреннюю карту мира.

Как я уже говорил в предыдущей главе, исследователи привязанности показали, что заботящиеся о нас с рожде- ния взрослые не только кормят, одевают и утешают нас, ко- гда нам грустно: своим поведением они оказывают непосред- ственное влияние на то, как наш стремительно развиваю- щийся мозг воспринимает окружающую реальность. В ходе взаимодействия со взрослыми мы понимаем, что безопасно,
а что представляет угрозу: на кого можно положиться, а кто непременно нас подведет; что нам нужно делать, чтобы на- ши потребности были удовлетворены. Эта информация от- печатывается в наших нейронных контурах, образуя шабло- ны восприятия нами самих себя и мира вокруг. Эти внутрен- ние карты поразительно устойчивы к изменениям на протя- жении всей жизни.
Это, однако, вовсе не означает, что наши внутренние кар- ты не могут меняться под воздействием опыта. Наполнен- ные любовью отношения, особенно в подростковые годы, ко- гда мозг в очередной раз проходит через период экспонен- циальных изменений, способны по-настоящему нас преоб- разить. Похожее влияние может оказать и рождение ребен- ка, так как наши маленькие дети зачастую учат нас любви.
Взрослые, столкнувшиеся в детстве с жестоким или прене- брежительным обращением, по-прежнему в состоянии по- знать прелесть человеческой близости и взаимного доверия либо испытать глубокие духовные переживания, которые по- новому откроют для них мир. С другой стороны, прежде без-

упречная детская внутренняя карта может настолько иска- зиться вследствие нападения или изнасилования во взрослой жизни, что все ее дороги будут вести к ужасу или отчаянию.
Эти реакции не являются осмысленными, и, как следствие,
их нельзя изменить путем переосмысления иррациональных убеждений. Наша внутренняя карта мира запрограммирова- на в нашем эмоциональном мозге, и для ее изменения необ- ходимо перестроить эту часть центральной нервной систе- мы, что является темой пятой части этой книги, посвящен- ной способам лечения.
Тем не менее обучение распознанию иррациональных мыслей и поведений может стать полезным первым шагом в исцелении. Люди вроде Мэрилин зачастую обнаруживают,
что их допущения расходятся с мнением их друзей. Если им повезет, то их друзья и коллеги дадут им понять – словами, а не действиями, – что их недоверие и ненависть к себе значи- тельно усложняют общение. На практике, однако, такое слу- чается редко, и случай, произошедший с Мэрилин, типичен:
после того как она напала на Майкла, ему было совершенно не интересно во всем разбираться, и она потеряла одновре- менно и их дружбу, и своего любимого партнера по теннису.
Именно после таких ситуаций умные и отважные люди вроде
Мэрилин, которые сохранили свою любознательность и ре- шительность, несмотря на повторяющиеся неудачи, и начи- нают искать помощи.
Как правило, рациональный мозг способен взять верх над

эмоциональным мозгом, если только этому не помешают на- ши страхи (так, например, страх быть остановленным по- лицией может мгновенно превратиться в благодарность, ко- гда полицейский предупреждает о случившейся впереди ава- рии). Когда же мы чувствуем себя загнанными в угол, отвер- женными либо приходим в ярость, мы склонны активиро- вать свои старые карты и следовать их указаниям. Измене- ния начинаются, когда мы учимся «владеть» своим эмоци- ональным мозгом. То есть учимся осознавать душераздира- ющие ощущения, связанные со страданием и унижением, а также справляться с ними. Лишь научившись переносить то,
что происходит у нас внутри, мы можем начать дружить с эмоциями, не дающими нам изменить свои карты, а не за- глушать их.
Учиться помнить
Когда прошел примерно год с тех пор, как Мэрилин ста- ла посещать собрания группы, другой ее член, Мэри, попро- сила разрешения поговорить о том, что случилось с ней в тринадцать лет. Мэри работала тюремным охранником и со- стояла в садомазохистских отношениях с другой женщиной.
Она хотела, чтобы группа знала про ее прошлое, в надежде,
что это поможет им с пониманием относиться к ее болезнен- ным реакциям – таким, как ее склонность замыкаться или взрываться в ответ на малейшую провокацию.

С трудом выдавливая из себя слова, Мэри поведала нам,
как однажды вечером, когда ей было тринадцать, ее изнаси- ловал вместе со своими друзьями старший брат. Она забе- ременела, и мать сделала ей аборт дома, прямо на кухонном столе. Группа чутко отнеслась к рассказанному Мэри и при- нялась утешать ее, когда та заплакала. Я был глубоко тронут их эмпатией – они утешали Мэри так, как, должно быть, хо- тели, чтобы их успокаивали другие, когда они впервые по- смотрели в лицо своей травме.
Когда время вышло, Мэрилин попросила дать ей несколь- ко минут, чтобы поговорить о том, что она почувствовала во время собрания. Группа согласилась, и она нам сказала:
«Слушая эту историю, я задумалась о том, что, возможно, и сама тоже пережила сексуальное насилие». Должно быть, у меня просто отвисла челюсть. Основываясь на ее рисунке, я всегда предполагал, что она была в курсе – по крайней мере,
глубоко в душе, – что именно это с ней и случилось. В ответ на прикосновение Майкла она отреагировала в точности как жертва инцеста, и она постоянно вела себя так, словно весь мир ее до ужаса пугал.
И тем не менее, хотя она и нарисовала девочку,
страдающую от сексуальных домогательств, она –
ну или как минимум сознательная, вербальная
часть ее – понятия не имела, что на самом деле
с ней приключилось. Ее иммунная система, ее
мышцы, ее система страха все помнили, однако

в ее сознании не было истории, которая бы
описывала то, что она пережила.
Она повторно переживала свою травму в жизни, однако у нее не было рассказа, на который она могла бы сослаться.
Как мы с вами увидим в двенадцатой главе, травматичные воспоминания значительно отличаются от обычных по своей структуре – они задействуют много разных слоев разума и мозга.
Рассказанная Мэри история и последовавшие за этим ночные кошмары подтолкнули Мэрилин к тому, чтобы на- чать индивидуальную психотерапию со мной, с помощью ко- торой она стала разбираться со своим прошлым. Поначалу она столкнулась с волнами навязчивого, парящего ужаса. На несколько недель она прервала наши сеансы, однако когда ее стала одолевать бессонница и пришлось взять на работе от- пуск, то продолжила терапию. Как она потом мне сказала: «Я
понимаю, что ситуация губительная, только когда чувствую,
что она меня убьет, если я из нее не выпутаюсь».
Я начал обучать Мэрилин методикам успокоения, таким как сосредоточенное глубокое дыхание – вдох и выдох, вдох и выдох, и так шесть раз за минуту, – с отслеживанием ощу- щений, которые вызывает дыхание по всему телу. Это сопро- вождалось воздействием на акупрессурные точки, что помо- гало сдерживать переполняющие ее чувства. Мы также ра- ботали над самоосознанностью
29 29
«Mindfulness». – Прим. пер.

Мэрилин училась не давать своему мозгу погружаться в спячку, при этом позволяя телу прочувствовать ощущения, которые стали вызывать у нее страх. Это позволило ей со стороны наблюдать за своими чувствами, а не поддаваться им.
Ранее она пыталась заглушить или ликвидировать эти чувства спиртным и физической нагрузкой, однако теперь она чувствовала себя достаточно защищенной, чтобы начать вспоминать случившееся с ней в детстве. Овладев своими физическими ощущениями, она теперь могла различать про- шлое и настоящее. Если бы теперь она почувствовала при- косновение чьей-то ноги посреди ночи, то смогла бы осо- знать, что это нога Майкла, нога ее симпатичного партнера по теннису, которого она пригласила себе домой. Эта нога не принадлежала кому-то другому, и это прикосновение не означало, что кто-то пытался над ней надругаться. Спокой- ствие помогало ей осознать – всем телом, – что она не ма- ленькая девочка, а тридцатичетырехлетняя женщина.
Когда Мэрилин наконец начала получать доступ к своим воспоминаниям, у нее в голове всплыл образ обоев из ее комнаты. Она поняла, что именно на них она фокусирова- лась, когда отец насиловал ее в восьмилетнем возрасте. Это сексуальное насилие вызвало у нее невыносимый страх, так что ей пришлось выдавить его из своей памяти. В конце кон- цов, она была вынуждена и дальше жить с этим человеком, ее отцом, который ее изнасиловал. Мэрилин помнила, как об-

ращалась к своей матери за защитой, однако когда она при- бегала к ней и пыталась спрятать лицо за подолом ее юбки,
ее встречали лишь безжизненные объятия. Иногда ее мать ничего не говорила, иногда кричала или сердито отчитыва- ла Мэрилин за то, что она «выводит из себя папочку». Напу- ганного ребенка некому было защитить и поддержать, огра- дить от насилия.
Как написал Роланд Саммит в своей классической ра- боте «Синдром потворства детскому насилию»: «Потвор- ство, запугивание, травля, изоляция и как следствие – беспо- мощность и самобичевание – ужасающие реалии сексуаль- ного насилия над детьми. Любым попыткам ребенка обнаро- довать тайну противостоит заговорщическое молчание или неверие взрослых. «Не переживай об этом, такого никогда в нашей семье не случится». «Как ты вообще мог подумать о такой ужасной вещи?» «Я больше слышать об этом не же- лаю!» Среднестатистический ребенок никогда не спрашива- ет и не рассказывает» (3).
Хотя я и занимаюсь этим уже более сорока лет, я все равно по-прежнему слышу от себя: «Это невероятно», когда паци- енты рассказывают мне про свое детство. Они зачастую на- строены не менее скептически, чем я – как могли родители сотворить столь ужасные вещи со своим собственным ребен- ком? Часть из них продолжают настаивать, что они, должно быть, все выдумали, ну, или преувеличили. Все они стыдятся того, что с ними случилось, и они винят в этом самих себя –

глубоко в душе они твердо убеждены, что весь этот кошмар случился с ними, потому что они ужасные люди.
Мэрилин начала открывать для себя, как беспомощный ребенок научился закрываться и выполнять все, о чем его просили. Она делала это, целенаправленно теряя связь с ре- альностью: заслышав шаги отца в коридоре рядом со своей комнатой, она начинала «витать в облаках». Другая моя па- циентка, которая перенесла нечто подобное, сделала рису- нок, отображающий этот процесс в действии. Когда отец на- чал ее трогать, она теряла связь со своим телом; она подни- малась к потолку и смотрела на какую-то другую девочку в своей кровати (4). Она была рада, что это была не она – на- силовали кого-то другого.

Эти отделенные от тела непроницаемым туманом головы воспоминания по-настоящему открыли мне глаза на то, как именно происходит диссоциация, столь часто встречающая- ся среди жертв инцеста. Мэрилин сама впоследствии осозна- ла, что, уже став взрослой, она продолжала мысленно парить под потолком каждый раз, когда занималась с кем-то сексом.
В период ее повышенной сексуальной активности партнеры порой говорили ей, насколько хороша она была в постели –
они едва ее узнавали, она даже говорила иначе. Обычно она не помнила, что случилось, однако порой становилась злой и

агрессивной. Она не имела ни малейшего понятия о том, ка- кой она была в сексе, так что постепенно и вовсе отказалась от отношений с мужчинами – пока не встретила Майкла.
Когда ненавидишь свой дом
Дети не выбирают своих родителей. Также они не мо- гут понять, что родители могут быть попросту слишком по- давленными, разгневанными или отстраненными, чтобы уде- лить им должное внимание, а также что поведение родите- лей не обязательно как-то связано с ними. Детям ничего не остается, кроме как подстраиваться, чтобы выжить в семье.
В отличие от взрослых им больше не к кому обратиться за помощью – они находятся в полной зависимости от своих ро- дителей. Они не могут снять себе жилье или переехать жить с кем-то другим: само их выживание зависит от родителей.
Дети чувствуют – даже если им никто об этом не гово- рил, – что если они расскажут кому-то про то, как их бьют или насилуют, то их ждет наказание. Вместо этого они тра- тят все свои силы на то, чтобы не думать о случившемся,
а также не чувствовать оставшиеся в их теле ужас и пани- ку. Так как им невыносимо принять то, через что они про- шли, они не могут увидеть связь злости, ужаса и оцепенения с этими событиями. Они молчат, чтобы справиться со свои- ми чувствами, диссоциируются с телом, закрываются, ведут себя послушно или демонстративно упрямо.

Кроме того, дети запрограммированы быть глубоко пре- данными опекающим их взрослым, даже если те жестоко с ними обращаются. Ужас усиливает потребность в привязан- ности, даже если источник утешения является одновременно и источником ужаса. Мне не доводилось встречать ребенка,
которого истязали дома (и у которого были подтверждения этого в виде переломанных костей и ожогов на коже) и кото- рый, будь у него выбор, предпочел бы отправиться в детский дом, а не остаться в своей семье.
Разумеется, люди держатся за тех, кто с
ними жестоко обращается, не только в детстве.
Известны случаи, когда заложники вносили в
полицию залог за своих захватчиков, выражали
желание вступить с ними в брак или имели с ними
половые отношения.
Жертвы домашнего насилия нередко прикрывают избива- ющих их мужей. Судьи частенько рассказывают о том, как унизительно они себя чувствуют, когда пытаются защитить жертв домашнего насилия, вынося судебный запрет на при- ближение, однако потом узнают, что многие из женщин тай- но позволяют своим партнерам вернуться к ним.
Мэрилин понадобилось немало времени, чтобы загово- рить о пережитом насилии: она не была готова поступить- ся верностью своей семье – глубоко в душе она по-прежне- му чувствовала, что нуждается в их защите от собственных страхов. Ценой такой преданности стали невыносимое чув-

ство одиночества, отчаяния, а также неизбежный гнев из- за своей беспомощности. Гнев, который некуда выплеснуть,
человек в итоге направляет против себя самого, что прояв- ляется в виде депрессии, ненависти к себе и саморазруши- тельном поведении.
Одна из моих пациенток сказала мне: «Это все равно что ненавидеть свой дом, свою кухню со всеми кастрюлями и сковородками, свою кровать, свои стулья, свой стол, свои ковры». Ничто не придает человеку чувства защищенности – и прежде всего его собственное тело.
Научиться доверять – крайне непростая задача. Другая моя пациентка, школьная учительница, которую до шести лет регулярно насиловал дедушка, прислала мне по элек- тронной почте следующее письмо: «В пробке по дороге до- мой после нашего сеанса я размышляла о том, насколько опасно было мне вам открыться, а затем, когда свернула на трассу 124, то поняла, что нарушила правило не привязы- ваться ни к кому – ни к вам, ни к своим ученикам».
На следующем сеансе она рассказала мне, что также была изнасилована в колледже преподавателем по лабораторным работам. Я спросил у нее, обратилась ли она за помощью и подала ли на него заявление. «Я не смогла заставить себя перейти через дорогу, чтобы попасть в клинику, – ответила она. – Я отчаянно нуждалась в помощи, однако, стоя там, я глубоко в душе была уверена, что меня это лишь еще больше

ранит. Возможно, это было действительно так. Разумеется,
мне пришлось скрыть случившееся от своих родителей – да и от всех остальных».
Когда я сказал ей, что меня беспокоит происходящее с ней, она написала мне еще одно электронное письмо: «Я пы- таюсь напоминать себе, что ничем не заслужила подобного обращения. Не думаю, что на меня хоть раз кто-либо так по- смотрел и сказал, что беспокоится обо мне, и для меня это осознание просто бесценно: я достойна того, чтобы обо мне беспокоился уважаемый мною человек, который понимает,
насколько мне сейчас тяжело».
Чтобы знать, кем мы являемся – чтобы существовать как личность, – нам нужно знать (ну или хотя бы чувствовать,
что мы знаем), что является и что было «реальным». Нам нужно навешивать правильные ярлыки на то, что мы ви- дим вокруг себя; нам нужно доверять своим воспоминани- ям и уметь отличать их от фантазий. Потеря этой способ- ности – один из признаков того, что психоаналитик Уильям
Нидерланд назвал «убийством души». Чтобы выжить, зача- стую приходится отказывать себе в осознании происходяще- го, отрицать его, однако в результате человек теряет всякую связь с самим собой, со своими чувствами и перестает пони- мать, чему и кому он может доверять (5).

Повторное переживание травмы
Одно из воспоминаний о своей детской травме пришло к
Мэрилин во сне: она почувствовала, что ее душат и она не может дышать. Ее руки были связаны белым кухонным по- лотенцем, а затем она увидела, как ее поднимают за поло- тенце, обернутое вокруг ее шеи, в результате чего ноги ото- рвались от пола. Она проснулась в панике, чувствуя немину- емую смерть. Этот ее сон напомнил мне ночные кошмары,
про которые мне рассказывали ветераны: им приходили от- четливые образы лиц и частей тела, которые они видели на войне. Эти сны были настолько пугающими, что они стара- лись не засыпать по ночам и дремали только днем, когда у них в памяти не всплывали ночные засады, в которые они попали.
На этой стадии лечения Мэрилин раз за разом захватыва- ли образы и ощущения, связанные со снами, в которых ее душили. Она вспоминала, как в четыре года сидела на кухне с опухшими глазами: у нее болела шея, из носа шла кровь,
а отец с братом насмехались над ней, называя глупой дев- чонкой. Как-то Мэрилин рассказала: «Вчера, когда я чисти- ла перед сном зубы, на меня нахлынуло странное ощущение.
Я стала метаться, словно выброшенная на берег рыба, дерга- лась всем телом, будто мне не хватало воздуха. Я всхлипы- вала и задыхалась, продолжая чистить зубы. У меня в гру-

ди поднималась паника, меня словно кидало из стороны в сторону. Я стояла у раковины, и мне пришлось взять всю свою волю в кулак, чтобы не закричать: «НЕТ-НЕТ-НЕТ-
НЕТ-НЕТ-НЕТ». Она легла в кровать и заснула, однако всю оставшуюся ночь просыпалась каждые два часа.
Воспоминания о травме не сохраняются в повествовательной, упорядоченной форме. У них нет начала, середины и конца.
В одиннадцатой и двенадцатой главах я расскажу о том,
что поначалу они возвращаются именно так, как это проис- ходило у Мэрилин: в виде вспышек воспоминаний, состоя- щих из обрывков восприятия, разрозненных зрительных об- разов, звуков и телесных ощущений, которые поначалу не имеют никакого смысла, вызывая лишь страх и панику. Ко- гда Мэрилин была ребенком, она не могла рассказать о тех неописуемых вещах, которые с ней происходили, да это бы и ничего не изменило – никто не собирался ее слушать.
Подобно многим другим жертвам насилия в детстве, Мэ- рилин была образцом жизненной силы, желания жить и быть хозяином своей жизни, энергии, которая противостоит уни- чтожающей силе травмы. Постепенно я осознал: единствен- ное, что делает возможным выполнять работу по исцелению людей от травмы, – это восхищение стремлению выжить,
позволившее моим пациентам пережить жестокое обраще- ние, а затем пережить тот душевный мрак, с которым неиз- бежно приходится сталкиваться на пути к выздоровлению.