тело. Тело п.. Бессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая
Скачать 4.89 Mb.
|
6. Активные действия Тело реагирует на экстремальные переживания выделе- нием гормонов стресса. Их зачастую винят в последующих недугах и болезнях. Вместе с тем гормоны стресса предна- значены для того, чтобы придать нам силу и выносливость, чтобы отреагировать на чрезвычайные обстоятельства. Люди, которые активно делают что-то, чтобы справиться с катастрофой – спасают близких и незнакомцев, перевозят людей в больницу, помогают медикам, возводят палатки или готовят еду, – используют свои гормоны стресса по назначению, благодаря чему в гораздо меньшей степени подвержены риску получить психологическую травму. Тем не менее у каждого есть свой предел прочности, и да- же самые подготовленные люди могут не справиться с ужа- сом происходящего. Беспомощность и обездвиженность мешают людям ис- пользовать свои гормоны стресса для самозащиты. Когда такое происходит, гормоны продолжают выделяться, одна- ко человек не в состоянии предпринять действия, для кото- рых они предназначены. Как результат, механизмы актива- ции, призванные помочь организму справиться с ситуацией, в итоге оборачиваются против него, продолжая способство- вать реакции «бей или беги» либо оцепенению. Чтобы вос- становить нормальную работу организма, необходимо оста- новить эти реакции. Телу нужно вернуться в исходное со- стояние, в котором человек себя чувствует защищенным и расслабленным, чтобы потом, в случае реальной угрозы, ак- тивировать свои ресурсы. Мои друзья и учителя Пэт Огден и Питер Левин разра- ботали свои собственные методы терапии с воздействием на тело – сенсорно-моторную психотерапию (29) и соматиче- ское переживание (30), которые помогают бороться с этой проблемой. В этих методах лечения история о случившем- ся отходит на второй план, и упор делается на изучение фи- зических ощущений, а также выявление отпечатков пережи- той травмы на теле. Прежде чем они погрузятся в полномас- штабное изучение самой травмы, пациентам помогают на- растить внутренние ресурсы, способствующие безопасному обращению к ощущениям и эмоциям, которые овладели ими в момент травмы. Питер Левин называет этот процесс раска- чиванием – периодическим временным обращением к внут- ренним ощущениям и травматическим воспоминаниям. Так пациентам помогают постепенно расширять свое окно тер- пимости. Когда пациенты оказываются в состоянии перенести осознание связанных с травмой физических ощущений, они открывают для себя мощные физические импульсы – желание ударить, оттолкнуть или убежать, – возникшие в процессе получения травмы, однако подавленные с целью выживания. Эти импульсы проявляются в виде едва заметных движений тела – человек изгибается, поворачивается или отстраняется. Усиливая эти движения и экспериментируя с ними подоб- ным образом, специалисты начинают процесс доведения до конца связанных с травмой незаконченных «позывов к дей- ствию», что в итоге может привести к ее разрешению. Сома- тические терапии помогают пациентам переместиться в на- стоящее, дав им понять, что они могут безопасно двигать- ся. Ощущение удовольствия от предпринимаемых эффек- тивных действий восстанавливает чувство принадлежности («sense of agency» – о нем говорилось в шестой главе. – Прим. пер. ), а также веру в способность активной самозащиты. Еще в 1893 году Пьер Жане, первый великий исследо- ватель проблемы психологической травмы, писал про «удо- вольствие от завершенного действия», и я регулярно наблю- даю это удовольствие, практикуя сенсорно-моторную психо- терапию и соматическое переживание: когда пациенты фи- зически ощущают, каково им было бы дать отпор или убе- жать, они расслабляются, улыбаются и выражают чувство за- вершенности. Когда люди вынуждены подчиниться непреодолимой си- ле, как это происходит с большинством переживших наси- лие детей, женщин в тисках домашнего насилия, а также си- дящими в тюрьме мужчинами и женщинами, они зачастую выживают за счет смиренной покорности. Лучший способ преодолеть глубоко укоренившиеся модели подчинения – это восстановить физическую способность к защитным дей- ствиям. Один из моих любимых ориентированных на работу с телом способов воссоздания эффективной реакции «бей или беги» – программа в нашем местном центре, в рамках которой женщин (и все чаще мужчин) учат защищаться пу- тем инсценировки уличного нападения (31). Эта программа была основана в Окленде, штат Калифорния, в 1971 году, после того, как была изнасилована женщина, у которой был черный пояс по карате пятого дана. Изумленные тому, как подобное могло случиться с человеком, способным, по идее, убить голыми руками, ее друзья пришли к заключению, что страх лишил ее боевых навыков. Выражаясь терминологи- ей данной книги, ее исполнительные функции – лобные до- ли – отключились и она оцепенела. Программа инсцениров- ки нападений помогает женщинам переписать реакцию оце- пенения посредством многих повторений совершенной ата- ки, благодаря чему они учатся преобразовывать свой страх в полезную боевую энергию. Одна из моих пациенток, студентка колледжа, в детстве подвергавшаяся жестокому насилию, записалась на эту про- грамму. Когда я впервые с ней встретился, она была поник- шей, подавленной и чрезмерно уступчивой. Три месяца спу- стя, на выпускной церемонии по завершению программы, она успешно отбила атаку огромного мужчины, которого она повалила на пол (он был защищен от ее ударов специальным костюмом из толстого материала), и, стоя к нему лицом в бо- евой стойке, спокойно и громко кричала «Нет!» Вскоре после этого она как-то возвращалась после полу- ночи домой из библиотеки, как вдруг из кустов выпрыгну- ли трое мужчин со словами: «Гони бабки, сука!» Позже она рассказала мне, что приняла ту же боевую стойку и крикну- ла в ответ: «Ладно, ребят. Я ждала этого момента. Кто пер- вый?» Они убежали. Сжавшийся и боящийся оглянуться по сторонам человек становится легкой добычей для чужой же- стокости, но когда он всем своим видом дает понять, что с ним шутки плохи, его вряд ли станут доставать. Интеграция травматических воспоминаний Люди не могут оставить травмирующие события позади, пока не признают случившегося с ними и не начнут рас- познавать невидимых демонов, с которыми им приходится бороться. Традиционная психотерапия главным образом со- средоточена на построении истории, которая объясняет, по- чему человек чувствует себя именно так, или как выразился в 1914 году Зигмунд Фрейд в работе под названием «Воспо- минание, повторение и проработка» (32): «Так как пациент переживает [травму], словно она происходит в настоящий момент, наша первостепенная задача в рамках лечения – по- мочь ему осознать, что она произошла в прошлом». Расска- зать случившуюся историю важно; без истории воспомина- ния застывают во времени, а без воспоминаний невозможно представить, что все может быть иначе. Вместе с тем, как мы видели в четвертой части, пересказ истории о случившемся вовсе не гарантирует, что травматическим воспоминаниям будет положен конец. Тому есть своя причина. Когда люди вспоминают какое-то рядовое событие, они одновременно не переживают физи- ческие ощущения, эмоции, зрительные образы, запахи или звуки, связанные с этим событием. Когда же люди полностью вспоминают свою травму, они заново ее «переживают»: их захватывают сенсорные или эмоциональные элементы про- шлого. Снимки мозга Стена и Уте Лоуренс – жертв авто- мобильной аварии, про которых рассказывалось в четвертой главе, – демонстрируют, как это происходит. Когда Стен вспоминал эту ужасную аварию, в его мозге отключались два важных участка: область, отвечающая за восприятие времени, благодаря которой человек понимает, что «это было тогда, но сейчас я в безопасности», и другой участок, который интегрирует образы, звуки и ощущения, связанные с травмой, в единую связную историю. Когда эти области мозга отключаются, человек больше не воспринимает событие как историю, у которой есть начало, середина и конец, – оно превращается для него в обрывки ощущений, образов и эмоций. Чтобы успешно «переварить» психологическую травму, эти участки мозга должны быть активны. В случае Стена де- сенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ) по- могли ему мысленно обратиться к воспоминаниям об ава- рии, не давая им собой овладеть. Когда участки мозга, от- сутствие активности которых приводит к появлению ярких болезненных воспоминаний, удается поддерживать в актив- ном состоянии, когда человек вспоминает о случившемся, то это позволяет ему интегрировать свои травматические вос- поминания в картину прошлого. Диссоциация Уте (как вы помните, она полностью отклю- чилась) усложнила лечение иным образом. Ни одна из струк- тур мозга, необходимая для взаимодействия в настоящем, у нее не была активна, так что разобраться с травмой было по- просту невозможно. Невозможно интегрировать травмати- ческие воспоминания в прошлое и разрешить психологиче- скую травму, если мозг не реагирует. Чтобы она могла разо- браться со своими симптомами ПТСР, ей нужно было по- мочь расширить ее окно терпимости. Гипноз был самым распространенным методом лечения психологической травмы с конца 1800-х годов, времен Пьера Жане и Зигмунда Фрейда, вплоть до второй половины два- дцатого века. На YouTube вы по-прежнему можете посмот- реть документальный фильм «Да будет свет» великого гол- ливудского режиссера Джона Хьюстона, в котором показа- но, как с помощью гипноза лечили «военный невроз». Гип- ноз попал в немилость в начале 1990-х годов, и в послед- ние годы не было исследований его эффективности в лече- нии ПТСР. Вместе с тем гипноз способен вызвать состоя- ние относительного спокойствия, в котором пациент может спокойно наблюдать за своими травматическими пережива- ниями, не поддаваясь им. Так как эта способность являет- ся критически важным фактором в интеграции травматиче- ских воспоминаний, то вполне вероятно, что в ближайшем будущем нас ждет возвращение гипноза в той или иной фор- ме. Когнитивно-поведенческая психотерапия (КПП) В процессе подготовки большинство психологов обучают когнитивно-поведенческой психотерапии. КПП была изна- чально разработана для лечения фобий, таких как боязнь па- уков, самолетов или высоты, чтобы помочь пациентам сопо- ставить свои иррациональные страхи с безобидной реально- стью. Чтобы постепенно понизить восприимчивость пациен- тов к своим иррациональным страхам, им показывают кар- тинки с изображением того, что они боятся больше всего («образное воздействие»), либо помещают их в реальные (но на самом деле безопасные) ситуации, провоцирующие тре- вогу («реальное воздействие»), либо же им показывают вир- туальные, смоделированные на компьютере сцены – напри- мер, в случае ПТСР у ветеранов боевых действий бои на ули- цах Эль-Фаллуджа. Идея когнитивно-поведенческий психотерапии заключается в том, что повторяющееся воздействие триггеров без каких-либо негативных последствий постепенно уменьшает восприимчивость к ним пациентов. Неприятные воспоминания начинают ассоциироваться с «корректирующей» информацией о том, что им ничего не угрожает (33). КПП также пытается помочь пациентам справиться с их склонностью избегать свою проблему, например, когда они говорят: «Я не хочу об этом говорить» (34). Это звучит про- сто, однако, как мы с вами уже видели, повторное пережива- ние травмы активирует тревожную систему мозга, выводя из строя важнейшие участки мозга, необходимые, чтобы инте- грировать прошлое, таким образом, фактическое разреше- ние травмы становится маловероятным. Метод продолжительного воздействия был изучен более подробно, чем все остальные методики лечения ПТСР. Па- циентов просят «сосредоточиться на связанном с травмой материале и… не отвлекаться на другие мысли и заня- тия» (35). Исследования показали, что для снижения уровня тревоги требуется до ста минут интенсивного воздействия триггеров (36). Этот метод иногда помогает справиться со страхами и тревожностью, однако его эффективность в борь- бе с чувством вины и другими сложными эмоциями доказа- на не была (37). КПП оказалась эффективным инструментом в борьбе с иррациональными страхами, такими как боязнь пауков, од- нако не показала таких же хороших результатов в лечении психологической травмы, в особенности в случае жертв дет- ского насилия. Лишь где-то у трети всех участников с ПТСР, дошедших до конца исследований, наблюдались какие-то улучшения (38). У тех, кто прошел полный курс КПП, как правило, наблюдается меньше симптомов ПТСР, однако они редко когда исцеляются полностью: у большинства и дальше остаются проблемы с работой, физическим и психическим здоровьем (39). В ходе самого масштабного исследования эффективно- сти КПП в лечении ПТСР выбыло более трети пациентов; у оставшихся наблюдалось значительное число побочных эффектов. По прошествии трех месяцев исследования боль- шинство женщин продолжали страдать от полномасштабно- го ПТСР, и лишь у пятнадцати процентов больше не наблю- дались основные симптомы ПТСР (40). Тщательный анализ всех научных исследований КПП показал, что по своей эф- фективности она сравнима с поддерживающей психотерапи- ей (41). Наихудший результат КПП наблюдается у пациен- тов, которые уже сдались в душе (42). Проблема психологической травмы не просто в том, что человек застрял в прошлом, не меньшей проблемой являет- ся и то, что он не может жить полноценной жизнью в насто- ящем. В одной из разновидностей КПП используются очки виртуальной реальности, с помощью которых ветераны повторно переживают в реалистичных подробностях бой в Эль- Фаллуджа. Насколько мне известно, морские пехотинцы США очень хорошо выступили в этом сражении. Проблема в том, что им невыносимо находиться дома. Последние исследования с участием австралийских вете- ранов боевых действий показали, что их мозг запрограм- мирован на готовность к чрезвычайным ситуациям, что ме- шает им сосредоточиться на мелочах повседневной жизни (43). (Мы узнаем об этом больше в девятнадцатой главе, по- священной нейробиологической обратной связи.) Травми- рованным пациентам нужна не столько терапия виртуальной реальности, сколько терапия «реального мира», которая по- могает им чувствовать себя во время покупок в местном су- пермаркете или игр со своими детьми такими же живыми, какими они чувствовали себя на улицах Багдада. Повторное переживание травмы способно помочь паци- ентам только при условии, что она ими не завладеет. Отлич- ным тому примером является исследование ветеранов вой- ны во Вьетнаме, проведенное в начале 1990-х годов моим коллегой Роджером Питмэном (44). В то время я каждую неделю приходил к Роджеру в лабораторию, так как мы про- водили исследование опиоидов мозга при ПТСР, про кото- рой я рассказывал во второй главе. Роджер показывал мне видеозаписи лечебных сеансов, и мы их обсуждали. Вместе с коллегами он настойчиво просил ветеранов раз за разом пе- ресказывать все подробности пережитого во Вьетнаме, одна- ко исследование пришлось преждевременно остановить, так как многие пациенты впадали в панику, и состояние стра- ха зачастую сохранялось и после сеансов. Некоторые боль- ше не возвращались, в то время как оставшиеся в исследова- нии стали еще более подавленными, агрессивными и пугли- выми; некоторые справлялись с обострившимися симптома- ми, увеличив потребление спиртного, что спровоцировало еще больше насилия и унижения, так как родные некоторых из них вызывали полицию, чтобы их забрали в больницу. Десенсибилизация На протяжении последних двадцати лет основным мето- дом лечения, которому обучали студентов факультета пси- хологии, была систематическая десенсибилизация в том или ином виде: то есть помощь пациентам в снижении воспри- имчивости к определенным эмоциям и ощущениям. Но пра- вильная ли это цель? Возможно, проблема кроется не в де- сенсибилизации, а в интеграции: в том, чтобы поместить травмирующее событие в нужное место автобиографиче- ской памяти. Десенсибилизация напоминает мне про одного маленько- го мальчика, которого я недавно видел у себя перед домом – ему, должно быть, было лет пять. Его огромный отец истош- но на него кричал, в то время как мальчик ехал по улице на своем трехколесном велосипеде. Мальчик был невозму- тимым, однако у меня заколотилось сердце, и мне захоте- лось врезать его отцу. Насколько нужно было быть жесто- ким, чтобы такой маленький ребенок перестал реагировать на подобное поведение своего отца? Должно быть, для то- го было привычным делом орать на него, в результате чего у мальчика выработалось безразличие к отцовским воплям, но какой ценой? Да, мы можем принимать лекарства, кото- рые притупляют наши эмоции, или же научиться быть без- различными. В медицинской школе нас учат не поддавать- ся эмоциям, когда мы лечим детей с ожогами третьей степе- ни. Вместе с тем, как показал нейробиолог Жан Десети из Чикагского университета, потеря восприимчивости к своей собственной или чужой боли приводит к общему притупле- нию эмоциональной чувствительности (45). Отчет 2010 года по 49 425 ветеранам войн в Ираке и Аф- ганистане, которым недавно диагностировали ПТСР, пока- зал, что менее десяти процентов из них полностью прошли рекомендованное лечение (46). Как это было и в случае с ве- теранами Вьетнамской войны в исследовании Питмэна, ле- чение воздействием в его текущем виде помогает редко. Мы можем «переварить» ужасные события прошлого только при условии, что они нами не овладеют. А это означает, что необ- ходимы другие подходы. Наркотики помогут с травматическими воспоминаниями? Когда я был студентом-медиком, лето 1966 года я про- вел, работая под руководством Яна Бастиана, профессора Лейденского университета в Нидерландах, известного по ис- пользованию ЛСД в лечении людей, переживших Холокост. Он утверждал, что ему удалось добиться невероятных ре- зультатов, однако, изучив его архивы, коллеги не нашли подтверждающих его заявления данных. Про использование психоактивных веществ в лечении психологической травмы затем забыли до 2000 года, когда Майкл Митхофер вместе со своими коллегами из Университета Южной Каролины полу- чили разрешение Управления по санитарному надзору за ка- чеством пищевых продуктов и медикаментов США на про- ведение экспериментов с использованием МДМА (экстази). МДМА, на протяжении многих лет использовавшийся в ка- честве психотропного наркотика, попал в список запрещен- ных веществ в 1985 году. Митхофер с коллегами искал препарат, который бы уве- личил эффективность психотерапии. Они заинтересовались МДМА, так как он способствует снижению страха, защитно- го поведения и эмоционального ступора, а также помогает ощутить внутренние переживания (48). Они посчитали, что МДМА может помочь пациентам оставаться в окне терпимо- сти, чтобы обращаться к травматическим воспоминаниям, не подвергая себя при этом невыносимому психическому и эмоциональному возбуждению. Мы не знаем точных механизмов действия МДМА, одна- ко известно, что этот препарат увеличивает концентрацию ряда важных гормонов, включая окситоцин, вазопрессин, кортизол и пролактин. Самым же главным его действием яв- ляется то, что он стимулирует самосознание. Применявшие его люди часто сообщали о повышенной эмпатии, сопровож- даемой любопытством, ясностью, уверенностью, креативно- стью и чувством связанности. Первоначальные пробные исследования подтвердили эти предположения (49). Первое исследование с участием ве- теранов боевых действий, пожарных и полицейских, стра- дающих от ПТСР, дало положительные результаты. В сле- дующем исследовании приняла участие группа из двадцати жертв нападения, которым прежде не удалось помочь с по- мощью других видов лечения. Двенадцать участников полу- чали МДМА, восемь – таблетки-пустышки. Затем, сидя или лежа в удобной обстановке, они все прошли два восьмича- совых сеанса психотерапии, в которой использовалась глав- ным образом так называемая терапия внутренних семейных систем (ВСС) (объединяющая в себе теорию систем и идею о том, что личность каждого человека состоит из отдельных субличностей. – Прим. пер.), которой посвящена семнадца- тая глава данной книги. Два месяца спустя 83 процента па- циентов, получавших в дополнение к психотерапии МДМА, были признаны полностью исцеленными, в то время как в контрольной группе вылечить удалось лишь двадцать пять процентов. Ни у одного из пациентов не были замечены нега- тивные побочные эффекты. Самым же, пожалуй, любопыт- ным было то, что спустя более года после окончания иссле- дования, когда пациенты были повторно опрошены, оказа- лось, что всем из них удалось закрепить достигнутый резуль- тат. Возможность наблюдать за травмой из спокойного, осо- знающего состояния, называемого в ВВС «Я» (я подробней поговорю об этом термине в семнадцатой главе), мозг и ра- зум способны интегрировать пережитую травму в общую картину жизни. Этот подход сильно отличается от традици- онных методов десенсибилизации, задача которых – заглу- шить реакцию человека на пережитый ужас. Здесь упор де- лается на привязку и интеграцию – превращение ужасного события, овладевшего человеком в прошлом, в воспомина- ние о том, что случилось очень давно. Тем не менее психоделические вещества – мощные сред- ства с непростой историей. При неосторожном употребле- нии и плохом соблюдении терапевтических границ они за- просто могут нанести больше вреда, чем пользы. Хочется на- деяться, что МДМА не станет очередным волшебным лекар- ством, которое достанут из ящика Пандоры. Что насчет лекарств? Люди всегда использовали лекарства в борьбе с травма- тическим стрессом. В каждой культуре и в каждом поколе- нии свои предпочтения – джин, водка или виски; гашиш или марихуана; кокаин; опиоиды, вроде оксикодона; транквили- заторы, такие как Валиум, Ксанакс и Клонопин. Оказавшись в отчаянии, люди готовы практически на все, чтобы успоко- иться и ощутить контроль (50). Традиционная психотерапия следует этой традиции. За последние десять лет Министерство обороны и Министер- ство по делам ветеранов США потратили в общей сложно- сти более 4,5 миллиарда долларов на антидепрессанты, ней- ролептики и успокоительные препараты. Опубликованный в июне 2010 года внутренний отчет центра фармаэкономиче- ских исследований при министерстве обороны в Форте-Сэм- Хьюстон в Сан-Антонио показал, что 213 972, или двадцать процентов из 1,1 миллиона служащих в армии людей прини- мали в том или ином виде психотропные препараты: анти- депрессанты, нейролептики, седативно-гипнотические сред- ства и другие контролируемые вещества (51). Вместе с тем лекарства не способны «излечить» психо- логическую травму, они лишь заглушают проявления нару- шенной физиологии. Кроме того, они не учат саморегуля- ции. Они могут помочь контролировать чувства и поведе- ние, однако за это неизбежно приходится платить какую-то цену – потому что своим действием они блокируют химиче- ские системы, регулирующие взаимодействие с окружающи- ми, мотивацию, боль и удовольствие. Я регулярно посещаю собрания, на которых серьезные ученые обсуждают свои по- иски неуловимой волшебной пилюли, которая чудесным об- разом перезагрузит нейронные контуры мозга, отвечающие за страх (будто посттравматический стресс связан лишь с од- ним простым контуром мозга). Кроме того, я сам регулярно назначаю медикаменты своим пациентам. Практически все группы психотропных веществ исполь- зовались для лечения разных симптомов ПТСР (52). Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС), такие как Прозак, Золофт, Эффексор и Паксиль, были изучены лучше всего, и они действительно способны сгладить нестерпимые ощущения и упростить жизнь. Пациенты, принимающие СИОЗС, зачастую чувствуют себя спокойнее и лучше себя контролируют, что облегчает для них участие в психотерапии. Другие пациенты чувствуют себя одурманенными СИОЗС – им кажется, что они «теряют хватку». Я действую в данном случае опытным путем, на практи- ке проверяя, что именно помогает, и только сами пациенты могут об этом судить. С другой стороны, если какой-то СИ- ОЗС не помог, всегда имеет смысл попробовать другой пре- парат из этой группы, так как у всех них эффект немного отличается. Любопытно, что СИОЗС повсеместно использу- ются в лечении депрессии, однако как показало одно иссле- дование с участием пациентов с ПТСР, многие из которых также страдали от депрессии, методика десенсибилизации и переработки движением глаз (ДПДГ) оказалась гораздо эф- фективнее в борьбе с депрессией, чем Прозак (53). Я еще вернусь к этой теме в пятнадцатой главе (54). Препараты, действие которых направлено на вегетатив- ную нервную систему, такие как Пропранолол или Клони- дин, могут помочь снизить чрезмерное возбуждение и чув- ствительность к стрессу (55). Это семейство препаратов бло- кирует физические эффекты адреналина, подпитывающего возбуждение, тем самым помогая бороться с ночными кош- марами, бессонницей и чувствительностью к триггерам трав- мы (56). Блокада адреналина помогает поддерживать раци- ональный мозг в активном состоянии, чтобы он мог прини- мать решения: «Действительно ли я хочу это делать?» С тех пор как я стал прибегать в своей практике к методикам само- осознанности и йоге, я использую эти лекарства значитель- но реже – главным образом чтобы помочь моим пациентам высыпаться. Травмированным пациентам, как правило, нравится эффект транквилизаторов – таких бензодиазепинов, как Клонопин, Валиум, Ксанакс и Ативан. По своему действию они во многом схожи со спиртным – делают людей спокойнее и не дают им переживать. Владельцы казино любят посетителей под бензодиазепинами – они не расстраиваются, когда проигрывают, и продолжают играть. Вместе с тем эти препараты, подобно спиртному, ослаб- ляют контроль, из-за чего человек чаще говорит обидные ве- щи близким. Большинство гражданских врачей неохотно на- значают эти препараты, так как они нередко вызывают за- висимость и могут помешать процессу осмысления травмы. У пациентов, которые прекращают их прием после продол- жительного использования, как правило, наблюдается абсти- нентный синдром, из-за которого они становятся более воз- бужденными, что усиливает посттравматические симптомы. Я иногда даю своим пациентам небольшие дозы бензоди- азепинов для применения по необходимости – достаточно мало, чтобы они не могли принимать их ежедневно. Они са- ми выбирают, когда использовать свой драгоценный запас, и я прошу их вести записи о том, что случилось, когда они ре- шили принять таблетку. Так у нас появляется возможность обсудить конкретные события, которые их спровоцировали. Несколько исследований показали, что противосудорож- ные препараты и нормотимики (стабилизаторы настрое- ния. – Прим. пер.), такие как препараты лития или Вальпро- ат, могут обладать небольшим положительным эффектом, снижая перевозбуждение и панику (57). Самыми спорными препаратами являются так называемые нейролептики второ- го поколения, такие как Риспердал и Сероквель, самые про- даваемые психиатрические препараты в США (14,6 милли- арда в 2008 году). Небольшие дозировки этих препаратов помогают успокоиться ветеранам боевых действий и женщи- нам с ПТСР, связанным с насилием в детстве (58). Использо- вание этих медикаментов иногда оправдано: например, ко- гда пациенты чувствуют, что полностью теряют контроль и не могут спать, а все остальные методы не дали нужного ре- зультата (59). Вместе с тем важно помнить, что эти препара- ты своим действием блокируют дофаминовую систему – си- стему вознаграждения мозга, – которая также является дви- гателем удовольствия и мотивации. Нейролептики, такие как Риспердал, Абилифай и Се- роквель, способны значительно заглушить эмоциональный мозг, тем самым сделав пациентов менее нервными или агрессивными, однако так же они могут помешать человеку улавливать малозаметные сигналы об удовольствии, опасно- сти или удовлетворении. Кроме того, они способны привести к набору веса, увеличить риск развития диабета и сделать па- циентов вялыми, что способствует еще большему усилению чувства отчужденности. Эти препараты повсеместно приме- няются для лечения переживших насилие детей, которым ошибочно было диагностировано биполярное расстройство или расстройство дисрегуляции. Более полумиллиона детей и подростков в США в настоящий момент принимают ней- ролептики, которые, может, и способны их успокоить, одна- ко также мешают осваивать соответствующие возрасту навы- ки и устанавливать дружеские отношения с другими детьми (60). В ходе проведенного недавно в Колумбийском универ- ситете исследования было обнаружено, что детям в возрасте от двух до пяти лет с частной медицинской страховкой за период между 2000 и 2007 годами стали в два раза чаще на- значать нейролептики (61). Лишь сорок процентов из них прошли надлежащее психиатрическое обследование. До потери своего патента фармацевтическая компания «Johnson & Johnson» раздавала детальки «Лего» с напечатан- ным словом «Риспердал» для приемных детских психиат- ров. Детям из бедных семей нейролептики назначают в четы- ре раза чаще, чем тем, у кого есть частная медицинская стра- ховка. Только за один год в рамках программы «Медикейд» в Техасе было потрачено 96 миллионов долларов на нейро- лептические препараты для подростков и детей – включая трех младенцев, которым эти препараты дали до первого дня рождения (62). Не было проведено ни одного исследования последствий приема психотропных препаратов для развива- ющегося мозга. Ни один из этих медикаментов, как правило, не помогает справиться с диссоциацией, самоповреждением, обрывочными воспоминаниями и амнезией. Исследование Прозака, про которое я говорил во второй главе, первым показало, что пережившему травму граждан- скому населению лекарства помогают лучше, чем ветеранам боевых действий (63). С тех пор многие другие исследова- ния обнаружили аналогичные расхождения. С учетом этого немного тревожит тот факт, что Министерство обороны и Управление по делам ветеранов назначают в огромном коли- честве различные медикаменты солдатам и ветеранам бое- вых действий, зачастую не предоставляя другие формы лече- ния. В период с 2001 по 2011 год Управление по делам вете- ранов потратило примерно полтора миллиарда долларов на Сероквель и Риспердал, в то время как Министерство обо- роны за тот же период потратило примерно девяносто мил- лионов долларов, и это несмотря на то, что опубликованное в 2001 году исследование показало, что эффективность Ри- спердала в лечении ПТСР не выше, чем у плацебо (64). Ана- логично в период между 2001 и 2012 годами Управление по делам ветеранов потратило 72,1 миллиона долларов, а Ми- нистерство обороны – 44,1 миллиона долларов на бензоди- азепины (65), лекарства, которые врачи, как правило, ста- раются на назначать гражданскому населению с ПТСР из- за высокой вероятности развития зависимости и отсутствия значительной эффективности в лечении симптомов ПТСР. Путь к восстановлению – дорога длиною в жизнь В первой главе этой книги я рассказал вам про пациента по имени Билл, с которым познакомился более тридцати лет назад в больнице для ветеранов. Билл на долгие годы стал одним из моих пациентов-учителей, и наши отношения от- разили эволюцию используемых мной в лечении психологи- ческой травмы методов. Билл служил военным врачом во Вьетнаме с 1967 по 1971 год и после возвращения пытался использовать полученные в армии навыки, устроившись на работу в ожоговое отделе- ние местной больницы. Уход за пациентами изматывал его, он был несдержанным и нервным, однако при этом понятия не имел, что все эти проблемы как-либо связаны с опытом во Вьетнаме. В конце концов, диагноза ПТСР тогда еще не существовало, а ирландские ребята из рабочего класса в Бо- стоне не ходили к психотерапевтам. Его ночные кошмары и бессонница пошли на спад, когда он ушел из больницы и по- ступил в семинарию, чтобы стать пастором. Впервые он об- ратился за помощью лишь после рождения первенца в 1978 году. Детский плач спровоцировал неумолимые яркие болезненные воспоминания, в которых он видел, слышал и чувствовал запах обгоревших и изуродованных детей во Вьетнаме. Он настолько потерял контроль, что некоторые из моих коллег в больнице для ветеранов хотели госпитализировать его для лечения, как они считали, психоза. Тем не менее мы начали с ним проводить сеансы, и рядом со мной он стал чувствовать себя защищенным, в итоге рас- сказав про то, что видел во Вьетнаме. Со временем он на- учился справляться со своими чувствами, не поддаваясь им. Это помогло ему сосредоточиться на заботе о своей семье, а также закончить обучение на священника. Два года спустя он стал пастырем со своим собственным приходом, и мы ре- шили, что лечение закончено. Больше я с Биллом не связывался, пока он не позвонил мне спустя восемнадцать лет с дня нашей встречи. Он испы- тывал все те же симптомы – яркие болезненные воспомина- ния, ужасные ночные кошмары, чувство, словно он сходит с ума, – что и после рождения своего ребенка. Его сыну только стукнуло восемнадцать, и Билл пошел вместе с ним записы- вать его в армию – в тот же самый учебный центр, с которо- го Билла самого отправили во Вьетнам. К этому времени я уже знал про лечение посттравматического стресса гораздо больше, и вместе с Биллом мы разобрались с конкретными воспоминаниями о зрительных образах, звуках и запахах, с которыми он столкнулся во Вьетнаме, – подробностями, ко- торые он слишком боялся вспоминать, когда мы впервые с ним встретились. Теперь мы могли интегрировать эти вос- поминания с помощью ДПДГ, чтобы превратить их в исто- рии о случившемся многие годы назад и не давать им боль- ше мгновенно переносить его во вьетнамский ад. Когда он почувствовал себя более уравновешенным, ему захотелось разобраться и со своим детством: своим жестоким воспита- нием, а также чувством вины за то, что, записавшись добро- вольцем во Вьетнам, оставил своего младшего брата с шизо- френией, которого больше некому было защищать от отцов- ской ярости. Другой важной темой его лечения была повседневная боль, с которой Билл сталкивался в качестве священника, когда ему приходилось хоронить подростков, погибших в авариях всего через пару лет после того, как он их крестил, либо иметь дело с домашним насилием в парах, которых он сам поженил. Билл организовал группу поддержки для свя- щеннослужителей, сталкивающихся с похожими травмами, и он стал играть важную роль для своих коллег. В третий раз Билл начал лечение пять лет спустя, когда у него в пятьдесят три года развились тяжелые неврологи- ческие заболевания. Он стал внезапно испытывать времен- ный паралич в различных частях тела и начал было уже ми- риться с мыслью о том, что может провести остаток жизни в инвалидном кресле. Я подумал, что эти проблемы могут быть следствием рассеянного склероза 49 , однако его невро- логам не удалось найти каких-либо конкретных поврежде- ний – они сказали, что его никак не вылечить. Он рассказал мне, как благодарен был своей жене за поддержку. Она уже 49 Рассеянный склероз – аутоиммунное заболевание центральной нервной си- стемы, при котором разрушается миелиновая оболочка нервных волокон голов- ного и спинного мозга. Особенностью заболевания является поражение сразу нескольких отделов нервной системы, что приводит к появлению у больного нескольких симптомов единовременно. – Прим. ред. оборудовала пандусом вход к их дому со стороны кухни. С учетом его неутешительного прогноза я призвал Билла найти способ полностью прочувствовать неприятные ощу- щения в его теле и подружиться с ними, как он в свое вре- мя научился переносить свои самые болезненные воспоми- нания о войне и жить с ними. Я предложил ему проконсультироваться со специалистом по работе с телом, познакомившим меня с методом Фельденкрайза – мягкой мануальной терапией, позволяющей навести порядок с физическими ощущениями и мышечными движениями. Когда Билл вернулся, чтобы доложить о своих успехах, он с радостью сообщил, что стал чувствовать больше контроля над собой и своим телом. Я упомянул, что сам недавно начал заниматься йогой и что мы только что открыли программу занятий йогой в на- шем Центре травмы. Я предложил ему опробовать ее в ка- честве очередного шага в лечении. Билл записался на занятия по бикрам-йоге, которая пред- ставляет собой выполнение изнурительных упражнений в прогретом помещении – как правило, ею занимаются более молодые и энергичные люди. Биллу она пришлась по душе, хотя иногда во время занятий у него и отказывали различ- ные части тела. Несмотря на свои физические проблемы, он приобрел чувство контроля над своим телом, которого ни- когда раньше не испытывал. Психологическое лечение помогло Биллу оставить ужас- ные воспоминания о Вьетнаме в прошлом. Теперь же, по- дружившись со своим телом, он избежал необходимости корректировать свою жизнь из-за инвалидности. Он решил стать сертифицированным инструктором йоги и начал про- водить занятия по йоге в местном армейском учебном цен- тре с ветеранами, возвращавшимися из Ирака и Афганиста- на. Сегодня, десять лет спустя, Билл продолжает жить пол- ной жизнью – проводит время с детьми и внуками, занима- ется йогой с ветеранами и проводит церковные службы. Он справляется со своими физическими ограничениями, вос- принимая их как незначительные затруднения. На сегодняш- ний день он провел занятия по йоге более чем для 1300 вете- ранов боевых действий. Он по-прежнему страдает от перио- дической внезапной слабости в конечностях, из-за которой ему приходится садиться или ложиться. Тем не менее эти случаи, равно как и воспоминания про детство и про Вьет- нам, не определяют его жизнь. Они просто являются ее ча- стью. |