Главная страница
Навигация по странице:

  • Райнер Мария Рильке, «Письма молодому поэту»

  • Как мы понимаем, что живы

  • «Порой мы используем свой разум, чтобы не узнавать новые факты, а скрывать старые… Одной из вещей, которые ширма наиболее эффективно скрывает, является тело, наше

  • Даже когда мы обретаем сознание и дар речи, сенсорная система нашего тела продолжает непрерывно предоставлять нам важнейшую информацию о нашем текущем состоянии.

  • Эти сигналы постоянно оповещают нас об изменениях в органах и мышцах лица, торса и конечностей, сообщая о боли и наслаждении, а

  • Самосознание под угрозой

  • Принадлежность: быть хозяином собственной жизни

  • Травмированные же люди постоянно чувствуют себя незащищенными в собственном теле: прошлое продолжает их преследовать

  • Алекситимия: когда нет слов, чтобы описать чувства

  • Какова бы ни была их реакция, люди зачастую не могут объяснить причину своего расстройства. Эта потерянная связь со своим телом способствует отсутствию у них самозащиты

  • «Людям с деперсонализацией мир кажется чужим, странным, неземным, словно во сне. Объекты порой кажутся нелепо уменьшенными в размере, порой плоскими. Звуки доносятся

  • Связь с собой, связь с остальными

  • Префронтальная кора (ПФК) обычно помогает оценить направляющегося к нам человека, а наши зеркальные нейроны помогают

  • Часть III. Детский разум

  • тело. Тело п.. Бессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая


    Скачать 4.89 Mb.
    НазваниеБессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая
    Дата27.10.2022
    Размер4.89 Mb.
    Формат файлаpdf
    Имя файлаТело п..pdf
    ТипДокументы
    #757921
    страница8 из 36
    1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   36
    Глава 6. Теряя тело, теряя себя
    Будь терпелив ко всем неразрешенным в твоем
    сердце вопросам и попытайся любить их самих…
    Проживай эти вопросы. Возможно, сам того
    не заметив, ты постепенно доживешь до того
    далекого дня, когда ответ придет.
    Райнер Мария Рильке, «Письма молодому поэту»
    Шерри зашла ко мне в кабинет, так сильно ссутулив пле- чи, что чуть ли не касалась подбородком груди. Еще до то- го, как она начала говорить, язык ее тела дал мне понять,
    что окружающий мир вызывает у нее страх. Я также заметил,
    что ее длинные рукава лишь частично прикрывали покры- тые коркой раны на предплечье. Усевшись, она рассказала мне высоким монотонным голосом, что без остановки щип- лет себя за кожу, пока не пойдет кровь.
    Сколько Шерри себя помнила, ее мама содержала семей- ный приют
    22
    , и их дом частенько был забит незнакомыми,
    трудными, напуганными и вселяющими страх детьми (порой их количество доходило до пятнадцати), которые пропадали так же внезапно, как и появлялись. Все свое детство Шерри провела, заботясь об этих временных приемных детях – ей казалось, что ни для нее, ни для ее собственных потребно-
    22
    В США – дом, куда временно определяют приемного ребенка, ожидающего усыновления. – Прим. пер.
    стей места не остается. «Я знала, что была нежеланной, – ска- зала мне она. – Не уверена, когда именно впервые это осо- знала, но если вспомнить, что мне говорила мать, то все на это указывало. Она говорила: «Знаешь, мне кажется, ты не из этой семьи. Думаю, они перепутали ребенка в роддоме»,
    и при этом улыбалась. Люди часто делают вид, будто шутят,
    когда говорят что-то серьезное».
    На протяжении многих лет работы наша исследователь- ская группа раз за разом убеждалась, что хроническое мо- ральное унижение и пренебрежение могут быть не менее гу- бительными, чем физическое насилие и сексуальное совра- щение (1). Шерри оказалась живым подтверждением этих выводов.
    Шерри окончила колледж, однако теперь работала на без- радостной офисной должности, жила вместе со своими кош- ками и не имела близких друзей. Когда я спросил ее про мужчин, то она сказала, что единственные «отношения»
    у нее были с мужчиной, похитившим ее, когда она отдыхала во Флориде. Он держал ее взаперти и регулярно насиловал на протяжении пяти дней подряд. Она помнила, как боль- шую часть времени лежала, съежившись от ужаса, и не дви- галась, пока до нее не дошло, что можно попробовать сбе- жать. В итоге оказалось достаточно просто выйти из дома,
    пока он был в ванной. Когда она позвонила своей матери,
    чтобы попросить о помощи, та не стала брать трубку. Домой ей в итоге помогли добраться работники приюта для жертв
    домашнего насилия.
    Шерри сказала, что начала щипать себя за кожу, потому что так чувствовала хоть что-то. Физические ощущения по- могали ей чувствовать себя более живой, однако также вы- зывали и глубочайший стыд – она понимала, что у нее за- висимость от этих действий, однако не могла остановиться.
    До меня она обращалась ко многим специалистам в обла- сти психиатрии, и ее раз за разом опрашивали про ее «суи- цидальные наклонности». Один психиатр и вовсе направил ее на принудительную госпитализацию, отказавшись лечить,
    пока она не пообещает, что больше не будет себя щипать. Со- гласно моему опыту, однако, пациенты, которые режут себя или с силой щипают себе кожу, как Шерри, редко когда име- ют суицидальные наклонности – они просто пытаются до- биться облегчения единственным известным им способом.
    Ситуация, когда тебя не замечают, не признают и тебе некуда податься, чтобы почувствовать себя защищенным, губительна в любом возрасте, однако особенно негативно сказывается на детях, которые все еще ищут свое место в этом мире.
    Многим людям очень сложно это понять. Как я уже гово- рил в предыдущей главе, самой распространенной реакци- ей на стресс является обращение к людям, которые нам нра- вятся и которым мы доверяем, за помощью и поддержкой.
    Кроме того, мы находим успокоение в физической активно- сти, такой как езда на велосипеде или занятия в тренажерном
    зале. Мы начинаем учиться этим способам контроля своих чувств с тех самых первых моментов, когда кто-то нас кор- мит, если мы голодны, укрывает нас, если нам холодно, либо качает на руках, если нам больно или мы напуганы.
    Когда же на человека никогда не смотрели любящими гла- зами или не улыбались ему при встрече, когда никто не спе- шил ему на помощь (а вместо этого он лишь слышал: «Хва- тит плакать, а то я тебе сейчас поплачу»), то ему приходит- ся искать другие способны заботиться о себе. Он наверняка начнет экспериментировать со всем подряд – наркотиками,
    алкоголем, обжорством или самоистязанием, – что приносит хоть какое-то облегчение.
    Хотя Шерри добросовестно продолжала ходить ко мне на прием и невероятно искренне отвечать на мои вопросы, ка- залось, между нами так и не установилось той связи меж- ду врачом и пациентом, которая жизненно необходима для успешной психотерапии. Потрясенный тем, насколько она была холодной и зажатой, я предложил ей сходить к Лиз –
    массажистке, с которой мне доводилось работать прежде. На первом сеансе Лиз уложила Шерри на массажный стол, за- тем подошла к краю стола и легонько взялась руками за ее стопы. Лежа с закрытыми глазами, Шерри в панике закрича- ла: «Где ты?» Она потеряла ее, хотя Лиз стояла прямо там,
    положив руки на ноги Шерри.
    Шерри была одним из первых пациентов, поведавшим мне о полной диссоциации со своим телом, с которой стал-
    киваются столь многие пациенты, пережившие травму и пренебрежительное отношение. Я обнаружил, что в моей профессиональной подготовке, сосредоточенной на понима- нии проблемы, слишком мало значения уделялось живому,
    дышащему телу, составляющему основу нашей сущности.
    Шерри понимала, что щипать себя за кожу – пагубная при- вычка, связанная с пренебрежением со стороны матери, од- нако осознание источника этого импульсного поведения ни- как не помогло его контролировать.
    Теряя свое тело
    Когда я открыл для себя это явление, то был поражен то- му, сколь многие из моих пациентов сообщили мне, что не чувствуют целые участки своего тела. Иногда я просил их закрыть глаза и сказать мне, что я положил в их вытянутые руки.
    Будь то ключ от машины, четвертак или консервный нож, у них зачастую не было даже догадок по поводу того, что они держат – их сенсорное восприятие попросту не работало.
    Я обсудил эту проблему со своим другом Александром
    Макфарлейном из Австралии, который сталкивался с тем же самым явлением. В своей лаборатории в городе Аделаида он занимался изучением следующего вопроса: как мы, не глядя,
    понимаем, что у нас в руке ключ от машины? Чтобы распо-
    знать лежащий в ладони предмет, необходимо ощутить его форму, вес, температуру, текстуру и расположение. Каждое из этих отдельных сенсорных ощущений передается в раз- ные участки мозга, который затем должен объединить их в единое комбинированное восприятие. Макфарлейн обнару- жил, что люди с ПТСР зачастую испытывают проблемы с тем, чтобы сложить картину воедино (2).
    Когда наши чувства заглушаются, мы больше не ощуща- ем себя полностью живыми. В статье под названием «Что та- кое эмоция?» (1884) (3) Уильям Джеймс, отец американской психологии, сообщил о поразительном случае «сенсорного бесчувствия» у опрошенной им женщины: «У меня нет…
    никаких человеческих ощущений», – сказала она ему. «[Я]
    окружена всем, что может сделать мою жизнь приятной и счастливой, и тем не менее я лишена способности получать удовольствие и что-либо чувствовать… Я словно отделена от всех своих чувств, от каждой части самой себя – я их боль- ше не ощущаю; кажется, будто все дело в пустоте, которую я ощущаю спереди головы, а также в пониженной чувстви- тельности по всей поверхности моего тела, так как я словно так никогда и не касаюсь предметов, которые трогаю. Все это было бы не так важно, если бы в результате я не лишилась всех остальных чувств и радостей, хотя я и испытываю по- требность и желание в них, которые превращают мою жизнь в непостижимую пытку».
    В связи с этой реакцией на травму возникает важный
    вопрос: как травмированным людям научиться интегриро- вать повседневные сенсорные ощущения, чтобы жить в есте- ственном потоке чувств, ощущая при этом защищенность и целостность своего тела?
    Как мы понимаем, что живы?
    Большинство первых исследований травмированных лю- дей с применением методов визуализации мозга были подоб- ны тем, что мы видели в третьей главе; они были сосредото- чены на реакции пациентов на определенные напоминания об их травме. Затем в 2004 году моя коллега Рут Ланиус,
    проводившая томографию головы Стена и Уте Лоуренс, за- далась новым вопросом: что происходит в мозге пережив- ших травму людей, когда они не думают о своем прошлом?
    Ее исследования спокойного мозга – «нейросети пассивного состояния» (НПС) – открыли новую главу в изучении вли- яния травмы на самосознание, а точнее, сенсорное самосо- знание (4).
    Доктор Ланиус набрала группу из шестнадцати «здоро- вых» канадцев, попросив их по очереди пройти томограф,
    ни о чем конкретно не думая. Это сложная задача для любо- го человека – когда мы бодрствуем, наш мозг бурлит актив- ностью, однако она попросила их сосредоточиться на соб- ственном дыхании и попытаться максимально освободить свой разум. Затем она повторила тот же эксперимент с во-
    семнадцатью людьми, в детстве регулярно подвергавшимися жестокому обращению.
    Что делает ваш мозг, когда вы ни о чем конкретно не ду- маете? Как оказалось, вы обращаете внимание на самого се- бя: в пассивном состоянии активируются участки мозга, сов- местной работой задающие наше чувство собственного «Я».
    Взглянув на снимки своих здоровых подопытных, Рут об- наружила активацию участков НПС, описанную предыду- щими исследователями. Мне нравится называть их ироке- зом самосознания – это срединные структуры мозга
    23
    , на- чинающиеся прямо над глазами и проходящие по средней линии головного мозга вплоть до спинного мозга. Все эти срединные структуры связаны с нашим самосознанием. Са- мым крупным таким участком в задней части мозга являет- ся так называемая задняя поясная кора, которая обеспечи- вает наше физическое восприятие своего местоположения –
    это наш внутренний навигатор. Она сильно связана с ме- диальной префронтальной корой (МПФК), той самой сто- рожевой башней, про которую я говорил в четвертой главе
    (эту связь не видно на снимках, так как фМРТ не позволя- ет ее обнаружить). Кроме того, она связана с участками моз-
    23
    К срединным структурам головного мозга относятся прозрачная перего- родка между полушариями, третий желудочек головного мозга и эпифиз (же- леза, вырабатывающая мелатонин – гормон, регулирующий сон/бодрствование).
    Дисфункция срединных структур приводит к эмоциональным расстройствам,
    неуравновешенности поведения, резким перепадам настроения и вегетативным формам соматических нарушений. – Прим. ред.
    га, регистрирующими ощущения, исходящие от остального тела – островковой долей, которая перенаправляет сообще- ния от внутренних органов в эмоциональные центры, а также передней поясной корой, которая отвечает за координацию эмоций и мыслей. Все эти области мозга связаны с самосо- знанием.
    Разница в снимках восемнадцати пациентов с хрониче- ским ПТСР, переживших детскую травму, была поразитель- на. Все участки их мозга, связанные с самовосприятием, бы- ли практически в полной отключке: МПФК, передняя пояс- ная кора, теменная кора и островковая доля вообще не акти- вировались, а единственным участком, демонстрировавшим хоть какое-то возбуждение, была задняя поясная кора, от- ветственная за базовую ориентацию в пространстве. У этих результатов могло быть только одно объяснение.
    В ответ на саму травму и в попытке справиться с ужасом, не отпускающим еще долгое время после нее, эти пациенты научились отключать участки мозга,
    отвечающие за передачу внутренних чувств и эмоций,
    сопровождающих и определяющих страх.
    Вместе с тем в повседневной жизни эти участки ответ- ственны за регистрацию полного диапазона эмоций и ощу- щений, составляющих основу самосознания, нашего само- восприятия. Мы стали свидетелями трагичной адаптации:
    стремясь избавиться от ужасающих ощущений, они также лишались и способности чувствовать себя полностью живы-
    ми.
    Эта потеря активности в медиальной префронтальной об- ласти объясняет, почему столь многие травмированные лю- ди лишаются жизненной целеустремленности и ориентации.
    Раньше я удивлялся, как часто мои пациенты просили у меня советов по поводу самых обычных вещей, а также как редко им следовали. Теперь же я понимаю, что у них была нару- шена связь с их собственной внутренней реальностью. Как они могли принимать решения или приводить в действие ка- кие-либо планы, если они не могли понять, чего они хотят,
    или, если точнее, что возникающие в их теле ощущения, ле- жащие в основе всех эмоций, пытаются им сказать?

    Расположение собственного «Я». Ирокез самосознания.
    Начиная с передней части мозга (справа), он состоит из: ор- битофронтальной коры, медиальной префронтальной коры,
    передней поясной коры, задней поясной коры и островковой доли. У людей с хронической психологической травмой те же самые участки демонстрируют резко заниженную актив-
    ность, из-за чего становится сложно отслеживать свое внут- реннее состояние и оценивать, насколько поступающая ин- формация важна именно для нас.
    Нехватка самосознания у жертв хронической детской травмы порой настолько глубокая, что они не узнают себя в зеркале. Снимки мозга показывают, что это не результат ба- нальной невнимательности: у них выведены из строя струк- туры, отвечающие за распознание самого себя, а также свя- занные с самовосприятием.
    Когда Рут Ланиус познакомила меня со своим исследова- нием, мне тут же в голову пришла фраза, услышанная мной в школе. Считается, что математик Архимед, объясняя прин- цип действия рычага, сказал: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю». Или же, как это сформулировал величай- ший специалист по работе с телом двадцатого века (имеют- ся в виду конкретные методы терапии по восстановлению и укреплению связи с телом. – Прим. пер.) Моше Фельден- крайз: «Только зная, что ты делаешь, можно сделать то, что хочешь». Смысл этой фразы очевиден: чтобы ощущать се- бя в настоящем, нужно понимать, где вы находитесь и что с вами происходит. Когда система самовосприятия дает сбой,
    нужно найти способ снова ее активировать.

    Система самовосприятия
    Массаж подействовал на Шерри самым чудесным обра- зом. Она стала более расслабленной и смелой в своей по- вседневной жизни, а также более расслабленной и открытой со мной. Она стала проявлять неподдельное любопытство к своему поведению, мыслям и чувствам. Она перестала щи- пать себя за кожу, а с наступлением лета начала проводить вечера на веранде своего дома, общаясь с соседями. Она да- же вступила в церковный хор – это была прекрасная возмож- ность ощутить групповую гармонию.
    Примерно в это время я познакомился с Антонио Дамасио в небольшой ученой группе, организованной Дэном Шотом,
    заведующим кафедрой психологии в Гарварде. В серии бли- стательных научных статей и книг Дамасио объяснил связь между состояниями тела, эмоциями и выживанием. Будучи неврологом, которому довелось лечить сотни людей с раз- личными повреждениями мозга, он увлекся человеческим сознанием и определением участков мозга, с помощью кото- рых мы понимаем свои ощущения. Он посвятил свою карье- ру составлению карты структур, ответственных за восприя- тие нами собственного «Я». Как по мне, самой важной его книгой является «Ощущение происходящего» (The Feeling of What Happens), которая стала для меня настоящим откро- вением (5). Дамасио начинает с того, что указывает на глу-
    бокое различие между нашим самосознанием и сенсорной жизнью нашего тела.
    «Порой мы используем свой разум, чтобы не
    узнавать новые факты, а скрывать старые…
    Одной из вещей, которые ширма наиболее
    эффективно скрывает, является тело, наше
    собственное тело, а именно его внутренняя
    составляющая. Подобно тому, как наброшенная
    на кожу вуаль скрывает ее от посторонних
    взглядов, эта ширма частично удаляет из разума
    внутренние состояния тела, которые образуют
    поток нашей повседневной жизни» (6).
    Далее он описывает, как эта «ширма» способна приносить нам пользу, позволяя нам заниматься неотложными пробле- мами внешнего мира. У этого, однако, есть и своя цена: «Она также не дает нам почувствовать возможное происхождение и природу того, что мы называем своим Я» (7). Отталкиваясь от работы Уильяма Джеймса столетней давности, Дамасио утверждает, что в основе нашего самосознания лежат физи- ческие ощущения, передающие внутренние состояния тела.
    Первобытные чувства позволяют напрямую ощутить на- ше собственное живое тело, без слов и без прикрас, связан- ное с самим нашим существованием. Эти первобытные чув- ства отражают текущее состояние тела в различных измере- ниях… по шкале от удовольствия до боли, и зарождаются они на уровне ствола мозга, а не коры больших полушарий.

    Все испытываемые нами эмоции – это сложные музыкальные вариации этих первобытных чувств (8).
    Мир наших ощущений формируется еще до нашего по- явления на свет. В утробе матери мы чувствуем кожей око- лоплодные воды, слышим приглушенные звуки несущейся крови и работающего кишечника, мы качаемся в такт дви- жениям нашей матери. После рождения физические ощуще- ния определяют наше отношение к самим себе и к нашему окружению. Поначалу наше самовосприятие ограничивает- ся такими чувствами, как ощущение влаги, голод, сытость и сонливость. Какофония непостижимых звуков и образов да- вит на нашу девственно-чистую нервную систему.
    Даже когда мы обретаем сознание и дар
    речи, сенсорная система нашего тела продолжает
    непрерывно предоставлять нам важнейшую
    информацию о нашем текущем состоянии.
    Эти сигналы постоянно оповещают нас об
    изменениях в органах и мышцах лица, торса и
    конечностей, сообщая о боли и наслаждении, а
    также о таких позывах, как голод и сексуальное
    возбуждение.
    Происходящее вокруг также влияет на наши физические ощущения. Когда мы видим знакомое лицо, слышим опреде- ленные звуки – какую-то мелодию, вой сирены – либо ощу- щаем изменение температуры, то от этого меняется фокус нашего внимания, а также, без нашего ведома, определяются
    наши дальнейшие мысли и действия.
    Как мы уже видели, задача мозга – постоянно отслеживать и оценивать происходящее внутри и вокруг нас. Результа- ты этих оценок передаются посредством химических сигна- лов в крови и электрических сигналов в нервах, провоцируя незначительные или кардинальные изменения по всему те- лу и мозгу. Все эти сдвиги, как правило, происходят без на- шего сознательного участия и даже без нашего ведома: под- корковые структуры нашего мозга невероятно эффективно справляются с регулированием нашего дыхания, сердцебие- ния, пищеварения, гормональной секреции и иммунной си- стемы. Все эти системы, однако, могут оказаться перегруже- ны, когда нам постоянно приходится иметь дело с опасно- стью, независимо от того, реальная она или нет. Это и при- водит к тому широкому разнообразию физических проблем,
    которые были выявлены исследователями у травмированных людей.
    Вместе с тем наше сознание также играет важнейшую роль в поддержании нашего внутреннего равновесия: чтобы обеспечивать безопасность своего тела, нам нужно регистри- ровать наши физические ощущения и реагировать на них.
    Почувствовав холод, мы надеваем свитер; чувство голода да- ет нам понять, что в крови упал уровень сахара и нужно пе- рекусить; давление мочевого пузыря отправляет нас в туа- лет. Дамасио отмечает, что все регистрирующие эти фоно- вые ощущения структуры мозга расположены рядом с участ-
    ками, отвечающими за основные функции поддержания ор- ганизма, такие как дыхание, аппетит, удаление отходов жиз- недеятельности и циклы сна/бодрствования: «Все потому,
    что наши эмоции и их осознание полностью связаны с пер- востепенной задачей обеспечения жизни внутри организма.
    Невозможно поддерживать жизнь и гомеостатический ба- ланс, не получая данные о текущем состоянии нашего те- ла» (9). Дамасио называет эти участки мозга, обеспечиваю- щие содержание нашего организма, «протосознанием», так как они создают «бессловесное знание», лежащее в основе нашего самосознания.
    Самосознание под угрозой
    В 2000 году Дамасио вместе с коллегами опубликовал ста- тью в ведущем мировом научном издании «Science» («На- ука»), в которой сообщалось, что повторное переживание сильных негативных эмоций провоцирует значительные из- менения в участках мозга, получающих сигналы от мышц,
    кишечника и кожи – тех самых участков, что ответствен- ны за управление основными функциями по поддержанию организма. Полученные учеными снимки мозга показали,
    что воспоминания о произошедшем в прошлом эмоциональ- ном событии вызывают у нас те же самые внутренние ощу- щения, которые мы испытывали во время самого происше- ствия. Эмоции каждого типа создают свои собственные ха-
    рактерные ощущения. Так, например, определенная область ствола мозга «активировалась при грусти и злости, однако оставалась неактивной при радости или страхе» (10). Все эти области мозга расположены ниже лимбической системы, к которой мы традиционно приписываем эмоции, однако мы признаем их участие каждый раз, когда используем одно из разговорных выражений, связывающих сильные эмоции с те- лом: «Меня от тебя тошнит»; «У меня от этого мурашки по коже»; «У меня ком в горле»; «У меня оборвалось сердце»;
    «У меня волосы дыбом встали».
    Простейшая система самовосприятия в стволе мозга вме- сте с лимбической системой массово активируются, когда люди сталкиваются с угрозой уничтожения, в результате че- го возникает всепоглощающее чувство страха и ужаса, со- провождаемое сильнейшим психологическим возбуждени- ем. Для людей, которые заново переживают травму, ничего не имеет смысла: они оказываются заперты в ситуации смер- тельной опасности, состоянии парализующего страха или слепой ярости. Они вздрагивают от малейшего шума и вы- ходят из себя от малейшего раздражения. У них хрониче- ские проблемы со сном, и зачастую они перестают испыты- вать удовольствие от еды. Это, в свою очередь, может при- вести к отчаянным попыткам заглушить эти чувства с помо- щью оцепенения и диссоциации (11).
    Как люди могут вновь вернуть контроль, когда их жи- вотный мозг усиленно погружен в борьбу за выживание?

    Если то, что происходит в глубине нашего животного моз- га, определяет наши ощущения, и если телесные ощущения управляются подкорковыми (подсознательными) структура- ми мозга, то в какой степени мы вообще в состоянии их кон- тролировать?
    Принадлежность: быть
    хозяином собственной жизни
    «Принадлежность» (принадлежность действия или состо- яния субъекту – имеется в виду восприятие человеком то- го, что его жизнь принадлежит ему, зависит от него. – Прим.
    пер.
    ) – это официальный термин для ощущения контроля над собственной жизнью: осознания своей позиции, того,
    что происходящее с вами зависит от вас; что вы можете в той или иной степени влиять на свое окружение. Ветераны, бью- щие своими кулаками по штукатурке в больнице для вете- ранов, пытались отстоять себя – сделать что-то по собствен- ной воле. В итоге, однако, они еще больше ощущали утрату контроля, и многие из этих когда-то уверенных в себе муж- чин оказались поглощены сменяющими друг друга момен- тами бурной деятельности и ступора.
    Принадлежность начинается с так называемой учеными интероцепции – нашего осознания собственных тонких те- лесных сенсорных ощущений: чем больше наше осозна- ние, тем лучше мы способны контролировать собственную
    жизнь.
    Понимание того, что мы чувствуем – первый шаг в понимании того, почему мы так чувствуем. Если мы осознаем постоянные изменения внутри и снаружи себя, то мы в состоянии предпринимать активные действия для их контроля.
    Чтобы это делать, однако, наша сторожевая башня,
    МПФК, должна учиться наблюдать за происходящим внутри нас. Вот почему практики самоосознанности, укрепляющие
    МПФК, являются фундаментальным элементом исцеления от травмы (12).
    После просмотра прекрасного фильма «Птицы 2: Путе- шествие на край света»
    24
    я задумался о некоторых из сво- их пациентов. Пингвины – мужественные и привлекательные создания, и было невероятно трогательно узнать, как они с незапамятных времен преодолевали более ста километров по суше, переносили неописуемые тяготы, чтобы добраться до места размножения, теряли многочисленные яйца из-за холода, а затем, чуть ли не умирая от голода, тащились об- ратно к океану. Будь у пингвинов наши лобные доли, они бы использовали свои маленькие плавники, чтобы строить иглу,
    разработали бы более эффективное разделение труда и более толково подошли к организации своих продовольственных
    24
    Документальный французский фильм Люка Жаке о судьбе императорских пингвинов, каждый год совершающих путешествие в глубь Антарктики для вы- ведения потомства. – Прим. пер.
    запасов. Многим из моих пациентов удалось пережить трав- му с помощью невероятной стойкости и отваги, однако впо- следствии они снова и снова попадали в одни и те же непри- ятности. Травма выводила из строя их внутренний компас,
    лишая их воображения, необходимого, чтобы придумывать что-то получше.
    Нейробиология индивидуальности и принадлежности подтверждает эффективность методов соматической тера- пии травмы, разработанных моими друзьями Питером Леви- ным (13) и Пэт Огден (14). Я подробней рассматриваю эти и другие сенсомоторные подходы в пятой главе, однако по своей сути, они преследуют три цели:
    ♦ вычленить сенсорную информацию, оказавшуюся за- блокированной и замороженной травмой;
    ♦ помочь пациентам поладить с энергиями, высвобожда- ющимися этим внутренним восприятием, а не подавлять их;
    ♦ выполнить физические действия по самосохранению,
    которые оказались невозможны, когда их кто-то или что-то удерживало либо они были обездвижены ужасом.
    Мы своим нутром понимаем, что безопасно для жизни ли- бо угрожает ей, даже если не можем объяснить, почему мы чувствуем именно так. Наше внутреннее сенсорное воспри- ятие постоянно посылает нам едва уловимые сигналы о по- требностях нашего организма. Наше «нутро» также помога- ет нам давать оценку происходящему вокруг нас. Оно пре-
    дупреждает нас о том, что подходящий к нам парень выгля- дит подозрительно, однако также оно и дает нам понять, что в комнате с выходящими на запад окнами, залитой солнеч- ным светом, мы чувствуем себя безмятежно. Когда у челове- ка комфортная связь с его внутренними ощущениями – ко- гда он им доверяет, он чувствует контроль над собственным телом, чувствами и своим «Я».
    Травмированные
    же
    люди
    постоянно
    чувствуют себя незащищенными в собственном
    теле: прошлое продолжает их преследовать
    в виде гнетущего внутреннего дискомфорта.
    Их тело постоянно атакуют исходящие
    изнутри сигналы об опасности, и, стараясь
    контролировать эти процессы, они зачастую
    учатся мастерски игнорировать свое «нутро»,
    подавляя восприятие того, что происходит у них
    внутри. Они учатся прятаться от самих себя.
    Чем больше люди стараются отталкивать и игнорировать свои внутренние сигналы, тем с большей вероятностью эти сигналы берут над ними верх, сбивая их с толку, вызывая недоумение и чувство стыда. Люди, неспособные спокойно замечать, что происходит внутри них, склонны реагировать на любые сенсорные изменения либо отчуждением, либо па- никой – они начинают бояться самого страха.
    Известно, что главной причиной неотступности симпто- мов паники является развитие у человека страха перед те-
    лесными ощущениями, связанными с паническими атака- ми. Человек может осознавать иррациональность триггеров своих панических атак, однако страх этих ощущений спо- собствует нарастанию режима тревоги по всему организму.
    Выражения «застыть от страха» или «остолбенеть от стра- ха» в точности описывают ощущения, вызываемые ужасом и травмой. Это их внутренняя основа. Ощущение страха происходит от первобытных реакций на угрозу, когда что-то препятствует спасению. Люди становятся заложниками это- го страха, пока их внутренние ощущения не изменятся.
    За игнорирование или искажение сигналов своего тела мы расплачиваемся неспособностью определять, что представ- ляет для нас истинную опасность или вред, а также – что не менее губительно – что для нас безопасно или полезно. Для эффективной саморегуляции необходимо иметь дружелюб- ные отношения с собственным телом. Когда их нет, прихо- дится полагаться на внешнее регулирование – посредством лекарств, наркотиков или спиртного, постоянного успокое- ния со стороны других, либо компульсивного
    25
    выполнения чужих желаний.
    Многие мои пациенты, вместо того чтобы просто замечать и осознавать стресс, реагируют на него приступами мигрени или астмы (15). Сэнди, патронажная медсестра средних лет,
    25
    Компульсия – симптом, представляющий собой периодически возникающее навязчивое поведение и ритуалы. В данном случае «компульсивное» означает
    «навязчивое». – Прим. ред.
    поведала мне, что в детстве часто испытывала ужас и оди- ночество, не замечаемая своими родителями-алкоголиками.
    Она справлялась с этим своим почтительным отношением со всеми, от кого зависела (включая меня, ее психотерапевта).
    На каждое нетактичное замечание своего мужа она реагиро- вала приступом астмы. Когда она замечала, что не может ды- шать и ингалятор уже не помогал, ее увозили на «Скорой».
    Когда мы подавляем свои внутренние крики о помощи,
    наши гормоны упорно продолжают подстрекать наше тело.
    Хотя Сэнди и научилась игнорировать проблемы в своих отношениях и блокировать свои физические сигналы бед- ствия, они проявлялись в виде симптомов, требующих ее внимания. Ее лечение было сфокусировано на определении связи между ее физическими ощущениями и ее эмоциями,
    а по моей рекомендации она также записалась и на програм- му кикбоксинга. За три года, что она была моим пациентом,
    «Скорую» ей больше не вызывали ни разу.
    Соматические симптомы, которым нет явного физическо- го объяснения, повсеместно встречаются у травмированных детей и взрослых. Они могут включать хронические боли в спине и шее, фибромиалгию, мигрени, проблемы с пищева- рением, слизистый колит/синдром раздраженного кишечни- ка, хроническую усталость, а также некоторые формы аст- мы (16). Среди травмированных детей астма встречается в пятьдесят раз чаще, чем среди их сверстников (17). Иссле- дования показали, что многие дети и взрослые, перенесшие
    смертельные приступы астмы, до этого не знали о наличии у них проблем с дыханием.
    Алекситимия: когда нет
    слов, чтобы описать чувства
    У меня была овдовевшая тетя, пережившая ужасную пси- хологическую травму, которая стала почетной бабушкой на- шим детям. Она частенько приезжала к нам в гости, и каж- дый раз мы много чем вместе занимались – шили шторы,
    делали перестановку на кухне, штопали детскую одежду, –
    но при этом почти не разговаривали. Она всегда стремилась сделать другим приятно, однако было сложно понять, что нравилось ей самой. После нескольких дней обмена любез- ностями разговор заходил в тупик, и мне приходилось ста- раться изо всех сил, чтобы заполнять неловкие паузы. Когда ей приходила пора возвращаться домой, я отвозил ее в аэро- порт, и на прощание она холодно меня обнимала, в то время как по ее щекам текли слезы. Без тени иронии она затем жа- ловалась, что от ледяного ветра у нее слезятся глаза. Ее тело ощущало грусть, которую ее разум был не в состоянии уло- вить – она покидала нашу молодую семью, своих ближайших живых родственников.
    Психиатры называют это явление алекситимия –
    неспособность описать чувства словами. Многие травмированные дети и взрослые попросту не могут
    дать своим чувствам название, так как они не могут понять, что означают их физические ощущения.
    Они могут выглядеть разгневанными, однако при этом от- рицать, что злятся; они могут казаться напуганными, но при этом утверждать, что с ними все в полном порядке. Будучи неспособными определить, что происходит внутри их тела,
    они теряют связь со своими потребностями, и им сложно о себе заботиться – есть нужное количество пищи в нужное время, высыпаться.
    Подобно моей тете, страдающие от алекситимии люди за- меняют язык эмоций языком действий. На вопрос «Что вы почувствуете, если увидите, как на вас несется грузовик на скорости сто двадцать километров в час?» большинство лю- дей ответят: «Я буду в ужасе» или «Я застыну от страха».
    Человек же с алекситимией может ответить: «Что я почув- ствую? Не знаю… Я отойду в сторону» (18). Они склонны регистрировать эмоции как физические проблемы, а не как заслуживающие их внимание сигналы тела. Вместо злости или грусти они ощущают мышечную боль, запоры или дру- гие симптомы, которым нет явных причин. Примерно три четверти пациентов с нервной анорексией и более полови- ны пациентов с булимией не понимают своих внутренних чувств и не могут их описать (19). Когда исследователи по- казывали фотографии со злыми или измученными лицами людям с алекситимией, те не могли понять, какие чувства они выражали (20).

    Одним из первых людей, рассказавших мне про алексити- мию, был психиатр Генри Кристал, который работал с более чем тысячью переживших Холокост людей, стремясь понять массовую психическую травму (21). Кристал, который сам пережил концентрационный лагерь, обнаружил, что многие из его пациентов добились успехов в своей профессиональ- ной деятельности, однако их близкие отношения были блек- лыми и сухими. Подавляя свои чувства, они смогли пре- успеть в бизнесе, однако у этого была своя цена. Они научи- лись заглушать свои когда-то зашкаливавшие эмоции и в ре- зультате больше не могли распознавать своих чувств. Мало кто из них проявил к психотерапии какой-либо интерес.
    Пол Фрюн из Университета Западного Онтарио сделал ряд томограмм мозга пациентам с ПТСР, страдающим от алекситимии. Один из участников сказал ему: «Я не знаю,
    что чувствую, связь между головой и телом словно пропала.
    Я живу в туннеле, тумане, и что бы ни происходило, реакция одна и та же – полная бесчувственность. Принять ванну с пеной, быть сожженным или изнасилованным – для меня те- перь все одно и то же. Мой мозг ничего не ощущает». Фрюн вместе со своей коллегой Рут Ланиус обнаружил, что чем больше люди теряли связь со своими чувствами, тем мень- ше активности наблюдалось у них в областях мозга, отвеча- ющих за самовосприятие (22).
    Так как травмированные люди зачастую испытывают трудности с восприятием происходящего в их теле, они
    неспособны гибко реагировать на фрустрации. В ответ на стресс они либо «отключаются», либо впадают в гнев.
    Какова бы ни была их реакция, люди зачастую
    не могут объяснить причину своего расстройства.
    Эта потерянная связь со своим телом
    способствует отсутствию у них самозащиты,
    которая была продемонстрирована многими
    исследователями, а также тому, что они зачастую
    повторно становятся жертвами насилия (23).
    Кроме того, они испытывают выраженные сложности с по- лучением удовольствия, чувствами и ощущением смысла в жизни. Чтобы люди с алекситимией могли пойти на поправ- ку, им непременно нужно научиться понимать связь меж- ду своими физическими ощущениями и эмоциями, подоб- но тому, как страдающим дальтонизмом приходится учиться различать оттенки серого, чтобы начать воспринимать мир в цвете. Подобно моей тете и пациентам Генри Кристала, они,
    как правило, неохотно на это идут: большинство словно при- няли подсознательное решение, что лучше продолжать хо- дить к врачам и лечить неизлечимые проблемы, чем лицом к лицу столкнуться с демонами своего прошлого.
    Деперсонализация
    Еще одним шагом на пути к самозабвению является де- персонализация – потеря чувства собственного «Я». Снимок
    мозга Уте из четвертой главы со своим практически полным отсутствием активности является ярким примером деперсо- нализации. Деперсонализация – типичное явление во вре- мя травматических переживаний. Меня однажды ограбили поздно ночью в парке рядом с домом, и, словно паря над происходящим, я видел себя, лежащего в снегу с небольшой раной на голове, в окружении трех размахивающих ножами подростков. Я диссоциировал боль от их порезов на своих руках и не испытывал ни малейшего страха, уговаривая их вернуть мне мой опустошенный бумажник.
    ПТСР у меня в итоге не развилось, как мне кажется, ча- стично от того, что мне было крайне любопытно самому пе- режить то, что я так пристально изучал у других, а частично из-за сложившейся у меня иллюзии, будто я смогу сделать набросок своего бумажника для полиции. Разумеется, их так никогда и не поймали, однако моя фантазия о возмездии,
    должно быть, дала мне удовлетворительное чувство принад- лежности.
    Травмированным людям же повезло гораздо меньше, и они не чувствуют связи с собственным телом. Немецкий пси- хоаналитик Пол Шильдер дал особенно удачное описание деперсонализации в 1928 году в Берлине (24).
    «Людям с деперсонализацией мир кажется
    чужим, странным, неземным, словно во сне.
    Объекты порой кажутся нелепо уменьшенными
    в размере, порой плоскими. Звуки доносятся

    словно издалека… Похожие выраженные
    искажения претерпевают и эмоции. Пациенты
    жалуются, что не в состоянии испытывать
    ни боли, ни удовольствия… Они становятся
    чужаками самим себе».
    Мне было крайне интересно узнать, что группа нейро- биологов из Университета Женевы спровоцировали похо- жие внетелесные переживания, подавая слабый электриче- ский ток в определенную точку в мозге – височно-теменной узел. У одной из пациенток это вызвало ощущение, будто она смотрит на свое тело, свисая с потолка; у другой же воз- никло пугающее чувство, будто кто-то стоит у нее за спи- ной. Это исследование подтверждает слова наших пациен- тов: наше «Я» может отделяться от тела и жить своей соб- ственной, призрачной сущностью. Так, Ланиус и Фрюн, а также группа исследователей из Гронингенского универси- тета в Нидерландах (26) провели томографию головы людям,
    диссоциировавшим свой страх, и обнаружили, что их моз- говые центры страха попросту отключались, когда они вспо- минали случившееся с ними.
    Дружба со своим телом
    Люди, перенесшие травму, не могут исцелиться, пока они вновь не ознакомятся с ощущениями в своем теле и не по- дружатся с ним. Напуганный человек живет в теле, которое
    постоянно настороже. Злые люди живут в злом теле. Тела жертв детского насилия будут находиться в состоянии на- пряжения и самозащиты, пока они не найдут способ рассла- биться и чувствовать себя защищенными. Чтобы изменить- ся, людям необходимо осознать свои ощущения, а также то,
    как именно их тело взаимодействует с окружающим миром.
    Физическое самосознание – это первый шаг в избавлении от гнета прошлого.
    Как же помочь людям открыться и начать изучать мир своих внутренних ощущений и эмоций? В своей практике я начинаю этот процесс, помогая своим пациентам сначала заметить, а потом описать ощущения в своем теле – не эмо- ции, такие как злость, тревога или страх, а именно физи- ческие ощущения, скрывающиеся за этими эмоциями: дав- ление, тепло, мышечное напряжение, покалывание, чувство пустоты и так далее. Я также работаю над выявлением ощу- щений, связанных с расслаблением или удовольствием. Я по- могаю им сосредоточиться на своем дыхании, жестах и дви- жениях. Я прошу их уделять внимание едва уловимым пере- менам в собственном теле, таким как сдавленность в груди или ноющее чувство в животе, когда они говорят про непри- ятные события, которые, по их словам, никак их не тревожат.
    Когда человек впервые замечает эти ощущения, это мо- жет быть весьма неприятный опыт, провоцирующий яркие болезненные воспоминания, от которых люди сворачивают- ся клубком или принимают защитные позы. Тем самым они
    на соматическом уровне повторно переживают неперерабо- танную травму – скорее всего, именно такую позу они при- нимали, когда она произошла. Пациентов в этот момент мо- гут наводнять зрительные образы и физические ощущения,
    и психотерапевт должен быть знаком со способами обуздать потоки ощущений и эмоций, чтобы не допустить подкрепле- ния травмы воспоминаниями о прошлом (школьные учите- ля, медсестры и полицейские зачастую очень умело успокаи- вают реакции страха, потому что многие из них практически ежедневно сталкиваются с неконтролируемыми или людьми с выраженной дезорганизацией).
    Слишком часто, однако, вместо того, чтобы учить людей справляться с подобными мучительными физическими ре- акциями, этим людям назначают антипсихотические препа- раты нового поколения. Разумеется, лекарства лишь заглу- шают ощущения и никак не помогают ни справиться с ними,
    ни преобразить их так, чтобы они перестали отравлять и на- чали приносить пользу.
    Когда люди расстроены, то самый естественный для них способ успокоиться – это уцепиться за другого человека. Та- ким образом, пациенты, пережившие физическое или сек- суальное насилие, сталкиваются с дилеммой: они отчаянно жаждут человеческого прикосновения, одновременно с этим боясь телесного контакта. Их мозг нуждается в переобуче- нии, чтобы они могли выносить чужое прикосновение и по- лучать от него утешение. Люди, утратившие эмоциональную
    самоосознанность, способны посредством тренировок свя- зать свои физические ощущения с физиологическими собы- тиями. Так они могут постепенно восстановить связь с сами- ми собой (27).
    Связь с собой, связь с остальными
    В завершение этой главы я приведу еще одно исследова- ние, демонстрирующее цену потери своего тела. Когда Рут
    Ланиус вместе со своей группой сделала томографию мозга в бездействующем состоянии, они сосредоточились на дру- гом вопросе из повседневной жизни: что происходит с трав- мированными людьми в момент личного контакта?
    Многие приходящие ко мне в кабинет пациенты неспо- собны к зрительному контакту. Я сразу же понимаю, на- сколько им плохо, по тому, как сложно им встретиться со мной взглядом. Неизбежно оказывается, что они чувствуют себя отвратительно, и им не по себе от того, что я вижу, на- сколько они жалкие. Мне никогда не приходило в голову, что это выраженное чувство стыда должно находить отражение в нарушенной активации мозга. И тут Рут Ланиус в очеред- ной раз показала, что мозг и разум неразделимы – то, что происходит в одном, можно отследить в другом.
    Рут приобрела дорогостоящее устройство, которое пока- зывало анимированного персонажа лежащему в томографе человеку (в данном случае он был похож на доброго Ричарда

    Гира). Этот персонаж мог смотреть либо прямо в глаза, либо отведя взгляд на сорок пять градусов в сторону. Это позво- лило сравнить эффект на активацию мозга прямого зритель- ного контакта и отведенного в сторону взгляда (28).
    Самое поразительное различие между контрольной груп- пой из «здоровых» людей и пережившими травму пациента- ми заключалось в активации префронтальной коры в ответ на прямой зрительный контакт.
    Префронтальная
    кора
    (ПФК)
    обычно
    помогает оценить направляющегося к нам
    человека, а наши зеркальные нейроны помогают
    понять его намерения. У людей с ПТСР,
    однако, лобные доли оставались полностью
    неактивными – они не испытывали никакого
    любопытства к незнакомцу.
    Они просто реагировали интенсивной активацией глубо- ко в эмоциональном мозге, в примитивных его участках, из- вестных как околоводопроводное серое вещество, которое генерирует испуг, повышенную бдительность, съеживание и другие варианты защитного поведения. Участки мозга, свя- занные с социальным взаимодействием, остаются при этом полностью неактивными. В ответ на посторонний взгляд эти люди попросту переходили в режим выживания.
    Какое это имеет значение для их способности заводить друзей и ладить с окружающими? Какое это имеет значение для их лечения? Могут ли люди с ПТСР доверять психотера-
    певту свои потаенные страхи? Для того чтобы построить на- стоящие отношения, необходимо уметь воспринимать дру- гих людей как отдельные личности, каждая со своими соб- ственными мотивациями и намерениями. Конечно, нужно уметь и постоять за себя, однако также нужно понимать, что у других людей свои собственные интересы. Травма способ- на все это затуманить.

    Часть III. Детский разум

    1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   36


    написать администратору сайта