тело. Тело п.. Бессел ван дер КолкТело помнит все. Какуюроль психологическая
 Скачать 4.89 Mb.
|
|
Глава 7. На одной волне: привязанность и подстройка Корни психологической устойчивости… лежат в ощущении того, что тебя понимает кто-то другой, любящий, гармоничный и сдержанный, что ты существуешь в его сердце и разуме. Диана Фоша Детская клиника при Массачусетском центре психическо- го здоровья была наполнена встревоженными и вселяющи- ми беспокойство детьми. Это были необузданные создания, которым не сиделось на месте, которые били других детей, а иногда даже и персонал. Они могли подбегать ко взрослым, ухватившись за них, однако тут же в ужасе убегали. Неко- торые бесконтрольно мастурбировали; другие срывались на предметах, домашних животных и самих себя. Они одновре- менно жаждали внимания и были злыми и несговорчивыми. Особенно непослушными порой были девочки. Независимо от того, протестовали они или цеплялись за взрослых, никто из них, казалось, был не в состоянии познавать мир или иг- рать, как это делали другие дети их возраста. У некоторых из них практически отсутствовало чувство собственного «Я» – они даже не узнавали себя в зеркале. В то время я мало что знал про детей, не считая того, чему меня научили мои собственные дошколята. Но мне повезло с моей коллегой Ниной Фиш-Мюррей, которая училась вме- сте с Жаном Пиаже 26 в Женеве, а также растила своих соб- ственных пятерых детей. Пиаже основывал свои теории дет- ского развития на методичных, прямых наблюдениях за са- мими детьми, начиная с собственных, и Нина принесла этот подход в только появившийся Центр травмы при МЦПЗ. Нина была замужем за бывшим заведующим кафедрой психологии в Гарварде Генри Мюрреем – одним из родона- чальников теории личности – и активно поддерживала всех младших работников кафедры, разделявших ее интересы. Она с большим интересом отнеслась к моим историям про ветеранов, так как они напомнили ей о проблемных детях, с которыми она работала в бостонских общеобразовательных школах. Привилегированная позиция и природное обаяние предоставили Нине доступ к Детской клинике, которой заве- довал детский психиатр, проявлявший мало интереса к про- блеме психологической травмы. Помимо прочего, Генри Мюррей был знаменит изобрете- нием повсеместно применяемого Тематического апперцеп- тивного теста (ТАТ). ТАТ – это так называемый проектив- ный тест, в котором используется набор карточек, чтобы по- нять, как внутренняя реальность людей моделирует их вос- приятие мира. В отличие от карточек теста Роршаха, кото- рые мы показывали ветеранам, на карточках ТАТ изображе- 26 Швейцарский психолог и философ, известен работами по изучению психо- логии детей, создатель теории когнитивного развития. – Прим. пер. ны реалистичные, однако неоднозначные сцены: мужчина и женщина, которые отвели друг от друга свои хмурые взгля- ды; мальчик, смотрящий на сломанную скрипку. Испытуе- мых просили рассказать истории о происходящем на фото- графиях, о том, что случилось перед этим и что произойдет после. В большинстве случаев их толкования сразу же дава- ли понять, какие темы их больше всего заботят и беспокоят. Вместе с Ниной мы решили создать набор карточек спе- циально для детей, используя за основу фотографии, выре- занные нами из журналов в приемной клиники. В своем пер- вом исследовании мы сравнили двенадцать детей в возрасте от шести до двенадцати лет из детской клиники с группой детей из ближайшей школы – они были подобраны таким об- разом, чтобы максимально соответствовать детям из первой группы по возрасту, этнической принадлежности и составу семьи (1). Наших пациентов отличало то, что в своих семьях они страдали от насилия. Среди них был мальчик с огром- ными синяками от постоянных избиений матерью; девочка, чей отец растлил ее в возрасте четырех лет, а также еще од- на девочка, в пять лет ставшая свидетелем того, как ее мать (проститутку) изнасиловали, расчленили, сожгли и бросили в багажник машины. Сутенера ее матери также подозревали и в сексуальном насилии по отношению к девочке. Дети из нашей контрольной группы также жили в бедно- сти в неблагоприятном районе Бостона, где регулярно ста- новились свидетелями шокирующего насилия. В ходе про- ведения исследования один мальчик в их школе облил свое- го одноклассника бензином и поджег. Другой мальчик попал под перекрестный огонь по дороге в школу вместе со своим отцом и другом. Он был ранен в пах, а его друг – убит. С учетом того, насколько в их повседневной жизни было много насилия, стали бы их комментарии на карточки отличаться от интерпретаций госпитализированных детей? На одной из четырех карточек была изображена семейная сцена: двое улыбающихся детей наблюдали, как их отец чинит машину. Каждый взглянувший на нее ребенок заметил, что лежащий под машиной мужчина подвергает себя опасности. Если дети из контрольной группы рассказывали истории с хорошей концовкой – машину починят и отец с детьми поедут на ней в «Макдоналдс», то травмированные дети придумывали угрюмую развязку. Одна из девочек сказала, что маленькая девочка на кар- тинке собирается размозжить своему папе череп молотком. Девятилетний мальчик, переживший ужасное насилие, по- ведал мудреную историю про то, как мальчик на картинке ногой выбивает домкрат, и раздавленное машиной тело отца заливает весь гараж кровью. Рассказывая нам эти истории, наши пациенты станови- лись очень взволнованными и дезорганизованными. Нам приходилось проводить с ними значительное время у кулера с водой, гулять, прежде чем им можно было показать оче- редную карту. Было неудивительно, что практически всем из них диагностировали синдром дефицита внимания и гипер- активности (СДВГ), и большинство принимало Риталин 27 – 27 Риталин – психостимулирующий препарат, используемый для лечения СДВГ. Препарат принимают строго по назначению врача. – Прим. ред. хотя лекарство явно никак не препятствовало их возбужде- нию в этой ситуации. Дети, подвергавшиеся жестокому обращению, похожим образом описали и безобидную с виду фотографию силу- эта беременной женщины у окна. Когда мы показали ее се- милетней девочке, изнасилованной в четыре года, она ста- ла говорить про пенисы и влагалища, раз за разом спраши- вая у Нины: «Со сколькими людьми ты трахалась?» Подоб- но нескольким другим пережившим сексуальное насилие де- вочкам, участвовавшим в исследовании, она пришла в такое возбуждение, что нам пришлось на этом остановиться. Се- милетняя девочка из контрольной группы уловила тоскли- вое настроение картинки: она рассказала историю про овдо- вевшую даму, которая с грустью выглядывала в окно, ску- чая по своему мужу. В итоге эта дама повстречала любящего мужчину, который стал хорошим отцом ее ребенку. Так, карточка за карточкой, мы наблюдали, что дети, не сталкивавшиеся с жестоким обращением, хотя и были лично знакомы с жизненными неприятностями, все равно верили в добро: они могли придумывать выход из плохих ситуаций. В своей семье они были в безопасности. Кроме того, они чув- ствовали любовь родителей, что значительно способствова- ло их школьной успеваемости и желанию учиться. Ответы детей из клиники вызывали тревогу. Самые без- обидные образы провоцировали сильные чувства опасности, агрессии, сексуального возбуждения и ужаса. Мы выбрали эти фотографии не потому, что в них был какой-то скрытый смысл, который способны уловить восприимчивые люди: это были обычные образы из повседневной жизни. Мы могли лишь заключить, что для столкнувшихся с жестоким обра- щением детей весь мир наполнен триггерами. Пока они спо- собны воображать лишь чудовищные последствия для отно- сительно безопасных ситуаций, любой заходящий в комнату, любой незнакомец, любой образ, будь то на экране или ре- кламной афише, может быть воспринят предвестником ка- тастрофы. В свете этой информации странное поведение де- тей в клинике можно было прекрасно понять (2). К моему удивлению, обсуждая своих пациентов, мест- ный персонал редко упоминал ужасные события, пережи- тые этими детьми, а также влияние этой травмы на их чув- ства, мышление и самоконтроль. Вместо этого в их меди- цинских картах были записаны лишь диагностические ярлы- ки: «расстройство поведения» или «вызывающее оппозици- онное расстройство» для озлобленных или мятежных детей, либо «биполярное расстройство». Практически у всех «со- путствующим» диагнозом был СДВГ. Не затмила ли собой вся эта вереница диагнозов лежащую в корне всех проблем психологическую травму? Теперь перед нами встали два важных вопроса. Нам нуж- но было понять, была ли связана психическая гибкость нор- мальных детей с их иным взглядом на мир, а также разо- браться, как именно каждый ребенок создавал свою соб- ственную картину мира. Второй не менее важный вопрос за- ключался в следующем: можно ли помочь разуму и мозгу пе- реживших жестокое обращение детей перерисовать их внут- реннюю картину мира, научив их доверять другим и верить в будущее? Мужчины без матерей Научные исследования жизненно важных взаимоотноше- ний между младенцами и их матерями были начаты англий- скими аристократами, которые были в раннем детстве вы- рваны из своих семей и отправлены учиться в школы-панси- оны, где их воспитывали в строго регламентированных усло- виях среди одних мальчиков. Когда я впервые побывал в зна- менитой Тавистокской клинике, я обратил внимание на со- брание черно-белых фотографий этих великих психиатров двадцатого века, висящих на стене вдоль парадной лестни- цы: Джон Боулби, Уилфред Бион, Гарри Гантрип, Рональд Фэйрбэрн и Дональд Винникотт. Каждый из них по-своему занимался изучением того, как наши детские переживания определяют все будущие взаимоотношения с окружающими, а также как в ходе повседневного взаимодействия с заботя- щимися о нас людьми рождается наше самосознание. Ученые склонны изучать то, что озадачивает их больше всего, так что они зачастую становятся экспертами в обла- стях, которым другие не придают особого значения (или, как однажды сказала мне исследователь привязанности Беатрис Биби, «большинство исследований являются самоисследо- ваниями»). Эти мужчины, изучавшие роль матерей в жиз- нях детей, сами были отправлены в интернаты в раннем воз- расте – от шести до десяти лет, – задолго до того, как они должны были в одиночку столкнуться с миром. Боулби мне сказал, что аналогичный опыт воспитания в школе-пансионе, вероятно, и вдохновил Джорджа Оруэлла на его роман «1984», блистательно показавший, как людей можно вынудить пожертвовать всем, чем они дорожат и во что верят – включая их чувство собственного «Я», – ради того, чтобы заслужить любовь и одобрение людей, находящихся у власти. Так как Боулби был близким другом супругов Мюррей, мне выпадала возможность поговорить с ним о его работе каждый раз, когда он приезжал в Гарвард. Он родился в се- мье аристократов (его отец был хирургом при королевском дворе) и обучался психологии, медицине и психоанализу в самых престижных образовательных учреждениях Англии. Закончив Кембриджский университет, он работал с мало- летними преступниками (мальчиками) из Восточного Лон- дона – эта часть города была печально известна своей пре- ступностью и больше всего пострадала от бомбардировок во времена Второй мировой. Во время своей службы в воен- ные годы и по ее окончании он наблюдал за последствиями эвакуации и воспитания в групповых яслях, когда малень- кие дети разлучались со своими семьями. Он также изучал последствия госпитализации, продемонстрировав, что даже непродолжительная разлука (в те времена родителям не раз- решали оставаться в больницах на ночь) усугубляла детские страдания. К концу 1940-х годов Боулби впал в немилость британского сообщества психоаналитиков из-за своих ради- кальных заявлений, что проблемы с поведением у детей бы- ли результатом их реальных жизненных переживаний – пре- небрежительного и жестокого отношения, разлуки, – а не продуктом детских сексуальных фантазий. Несломленный, он посвятил остаток своей жизни разработке теории привя- занности, как она впоследствии была названа (3). Надежная база Оказавшись в этом мире, мы кричим, чтобы объявить о своем присутствии. Кто-то немедленно начинает нами зани- маться, купает нас, пеленает и наполняет наш живот, а луч- ше всего, если наша мама еще и кладет нас себе на живот или на грудь для приятнейшего телесного контакта. До глубины души мы – социальные создания; наши жизни заключаются в поиске места среди других людей. Мне нравится выраже- ние французского психиатра Пьера Жане: «Каждая жизнь – это произведение искусства, составленное всеми доступны- ми средствами». По мере развития мы постепенно учимся заботиться о се- бе как в физическом, так и эмоциональном плане, однако первый свой урок по заботе о себе мы получаем от других. Владение навыком самоконтроля во многом зависит от то- го, насколько гармоничными были наши первые взаимодей- ствия с этими людьми. Дети, чьи родители являются надеж- ным источником комфорта и силы, получают пожизненное преимущество – своего рода защиту от самых ужасных сюр- призов судьбы. Джон Боулби осознал, что детей увлекают лица и голоса, и они чрезвычайно восприимчивы к выражению лица, позе, интонации, физиологическим изменениям, действиям. Он посчитал эти способности новорожденных продуктом эво- люции, необходимым беспомощным созданиям для выжива- ния. Дети запрограммированы на выбор одного определенного взрослого, с которым они будут развивать свою естественную систему взаимодействия. Так создается первичная привязанность. Чем более чутко взрослый реагирует на ребенка, тем больше вероятность развития у ребенка адекватных реакций на окружающих. Боулби частенько бывал в лондонском Риджентс-парке, где он целенаправленно наблюдал за взаимодействием меж- ду детьми и их матерями. Пока матери сидели спокойно на скамейке, занимаясь вязанием или чтением газеты, их дети отправлялись познавать мир, периодически оглядываясь че- рез плечо, чтобы убедиться, что мама по-прежнему за ними смотрит. Когда же мимо проходила соседка и мать переклю- чалась на разговор с ней, ребенок бежал обратно и держал- ся рядом с матерью, чтобы вновь завладеть ее вниманием. Когда младенцы и маленькие дети замечают, что их мать от- влекается от них, они начинают нервничать. Когда мать про- падает из виду, они могут начать безутешно плакать, однако сразу же успокаиваются и продолжают играть, стоит ей вер- нуться. Боулби видел в привязанности надежную базу, отталки- ваясь от которой ребенок направляется в мир. Последующие пятьдесят лет исследований твердо установили, что наличие безопасной гавани способствует уверенности в своих силах, прививая эмпатию и желание помочь тем, кто в беде. В хо- де близкого взаимообмена, который обеспечивает привязан- ность, дети учатся понимать, что у других людей тоже есть мысли и чувства, одновременно похожие на их собственные и отличные от них. Другими словами, они «синхронизиру- ются» со своим окружением и с окружающими их людьми, развивая самосознание, сочувствие, умение контролировать свои импульсы, а также внутреннюю мотивацию, которые позволяют стать полноценными членами более масштабной социальной среды. Этих качеств чрезвычайно недоставало детям в нашей Детской клинике. Танец подстройки Дети привязываются к тому, кто берет на себя основную заботу о них. Вместе с тем дальнейшая жизнь ребенка силь- но зависит от характера этой привязанности – насколько ре- бенок чувствует в ней себя защищенным. Чувство защищен- ности развивается, когда взрослый использует эмоциональ- ную подстройку. Подстройка начинается на самых неулови- мых физических уровнях взаимодействия между ребенком и взрослым, давая ребенку почувствовать, что его понимают. Как сказал исследователь привязанности из Эдинбурга Кол- вин Тревартен: «Мозг координирует ритмичные движения тела, чтобы они выполнялись в такт с работой мозга других людей. Младенцы улавливают ритмичность маминого голо- са и учатся ей еще до своего рождения» (4). В четвертой главе я рассказал про открытие зеркальных нейронов, которые обеспечивают связь между мозгом раз- ных людей, предоставляя нам способность испытывать эм- патию. Эти зеркальные нейроны начинают работать сразу же после рождения. Когда исследователь Эндрю Мелтзофф из Орегонского университета сжимал губы или высовывал язык перед рожденными шесть часов назад младенцами, они сра- зу же повторяли его движения (5). (Новорожденные способ- ны сфокусировать свое зрение только на предметах, распо- ложенных на расстоянии от двадцати до тридцати сантимет- ров от их глаз – как раз чтобы видеть человека, который дер- жит их на руках.) Подражание – наш самый фундаментальный социальный навык. Благодаря ему мы автоматически улавливаем и повторяем поведение наших родителей, учителей и сверстников. Большинство родителей настолько непроизвольно уста- навливают связь со своими маленькими детьми, что почти никогда не отдают себе отчета в том, как происходит под- стройка. Благодаря же приглашению своего друга, исследо- вателя привязанности Эда Троника мне выпала возможность более пристально понаблюдать за этим процессом. Через од- ностороннее зеркало в Гарвардской лаборатории развития человека я наблюдал за тем, как мать играет со своим сыном, усаженным в детском кресле напротив нее. Она сюсюкалась с ним, а он повторял за ней звуки, и им было весело – пока мама не нагнулась, чтобы ткнуть в него носом, а ребенок, оживившись, не дернул ее за волосы. Мать оказалась застигнута врасплох, взвизгнула от боли и оттолк- нула его руку, в то время как ее лицо искривилось от злости. Младенец тут же отпустил, и они отстранились друг от друга физически. Удовольствие для них обоих сменилось непри- язнью. Явно испугавшись, младенец закрыл руками лицо, чтобы не видеть своей разозлившейся мамы. Мать, в свою очередь, увидев, что ребенок расстроился, снова на нем со- средоточилась и начала издавать успокаивающие звуки, что- бы загладить случившееся. Ребенок продолжал держать гла- за закрытыми, однако вскоре ему снова захотелось близо- сти. Он стал выглядывать из-за рук, чтобы проверить, ми- новала ли опасность, в то время как мать приблизилась к нему с обеспокоенным выражением лица. Когда она нача- ла щекотать его пузо, он опустил руки и разразился радост- ным смехом – гармония была восстановлена. Младенец и его мама снова синхронизировались. Весь этот цикл наслажде- ния, прерывания, восстановления и вновь наслаждения за- нял меньше двенадцати секунд. Троник и другие исследователи показали, что когда ма- ленькие дети и взрослые синхронизированы на эмоциональ- ном уровне, то они синхронизированы и физически (6). Младенцы не в состоянии управлять своим собственным эмоциональным состоянием, не говоря уже про частоту серд- цебиения, гормональную секрецию и активность нервной си- стемы, сопровождающие эмоции. Когда ребенок синхронизирован с заботящимся о нем взрослым, то его радость и чувство связи отражаются в равномерном сердцебиении и дыхании, а также низких уровнях гормонов стресса. Его тело спокойно – спокойны и его эмоции. Когда же эта музыка прерывается – как это обычно ча- стенько происходит в повседневной жизни, – меняются и все эти физические параметры. Понять, что равновесие восста- новилось, можно по успокоившейся физиологии. Мы успокаиваем новорожденных, однако родители вско- ре начинают учить своих детей справляться с повышенным уровнем возбуждения – чаще всего эта задача возлагается на плечи отцов (я как-то слышал, как физиолог Джон Готтман сказал: «Мать гладит, отец толкает»). Управление собствен- ным возбуждением – важнейший жизненный навык, и пока младенец его не освоил, родителям приходится управляться вместо него. Почувствовав голод, ребенок начинает кричать, получая в ответ грудь или бутылочку. Когда он напуган, его берут на руки и укачивают, пока он не успокоится. Когда его кишечник опорожняется, кто-то его моет и вытирает. Уста- новление связи между сильными физическими ощущения- ми и чувством безопасности, комфорта и контроля лежит в основе саморегуляции, самоуспокоения и заботы о себе – к этой теме я еще не раз буду возвращаться на страницах этой книги. Привязанность, вызывающая чувство защищенности (да- лее – «здоровая» привязанность. – Прим. пер.), вкупе с раз- витием навыков саморегуляции формируют так называемый внутренний локус контроля – ключевой фактор здоровой адаптации на протяжении жизни (7). Дети, у которых фор- мируется такая привязанность, открывают для себя, от чего им хорошо, от чего им (и окружающим) плохо, а также вы- рабатывают чувство принадлежности (в рамках определения принадлежности, которое было дано ранее. – Прим. пер.): осознания того, что своими действиями они могут менять свои ощущения и реакции окружающих. Такие дети учат- ся различать ситуации, которые они могут контролировать, и ситуации, в которых им нужна помощь. Они постепенно понимают, что могут играть активную роль, столкнувшись со сложными ситуациями. Дети же, пережившие пренебре- жительное и жестокое обращение, напротив, усваивают, что взрослые никак не реагируют на их страх, мольбы и плач. Что бы они ни делали, они не в состоянии прекратить избие- ния либо обратить на себя внимание и добиться помощи. По сути, их приучают сдаваться перед лицом трудностей, и та- кая модель поведения сохраняется на протяжении всей даль- нейшей жизни. Восприятие реальности Современник Боулби, педиатр и психоаналитик Дональд Винникотт является основоположником современных уче- ний о подстройке. Его тщательные наблюдения за взаимо- действием между матерью и ребенком начинались с изуче- ния того, как мать держит своего младенца. Он выдвинул предположение, что эти физические взаимодействия закла- дывают фундамент для чувства собственного «Я» ребен- ка – а также чувства идентичности в рамках него. От то- го, как мать держит своего ребенка, зависит «способность воспринимать свое тело как сосредоточение психики» (8). Это примитивное кинестетическое ощущение чужого взаи- модействия с нашим телом в итоге определяет, что мы вос- принимаем «реальным» (9). Винникотт считал, что подавляющее большинство мате- рей весьма неплохо справляются с подстройкой к своим де- тям – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы стать «доста- точно хорошей матерью» (10). Вместе с тем все может пой- ти наперекосяк, если мать окажется неспособной подстраи- ваться к физической реальности тела своего младенца. Когда мать оказывается не в состоянии удовлетворять позывы и по- требности ребенка, «младенец стремится стать таким, каким он должен быть по мнению матери». Отказавшись от своих внутренних ощущений и стараясь подстроиться под потреб- ности взрослого, ребенок воспринимает нормальный поря- док вещей каким-то неправильным. Дети, которым недоста- ет физической подстройки, склонны отключать прямую об- ратную связь от своего тела, являющегося сосредоточением удовольствия, цели и направления. За годы, прошедшие с выдвижения Боулби и Винникот- том своих идей, исследователи привязанности по всему миру продемонстрировали, что у большинства детей имеется при- вязанность, дающая им чувство защищенности. Когда они вырастают, восприимчивость их родителей в детстве помо- гает им справляться со своими страхами и тревогами. Если они не столкнутся с сокрушительными жизненными событи- ями – психологической травмой, – которые выводят из строя систему саморегуляции, то на протяжении всей своей жиз- ни они будут сохранять фундаментальное состояние эмоци- ональной защищенности. Здоровая привязанность в детстве также становится шаблоном для будущих отношений детей. Они улавливают чувства других людей и с ранних лет учатся отличать реальность от выдумки. У них вырабатывается нюх на обман и опасных людей. С такими детьми, как правило, приятно вместе играть, и взаимодействие с другими детьми способствует развитию у них самоуверенности. Научившись синхронизироваться с другими людьми, они замечают ма- лейшие изменения в голосе и выражении лица, подстраивая соответствующим образом свое поведение. Они учатся жить в рамках общего восприятия мира, и им гораздо легче стать значимыми членами общества. Вместе с тем пренебрежительное или жестокое обраще- ние способны запустить этот процесс в обратном направле- нии. Дети, столкнувшиеся с жестокостью, зачастую крайне восприимчивы к изменениям в голосе и лице, однако склон- ны реагировать на них как на угрозу, вместо того, чтобы использовать эту информацию для подстройки. Доктор Сет Поллак из Университета Висконсина показал фотографии с различными выражениями лица группе обычных восьмилет- них детей и группе детей того же возраста, которые пережи- ли жестокое обращение, сравнив между собой их реакции. Рассматривая эти фотографии, на которых спектр эмоций менялся от злости до грусти, дети из второй группы были особенно восприимчивы к малейшим проявлениям злости (11). Это одна из причин, по которым столкнувшиеся с жесто- ким обращением дети так легко пугаются или становятся на- стороженными. Только представьте себе, каково пробирать- ся мимо океана лиц в школьном коридоре, пытаясь понять, кто из этих людей может на тебя напасть. Детям, которые слишком бурно реагируют на агрессию со стороны сверст- ников, которые неспособны улавливать потребности других детей, которые чуть что замыкаются в себе или теряют кон- троль над своими импульсами, найти друзей оказывается на- много сложнее. В конечном счете они могут научиться скры- вать свой страх, изображая из себя крутых, либо же они на- чинают все больше и больше времени проводить в одино- честве за просмотром телевизора или видеоиграми, от чего их навыки коммуникации и эмоциональная саморегуляция страдают еще больше. Потребность в привязанности никогда не ослабевает. Большинству людей чувство оторванности от окружающих попросту невыносимо. Люди, неспособные устанавливать нормальную связь с коллегами, друзьями или близкими, как правило, находят другие способы взаимодействия: например, посредством болезни, судебных исков или семейной вражды. Они готовы на все, лишь бы избавиться от этого неприятного чувства одиночества и отчужденности. Несколько лет назад в канун Рождества меня вызвали осмотреть четырнадцатилетнего мальчика в тюрьме граф- ства Суффолк. Джека арестовали за проникновение в дом уехавших в отпуск соседей. Когда полицейские обнаружили его в гостиной, охранная сигнализация ревела. Первым делом я спросил у Джека, кто, как ему кажется, придет навестить его в тюрьму на Рождество. «Никто, – от- ветил он. – Никто никогда не уделяет мне внимания». Как оказалось, его уже неоднократно ловили на взломе с про- никновением. Он был знаком с полицией, а полиция знала про него. С наслаждением в голосе он рассказал мне, что по- лицейские, увидев его стоящим посреди гостиной, восклик- нули: «Господи, это снова Джек, этот маленький засранец». Кто-то его узнал, кто-то знал, как его зовут. Чуть позже Джек признался: «Знаете, ведь ради этого я все и делаю». Дети готовы пойти почти на что угодно, чтобы обратить на себя внимание, почувствовать с кем-то связь. Родителей не выбирают Развитие привязанности у детей происходит на уровне биологического инстинкта – у них попросту нет выбора. В зависимости от того, как относятся к ним взрослые – с любо- вью или заботой либо отстраненно, пренебрежительно или жестоко, у них формируется стратегия адаптации, основан- ная на их попытках получить хотя бы часть необходимого им внимания. На данный момент у нас существуют надежные методы оценки и выявления этих стратегий адаптации во многом благодаря работе двух американских ученых – Мэри Эйнс- ворт и Мэри Майн, которые вместе с коллегами на протя- жении многих лет провели тысячи часов наблюдений за вза- имоотношениями между матерями и их новорожденными детьми. Эйнсворт создала метод исследования под названи- ем «Незнакомая ситуация» – изучается реакция младенца на временную разлуку с матерью. Как замечал Боулби, дети, у которых сформировалась здоровая привязанность, начина- ют нервничать, когда мать их покидает, однако испытывают радость по ее возвращении, а спустя короткое время полно- стью успокаиваются и снова становятся игривыми. У младенцев же, чья привязанность к матери не вызывает у них чувства защищенности, картина куда более сложная. Дети, чьи матери невосприимчивы к их нуждам, либо прене- брегают ими, либо учатся справляться с возникающей в ре- зультате тревожностью двумя разными способами. Исследо- ватели заметили, что некоторые из них постоянно расстраи- ваются и требуют внимания со стороны матери, в то время как другие ведут себя более пассивно и отстраненно. Детям из обеих групп контакт с матерью не приносит утешения – они не успокаиваются, как это происходит у детей со здоро- вой привязанностью к матери. При так называемой «отстраненной привязанности» мла- денцы выглядят так, словно их ничего не волнует – они не плачут при разлуке с матерью и не обращают на нее внима- ния, когда она возвращается. Вместе с тем это вовсе не озна- чает, что они не страдают. На самом деле их хронически уча- щенное сердцебиение указывает на то, что они постоянно находятся в состоянии чрезмерного возбуждения. Мы вме- сте с коллегами называем такое поведение «бесчувственной адаптацией» (12). Большинству матерей таких отстраненных детей словно не нравится трогать своих младенцев. Они не склонны обнимать и держать их на руках, своими выражени- ями лица и голосом они не создают приятного ритмичного взаимодействия со своими детьми. Нездоровая привязанность другого типа называется «тре- вожной» или «противоречивой» – такие дети постоянно привлекают к себе внимание плачем и криками: они «чув- ствуют, но не адаптируются» (13). Они словно пришли к за- ключению, что никто не будет уделять им внимания, пока они не устроят спектакль. Они чрезвычайно расстраивают- ся, когда не знают, где их мать, однако ее возвращение не приносит им особого утешения. И хотя ее компания не при- носит им видимого удовольствия, они продолжают пассивно или озлобленно фокусироваться на ней, даже в ситуациях, когда другие дети предпочли бы игру (14). Исследователи привязанности у детей полагают, что эти три «упорядоченные» стратегии (здоровая, отстраненная и тревожная) срабатывают, так как помогают добиться макси- мальной заботы, которую может предоставить конкретный взрослый. Дети, забота о которых имеет четкую закономер- ность – даже если она связана с выраженной отстраненно- стью или бесчувственностью, способны приспосабливаться для поддержания отношений. Это вовсе не значит, что про- блема отсутствует: модель привязанности, выработанная в детстве, зачастую сохраняется и во взрослой жизни. Тревожные дети вырастают в тревожных взрослых, в то время как отстраненные дети, вырастая, теряют связь со своими собственными чувствами и чувствами окружающих. Например, когда говорят: «Нет ничего плохого в том, чтобы шлепать детей. Меня вот били, и это помогло мне добиться в жизни успеха». В школе отстраненные дети чаще обижают сверстников, в то время как тревожные дети склонны становиться жерт- вами издевательств (15). Вместе с тем развитие происходит нелинейно, и многие жизненные ситуации способны оказать свое влияние на конечный результат. Существует, однако, еще одна группа детей, у которых не сформировалось устойчивой адаптации, и среди детей, про- ходящих лечение у нас, а также взрослых, наблюдающихся в психиатрических клиниках, таких большинство. Пример- но двадцать лет тому назад Мэри Майн вместе с коллегами из Калифорнийского института в Беркли начали выделять группу детей (составляющих примерно пятнадцать процен- тов из тех, что участвовали в их исследованиях), которые, казалось, не понимали, как взаимодействовать с заботящи- мися о них взрослыми. Как оказалось, самая главная пробле- ма заключалась в том, что сами взрослые представляли для этих детей источник стресса или ужаса (16). Оказавшимся в такой ситуации детям не к кому обра- титься за помощью, и они сталкиваются с неразрешимой ди- леммой: их матери одновременно и необходимы для их вы- живания, и вызывают у них страх (17). Они «не могут ни сближаться (здоровая и противоречивые «стратегии»), ни смещать [свое] внимание (тревожная «стратегия»), ни убе- жать» (18). Если понаблюдать за этими детьми в яслях или во время исследований по изучению привязанности, то можно увидеть, как они смотрят на входящих в помещение родите- лей, а также как быстро потом отворачиваются от них. Бу- дучи не в состоянии решить, пытаться ли им сблизиться или избегать своих родителей, они могут начать раскачиваться на четвереньках, словно впадая в транс, замирать на месте с поднятыми вверх руками или же вставать, чтобы привет- ствовать своих родителей, а затем падать на пол. Не понимая, кто для них безопасен, кто для них «свой», они могут быть чрезмерно любвеобильными с незнакомцами либо не дове- рять никому. Майн назвала такое поведение «беспорядоч- ной привязанностью». Беспорядочная привязанность – это «безысходный страх» (19). Внутренняя беспорядочность Сознательные родители зачастую начинают тревожиться, когда знакомятся с исследованиями привязанности – они переживают, что своей периодической нетерпимостью или обыденными проблемами с подстройкой они могли нанести своим детям неисправимый вред. В реальной жизни нель- зя избежать недопонимания, неуместных реакций и проблем во взаимодействии. Когда матери и отцы вовремя не откли- каются либо заняты своими делами, младенцам зачастую приходится самим придумывать, как успокоиться. В преде- лах разумного это не представляет никакой проблемы. Де- тям нужно учиться справляться со своими недовольствами и разочарованиями. С «достаточно хорошими» взрослыми де- ти постепенно усваивают, что разорванную связь можно вос- становить. Главное, чтобы они были в состоянии чувствовать себя в душе защищенными, находясь со своими родителями или другими заботящимися о них взрослыми (20). В ходе исследования стратегий привязанности, в котором приняли участие более двух тысяч детей из «нормальных» семей среднего класса, было установлено, что 62 процен- та чувствовали себя в безопасности, 15 процентов были за- мкнутыми (отстраненная стратегия), 9 процентов тревожны- ми (противоречивая стратегия), а 15 процентов – беспоря- дочными (21). Любопытно, что, как показало это исследо- вание, пол и характер ребенка оказывали мало влияния на стратегию привязанности – так, например, у «трудных» де- тей не была выявлена повышенная вероятность выработки беспорядочной привязанности. Дети из более низких соци- ально-экономических слоев оказались более склонны к бес- порядочной привязанности (22) – вероятно, это связано с тем, что родители сильно нервничают из-за финансовых и семейных проблем. У детей, не чувствующих защищенности во младенчестве, по мере взросления возникают сложности с контролем сво- его поведения и эмоциональных реакций. К тому моменту, как они идут в детский сад, многие из этих детей становят- ся агрессивными или замкнутыми, и у них развиваются раз- личные психиатрические проблемы (23). Кроме того, у них наблюдается повышенный уровень физиологического стрес- са, выражающегося в изменении частоты сердцебиения, ва- риабельности сердечного ритма (24), гормональных реакций с участием гормонов стресса, а также пониженном иммуни- тете (25). Происходит ли автоматическая нормализация по- добных биологических дисфункций, когда ребенок взросле- ет или перебирается в более безопасную для него среду? На- сколько нам известно, этого не происходит. Жестокое обращение со стороны родителей является не единственной возможной причиной развития беспорядоч- ной привязанности: родители, слишком поглощенные своей собственной психологической травмой, связанной, напри- мер, с домашним насилием, изнасилованием или недавней смертью кого-то из родителей либо другого ребенка, могут также быть эмоционально нестабильными и изменчивыми, чтобы обеспечивать необходимый комфорт и защиту (26, 27). Если даже для воспитания чувствующих себя защи- щенными детей все родители нуждаются в любой доступной поддержке, травмированным родителям особенно нужна по- мощь в подстройке к потребностям своих детей. Взрослые зачастую не осознают, когда их синхронизация с детьми нарушается. Я отчетливо помню видеозапись, ко- торую мне показала Беатрис Биби (28). На ней молодая мать играла со своим трехмесячным младенцем. Все было хоро- шо, пока ребенок не отстранился и не отвернул голову, дав понять, что ему нужен перерыв. Мать, однако, не уловила этих сигналов и стала еще старательнее пытаться вовлечь ре- бенка в игру, повысив громкость голоса и приблизив к нему свое лицо. Когда он отпрянул еще дальше, она продолжила качать его и тыкать в него. Наконец он начал кричать, после чего мать уложила его и ушла с удрученным видом. Было очевидно, что она чувствует себя ужасно, однако она попро- сту не уловила важных сигналов от ребенка. Легко предста- вить, как подобное недопонимание, повторяясь снова и сно- ва, может привести к хроническим проблемам во взаимодей- ствии (каждый, кому доводилось воспитывать страдающего от коликов или гиперактивного ребенка, знает, как быстро нарастает стресс, когда кажется, будто ничего не помогает). Раз за разом оказываясь не в состоянии успокоить своего ре- бенка или нормально с ним поиграть, мать может начать вос- принимать его как трудного, чувствовать себя нерадивой ма- терью и в будущем больше не предпринимать попыток его успокоить. На практике зачастую оказывается сложно отличить про- блемы, возникшие из-за беспорядочной привязанности, от проблем, ставших следствием травмы: они зачастую оказы- ваются переплетены между собой. Моя коллега Рэйчел Иегу- да занималась изучением распространенности ПТСР среди взрослых жителей Нью-Йорка, переживших нападение или изнасилование (29). Те, чьи матери пережили Холокост с по- следующим развитием у них ПТСР, значительно чаще стал- кивались с тяжелыми психологическими проблемами после этих травмирующих происшествий. Самое логичное объяс- нение подобной закономерности заключается в том, что в процессе воспитания их психика осталась уязвимой, из-за чего им было сложнее восстановить внутреннее равновесие после перенесенного насилия. Иегуда обнаружила схожую уязвимость среди детей женщин, которые находились в Ми- ровом торговом центре в тот самый трагический день 2001 года (30). Аналогично реакция детей на болезненные события во многом определяется тем, насколько спокойны или взволно- ванны их родители. Мой бывший студент Гленн Сакс, ны- не заведующий кафедрой детской и подростковой психиат- рии в Нью-Йоркском университете, продемонстрировал, что развитие ПТСР у детей, попавших в больницу с тяжелыми ожогами, можно было предсказать, отталкиваясь от того, на- сколько защищенными они себя чувствовали со своими ма- терями (31). Характер привязанности детей к матерям предсказывал необходимую для облегчения боли дозировку морфина – чем более здоровой была привязанность, тем меньше обезболивающего им было нужно. Другой мой коллега, Клод Чемтоб, руководивший про- граммой изучения семейной травмы в медицинском центре Лангон при Нью-Йоркском университете, исследовал 112 де- тей из Нью-Йорка, ставших непосредственными свидетеля- ми террористических атак 11 сентября 2001-го (32). Дети, чьим матерям впоследствии диагностировали ПТСР или де- прессию, в шесть раз чаще оказывались подвержены серьез- ным эмоциональным проблемам или повышенной агрессии в ответ на то, что они пережили. У детей, чьи отцы столк- нулись с ПТСР, также наблюдались проблемы с поведени- ем, однако Чемтоб обнаружил, что этот эффект не был пря- мым и передавался через мать (когда живешь с вспыльчи- вым, отстраненным или напуганным супругом, то это запро- сто может стать сильной психологической нагрузкой, вплоть до развития депрессии). Когда у человека нет внутреннего чувства защищенности, ему сложно различать, что представляет опасность, а что нет. Когда ваши эмоции и чувства постоянно притуплены, потен- циально опасные ситуации могут помогать чувствовать се- бя живым. Когда кто-то приходит к выводу, что он, долж- но быть, ужасный человек (иначе зачем бы родители стали к нему так относиться?), то он начинает ожидать ужасного об- ращения и со стороны других людей. Он думает, что заслу- живает этого, да и в любом случае ничего не может с этим поделать. Когда люди с дезорганизацией начинают воспри- нимать себя подобным образом, они обречены на получе- ние психологической травмы от дальнейших событий в сво- ей жизни (33). Долгосрочные последствия беспорядочной привязанности В начале 1980-х моя коллега из Гарварда Карлен Лай- онс-Рут, исследователь привязанности, начала записывать на видеопленку прямое взаимодействие между матерями и их детьми в возрасте полугода, года и полутора лет. Она сно- ва сняла их на видео в возрасте пяти, семи и восьми лет (34). Все были из семей, принадлежавших к группе повышенного риска: сто процентов в соответствии с установленными госу- дарством критериями жили за чертой бедности, а почти по- ловина матерей воспитывали детей в одиночку. Беспорядочная привязанность проявлялась двумя разны- ми способами: одна группа матерей, казалось, была слишком занята своими собственными проблемами, чтобы реагиро- вать на потребности своих маленьких детей. Они зачастую вели себя навязчиво и враждебно: то не обращали на своих детей внимания, то вели себя с ними так, словно это дети должны были удовлетворять их потребности. Другая группа матерей испытывала страх и чувство беспомощности. Они зачастую казались милыми или ранимыми, однако не уме- ли вести себя в отношениях по-взрослому – казалось, они ждали от своих детей утешения. Они не замечали своих де- тей, вернувшись после разлуки с ними, и не брали их на ру- ки, когда тем было плохо. Казалось, эти матери вели себя подобным образом неумышленно – они попросту не знали, как подстраиваться к своим детям и реагировать на посту- пающие от них сигналы, из-за чего не могли их успокоить и утешить. Враждебные/навязчивые матери в прошлом ча- ще сталкивались с жестоким обращением и/или становились свидетелями домашнего насилия, в то время как отчужден- ные/беспомощные матери чаще имели дело с сексуальным насилием или потерей родителей (но не физическим наси- лием) (35). Мне всегда было любопытно, как родители приходят к тому, что начинают жестоко обращаться со своими детьми. В конце концов, воспитание здорового потомства лежит в самом корне нашего человеческого предназначения, смыс- ла нашей жизни. Что может побудить родителей сознательно причинять своим детям вред либо же не уделять им нужно- го внимания? Своей работой Карлен предоставила мне один ответ: просматривая ее видеозаписи, я видел, как дети посте- пенно становились все более и более безутешными, замкну- тыми или невосприимчивыми к своим матерям, которые не могли к ним подстроиться. Сами же матери вместе с тем все больше раздражались, выглядели все более разбитыми и бес- помощными, пытаясь наладить с ребенком связь. Как толь- ко мать начинает видеть в своем ребенке не партнера в гар- моничных отношениях, а недовольного, разъяренного чужа- ка, с которым невозможно найти общий язык, создаются все предпосылки для последующего жестокого обращения. Восемнадцать лет спустя, когда этим детям было пример- но по двадцать лет, Лайонс-Рут провела еще одно исследова- ние, чтобы узнать, как они адаптировались ко взрослой жиз- ни. Младенцы, чья эмоциональная связь со своими матерями в восемнадцать лет была сильно нарушена, выросли молодыми людьми с нестабильным чувством собственного «Я», склонностью к саморазрушению (включая чрезмерную трату денег, беспорядочные половые связи, злоупотребление спиртным и наркотиками, агрессивное вождение и обжорство), чрезмерной агрессии и суициду. Карлен вместе с коллегами предполагали, что враждеб- ное/навязчивое поведение со стороны матери станет наибо- лее важным фактором в развитии психической нестабиль- ности у повзрослевших детей, однако на деле все оказалось иначе. Наиболее сильное и продолжительное влияние оказа- ла эмоциональная отрешенность. Эмоциональная отдален- ность и смена ролей (когда мать ожидает от ребенка, что он будет о ней заботиться) в особенности способствовали про- явлению у молодых людей агрессивного поведения по отно- шению к себе и окружающим. Диссоциация: когда знаешь и не знаешь одновременно Особый интерес для Лайонс-Рут представляло явление диссоциации, когда человек чувствовал себя потерянным, раздавленным, брошенным и изолированным от мира и вос- принимал себя нелюбимым, пустым, беспомощным, безна- дежным и угнетенным. Она обнаружила «поразительную и неожиданную» связь между пренебрежением и неспособно- стью подстроиться со стороны матери в течение первых двух лет жизни и симптомами диссоциации в юношестве. Лай- онс-Рут заключила, что дети, у которых не сложилось здоро- вой связи со своей матерью, подвержены повышенному рис- ку оказаться неспособными в юношеском возрасте адекват- но воспринимать себя и свое окружение (36). Дети, воспитываемые в здоровых отношениях, учатся вы- ражать не только свои фрустрации и печали, но также и свое зарождающееся «Я» – свои интересы, предпочтения и це- ли. Получение сочувственного отклика защищает детей (и взрослых) от чрезмерного тревожного возбуждения. Когда же взрослый игнорирует их потребности либо возмущается самим их существованием, то они привыкают к отчужденно- сти и отторжению. Они справляются с этим как могут, бло- кируя материнскую враждебность или пренебрежение, и ве- дут себя так, словно это не имеет значения, однако их тело чаще всего остается в состоянии повышенной бдительности, готовое отразить удары или принять лишения и отторжение. При диссоциации человек одновременно знает и не знает о происходящем с ним (37). Боулби писал: «Те чувства, которые не могут быть выра- жены по отношению к матери/другому, не могут быть иден- тифицированы в самом себе» (38). Когда тебе невыносимо знать то, что ты знаешь, или чувствовать то, что ты чувству- ешь, то единственным спасением является отрицание и дис- социация (39). Пожалуй, самым губительным долгосрочным последствием подобной защитной реакции является то, что человек перестает чувствовать себя настоящим. Когда ты не чувствуешь себя, для тебя уже ничего не важно, из-за чего ты больше не можешь защитить себя от опасности. Либо же, стремясь почувствовать хоть что-то, человек прибегает к крайним мерам – например, режет себя лезви- ями или затевает драку с незнакомцами. Мы видели подоб- ные состояния у детей в Детской клинике и наблюдаем в на- стоящий момент у детей и взрослых, обращающихся в наш Центр травмы. Исследование Карлен показало, что диссоциация разви- вается в раннем возрасте: последующее жестокое обращение или другие травмы не способствуют симптомам диссоциа- ции, наблюдаемым в юношеском возрасте (40). Насилие и психологические травмы приводят ко многим другим про- блемам, однако не имеют никакого отношения к диссоци- ации или агрессии по отношению к себе. Отсутствие ощу- щения защищенности в отношениях со взрослым в раннем детстве приводит к нарушению чувства внутренней реально- сти, чрезмерной привязанности и склонности к саморазру- шению: бедность, воспитание матерью-одиночкой или нали- чие у матери психиатрических проблем никак на появление этих симптомов не влияют. Это вовсе не означает, что жестокое обращение с ребен- ком не оказывает никакого влияния (41), однако качество отношений ребенка с родителем в раннем детстве оказалось решающим фактором в предотвращении развития психиче- ских проблем, независимо от наличия каких-либо других травм (42). По этой причине лечение должно затрагивать не только отпечатки конкретных травматических событий, но также и последствия отсутствия здоровой привязанности в раннем детстве, а именно диссоциацию и утрату саморегу- ляции. Восстановление синхронности Каждая стратегия привязанности создает внутреннюю карту, которая будет определять наши отношения на протя- жении всей жизни, причем не только ожидания от других людей, но и то, насколько комфортно и приятно нам будет в их присутствии. Я сомневаюсь, что поэт Эдвард Эстлин Кам- мингс мог бы написать свои веселые строки «Люблю свое тело, когда оно с твоим телом сопряжено. И все так ново. И мускул – на мускуле. И нерв – на нерве», если бы в раннем детстве он только и видел что каменные лица и враждебные взгляды (43). Карта взаимоотношений с окружающими впе- чатана в наш эмоциональный мозг, ее нельзя изменить лишь пониманием того, какой она должна быть. Вы можете осо- знать, что ваша боязнь близких отношений как-то связана с послеродовой депрессией вашей матери или с тем фактом, что она сама в детстве была растлена, однако этого не будет достаточно, чтобы вы смогли довериться другому человеку и быть с ним счастливы. Тем не менее осознание этого может помочь вам начать поиски других способов взаимодействия в отношениях – как ради вас самих, так и ради ваших детей, которым вы можете передать нездоровую привязанность. В пятой части книги я рассмотрю ряд подходов по исцелению искаженной системы подстройки с помощью обучения ритмичности и взаимно- сти (44). Для синхронизации с самим собой и окружающи- ми необходимо задействовать наши телесные ощущения – зрение, слух, осязание и чувство равновесия. Когда этого не происходит в младенчестве и раннем детстве, повышается риск проблем с сенсорной интеграцией в будущем (к кото- рым могут привести далеко не только травма и пренебрежи- тельное отношение). Синхронизация – это вхождение в резонанс посредством объединяющих звуков и движений, которые присущи по- вседневным сенсорным ритмам готовки и уборки, засыпа- ния и пробуждения. Синхронизация – это обмен веселыми рожицами и объятиями, выражение восторга или неодобре- ния в подходящие для этого моменты, перебрасывание мяча, совместное пение. В нашем Центре травмы мы разработали программы обучения родителей технике подстройки к сво- им детям, и мои пациенты рассказали мне про многие дру- гие способы синхронизации, начиная от хорового пения и бальных танцев и заканчивая вступлением в баскетбольную команду, джазовые или камерные музыкальные коллективы. Все это способствует коллективному удовольствию. |