Ильин Путь к ученику. Е. Н. Ильин путь к ученику просвещение мастерство учителя идеи советы предложения Е. Н. Ильин Путь к ученику раздумья учителясловесника книга
 Скачать 1.22 Mb.
|
|
ГЛАВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ Без желания переделать мир нет учителя. Однако самое трудное для него — это вырастить себя, ибо каждый из нас — мы сами, а не кто-то. Отсюда формуле «я как все» предпочел изначально «я как я». Лучшего способа утвердить престиж и актуальность предмета, который веду, пожалуй, и нет. Ведь школьник учится в зависимости от того, как он относится к учителю. Значит, не с предмета (методики, программы, концепции и т. д.), а с того, кто мы есть сами, начинается наш путь к ученику. Не рассуждаю, как иные: вот вооружат новейшим методом и все пойдет как надо. Нет, не пойдет. Потому что не методом, тем более чьим-то, а собственным духовным «Я» следует вооружиться. Личность не уповает на хорошие учебники, программы, материальную оснащенность и т. д., а, сделав ставку на себя, изо дня в день решает многие проблемы. Информацию получает из первых рук — из собственных; понимает: сколько бы минут (!) ни говорили на уроке и какие бы важные проблемы ни затрагивали, если не было секундной (!) вспышки, не было и урока; глубину ищет не в содержании, а в скрытой сути, которая (если это художественная книга) может быть и на поверхности, т. е. на первой-второй странице... Спросим себя, что важнее: любить ученика или знать, как с ним работать? Конечно, чтобы знать, надо любить. И тем не менее — знать! знать! знать! Не только умом, но и сердцем поймем тогда, что урок — прежде всего Встреча, т. е. общение, а уж потом предмет, методика... У всякого ли и на каждом ли уроке бывает эта встреча — живого с живым? Не отодвигаем ли ее заботами об успеваемости— и той, что в журнале, и другой, которую требует программа? Ох уж эта успеваемость с неизменным набором и подсчетом то огорчающих, то радующих отметок. Может, отметки, как и зарплату, выдавать два раза в месяц? Ребенок — самый думающий человек на земле, если ему не мешать. Сколько вопросов себе и нам задает, когда раскован, свободен. Моя методика в первую очередь решала эту проблему — изыскивала способы расковать детскую душу, снять напряжение, страхи. А то ведь до курьеза доходит: ученик — хороший, книга — хорошая, учитель — хороший, а урока как пытливого поиска и читателя, который рождается на уроке, — нет. Чтобы не стать «механизатором» от педагогики, выдающим поточную продукцию, издавна и сразу уяснил для себя: ученик — не отштампованный на конвейере «болтик». Унифицированная, да еще интенсифицированная уравниловка не дает ответа на вопросы, которые втайне от всех задает самому себе ученик: кто я такой? зачем я? где мое место в жизни? и есть ли оно? И школа в большей степени, чем семья, обязана ответить на эти вопросы. Мастером человековедческих наук, владеющим книгой и психологией, — так бы я определил учителя-словесника, которого не мыслю без индивидуальной работы с классом. К ученику отношусь недвусмысленно: пусть не получится Моцарт, пусть (хотя стараюсь, чтоб получился), лишь бы не стал Сальери — злодеем, претен- дующим на гения. А посему важным считаю не то, кого, куда и скольких выпустил, а сколько вернулись обратно — ко мне, в школу, в ту пору юности, которая, по словам Гоголя, щедро наполнена «человеческими движениями». Моя эволюция как учителя-духовника, каждый шаг в своей работе соотносящего с нравственными категориями, складывалась непросто и, в сущности, выражена тремя этапами. Поначалу придерживался формулы: от предмета — к человеку; затем пошел дальше: от человека – к предмету; ныне обе формулы синтезировались: от человека — через предмет — к человеку! В промежуточном звене формируется «ученик» как школьник. Литература, таким образом, стала для меня почвой, куда высаживаю юные ростки; родником, утоляющим жажду; книгой мудрости, способной защитить от многих неверных шагов. Часто, размышляя о том, как учить и научить всех, боялся упустить другой аспект: как воспитать всех? Кем-то хорошо сказано: по-настоящему знает камень не тот, кто его раздробил и познал тайну структуры, а тот, кто из него храм сотворил. Дробя камни, помним ли о храме? Иной словесник готов весь урок «дробить», скажем, эти строчки «Онегина»: В своей глуши мудрец пустынный, Ярем он барщины старинной Оброком легким заменил; И раб судьбу благословил. И — начинается... Почему раб, а не мужик или крестьянин? Затем, точно на уроках истории, долго выясняет разницу между оброком и барщиной. После берется за синтаксис... Не только Онегин, но и учитель в классе — «мудрец пустынный», поскольку ни урока, ни человека на уроке, ни даже Пушкина в Пушкине нет. Зато потуги «барщины старинной», присвоившей себе чужой интеллект и «камни дробящей» в куски, бесспорны и очевидны. Не по этой ли причине художественная книга живет в основном до V класса, пока не попадет в руки «мудрецов». Тут-то и приходит ей конец: выдели идею, разбей на части, подбери цитаты... Ну что ж, подбирать будет, читать — ни за что. И это тем прискорбнее, что русская классика, на мой взгляд, — основа духовной перестройки школы. Глубинным интересом к человеку научит она преподавать и иные предметы, а емкостью художественного образа как универсального ключа потеснит схемы, штампы, ныне заполнившие собой даже гуманитарные дисциплины. Опасная тенденция поставить предмет над человеком ныне модернизируется. В качестве базовой модели снова предлагают не взаимодействие личности с личностью (учителя и ребенка) на духовной основе, а взаимодействие книги с литературой на фундаменте школьного (?) литературоведения. Ныне много спорят о программе, обходя того, кому адресована она, — ученика. Точно не ведают, что в каждый данный момент нужным и значимым может оказаться именно то, что программой отодвинуто на несколько лет. Между тем ждать некогда. Жизнь современного ученика не менее динамична, чем жизнь общества, и откладывать на потом все то, что нужно сейчас, — вроде как оттолкнуть руку, протянутую за помощью. Здесь, как мне кажется, безотказен принцип «гибкой программы» — одна из возможных моделей перестройки урока литературы. В чем его суть? В традиционном преподавании — и это одно из тяжких наследий формализма — духовное содержание книги целиком подчинено внешним атрибутам эпохи, литературного направления, исторического периода и т. д. Практический опыт, однако, говорит, что книга не заключена сама в себе, в эпохе или этапе. Она принципиально разомкнута. Всеми своими страницами открыта живой душе, распахнута в мир, современна каждой эпохе и каждому в ней. В разных классах одна и та же книга, во-первых, может и должна сказать разное; во-вторых, оставаясь, как и прежде, в литературе, т. е. в школьном курсе, она не поджидает своей очереди, а работает теми страницами, которые востребованы сегодня. Придет черед, и вплотную займемся самой книгой — явлением искусства, этапом литературы. Принцип «гибкой программы», которым давно и с успехом пользуюсь, позволяет, с одной стороны, учитывать интересы предмета, с другой — возрастные особенности ученика — человека. И тут, вопреки историзму, соседями могут оказаться Пушкин и Горький, Аввакум и Маяковский, и не только оказаться, но и нравственно помочь. Например, в «Преступлении и наказании», «Войне и мире», «Поднятой целине» есть страницы, которые обязательно надо успеть (!) прочитать в переломном возрасте — восьмикласснику, выбирающему себя и свое, пути, которыми пойдет. Сколь прямыми и долгими будут они, в огромной степени зависит от страничек, которые прокомментировать надо. Фактор своевременности в работе с учеником — наиважнейший, и гибкость принципа, следовательно, в том и состоит, чтобы сделать литературу не отвлеченным объектом преподавания, а инструментом воспитания. ДОКАЗАННАЯ ТЕОРЕМА Заключительное слово За годы школьной работы пришел к убеждению, что урок литературы может больше, чем сама литература, если это человекоформирующий урок. Было время, когда рассуждал: главное — обучать! обучать! Воспитание будет. Оно, дескать, вытекает из тех знаний, которые даем. И давал. Все больше и больше, а вытекало — все меньше и меньше. Затем понял: обучение и воспитание — как молния на куртке, обе стороны застегиваются одновременно. Несколько лет работал с «молнией», пока не сломалась, зацепившись за обучение. Снова задумался. Урок литературы, стало быть, не «кувшин», из которого вытекает, и не «куртка». Это... Впрочем, надеюсь, что об этом читателю удалось узнать из прочитанной только что книги. Узнать и о тех маленьких секретах, без которых никакие концепции, структуры, методы реализованными быть не могут. Ведь словесник не только объясняет, воспроизводит, он еще и трактует, т. е. ищет свою правду, ибо только свое открывает книгу для всех. Без секретов тут нельзя. С чем безоговорочно надо согласиться? В «чистом» виде литературное знание уже не работает, и практики хорошо понимают это. Нужны мостики между книгой и жизнью, книгой и теми, кто читает ее, приобщается к ней, — учениками. По этим мостикам идут к нам великие, а мы — к ним за советом, поддержкой и дальше: к знанию (!) тех, кто помог, поддержал. Изначально за критерий работы взял не методическую установку на то, это, другое, а отношение ученика к предмету. В какой-то степени, а точнее, на каком-то этапе оно важнее самого предмета. Ведь литература универсальна в том смысле, что каждая судьба находит здесь свой отклик. По этой причине всежеланна и вседоступна. Если у кого-то она не «пошла» (а таких еще немало), значит, не тем путем пошли мы сами. Значит, надо менять и себя, и путь, т. е. ориентацию. Мой главный ориентир — ученик. Не к книге, а к нему с книгой иду, уверовав, что нет таких проблем, которые не могла бы решить литература, т. е. урок. Как воспитывать книгой, не разрывая учебных связей с нею, а, наоборот, укрепляя и расширяя их, — об этом, в сущности, шел разговор, в конечном счете — о новой методике, о новых подходах к уроку. Теорема, которую доказывал и доказал, в следующем: всякий ученик может и хочет учиться, если ощутил практическую (!!!) пользу и ценность того, чем занимается. Тут-то и рождается нечто большее, чем само знание! — отношение к нему. Сможешь ли помочь другому знанием Пушкина — важнее того, насколько ты его сам знаешь. Посмотрим правде в глаза: урок, а тем более экзамен этого отношения не воспитывают, потому и девальвируется знание. Зачем оно? — вопрос, которым мучаются школьники. К тому же литературу преподаем, точно упаковываем чемодан, когда в запасе нет другого. Набиваем и так и сяк, и тем, и этим, аж ремни трещат, а затем — ручки обрываются. И слава богу! Иначе бы грыжей кончилось. Неудивительно, что литературу в основном знают те, кто в душе ненавидит ее, а если любят, то не благодаря, а вопреки нашим стараниям. Ошибочно и безответственно утверждать, будто «главное в уроках литературы сама литература» (см.: Литература в школе.— 1987. — № 3. — С. 21). Установка, в общем, не нова: «опредметить» и в итоге смазать духовную работу с человеком, «выгнать» его с урока литературы (литературой!) и тем еще дальше отодвинуть нас от книги, книгу от нас и каждого из нас друг от друга. Нет, урок литературы — это все (!!!), а не только книга. Иначе наплодим, с одной стороны, пронырливых и ловких «бородатых карликов», с другой — ко всем и ко всему безучастных инфантилистов, которых, что называется, голыми руками бери. И потом, (приглядитесь) — за «трепетные прикосновения» к литературе ратуют главным образом те, кто на самом деле не прикасается к ней никак. Сегодня уже не кому-то за нас, а нам самим решать — где Пушкиным соизмерить себя, а где себя — Пушкиным! Урок, от которого напрямую зависят человеческие судьбы, иначе расставляет акценты в иерархии ценностей. И как бы ни возмущались оторванные от нужд и запросов жизни бесплодные эстеты, на их истошно-надрывное «нет, нет, нет» спокойно и твердо ответим «да, да, да». Еще больше, чем экономике, уроку литературы нужна революционная (!) перестройка, ибо самый последний ответ, самый конечный результат здесь не за учеником, а за человеком: по-людски хорошим, общественно значимым, пытливо читающим. Если все начинается с учителя, с чего начинается он сам? Я попытался рассказать и об этом в книге. В чем-то она дневник судьбы, где биография преломилась в профессии, и больше — определила ее. Уже написано пять книг, не считая этой. В сущности, пять «рождений»: творческого задания («Урок продолжается...»); контакта с учеником («Искусство общения»); контакта с книгой («Роман Шолохова «Поднятая целина»); урока («Рождение урока»); массового читателя («Шаги навстречу»). «Путь к ученику» — еще одно рождение: гуманистической концепции литературного образования. Еще раз повторюсь: на всеприятие не рассчитываю. Каждый опыт уникален. Кого-то можно повторить, другого только продолжить. Найди, читатель, свое и возьми, но снисходительно отнесись и к тому, чего не принимаешь: без него, может, не было бы и того, что взял. Итак, познакомившись со мною, внедряйте себя! Доброго пути, дорогие коллеги, на нелегких дорогах к ученику, герою нашего урока! Книга, над которой работаю сейчас, пожалуй, так и будет называться: «Герой нашего урока». До новых встреч! СОДЕРЖАНИЕ Побуждающее начало 3 Бессловесная педагогика 4 Какой водою окропить? 8 Уроки блокады 15 Интригующая середина 23 Смежные поля 30 Свидетели живые 38 Главная закладка 40 Думающее сердце 44 По законам искусства 53 Не барьер, а ступенька 61 Диалектика сопряжения 70 Абсурд, не лишенный смысла 74 «Ромашковый» метод 78 Потенциал своеобразия 81 Какую филологию мы учили 89 Опыт великих 98 Единство опоры и движения 104 Резонанс переклички 109 Нравственная метафора 111 И контакт, и конфликт 113 Это и твоя проблема 118 Не оступись! 120 Не копировать, а искать 123 Зрение и зоркость 127 Аудитория урока 130 Скрепляющее звено 133 Своеобразное средство 140 Отвлекающий маневр 143 Две высоты 146 Урок, где нужно не успеть... 151 Таблица духовности 154 Педагогический перекресток 162 Комната, где мы живем 172 Помоги, а не помешай 176 Голоса урока 181 Урок с листа 186 Постоянный обмен 194 Угол зрения 198 Тщт уж наша работа 206 Звонки одного урока 207 Уважая, умножать 209 Главное образование 217 Доказанная теорема 220 Учебное издание Ильин Евгений Николаевич ПУТЬ К УЧЕНИКУ Раздумья учителя-словесника Зав. редакцией Н. П. Семыкин Редактор Л. Н. Лысова Младшие редакторы Г. Н. Гвоздкова, М. И. Ерофеева. Художественный редактор Е. Л. Ссорина Технический редактор Г. В. Субочева Корректоры А. А. Баринова, М. М. Крючкова, Л. Г. Новожилова ИБ № 10987 Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Просвещение» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 129846, Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41. Областная типография управления издательств, полиграфии и книжной торговли Ивановского облисполкома, 153628, г, Иваново-8, ул. Типографская, 6. |