Орлов В. В. Васильева Т. С. Философия экономики. Пермь, 2005. Философия и политическая экономия
Скачать 1.33 Mb.
|
12.2. Постиндустриальное общество и формационная теория Теория постиндустриального общества обнаружила ряд важнейших феноменов современного общества, в определенной мере их системную связь, но нуждается, по нашему мнению, в серьезном критическом переосмыслении с иных позиций – формационной теории, марксистской политической экономии, научного материализма и диалектики. Первые попытки осмысления этих феноменов с позиций постиндустриальной методологии схватывали многие действительные черты или тенденции современного общества, но содержали, с нашей точки зрения, немало теоретических аберраций, преувеличений, иллюзий. Формирующееся странное, вызывающее «шок» общество, как бы его не определяли – постиндустриальное, информационное, информациональное и т.д. – означало начало мощного продвижения человечества в будущее. – В какое будущее? – Утверждения, что это неэкономическое будущее (В.Л.Иноземцев), посткапиталистическое общество (Р.Дарендорф, П.Дракер и другие), содержали долю правды, однако, все эти первые оценки требуют, по нашему мнению, критического переосмысления. Важнейший феномен, зафиксированный теорией постиндустриализма, – резкое возрастание роли науки, знаний, информации в развитии общества, прежде всего в сфере технико-экономической. Однако истолкование этого феномена в постиндустриальной теории имеет слишком «буквальный», непосредственный, поверхностный характер. Оно выдержано в духе прямолинейной идеалистической парадигмы, которая фиксирует только непосредственный, прямой отрезок действительной общественной связи: знание – практическое действие. В действительности же феномен резкого возрастания роли науки, знаний, информации (неправомерно определяемое как превращение знания в основной ресурс общества) со второй половины ХХ в. скрывает под собой более важный факт – качественное изменение характера и роли материального труда, возникновение новой исторической формы материального труда – всеобщего, или научного. «Осевая» логика постиндустриализма, логика одновременно прямолинейного идеализма и технологического детерминизма, оказалась неспособной зафиксировать новую форму социальной реальности – материальный всеобщий труд. Качественное изменение общества с возникновением постиндустриальной эпохи Тоффлер, Белл, Кастельс и другие объясняют на основе теоретически ущербной схемы: знания – технология – изменение социальных и политических структур, в которой отсутствует центральный действующий агент – качественно новый материальный труд как новая ступень развития родовой и индивидуальной человеческой сущности. Каждая реальность требует для своего обнаружения и осознания адекватных интеллектуальных средств – категориальных, методологических и логических. «Осевая» парадигма, с ее имплицитной философией, методологией и логикой, оказалась способной обнаружить феномен качественного изменения роли науки, знания, информации, которые были оценены как главный ресурс, или фактор развития постиндустриального общества, – и неспособной схватить скрытый под этим «бросающимся в глаза» феноменом более глубоко спрятанный новый фактор – материальный всеобщий труд. Какие категориальные, методологические и логические средства позволяют обнаружить этот «скрытый параметр» нового общества? Таким средством является концепция социальной реальности, социальной субстанции, опирающаяся на мощный философский фундамент категории объективной реальности. Проблема социальной природы (сущности) человека и общества неоднократно обсуждалась в отечественной философской науке, но не получила общепринятого решения. В прошлом, как известно, широкое хождение получила концепция человека как «совокупности всех общественных отношений», неправомерно приписываемая Марксу. Однако в знаменитом шестом тезисе о Фейербахе Маркс, утверждая, что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности есть совокупность всех общественных отношений»279, имел в виду лишь одну из важнейших сторон сущности человека – «реляционную». В целом же человек представляет собой материальное социальное существо, единство «реляционной» (свойства, отношения) и «субстратной», или субстанциальной, сторон (как специфический материальный объект, «предмет», социальное материальное существо). Еще в «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркс отмечал, что человек есть «предметное существо», обладающее «предметными сущностными силами», что «непредметное существо есть невозможное, нелепое существо».280 Сведение человеческой сущности к совокупности общественных отношений, полностью исказившее Марксову концепцию человека, привело даже к крайнему утверждению, что сущность человека находится вне его. «…Человек, – утверждал И.Б.Новик, – это единственный материальный объект, сущность которого не находится в нем самом».281 Развернутая критика изложенной трактовки человека дана В.В.Орловым и А.В.Ласточкиным еще в 1960–1970-х гг.282 Важным аспектом проблемы природы человека является соотношение биологического и социального. В отечественной и зарубежной философской мысли выдвинуты три трактовки природы человека: двойственной биосоциальной, «чисто» социальной и интегрально-социальной.283 На основе концепции единого закономерного мирового процесса, диалектики соотношения высших и низших форм (ступеней организации) материи В.В.Орловым в 1960–1970-х гг. была предложена интегрально-социальная концепция человека и общества, согласно которой человек (общество) имеет не одномерную «чисто» социальную, и не биосоциальную, а интегрально-социальную природу (сущность), включающую в себя, в подчиненном виде, ее биологическую основу, специфически человеческую биологию.284 Понятие социального имеет узкий и широкий (интегральный) смысл: узкий – все в человеке, «за вычетом» биологического (и включенного в биологическое химического и физического), широкий – социальное, включившее в себя собственно социальное и все природное в человеке. Среди зарубежных концепций человека обращает на себя внимание получившая в последние годы в российской философии повышенный (и чрезмерный) интерес немецкая «философская антропология» (М.Шелер, А.Гелен, Г.Плесснер, Э.Ротхакер, Г.Э.Хенгстенберг и другие). В их воззрениях человек предстает как ущербное биологическое существо, наделенное духовным началом, имеющим социальную природу. Попытка конструирования человека из ущербной биологии и возвышенного духа представляется нам тривиальной.285 Выяснение изложенных выше моментов позволяет далее более корректно и адекватно поставить и решить проблему специфически социального субстрата человека (общества) как «социальной материи». Человек, род и индивид, есть качественно специфическая, социальная форма материи, обладающая качественно специфическим материальным субстратом и социальными свойствами, отношениями, функциями. Человек, как социальное существо, не тождествен телу, или организму. «Хитрость» (если использовать метафору Гегеля) социального, как субстрата, заключается в том, что он нами непосредственно не воспринимается: мы видим не человека как социальное существо, а лишь тело, к тому жекак физическое тело. Специфика социальной материи такова, что для ее непосредственного восприятия нет адекватных датчиков: все органы чувств человека приспособлены для восприятия только физических и химических свойств. «Кого это огорчает, тому уже ничем нельзя помочь» – воспользуемся еще одним классическим оборотом мысли. Знание о социальной и биологической субстанции имеет не непосредственный, а выводной характер. Социальная материя, как таковая, имеет сверхчувственное существование, но познается в конечном счете через чувственное восприятие ее проявлений в форме физических и химических феноменов. Коренная особенность существования социального была выяснена Марксом применительно к товару как чувственно-сверхчувственного предмета, в котором сверхчувственным выступает стоимость как общественное отношение. Познание человека и общества как специфической формы материи, социального субстрата возникает на основе заключения по схеме: сверхбиологическая деятельность (труд, мысль, общение и т.д.) – сверхбиологический, т.е. социальный, субстрат, форма материи как таковая. Наблюдая социальную деятельность, мы заключаем о существовании социальной формы материи, социального материального субстрата, который ее осуществляет. Однако каким образом мы наблюдаем социальную деятельность, если не существует специфических «датчиков», приспособленных к регистрации социального как такового? – Ключевым моментом для решения этой проблемы служит вопрос о природе мира явлений, феноменов, через восприятие которых человек непосредственно познает окружающий его мир. Эта проблема фактически игнорируется в философии. Познание физической, химической и биологической форм материи определяется как сложной логикой соотношения этих форм материи, так и природой человека, в структуре которой представлены все эти формы материи в специфическом диалектическом единстве. Ранее одним из авторов этой книги было предложено следующее решение рассматриваемой проблемы.286 Представляется, что парадигма, согласно которой познание каждой из четырех известных нам форм материи происходит через непосредственное восприятие соответствующих им специфических явлений – физических, химических, биологических и социальных, служит большим упрощением, ибо не подлежит сомнению тот бесспорный факт, что для непосредственного восприятия биологических и социальных явлений природа не оснастила нас соответствующими приборами, «датчиками». Поэтому логично заключить, что окружающий нас мир непосредственных явлений составлен физическими и химическими феноменами, которые имеют универсальный характер, т.е. служат внешним выражением не только физической и химической форм материи, но и биологической и социальной. О существовании и особенностях биологической и социальной форм материи мы судим не по непосредственно воспринимаемым биологическим и социальным феноменам (для которых, повторяем, вообще нет своих датчиков), а по необычным для физических и химических объектов физическим и химическим явлениям. Так, живая материя обнаруживает себя в несвойственных физическим объектам движениях, росте, размножении и т.д. Социальная форма материи выражается в несвойственных живому особенно сложных и специфически упорядоченных движениях, в результате которых возникают новые предметы и т.д. Изложенная гипотеза заставляет, далее, более глубоко понять последовательность физической, химической, биологической и социальной форм материи. Эта последовательность, как известно, представляет собой развитие от низших форм, или уровней организации, к высшим. При этом интуитивно возникает представление, что каждому из этих уровней соответствует своя форма явления. Однако напрашивается другое понимание этой последовательности: являясь бесспорно последовательностью от низшего к высшему, она в то же время есть последовательность развития материи «вглубь», т.е. переход к биологическому и социальному уровням есть переход материи на более глубокий сущностный уровень, в то время как физическое явление служит явлением для всех «глубже лежащих» форм материи. Необходимым элементом решения проблемы познания биологического и социального уровней является учет структуры человеческой сущности, включающей в себя три известные нам формы материи как подчиненные интегральной социальной сущности человека. Однако мы оставляем эту тему в стороне. * * * Трудовая парадигма, опирающаяся на мощный философский фундамент диалектического и исторического материализма, концепцию социального позволяет со всей определенностью зафиксировать новую общественную реальность ХХ–ХХI вв. – всеобщий, научный труд как новую историческую форму материального труда, лежащую в основе современного этапа развития общества, прикрытую наблюдаемым феноменом вытеснения физического труда умственным. Феномен предшествующей исторической формы материального труда – физического труда был теоретически обнаружен, выделен, определен и в известной степени исследован лишь в ХVII–ХVIII вв. У.Петти и А.Смитом. Это было обусловлено природой капиталистического товарного производства, в котором труд был лишен сословных, религиозных и др. наслоений, скрывавших реальные экономические механизмы общественной жизни. Экономические отношения, отношения между капиталистом и наемной рабочей силой выступили в явном виде. Для теоретического выделения и осознания феномена материального труда потребовался определенный высокий уровень абстракции, внутренние механизмы которой мы частично затронули ранее. Выявление феномена физического труда как исторической формы материального труда связано с относительно простыми признаками физического труда, их близостью к непосредственному восприятию. Физический труд связан с деятельностью мышц, нервов, мозга, т.е. затратами физиологической энергии, обнаружение которых доступно относительно простым формам абстракции. При этом несомненно, что действительная социальная природа физического труда как социального явления была выяснена только на основе диалектического и исторического материализма, созданной Марксом политической экономии. Всеобщий труд, как более сложная реальность, не может быть теоретически обнаружен теми же категориальными, методологическими и логическими средствами, что и физический труд. Всеобщий труд включает в себя определенную, резко сократившуюся физиологическую основу – затраты мышц, нервов, мозга и т.д. При этом в основе всеобщего труда лежат преимущество затраты не мышечной, а нервной энергии. Сохраняя необходимый компонент физического труда и физиологической основы, всеобщий труд отстоит дальше от непосредственно воспринимаемых феноменов и требует более сложных средств своего выявления, более сложных форм абстракции, более сложной категориальной, методологической и логической технологии, которыми располагает только марксизм. * * * Современные формы всеобщего труда Одной из важнейших особенностей постиндустриального общества, как уже отмечалось, является сдвиг от производства товаров к производству услуг, формирование так называемой сервисной экономики. В середине ХХ в. К.Кларк предложил различать три сектора хозяйства: первичный (главным образом, сельское хозяйство), вторичный (обрабатывающая промышленность, или индустрия), третичный – услуги. В 1970-е гг., отмечает Белл, США были единственной страной, где в сфере услуг работало более половины всех работающих и на нее приходилось более 50% ВВП. В 1999 г. в сфере услуг было занято уже 70% рабочей силы.287 В индустриальном обществе к сфере услуг относятся услуги личные (домашние), транспортные, торговые и финансовые. В постиндустриальном обществе к ним добавляются иные виды услуг – здравоохранение, образование, научно-исследовательская деятельность и управление. В 1970-е гг. в рамках этой группы в США наиболее массовой была профессия преподавателя (более 2 млн человек), за ними следовали работники здравоохранения (около 2 млн), научные работники и инженеры (около 1,4 млн).288 Исследуя особенности сферы услуг, Белл предложил более развернутую их классификацию. 1) Непосредственно связанные с производством (транспорт и коммунальное хозяйство). 2) Услуги по распределению и торговле, а также финансово-кредитные и страховые услуги. 3) Профессиональные и деловые (такие, например, как обработка информации). 4) Услуги по социально-культурному обслуживанию населения (туристические компании, шоу-бизнес, индустрия спорта и отдыха, средства массовой информации). 5) Общественные услуги (здравоохранение, образование, научные исследования и административные службы). Белл отмечает, что вопрос о том, существуют ли значительные отличия в системе ценностей занятых в некоммерческом и коммерческом секторах услуг, не был исследован. Общественные услуги определяются Беллом как некоммерческие, нерыночные. При этом именно они стали «наиболее быстрорастущей областью экономики со времен окончания второй мировой войны».289 В США в 1975 г. в этой сфере было занято 6 млн работников. Одной из важнейших проблем постиндустриальной экономики является «развитие нерыночной экономики благосостояния и отсутствие адекватных механизмов оценки общественных благ».290 В постиндустриальном обществе «социальные механизмы в большей мере, нежели рынок, становятся ответственными за распределение благ и общественный выбор, в большей мере, чем индивидуальный спрос, становятся арбитром в сфере услуг».291 – Поразительные, далеко идущие заключения. * * * Социальная и экономическая природа услуг – одна из коренных проблем теории современного общества. Маркс, как известно, не выделял услуги в самостоятельную сферу экономики. Значительная часть услуг была включена им в сферу производства, обращения, капиталистическую систему хозяйства как целого. Выделение услуг в относительно самостоятельную сферу экономики в ХХ в. обусловлено как весьма заметным развитием этой сферы вообще, так и рядом глубинных процессов развития экономической деятельности, которые еще подлежат своему исследованию. В Марксовой теории товарного производства вообще, капиталистического в особенности, товаром в классической, явной и определенной форме выступает вещь, обладающая потребительной стоимостью и стоимостью. Услуга как таковая имеет существенно иной характер. Услуга – это деятельность, конечным результатом или продуктом которой выступает не отчужденная от человека вещь, а сам человек, его организм, психика, личность как целое. Разумеется, при этом услуги производятся с помощью определенных вещных средств производства (стоимость которых непрерывно растет), однако труд по производству услуг не овеществляется в человеке как некоем предмете, единстве потребительной стоимости и стоимости, который может быть передан, продан на рынке. Человек в производстве услуг выступает в качестве предмета и продукта труда, который не является товаром. Человек в сфере услуг не обладает потребительной стоимостью и стоимостью, хотя пользуется для своего существования сферой товарно-денежных отношений. Разумеется, человеческая способность к труду обладает потребительной стоимостью – способностью производить стоимость. Реализация услуг (поддержка здоровья, рост образования, квалификации, культуры и т.д.) способствует росту этой потребительной стоимости, однако человек, жизнь которого в существенной мере поддерживается, производится услугами, не является товаром. Как известно, в марксизме производство понимается как производство материальных благ и самого человека. Сфера услуг – это одна из важнейших составляющих производства в широком смысле слова. Теория постиндустриализма, таким образом, подметила весьма существенный момент общественного производства, получивший развитие со второй половины ХХ в., способствовала более полному пониманию сущности производства, дальнейшему подтверждению и развитию Марксовой парадигмы труда, производства, общественной жизни вообще. Заметим еще раз – подтверждению и развитию Марксовой парадигмы. Развитие сферы услуг, сдвиг от производства товаров к производству услуг – выражение глубоких фундаментальных процессов экономического и социального развития общества. Производство услуг – одна из важнейших форм всеобщего, или научного, труда, направленного не на природу, вещи, а на человека как живое и социальное существо. Отмечая, что измерение услуг в трудовых и стоимостных затратах сталкивается с большими трудностями, авторы постиндустриальной теории по существу зафиксировали феномен разрушения основного, стоимостного отношения между потребительными стоимостями и трудом. Это особенно явно в отношении услуг в области здравоохранения, образования, научно-исследовательской деятельности и управлении, которые квалифицированы как нерыночные. Особого осмысления в указанном плане требует область образования и науки. Понятно, что для поддержания и развития этих областей необходимы определенные, быстро возрастающие материальные, финансовые затраты. Однако по своей природе и наука, и образование суть внерыночные, нетоварные области. Маркс, как уже отмечалось, считал, что в подобных областях капиталистический способ производства в полной мере невозможен, возможны лишь переходные, полукапиталистические способы организации деятельности. Продукт научных исследований, интеллектуальный продукт требует определенных, все возрастающих в современном обществе затрат, однако сам по себе он не обладает собственной товарной стоимостью, его «стоимость» имеет «иррациональный» характер. Идя дальше, необходимо заключить, что как капиталистический, так и вообще исторически определенный формационный способ деятельности и организации жизни никогда не охватывает всю сферу жизнедеятельности общества полностью. Родовая и индивидуальная человеческая сущность никогда не выливается полностью в формы исторически определенной общественно-экономической формации. В человеческой сущности, жизни человечества существует «пластичный» уровень, образованный универсальными общечеловеческими чертами человеческой сущности, которые никогда полностью не отливаются в формы исторически определенной формации. Они в значительной мере и служат средством перехода к новой формации, в тенденции все более полно выражающей родовую и индивидуальную сущность человечества. Поэтому в капиталистическом обществе определенные моменты материальной и духовной культуры, производства самого человека, наука и образование не могут быть полностью подчинены товарно-денежным отношениям, хотя капиталистический способ деятельности, с его определенными интересами и тенденциями, постоянно стремится подчинить эти области голому чистогану. Дух такой тенденции наиболее выражен в неолиберальной стратегии развития общества, основанной на крайне рыночной методологии, которая привела к краху все страны, которым она навязывалась ведущими капиталистическими государствами, Международным валютным фондом. Особенно тяжелый урон, не имеющий аналогов в истории, нанесен дилетантской «неолиберальной» стратегией безмозглых реформ в России, проводившихся под лозунгом бездарно понятого «перехода к рынку». * * * Физическую культуру и спорт Белл отнес к сфере услуг. Заключая долю правды, такая квалификация этого вида человеческой деятельности представляется слабой. Труд – способ существования человека, в котором человек на протяжении своей истории постоянно восстанавливал и развивал себя как социальное существо, имеющее свою биологическую основу, живой организм. Физический труд поддерживал функционирование биологии человека в течение тысячелетий в первобытно-общинном, рабовладельческом, «азиатском», феодальном и капиталистическом обществе до момента интенсивного вытеснения физического труда умственным. С началом перехода к постиндустриальному обществу происходит радикальный архитектонический сдвиг в способе существования человечества, когда сохраняющаяся компонента физического труда становится все более недостаточной для поддержания стабильности органической основы человеческого существования. К сказанному следует добавить, что недостаточность производительного труда как способа поддержания биологической нормы человеческого организма связана с более широким кругом отрицательных биологических последствий социального прогресса в период его стихийного, «непланового» развития. До настоящего времени человечество существует в условиях обостряющегося социально-биологического кризиса292, включающего, в частности, возможное ухудшение генетического качества человечества, на что обращали внимание общественности ряд ведущих генетиков еще в 1960-е гг.293 Так, резкое ослабление (но не полное вытеснение!) естественного отбора в человеческом обществе при многократном усилении мутационного процесса (по мнению академика С.С.Шварца – в тысячи раз) несомненно представляет собой критическую угрозу существованию человечества как генетической определенности, которая, возможно, уже дает себя знать. Резкое ослабление действия чисто биологических механизмов поддержания биологического качества человеческого вида делает необходимым глубокие научные исследования и осуществление широких медико-биологических программ в масштабах всего человечества, что абсолютно невозможно в условиях непланового капиталистического ведения хозяйства на основе частной собственности. Одна из широких социально-биологических программ была разработана в 1970-е гг. в Новосибирске В.П.Казначеевым.294 Разумеется, безмозглые реформы сделали такие программы, на которые была способна советская наука, абсолютно невозможными. В новый исторический период своего существования, определенные черты которого подмечены (по большей части, как уже говорилось, феноменологически) теорией постиндустриализма, происходит, по нашему мнению, формирование нового способа производства человека как биологического и, следовательно, социального существа – физической культуры и спорта как относительно самостоятельной отрасли общественной жизни, тесно связанной с «традиционным» способом производства общественной жизни. Или, вероятно точнее можно сказать, развитие и дифференциация материального способа производства, включающего в себя, в качестве своей относительно самостоятельной отрасли, производство человеческого организма. * * * Стоимость рабочей силы является одним из важнейших факторов капиталистического товарного производства. Она определяется, как известно, стоимостью тех материальных благ, которые необходимы для расширенного воспроизводства рабочей силы. В число этих средств Маркс включал средства для поддержания «трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности», т.е. для удовлетворения естественных потребностей, средства, связанные с историческим и моральным моментами, а также необходимыми для образования или воспитания рабочей силы, что «стоит большей или меньшей суммы товарных эквивалентов». Маркс отмечал, что в ХIХ в. издержки для профессиональной подготовки обычной рабочей силы «совершенно ничтожные». В ХХ в., с началом постиндустриального развития, положение дел с профессиональной подготовкой работников материального производства коренным образом меняется. В то время как численность малоквалифицированного «пролетариата фабричных труб» неуклонно сокращается, быстро растет численность «техников и профессионалов», подготовка которых требует все более значительных средств, широкого развития сферы образования. Предсказанное Марксом превращение науки в непосредственную производительную силу обусловило необходимость все более высокого уровня образования непосредственных производителей. В Японии, как известно, встала проблема превращения высшего образования в обязательное, в отличие от прославившейся своими «рыночными» реформами России, ограничившей уровень обязательного образования, в отличие от СССР, девятью классами. М.Кастельс вводит любопытное деление современного труда на родовой труд, узкоспециализированный, жестко связанный с определенным видом производства, и самопрограммируемый труд, ключевое различие между которыми в уровне образования.295 Самопрограммируемый труд – это, очевидно, универсальный труд, онаученный труд. В связи с указанными изменениями, в производстве рабочей силы в современную эпоху обнаруживается момент, который не укладывается в Марксову формулу стоимости рабочей силы. Высокий уровень квалификации новой рабочей силы предполагает весьма существенный труд работника, владельца своей собственной рабочей силы, по воспитанию, производству своей рабочей силы, т.е. самоформирование рабочей силы. Новое качество рабочей силы в весьма значительной мере является результатом труда, вложенного в свою рабочую силу ее владельцем. Затраченный на формирование нового качества рабочей силы труд кристаллизуется в этом новом профессиональном качестве. Каков характер этого труда самоформирования? Это абстрактный или конкретный труд? Представляется, что труд, направленный на самоформирование человека, есть всеобщий, научный труд. Родовая и индивидуальная человеческая сущность не укладывается полностью в «формулы», структуры товарного, рыночного хозяйства. * * * Возникновение информационных технологий, в которых информация выступает в качестве сырья, предмета и продукта труда – стержневая характеристика постиндустриальной, информациональной эпохи. Тоффлер, Белл, Кастельс и другие творцы постиндустриальной теории в силу особенностей их философии, методологии и логики не заметили, что в основе принципиально новой технологии лежит принципиально новая историческая форма материального труда. В теории постиндустриализма, философской, социологической и др. литературе информация привычно трактуется как мысль, духовный феномен, а обработка информации – как интеллектуальный труд. Такое заблуждение связано с поверхностным пониманием введенного Н.Винером понятия. Согласно Винеру, информация – это мера организации, мера упорядоченности в системах с обратной связью (управлением). Информация, следовательно, есть абстрактная материальная структура в системах с управлением. Как бы не трактовалась, или не измерялась эта мера – как обратная энтропии величина, как алгоритм и т.д., информация выступает как явление материального мира, материальных систем. Информация свойственна также психическим процессам, высшей формой ее выступает мыслительная информация, которую, как мы еще уточним, нельзя отождествлять со знанием в строгом смысле этого слова. В компьютере или системе информационной технологии функционируют чисто материальные процессы, происходит преобразование абстрактных материальных структур. Это позволяет заключить, что в основе сложнейшей технологии производства информации лежит специфическая форма материального труда – производство абстрактных материальных структур. Если в доиндустриальную эпоху труд, согласно условной схеме Тоффлера, представлял собой производство вещества, в индустриальную – энергии, то новая современная форма труда есть производство невещественного и неэнергетического продукта – абстрактных материальных структур. Наиболее поразительное событие постиндустриальной эпохи, неадекватно воспринятое известной теорией, – возникновение столь необычной формы труда. Заметим попутно: какие новые формы труда возможны в будущем? Необычная форма материального труда лежит в основе того глубинного архитектонического процесса, который потрясает современное общество, вызывает подлинный шок будущего, открывает переход к принципиально новой ступени развития человеческой цивилизации. Производство абстрактных материальных структур – главная современная форма всеобщего, научноготруда. Рассмотрим важнейшие особенности компьютерного труда. Новая форма труда связана с принципиально новым предметом труда, средством и продуктом труда. Предмет и продукт компьютерного труда – не избежать каламбура – не имеет предметной формы, а представляет собой отношение, или, как уже отмечалось, абстрактную структуру. Средство труда – компьютеры и система компьютеров, вплоть до «всемирной паутины» Интернета, переживающего пока, несмотря на оглушительный эффект, лишь «начало большого пути». Интернет – первая общественная в пределах Земли производственная структура, не имеющая себе равных среди всегда локальных технологических структур прошлого. Компьютерный труд обладает поэтому глубоко общественным характером, не сопоставимым по содержанию и широте с общественным характером труда прошлых эпох. Как известно, общественный характер производства, труда в машинную эпоху капитализма, глубоко раскрытую в Марксовом «Капитале», связан с разделением труда (общим, особенным и единичным), при котором отдельные производители создают различные товары, подлежащие обмену. Компьютерный труд представляет собой непосредственно общественный труд. Его сила и преимущество – в поразительной интегрированности (технологической, программной, пространственной и т.д.), а не в единстве разделенного. Итак, общественный характер труда при капитализме – единство разделенного, общественный характер всеобщего труда - непосредственно общественное. Замечательным случаем предвосхищения будущего объединения труда на базе Интернета явилось добровольное участие нескольких миллионов компьютеров в решении задачи поиска внеземных цивилизаций. Общественный характер компьютерного труда фактически отмечен Беллом и Кастельсом, хотя непосредственно речь у них идет об общественном характере информации. «Информация, – пишет Белл, – по самой своей природе есть коллективный, а не частный продукт (собственность)».296 Возникновение постиндустриального общества связано, таким образом, с коренным изменением общественного характера труда, выходящего за пределы типически капиталистического, раскрытого в «Капитале» К.Маркса, опосредованно общественного характера труда, обусловленного общим, частным и единичным разделением труда и рыночным обменом. Коренное изменение общественного характера труда (в масштабах всего общества, а не отдельного предприятия) выступает в качестве одной из фундаментальнейших сдвижек в самих основаниях капиталистического общества, которая требует своего осмысления. Заметим предварительно, что эта «сдвижка» выводит существующее общество, трактуемое традиционно как капиталистическое, за пределы такого капитализма, который непосредственно описан в «Капитале» Маркса, но в полном соответствии с раскрытыми Марксом в «Капитале» фундаментальными тенденциями капиталистического способа производства, представляющими собой, по словам самого Маркса, отрицание капитализма в самом себе. Важной особенностью высшей известной нам формы всеобщего труда – производства информации как абстрактных материальных структур – выступает принципиально новое единство материального и интеллектуального труда. Информация, как абстрактные материальные структуры, может осознаваться, оказываясь в этом случае духовным продуктом. Информация как абстрактные материальные структуры и информация как интеллектуальный продукт, или знание, оказываются изоморфными, абстрактно-структурно тождественными. Такое тождество материального и духовного возникает в человеческой деятельности впервые. Однако взаимопереходы материальной и духовной информации не следует абсолютизировать. В мыслительную, духовную форму переходит только часть информации. По мере развития науки и технологии все большая, вернее – подавляющая часть производимой информации будет оставаться в технологических циклах, в которых она будет производиться, обрабатываться и реализовываться в производимом продукте неинформационной природы. В область осознания, управления и научного мышления будет выходить, очевидно, лишь наиболее значимая, контрольная, фундаментальная информация. В начале 2000-х гг. группа исследователей из Калифорнийского университета в Беркли показала, что человечество ежегодно производит около двух эксабайтов информации (эксабайт – миллиард гигабайтов).297 Основными средствами существования информации сейчас служат четыре – светочувствительная пленка, компакт-диски, магнитные ленты и диски. На магнитных носителях ежегодно накапливаются примерно 1 700 000 терабайт (терабайт – миллион мегабайтов), на бумаге – всего лишь 240 терабайт. Количество информации в виде печатной продукции, фотоснимков и кинофильмов растет довольно медленно, а на компьютерных оптических и магнитных носителях ежегодно удваивается. Примечательно, как отмечают исследователи, что хотя человечество производит все больше информации, потребление ее почти не увеличивается. Весьма сложно осваивать научную информацию, что связано с нехваткой вычислительных мощностей, исследователей и финансов. Подошло однако время еще раз уточнить понятие информации. В весьма распространенном – обыденном – случае информация понимается как знание («Я получил информацию о …»). Однако в строгом значении термина информация, как уже отмечалось, есть мера организации, мера упорядоченности. Отождествление информации и знания неправомерно. Информация – ничего более, чем формальное соответствие знания объекту. На одном из Бюраканских международных симпозиумов (некогда знаменитых научных мероприятиях, проводившихся академиком В.А.Амбарцумяном в Бюраканской обсерватории) в ответ на предложение одного из советских философов разрабатывать информационный критерий внеземных цивилизаций, известный американский астрофизик К.Саган задал сакраментальный вопрос: «Сколько бит информации заложено в формуле Эйнштейна Е= mс2 ?». Ясно, что формально-структурная характеристика знания достаточно далека от действительного содержания знания. Поэтому первые восторженные попытки раскрыть сущность познания посредством утверждений типа: «познание – получение информации» – немногого стоили. Авторы теории постиндустриального общества термин «информация» используют обычно в его нестрогом, расширительном значении. Однако Кастельс различает науку, знание и информацию. В строгом смысле информационная технология – это технология обработки информации в изначальном, Винеровском смысле. * * * Одним из важнейших последствий возникновения новой формы труда было начавшееся существенное изменение классовой структуры общества, заметное сокращение класса, связанного с физическим трудом, или, по терминологии Бэлла, «пролетариата фабричных труб». Первые предсказания Белла 1970-х гг., согласно которым традиционный рабочий класс США к началу ХХI в. составит 10% населения (при уже наличных 4% занятого в сельском хозяйстве населения) оказались чрезмерными. В 1990-х гг. ХХ в. работники физического труда составили в США 40% занятых в материальном производстве. Следует учесть также, как отмечали критики теории постиндустриализма, что сокращение доли работников физического труда связано также с переносом наиболее тяжелых и опасных видов производства в слаборазвитые страны. Впрочем, известно, что в «не самые развитые» страны Юго-Восточной Азии переносятся и достаточно тонкие, не требующие грубого физического труда, производства, например, электроника. Однако общая тенденция сокращения численности работников физического труда действительно представляет собой в конечном счете одну из глобальных тенденций мирового развития, связанную с кардинальным усложнением содержания и характера труда, технологии и требующую своего «формационного определения». * * * Фундаментальные сдвиги в содержании и характере труда с необходимостью должны найти выражение в собственности как одном из определяющих факторов общественной жизни. Собственность – уникальный фактор общественной жизни, роль которого заметно отличается от других факторов одной своеобразной чертой: собственность в концентрированном виде выражает положение, интересы, важнейшие ценности личности, групп, классов. Собственность – как ничто другое – объединяет одних и разъединяет других. На известных этапах общественного развития собственность – источник важнейших общественных и личных действий, источник личных и общественных конфликтов и войн. На начальных этапах общественного развития, по известному определению – в предыстории общественного развития собственность – источник социальной, а в определенной мере и еще не преодоленной обществом биологической борьбы за существование, борьбы за индивидуальное существование. Кардинальное изменение родовой и индивидуальной человеческой сущности, связанное с началом новой исторической эпохи человеческого существования, основанного на всеобщем, по своей природе общественном, труде, означает начало фундаментального и всеобщего процесса перехода общества от частной собственности, как основного обществообразующего фактора, к общественной собственности. В СССР, Китае, Вьетнаме и др. странах этот процесс начался в его «неклассической», открытой гением В.И.Ленина, форме, при некотором оптимальном, а не максимальном уровне развития капиталистического индустриального производства. В условиях постиндустриального общества этот процесс начался в его явном классическом виде, описанном в «Капитале» Маркса, т.е. при условии, когда капитализм в принципе исчерпывает заложенные в нем возможности развития. Как уже отмечалось, по вполне прозрачным мотивам авторы теории постиндустриализма заметно вуалируют проблему собственности, однако фактически вынуждены — скрыто работающей логикой фактов — периодически обращаться к ней. В трудах постиндустриалистов проблема изменения характера собственности, перехода от частной к общественной собственности, возникает в следующих ситуациях. Прежде всего, она становится в связи с несомненным для Белла общественным характером главного, с его позиций, фактора постиндустриального общества – информации. Проблема общественной собственности фактически служит подтекстом анализа расширения сферы нерыночных общественных услуг. Рассматривая изменение системы управления экономикой, переход от жестких вертикальных пирамидальных структур к «сетевым» структурам, теоретики постиндустриализма фактически подмечают объективный процесс экономического вырождения частной собственности. Белл утверждает, что «корпорация … не является в реальной жизни институтом частной собственности».298 Кастельс пишет о «коллективных собственниках коллективного капитала»299, о формировании сетевой собственности. В рассмотренном труде Кастельса обращает на себя внимание характерная особенность изложения теории: рассматривая новые технологии и новые способы организации производства, автор не забывает отметить, что сами по себе эти новшества не приводят ни к безработице, ни к ухудшению уровня жизни работников. В то же время он отмечает поразительный рост неравенства в США. Совершенно ясно, какой фактор оказывается ответственным за рост безработицы и общественного неравенства. Этот фактор – частная капиталистическая собственность. В несомненной связи с проблемой общественной собственности находится зафиксированная теорией постиндустриализма тенденция усиления планового начала в современной экономике, необходимость стратегического планирования, важность которого особенно подчеркивает Кастельс. Весьма заметный рост фактора планирования отмечен также, как уже отмечалось, главой институционалистской школы в экономике Дж. Гэлбрейтом, который считает, что уже в 1970-х гг. в экономике США преобладали плановые системы, в то время как рынок охватывал преимущественно мелкие фирмы и отдельных предпринимателей. Глубинный процесс вырождения частной собственности своеобразно выражен, далее, в весьма существенном росте с середины ХХ в. государственного регулирования и государственной собственности в ее различных формах – от собственности на предприятия до государственных финансовых средств. Так, в Англии госсобственность составляет в настоящее время порядка 30%, во Франции и Германии – 42–45%, Швеции и Австрии – 65%. В США в течение длительного времени происходит неуклонный рост государственных расходов, достигших в 2000-х гг. порядка 33% всех расходов (забегая вперед, заметим, что в разительном контрасте со «стратегией реформ» в России, предусматривающих резкое сокращение госсобственности и государственных расходов, составляющих ныне порядка 11%). Первая волна теоретических оценок постиндустриализма, как уже отмечалось, была насыщена правдоподобными утверждениями, что это общество является постбуржуазным, посткапиталистическим (Дракер, Дарендорф, Лихтхейм и другие). Происходящие в недрах феномена собственности постбуржуазного общества процессы требуют своего основательного осмысления, соответствующего теоретического инструмента. Разумеется, мы далеки от представления о некоем прямом и непосредственном «преображении» частной собственности в «белые одежды». Собственность, концентрированное выражение интересов классов – наиболее консервативный экономический, правовой, политический, идеологический фактор общественного развития. |