Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть особенная Посягатель. Фойницкий И. Я. Под ред., с предисл. А. А. Жижиленко 7е изд
 Скачать 4.43 Mb.
|
|
*(118), но лишь для облегчения или обеспечения взятия или уноса вещи самим виновным; обман же мошенничества направляется к возбуждению в потерпевшем ошибочного мнения или об обязанности его передать виновному свое имущество, или о выгодности такой передачи; им создается лживый, в действительности несуществующий, эквивалент за передаваемое имущество, и обусловливается самое приобретение его виновным. Отсюда и указанные выше различия в предмете обоих посягательств. Присвоение чужого движимого имущества сам закон (1676 ул.) называет "обманы всякого рода в обязательствах", но между ними и мошенничеством есть существенное различие. Присвоение есть неисполнение обязанности возврата чужого имущества, тогда как мошенничество направляется к созданию на стороне виновного нового, дотоле несуществовавшего, фактического или юридического отношения к чужому имуществу. Обман возможен и при присвоении, но здесь он направляется не к побуждению потерпевшего сделать определенное по имуществу распоряжение, которым бы оно предоставлялось виновному, что необходимо при обмане мошенничества*(119). Последнее всегда предполагает посредствующую деятельность потерпевшего, состоящую если не в передаче или дозволении взять имущество*(120), то по крайней мере в отказе от него, в его уступке и дозволении удержать его в собственность. В отличие от насильственного похищения, при котором потерпевший сознает противозаконность захвата его имущества и уступает лишь насилию, при мошенничестве не только нет такого сознания, но его заменяет противоположное убеждение потерпевшего о праве виновного взять его имущество, убеждение, порожденное обманом. Таков например любопытный случай открытого и с угрозами похищения сумм рогожского кладбища выдавшими себя для того за должностных лиц (67 n 135, Гальперина, о. с. 76 n 36, Каца). Подобно насильственному похищению, и мошенничество совершается открыто. С вымогательством у мошенничества есть много сходного; то и другое предполагают посредствующую деятельность потерпевшего по распоряжению имуществом, но в первом он определяется насилием или угрозой, сознавая противозаконность предъявленного ему требования, во втором действует под влиянием ошибочного представления о праве виновного на имущество или о выгодности передачи или уступки его. Многочисленны точки соприкосновения мошенничества с подлогом. Германские кодексы начала XIX в. объединяли обман и подлог, относя к ним всякую наказуемую ложь на слове, на письме и предметную, которая шла далеко за пределы нарушений имущественной сферы*(121): точно так же и наш свод закон., изд. 1832 и 1842 г., создал широкую рубрику "лживых поступков". Ныне понятие подлога сузилось, заключившись в рамки фальсификации и употребления фальсифицированных документов, как письменных удостоверений какого-либо обстоятельства*(122). Подлог в этом смысле отделился от мошенничества; обман последнего должен состоять в такой лжи, которая не составляет подлога, иначе получится совокупность преступлений. Но, кроме фальсификации документов и удостоверяющих их печатей или иных знаков, подлог до настоящего времени обнимает фальсификацию некоторых иных предметов, именно гербовой бумаги и гербовых марок всякого рода (554 улож.); почтовых конвертов (555 улож.); игральных карт (555 1 улож.); посеребрение монеты для сообщения ей вида высшего достоинства (566 улож.) и т. д. Кроме того, хотя действующему законодательству неизвестно общего понятия интеллектуального подлога, однако некоторые случаи лживых удостоверений и лживых заявлений, делаемых органами власти и вызывающих составление ими документов, признаются подлогом; таковы например независимо от подлога должностного (362 улож.), ложные записи в книге горных заводов (598 улож.), ложное объявление аварии *1239 улож.) и пр. Во всех таких случаях употребление фальсифицированного предмета или документа, лживого по содержанию, хотя действительного по форме, должно быть наказано не по закона о мошенничестве, а по законам о подлоге, как более строгим. Злоупотребление доверием есть причинение вреда имуществу посредством заведомо превратного осуществления правовой власти, принадлежащей виновному по отношению к данному имуществу. Наличность такой особой над имуществом власти возможна и при мошенничестве, но злоупотребление ею недостаточно для последнего: оно кроме того предполагает обман, которого нет в злоупотреблении доверием. Дефраудации теоретически отличаются от мошенничества резко и твердо. Первые составляют лишь неисполнение обязанности уплаты следующих казне сборов, сопровождающееся разными лживыми уловками, тогда как последнее есть приобретение чужого имущества посредством обмана. Наша практика в некоторых случаях дефраудаций видела мошенничество (78 n 20, Сорокина), но в последнее время справедливо отказалась от этого толкования (86 n 3, Бронштейна). Мошенничество возможно при всякого рода сделках и договорах, как-то: купли-продажи, займа, имущественного и личного найма, поставки и т. п., притом - как в момент заключения, так и в момент перемены или исполнения их. Но одно лишь неисполнение таких сделок, как и всякого рода имущественных обязательств, не составляет мошенничества; для этого необходим привходящий признак обмана как причины имущественного обогащения виновного на счет потерпевшего. Наконец, мошенничество должно быть строго отличаемо от неосновательного или даже недобросовестного гражданского иска, который "составляет лишь вызов к разбору на суде оспариваемого права"; если при иске делаются лживые заявления, то они направляются к вовлечению в заблуждение не потерпевшего, их оспаривающего, а суд, чем существенно отличаются от обмана мошеннического (69 n 609, Михайловых; 70 n 146, Селезнева; 71 n 713, Ставровского; 72 n 1634, Парфенова). Выше изложенное усвоено полностью при конструкции мошенничества уголовным улож. 1903 г. В общее понятие его входят: 1) похищение, посредством обмана, чужого движимого имущества, с целью присвоения; 2) похищение чужого движимого имущества, с целью присвоения, посредством обмера, обвеса или иного обмана в количестве или качестве предметов при купле-продаже или иной возмездной сделке; и 3) побуждение, посредством обмана, с целью доставить себе или другому имущественную выгоду, к уступке права по имуществу или ко вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу (ст. 591 ч. 1). Означенное в п. 3 деяние выделено не потому, что оно рассматривается как побуждение посредством обмана, отличаемое от похищения посредством обмана: если виновный побуждает посредством обмана потерпевшего передать свое конкретное имущество, то деятельность его обнимается п. 1 или 2, где побуждение посредством обмана называется похищением посредством обмана. Выделение п. 3 коренится лишь в особенностях объекта, благодаря которым он не может быть предметом похищения, но может быть предметом обманного побуждения: это не конкретный предмет внешнего мира, а право или обязанность по имуществу. П. 3 обнимает договорный обман, выделявшийся ранее в особый вид мошенничества (1688, 1689 ул. о нак.), а ныне вошедший в общее его понятие благодаря тому, что способ деятельности его, обман, дает возможность посягательства не только на имущество как конкретный предмет внешнего мира, но также на имущество как право (см. выше _ 78). _ 81. Виды мошенничества. Мошенничество, подобно краже, распадается на простое, легкое, тяжкое и квалифицированное. Подле него по нашему законодательству стоят некоторые особые его виды. Простое мошенничество по уложению о нак. есть всякое похищение чужого движимого имущества посредством обмана, без особо предусмотренных законом отягчающих вину обстоятельств (1665 ул.), Устав о наказ. дает несколько иную формулу для общего понятия простого мошенничества, определяя его как выманивание денег или вещей мошенническим образом, т. е. посредством обмана (п. 2, ст. 174 уст. о нак.); кроме того, устав дает отдельные примеры простого мошенничества, называя следующие случаи его: 1) выманивание чужих денег или вещей через сообщение ложных известий, или под видом выгодных предприятий, мнимых расходов по делу или благотворительных приношений (174 п. 2). Здесь приводятся отдельные примеры обмана как средства похищения, и потому их нужно отличать от простого неисполнения гражданского договора, которое может иметь лишь гражданские последствия. Так например неплатеж в срок суммы, взятой с обещанием срочной уплаты, есть лишь гражданская неправда, но побуждение к выдаче в долг суммы посредством присвоения виновным ложного имени может быть мошенничеством; 2) обман, а) в количестве товара или иных вещей, между прочим, обмер и обвес при продаже, купле или мене; б) в качестве товара, т. е. в приписании ему ложно, словом или действием, признаков, которых он в действительности не имеет; в) в рассчете платежа, и г) при размене денег (173 уст.) В основании этих случаев лежит понятие торгового обмана, и все они необходимо предполагают такой обман, который, причиняя имущественный ущерб одной стороне, является для другой средством получения на ее счет имущественной прибыли. Этот невыраженный законом признак подразумевается сам собою, вытекая из состава мошенничества; 3) подмен вещей, вверенных для хранения или доставки (п. 1 ст. 174); это собственно не мошенничество, а присвоение чужого вверенного имущества, осложненное обманом при исполнении договора; 4) невозвращение кредитором заклада, полученного в обеспечение займа, при полной уплате долга, с намерением присвоить заклад (174 п. 4); здесь также присвоение, а не мошенничество; 5) невозвращение кредитором долгового письменного обязательства при полной уплате долга или неозначение на нем о получении уплаты, с намерением вновь потребовать уплаченное (174 п. 3); здесь также не мошенничество, а наказуемая недобросовестность по имуществу; особенность этого случая та, что обнимаемое им деяние признается совершившимся не с момента вторичного получения платежа, даже не с момента требования платежа по оплаченному документу, а уже с момента невозвращения последнего или неозначения на нем о получении уплаты; к этому случаю сенатская практика применяет требование ст. 27 у. у. с., о гражданской предсудимости, тем самым подрывая всякое значение постановления о нем закона; 6) самовольная отдача в наем или безвозмездное пользование чужого движимого имущества с намерением присвоить следующие за наем деньги или получить иную противозаконную имущественную выгоду (174, п. 5). Здесь опять-таки не мошенничество, а наказуемое пользование чужим движимым имуществом; случай же, когда виновный выманивает обманом деньги или вещи под видом отдачи в наем чужого имущества, на что он не уполномочен, обнимается не этим правилом закона, а пунктом 2 ст. 174. Простое мошенничество наказуемо тюрьмою от 1 до 3 месяцев, следовательно, несколько слабее кражи. Угол. улож. 1903 г. как простое мошенничество рассматривает всякое похищение чужого движимого имущества посредством обмана, с целью присвоения, при отсутствии обстоятельств, изменяющих его наказуемость (ст. 591). Финл. уложение дает общее определение мошенничества, как причинения имущественного или денежного убытка посредством введения потерпевшего в заблуждение или поддержания такового через сообщение ложных сведений о каком-либо деле или через искажение или сокрытие истинного положения дела; далее указываются примеры этого рода деятельности: продажа поддельного товара за неподдельный, подмешанного за неподмешанный, недоброкачественное за доброкачественное и т. д. (_ 287); легких и тяжких видов мошенничества (кроме страхового обмана) финл. улож. не знает. Легким делают мошенничество обстоятельства, которые имеют то же значение при краже, именно: добросовестный возврат похищенного, учинение мошенничества по крайности и неимению никаких средств, и незначительная, ниже 50 коп., стоимость похищенного. Эти обстоятельства приложимы как к простому, так и к квалифицированному мошенничеству (171 уст., 1674 улож.). Родственные отношения при мошенничестве имеют то же значение, как при краже. По уг. улож. 1903 г. точно также обстоятельства, при наличности которых мошенничество признается легким, те же, что и при воровстве. Тяжким (175 уст. 1671 улож.) признается мошенничество, учиненное при обстоятельствах, особо предусмотренных законом, которые, не изменяя подсудности, дают суду право на увеличение наказания. Обстоятельства эти лежат или в субъекте (рецидив после одного осуждения за кражу или мошенничество, соучастие нескольких лиц), или в жертве (если обманут малолетний, престарелый, слепой или глухонемой), или в отношениях между виновным и жертвой, возбуждавших собой к нему доверие, или, наконец, в способе действия (особые приготовления для обмана; употребление для обмана суеверных обрядов; присвоение виновным для обмана ложного имени, или выдача им себя ложно за чьего-либо поверенного или служителя). Обстоятельства эти дают суду право увеличить наказание как за простое, так и за квалифицированное мошенничество. Угол. улож. 1903 г. особого правила о тяжком мошенничестве не знает. Квалифицируется мошенничество частью по тем же обстоятельствам, как и кража, именно: в силу привилегированного состояния виновного, второго специального рецидива (от мошенничества к мошенничеству, а не от кражи, как при тяжком мошенничестве) и цены похищенного, превышающей 300 руб.; частью по обстоятельствам иного рода, лежащим в способе деятельности. Сюда принадлежат: 1) выдача себя виновным, для учинения мошенничества, за лицо, действовавшее по поручению правительственной или общественной власти, а также присвоение им для того непринадлежавшего ему официального звания (1668 ул.), особенно, если он надевал для этого мундир или знак отличия (1669 ул.). Подобная квалификация известна и угол. уложению 1903 г. (595 п. 1); 2) обман для обыгрывания в игре запрещенной или незапрещенной, как-то: передергивание карт, употребление поддельных карт или иных поддельных орудий игры, опаивание играющего упоительными, особенно для того приготовленными напитками и зельями (но, как разъяснил сенат, не обыкновенным вином) и т. п. (1670, 991 ул.), а также обманы при разыгрывании лотереи (992 улож.). При квалифицированном мошенничестве изменяется подсудность, а наказание (от тюрьмы) всегда соединяется с лишением всех особенных прав. В уг. уложении 1903 г. обстоятельствами, квалифицирующими мошенничество, являются: причинение ущерба стоимостью свыше 500 р., тяжкие обманы при продаже и залоге недвижимости (ст. 593), выдача себя за орган власти, наличность шайки и рецидива, понимаемого здесь так же, как и при воровстве (ст. 591 ч. 2, 595, 596, 597). Документы и корреспонденция оговариваются также, как и при воровстве. _ 82. Особенные виды мошенничества. В разных местах нашего законодательства за многие иные деяния, кроме указанных, полагаются "наказания, определенные за мошенничество". Здесь, конечно, из уподобления по санкции не следует заключать об отнесении законом всех таких деяний к мошенничеству и по самому понятию; в самом деле, в ряду их имеются деяния, не представляющие ничего общего с мошенничеством и относимые самим законом в совершенно иные рубрики, каковы например присвоение чужого движимого имущества (1681 улож.), выпуск соли из запасных магазинов не на указанный вес (655 улож.), корыстный подрыв приказчиком кредита хозяина его посредством открытия торговой тайны или разглашений по торговле (1187 ч. 2 улож.), злоупотребление доверием, учиненное членами обществ, товариществ и компаний (1128 ул.) и др. Но в то же время как в этих постановлениях, так и в других местах нашего законодательства, предусматриваются деяния, по самому составу близкие к мошенничеству; будучи выделены из него законом, они могут быть рассматриваемы как его особенные виды. Таковы, с одной стороны, обманы по письменным договорам и обязательствам, составляющие самостоятельную группу, выделенную нашим законодательством из мошенничества (1688 и след. улож.), с другой - прочие особенные его виды. Выделение договорных обманов из общих встречающихся в германских кодексах начала текущего столетия. Так напр. баварский кодекс 1813 г., рассматривая обман как преступное нарушение всякого рода чужих прав, постановлял, что обманы при возникновении и исполнении договора двустороннего, направленного к обоюдной выгоде, вызывают лишь гражданско-правовые последствия или (иногда) полицейские наказания, за исключением, с одной стороны, случаев употребления неверных мер и весов, а с другой - обманов при купле-продаже с одной стороны, случаев употребления неверных мер и весов, а с другой - обманов при купле-продаже, состоящих в продаже вещи несуществующей или неподлежавшей виновного, а также в продаже товара совершенно иного рода и содержания (anderer Gattung und Materie), чем за какой он был выдан (art. 259); равным образом, кодекс этот ограничивался гражданско-правовыми последствиями для обманных уловок при договорах, направленных к исключительной выгоде одного лица, каковы дарение и пр., если уловки эти исходили от обещавшего такие выгоды и направлялись к отрицанию или умалению их (art. 260). В основании такой неприкосновенности договорных отношений для уголовной сферы лежали, с одной стороны, чрезвычайно широкое понимание обмана, означавшее всякий dolus malus, а с другой - то, что задача борьбы с обманом принималась на себя и гражданским законодательством, назначавшим за него невыгодные последствия для виновного контрагента. Имелось в виду, что только суд, рассматривающий договор в полном его объеме, в силах дать правильный ответ о наличности и значении обманных уловок, учиненных при исполнении и возникновении договора, и что сфера договорных отношений всецело определяется гражданским законодательством. Идея различения отношений договорных от всех иных по имуществу принята и нашим законодательством, но получила в нем совершенно иное применение. Признавая, что обман там и здесь подлежит уголовной репрессии, закон пытается ограничить понятие мошенничества обманами вне договорных отношений, выделяя обманы в отношениях договорных в особо наказуемую группу. Кроме того, в редакции нашего законодательства сквозит мысль ограничить это выделение случаями обманов, обусловливающих самое возникновение договорных отношений, и, притом, таких только, которые облекаются в документальную форму. Но принятая нашим законодательством исходная точка не выдерживает критики; впрочем, и составители уложения относили, собственно говоря, договорные обманы к преступлениям "того ж рода", как и мошенничество, а угол. улож. 1903 г. окончательно закрепляет это положение. К таким договорным обманам по уложению принадлежат: 1) побуждение посредством обмана, с корыстной или иной личной целью, к невыгодной по имуществу сделке, или ко вступлению в убыточные или весьма неудобные по имуществу предприятия или обороты; наказание - тюрьма с лишением особых прав, возвышаемые на одну степень, если виновный по положению своему возбуждал со стороны обманутого особое доверие, будучи его поверенным, опекуном, попечителем и т. п.; оно доходит до высшего исправительного наказания, если для обмана виновный присвоил непринадлежавшее ему официальное звание, учинил подлог или привел обманутого в состояние беспамятства упоительными напитками (1688 улож.). Закон не говорит, идет ли здесь речь только о договорах и обязательствах документальных, но это заключение вытекает из редакции ст. 1686 улож., помещенной в той же главе: уг. улож. 1903 г. относит этот случай к простому мошенничеству, но если при вовлечении в невыгодную сделку было пользование неопытностью потерпевшего без обмана его, то это деяние составляет один из случаев наказуемой недобросовестности по имуществу (ст. 611): 2) вступление с несовершеннолетним, пользуясь его незнанием или легкомыслием, в недозволенные ему по имуществу сделки, или принятие от него недопускаемого по закону до совершеннолетия обязательства, "через обман и ложные уверения", наказуемо слабее - простой тюрьмой (1689 ул.). Здесь также разумеются письменные сделки и обязательства, что видно из выделения отсюда случая покупки имущества у несовершеннолетнего без согласия попечителя, который предусмотрен особо (1703 улож.). По усвоенной ему конструкции, деяние это стоит посредине между мошенничеством и полицейским проступком недозволенного принятия от несовершеннолетнего обязательства по имуществу. Для состава его не требуется, чтоб виновный вовлек несовершеннолетнего в недозволенную ему сделку, побудил его к тому: достаточно, чтоб он вступил с ним в такую сделку, зная о ее недозволенности. Но, вместе с тем, со стороны виновного предполагается и положительная деятельность - обман, хотя бы в самой легкой форме, достаточной для обольщения лица, по несовершеннолетию своему слабого, легкомысленного или несведующего. Закон не требует, чтобы от деяния произошел или мог произойти имущественный вред для несовершеннолетнего, и совершившимся деяние это признается с момента получения от него подписи в документе. В западных кодексах (по примеру французского) деяние это формулируется как преступная эксплоатация неопытностью и неведением потерпевшего, с корыстной целью; условия обмана, а частью и несовершеннолетия, уже отброшены; уг. уложение 1903 г. это деяние относит при отсутствии обмана к наказуемой недобросовестности по имуществу (611 ст.); (ст. 593) также выделяет этот вид как мошенничество квалифицированное; 3) продажа недвижимого имения уже проданного, а также чужого, мнимого, или состоящего под законным запрещением, секвестром или опекой, с сокрытием этого от покупщика и присутственного места, совершающего акт продажи (1699, 1700 улож.); в угол. улож. 1903 г. некоторые случаи такого обмана предусматриваются как мошенничество квалифицированное (ст. 593); 4) противозаконный залог имения вымышленного, чужого, заложенного, или состоящего под запрещением, секвестром или опекой, с сокрытием этого, наказуем как противозаконная продажа такого имения (1705 улож.); в уг. ул. 1903 г. это тоже квалифицированное мошенничество (ст. 593); 5) покупка недвижимого имения от лица, заведомо для виновного не имевшего права продать его, наказуема как участие в противозаконной продаже (1702 улож.), а недозволенная покупка имущества от несовершеннолетнего без согласия попечителя наказуема тюрьмою (1703 улож.); 6) продажа заведомо похищенного движимого имущества наказуема как пособничество в похищении (1701 ул.); тоже правило применяется к закладу имущества похищенного или присвоенного, а также к принятию такого имущества в заклад (1705 ул.); 7) от продажи имущества, уже состоящего под запрещением или арестом, закон отличает переукрепление или сокрытие имущества, о котором, заведомо для виновного, состоялось в установленном порядке распоряжение о наложении запрещения или ареста, но распоряжение это еще не приведено в исполнение; такое деяние, буде им причинен ущерб кредиторам, наказуемо простой тюрьмой (1700 1 ул.). Последние деяния уг. ул. 1903 г. относит к наказуемой недобросовестности по имуществу (ст. 607). По финлянд. ул. все эти случаи обнимаются общим понятием мошенничества. Общая черта всех этих договорных обманов состоит в том6 что на наказуемость и подсудность их не оказывают влияния ни цифра ущерба, ни принадлежность виновника к тому или иному состоянию, ни обстоятельство рецидива; совершение их наступает в момент заключения договора, и они всегда подлежат ведомству общих установлений. Все договорные обманы предусмотрены в последней главе XII раздела уложения, посвященного преступлениям против имущества. Их угол. улож. 1903 г., при условии обмана, относит к общему понятию мошенничества. Но отдельно от них, в разных иных местах улож. о наказ., предусматриваются и другие особенные виды мошенничества. Важнейшие из них суть: 1. Сбыт случайно полученного виновным фальшивого кредитного билета, без знания подделывателей его *576 ч. 2 улож.). Деяние это стоит на рубеже с подделкой и сбытом заведомо поддельных ассигнаций, составляя низший вид их. Его субъектом может быть всякое вменяемое лицо, получившее фальшивый кредитный билет добросовестно, не зная в момент приобретения о его фальшивости и узнавшее впоследствии об этом, но не о лицах, занимающихся изготовлением или сбытом таких билетов (67, n 335, Маурина); нет никакой уголовной вины, если и в момент сбыта ему неизвестно о фальшивости билета; есть, по толкованию судебной практики, вина более тяжелая, именно обнимаемая 1 ч, 576 улож., если виновный знал не только о фальшивости билета, но и лиц, занимавшихся подделкой и сбытом билетов того же рода. Предметом посягательства признается публичный интерес достоверности денежных знаков, выпускаемых в обращение, а по нашему законодательству - государственная регалия выпуска таких знаков; но нарушением этого права должно, вместе с тем, нарушаться частное имущественное право лица, побуждаемого к принятию недействительного билета под видом действительного. Действие виновного должно состоять в передаче фальшивого билета под видом настоящего; безразлично, получает ли он при этом плату за билет и вообще какой-нибудь имущественный эквивалент, или нет; но передача должна состоять в окончательном разрыве связи с билетом: поручение для передачи составляет лишь деятельность подготовительную. Передан должен быть денежный знак, исходящий будто бы от одного из государственных кредитных установлений: передача денежного знака, исходящего будто бы от иных установлений или частных лиц, рассматриваемым правилом не обнимается. Совершившимся деяние признается в момент окончания передачи (73, n 265, Грегорова), хотя бы принявший билет не понес его никакого имущественного ущерба; но здесь наказуемо и покушение, начинающееся с предложения принять билет, или вручения или провоза их посреднику для сбыта в публику (69, n 831, Галача; 70, n 453, Браиловского; 75, n 579, Павлова). Приготовление не наказуемо. Судебная практика к этому виду обманов применяет как 175 уст. о наказ., так и повышение наказуемости и изменение подсудности по цене предмета и обстоятельству рецидива (71 n 787, Владимирского). Однородными положениями нормируется сбыт случайно полученной поддельной монеты (567 ч. 2 улож.). 2. Особым видом мошенничества признается также (84 n 2, Мартинканта) употребление и сбыт под видом настоящих заведомо поддельных гербовой бумаги, гербовых и почтовых марок, полученных без знания о их подделке и без сообщества с подделывателями, а равно употребление и продажа марок, уже бывших в употреблении (581, 581 1 улож.); при наличности знания о подделке в момент самого получения наступает ответственность как за подлог (579, 580 улож.). По уг. уложению 1903 г. это деяние, как и сбыт фальшивых кредитных знаков, относится к подлогу. 3. Страховой обман (1195, 1196, 1238, 1612 улож.) выделяется многими законодательствами в виду важности страхового дела и необходимости усиленного государственного ограждения его. Постановление о нем направляется против попыток воспользоваться страховой суммой не подлежаще, т. е. или при отсутствии причины, дающей право на получение ее, или свыше действительно понесенного вреда. И так как причина, дающая право на страховую сумму, может быть создана самим виновным, что для интересов срахового установления представляет значительную опасность, то в законодательствах предусматривается и создание такой причины, как приготовление к страховому обману. На этих основаниях покоится конструкция страхового обмана и приготовления к нему по иностранным законодательствам и по угол. улож. 1903 г. Определения о нем действующего русского законодательства стоят еще под влиянием системы лживых поступков. Свода зак.6 в которых смешивались обман и подлог, и потому страдают значительной неточностью. Свод закон. уголов. (ст. 743 т. XV изд. 1842 г.) постановлял: "кто умышленно и с намерением учинит подлог, чтоб обмануть страховое общество, тот лишается права на получение цены застрахованного и возврат страховых денег, и наказывается как обманщик; сему же наказанию подлежит и тот, кто умышленно зажжет собственное свое застрахованное здание, корабль, судно, товар или груз, или иное что". Здесь о подлоге говорилось именно в широком смысле лживых поступков. Уложение о наказ. запрещает: 1) какой-либо обман или подлог в намерении ввести страховое общество в ошибку (1195 улож.); за это деяние положены наказания, установленные за подлог крепостных документов, хотя бы подделанные документы были домашние (75 n 223, Левенберга), и лишение права на получение страховой суммы; и 2) злонамеренное истребление собственного застрахованного имущества (1196 улож.); в отношении наказуемости здесь делается ссылка на ст. 1612 улож., о поджоге застрахованного. Субъектом страхового обмана может быть всякое вменяемое лицо, провинившееся в обмане или подлоге, хотя бы и не собственник застрахованного (75 n 223, Левенберга) и не страхователь. Предмет его закон определяет как страховое общество; но страховая операция может быть и взаимной, ее может принять на себя государство; здесь очевидная неполнота. всякое страхование имеет задачей возмещение убытков на случай определенного несчастья: пожара, наводнения, града, смерти и т. п. Но все ли виды страхования имеет в виду закон? Редакция закона о страховом обмане имеет общий характер и может быть применена как к страхованию имуществ, так равным образом к страхованию жизни, доходов и т. п.*(123); но редакция его о приготовлении к страховому обману имеет в виду единственно страхование имуществ от повреждения их несчастными случаями. В отношении действия с его внешней стороны, страховой обман может быть учинен подлогом или обманом в тесном смысле. Подлог означает ныне не всякий лживый поступок, а лишь подделку документальную (83 n 4, Гевандянца). Под обманом же понимается заведомое и умышленное искажение истины, возбуждающее ошибку на стороне страхового установления. Но всякий ли обман страхового установления обнимается рассматриваемым законом? Очевидно, прежде всего приходится исключить отсюда все неотносящиеся к страховым операциям; обман страхового общества вне этой сферы подлежит действию общих правил о мошенничестве и договорных обманах. Но и в пределах этой сферы должны быть сделаны дальнейшие ограничения. В нашей судебной практике возник вопрос, составляет ли страховой обман неверное означение количества страхуемых предметов или неверную оценку их при самом страховании? Сенат (76 n 5, Васильева) решил его отрицательно на том основании, что от страхового установления при принятии имущества на страх зависит удостовериться в количестве и стоимости его, и несоблюдение им всех предписанных уставом его мер предосторожности не может быть поводом уголовной ответственности другого контрагента - страхователя. Таким образом, содержанием страхового обмана могут быть лишь обстоятельства, которыми непосредственно установляется право страхователя на получение страховой суммы в определенном размере; таковы: сокрытие до пожара части застрахованного имущества и показание его сгоревшим; показание сгоревшим имущества вымышленного, вовсе не существовавшего, и требование за него страховой суммы; сокрытие обстоятельства, известного страхователю и лишающего его права на получение страховой суммы. След. страховой обман возможен лишь после наступления обстоятельства, установляющего право на страховую сумму, и должен быть направлен к получению страхователем не должного ему в действительности, в чем и заключается имущественный вред на стороне страхового установления. Со стороны внутренней, деятельность виновного должна быть сознательной по отношению ко всем моментам и определяться намерением, введя страховое общество в ошибку, побудить его к выдаче заведомо не должного. Оконченным деяние считается в момент предъявления обществу поддельного документа или обмана: не требуется не только наступление имущественного вреда, но даже возникновение заблуждения на стороне страхового установления. Приготовительные к страховому обману действия наказуемы как в виду общеполезности страхового дела, так и потому, что ограждение его было бы невозможно, если бы некоторые подготовительные акты его признавались дозволенными, и не были бы принимаемы меры для своевременного обнаружения их; к этому присоединяется, что в ряду приготовительных к обману страховых установлений актов имеются такие, которые, кроме возможного вреда для страхового установления, заключают в себе еще опасность для разнообразных иных благ, имущественных и даже личных. Таково именно повреждение самим страхователем или по его поручению застрахованного имущества, преимущественно способами общеопасными, именно путем поджога, которым и ограничивались прежние законодательства. Ныне рамки ответственности раздвинулись и наказание определяется не только за повреждение общеопасное для чужих благ, имущественных и даже личных (этот момент принимается во внимание в другом месте системы, именно в постановлениях о повреждении общеопасном), а за всякое повреждение имущества, независимо от способов его, если только оно рассчитано было на получение за такое имущество сраховой суммы. Это, конечно, делает необходимым обращение к тому именно способу повреждения, от которого данное имущество застраховано. Ставя вопрос, наказуемо ли по нашему действующему законодательству всякое повреждение застрахованного, установляющее право требовать страховую сумму, или только повреждение некоторыми способами, мы не получаем на него определительного ответа. Ст. 11 96 улож. говорит по-видимому о всех способах истребления или повреждения такого имущества, но в отношении наказуемости она ссылается на ст. 1612, которая говорит только о поджоге и ставит размер кары в соответствие лишь с условиями, свойственными единственно повреждению имуществ посредством огня; в крайнем случае, ее можно распространить лишь на повреждение посредством взрыва. Здесь, притом, самый размер наказуемости крайне высок (испр. арест. отд. от 4 до 5 л.) и рассчитан очевидно на поджог, как на общеопасное преступление, а не на всякое повреждение имущества, как приготовление к страховому обману, который даже в его законченном виде обложен или таким же наказанием или более мягким (испр. арест, отд. от 4 до 5 или от 1 1/2 до 2 1/2 л., ст. 1690). Естественно, поэтому, что применять это строгое постановление ко всем случаям приготовления к страховому обману нет возможности. Кроме того, в законодательстве нашем имеется специальное правило (1238 улож.), предусматривающее тот случай, когда корабельщик, с намерением обмануть страховое общество или учинить другой подлог, бросит в море груз корабля или часть оного, или подвергнет вверенный ему корабль конфискации; но наказание за это полагается не по 1612, а по 1690 улож. Виновником деяния может быть только собственник поврежденного имущества или лицо, действовавшее с его согласия и по его поручению (80 n 10, Синядьева); здесь повреждением нарушается не вещное право на имущество, а договорное право страхового установления, обязавшегося при известных условиях выдать страховую сумму. Возможны, однако, случаи, когда право собственности на имущество принадлежит одному лицу, а застраховано оно другим и в его пользу; сенат разъяснил, что если поджог застрахованного учинен страхователем, не бывшим собственником поврежденного и действовавшим без его ведома и согласия, то он подлежит наказанию за поджог чужого, а не собственного имущества (74 n 44, баронессы фон-Фелькерзам); но здесь, очевидно, имеется идеальная совокупность преступлений: повреждение чужого имущества и приготовление к обману страхового установления; и если бы последнее деяние подлежало более тяжкому наказанию, чем первое, то следовало бы применить наказание более тяжкое. 4. Ложное объявление аварии (1239 улож.) есть заявление капитаном судна или корабельщиком диспашеру о вреде, понесенном судном или грузом его во время плавания, несоответствующее действительности. Авария распадается на большую и малую, и заявление о ней, будучи предустановленным способом констатирования вреда, понесенного судном, может служить в подкрепление требований о выдаче суммы, о сложении ответственности за погибшее, о признании несостоятельным несчастным и т. п. Само по себе, следовательно, ложное объявление аварии не есть еще имущественный обман, имеющий в результате имущественную потерю на одной стороне и обогащение на другой, а только устройство средств для обмана, приготовление к нему. Но закон наказывает его весьма строго, как за подлог крепостных документов. По уг. уложению 1903 г. это деяние входит в общее понятие так называемого нематериального подлога (ст. 445). Наконец 5, подле торгового обмана и частью переходя в него стоят разные деяния, состоящие в неисполнении установленных правил об орудиях для измерения, взвешивания или вообще о способах означения количества и качества предмета при торговле. Закон различает: а. употребление неклейменных или неустановленных мер и весов (1175, 13 99 улож.) или отсутствие при производстве или торговле известных установленных законом знаков (1177, ч. 1, 1389, 1399 улож.) и б. употребление неверных мер и весов и иных знаков (1176, 1177, ч. 2, 1402 улож.). Первое составляет полицейский проступок, караемый денежным взысканием, к которому иногда присоединяется конфискация предмета и ограничение в праве занятий торговлей или промыслом (напр. ювелирным). С ним сравнивается и второе деяние при отсутствии заведомости; если же виновный знал о неверности, то он наказывается по общим правилам о мошенничестве и, сверх того, подвергается ограничениям в праве на торговлю или на промысел; орудия и продукты преступления конфискуются. Однородные постановления содержатся и в уг. уложении 1903 г. К этой же группе может быть отнесен закон 1899 г., карающий арестом до 1 месяца или денежным взысканием до ста р. продажу, приготовление или хранение для продажи льна, содержащего примеси отбросов или иных посторонних веществ, или же подмоченного для искусственного увеличения веса волокна. Уголовное уложение 1903 г. включило в общее понятие мошенничества как торговый обман (591 п. 2), так и обман договорный (591 п. 3), но и ему известны некоторые особенные виды мошенничества. Таковы: 1) обман в запрещенных сделках (ст. 592, см. выше _ 77, примеч. на стр. 247, 248); 2) страховой обман, определяемый как получение, по предъявленному им требованию, страховой суммы за имущество, застрахованное от повреждения, если заведомо повреждения не было, или виновный скрылся, что имущество повреждено от причины, лишавшей его права на получение страховой суммы (ст. 594). Здесь наказуемо не только покушение, но также и деятельность подготовительная - поджог, взрыв или потопление застрахованного имущества, с целью получить страховую сумму (ст. 596). Затем деяния, осложненные признаком подделки или подлога, частью выделены из мошенничества, например дефраудация (ст. 433), частью наказуемы по общим правилам о совокупности преступных деяний, а деяния, в которых нет полного состава обмана, но которыми причинен имущественный вред путем вовлечения в убыточные отношения, отнесены к корыстной недобросовестности по имуществу и наказываются легче мошенничества. Таковы: наказуемое пользование неведением или неопытностью лица несовершеннолетнего или недостаточно дееспособного для побуждения его к невыгодной по имуществу сделке (611 п. 1); побуждение к такой же сделке или невыгодному имущественному распоряжению лица, не имевшего ясного понимания таких сделки или распоряжения, посредством лживых обещаний или иных уловок (611 п. 2); предъявление ко взысканию документа, заведомо погашенного вполне или частью (611 п. 3) и некоторые случаи, стоящие на границе с гражданской неправдой (607 ст.). _ 83. В некоторой связи с имущественными обманами стоит по усвоенной ему ныне на западе конструкции наказуемое ростовщичество (Wucher). История его полна интереса*(124). Цивилистическому началу о полной свободе договоров впервые противостала христианская церковь, объявившая всякий рост с капитала грехом. Но и это религиозное положение не могло удержаться в практической жизни; положительные законодательства смягчили его в том смысле, что противозаконным и наказуемым было объявлено взимание роста только свыше установленного размера узаконенных процентов. Подобное правило существовало и в нашем уложении (ст. 1707), объявлявшем наказуемым взятие свыше 6% с капитала в год. Мало-помалу это законное ограничение роста падает под напором развития начала о свободе гражданских договоров; и у нас оно отменено законом 1879 года, вызванным убеждением, что в общей его постановке законное ограничение процентов стесняет пользование капиталом и не только не достигает цели, а даже увеличивает искусственно размер роста, в виду необходимости покрытия создаваемого законом риска. Но затем это гражданское начало свободы договоров, достигнув апогея, столкнулось с экономическими условиями, ввиду которых должно было подвергнуться ограничениям, на западе уже состоявшимся. С одной стороны, из общей массы отдающих капиталы в рост выделяется категория лиц, занимающихся ссудными операциями как промыслом. Подобно другим, и этот промысел нуждается в известной регламентации, а нарушение установленных для него правил вызывает и уголовную репрессию. Английское и французское законодательства этим путем установили даже максимум роста, запрещая под угрозой наказаний, хотя только для занимающихся ссудными операциями, взимание роста свыше дозволенного*(125). С другой стороны, согласие платить высокий рост на занимаемый капитал может быть в некоторых случаях лишь мнимо свободным, в действительности условливаясь таким особенным внутренним состоянием потерпевшего, которое подрывает его свободу. Но это - не состояние заблуждения вследствие обмана, которого не было со стороны виновного, равным образом не состояние принуждения вследствие насилия, которое здесь тоже отсутствует, и потому оказывалось весьма трудным его формулировать. Впервые бельгийский закон 1867 года*(126) примыкает его к постановлению французского уложения о злоупотреблении нуждой, слабостью или страстями несовершеннолетнего, для побуждения его принять во вред себе какое-либо обязательство (art. 406), и наказуемое ростовщичество конструируется как пользование слабостью или страстями (des faiblesses ou des passions) заемщика (бельг. art. 494). Эта конструкция получает дальнейшее развитие в законодательствах Австрии*(127), Германии*(128), Швейцарии*(129) и Венгрии*(130), причем на первый план более и более выдвигается момент эксплоатации нужды заемщика, того подавленного и угнетенного состояния, в котором он находился под влиянием тягостных экономических условий. При такой конструкции, деяние это входит в область наказуемой недобросовестности по имуществу. У нас уже с 1879 г., отменяя постановление об узаконенном росте, государственный совет высказался за необходимость предусмотреть в уголовном законе злоупотребления ростовщиков. Мысль эта осуществлена лишь законом 24 мая 1893 г.*(131), который был результатом двух направлений, оставшихся не вполне между собою согласованными; одно выразилось в трудах комиссии проекта уголовного уложения, выработавшей общее понятие наказуемого ростовщичества, ставшее в законе 1893 г. ростовщичеством денежным или городским, в его формах простого и тяжкого (180 2 уст. о н., ст. 992 2, 1688, 1707 улож. о нак.); другое проявилось в суждениях государственного совета прибавившего к денежному или городскому ростовщичеству так наз. ростовщичество сельское (180 3 уст. о нак.); помимо того, специальными определениями содержатели ссудных касс подвергаются уголовной ответственности за некоторые отступления от правил, установленных для производства ссудных операций (ст. 992 1-4 улож. по закону 1879 г., 47 1-2 уст. о наказ.). Уг. ул. 1903 г. за немногими изменениями сохраняет в силе постановления закона 24 мая 1893 г., помещая ростовщичество в главе о наказуемой недобросовестности по имуществу (ст. 608). Ростовщичество со стороны объективной определяется как ссуда капитала в рост за чрезмерные проценты, именно не менее 12 на сто в год, при наличности, сверх того некоторых особо указываемых законом условий; к такой ссуде приравнивается: а) приобретение и предъявление ко взысканию заведомо ростовщического обязательства, и б) получение по нему ростовщического платежа. Наряду с чрезмерным ростом, закон ставит обеспечение чрезмерной неустойкой. При сельском ростовщичестве легальный размер чрезмерного роста заменяется обычным. "Ссуда" в гражданском праве (2064 т. X, ч. 1) означает безмездную сделку по уступке движимого имущества во временное пользование; выражение это закон о ростовщичестве употребляет, конечно6 не в техническом смысле, а для того именно, чтобы обнять всякого рода сделки по оказанию или продолжению кредита, независимо от усвоенных им технических названиях займа, поручительной, неустоечной, задаточной росписки и т. п. Так что понятие ссуды по закону о ростовщичестве обнимает, по объяснительной записке к проекту угол. уложения, всю "область имущественных отношений, на почве которых ростовщическая эксплоатация может иметь место". Предполагается, при этом, что принятое на себя заемщиком обязательство имеет для него обязательный характер, т. е. допускает понудительное взыскание судом; потому понятие наказуемого ростовщичества ограничивается случаями, когда в результате его было какое-либо письменное обязательство, хотя бы домашнее. Одно словесное обещание выплачивать чрезмерные проценты, даже подтвержденное осуществлению в порядке судебном, для этого недостаточно. Закон говорит о "ссуде капитала в чрезмерный рост". Понятие капитала, кроме денег, обнимает и прочие имущества, представляющие какую-нибудь ценность, в том числе, конечно, хлеб и иные припасы. Между тем закон о сельском ростовщичестве (180 3 устав о нак.) говорит специально о ссуде таких предметов, но из денежного или городского ростовщичества она категорически исключается только при оказании ее сельским обывателям лицами, занимающимися такими операциями; обнимается ли она денежным ростовщичеством при иных условиях - остается неясным. Ростовщичество принадлежит к области посягательств на чужое имущество и потому должно заключать в себе признак причинения вреда чужому имуществу. Этот момент вреда понимается законом как чрезмерный рост или чрезмерная неустойка, выговоренные или полученные виновным заимодавцем. И хотя основание уголовного запрета ростовщичества Госуд. Совет видел в разорительности, обременительности его для экономически угнетенного населения и тягостности для него навязанных ему условий по последствиям их в будущем, но установление в каждом отдельном случае таких разорительности или тягостности не требуется; они предполагаются самым фактом чрезмерного роста или чрезмерной неустойки. Состав ростовщичества будет налицо, хотя бы должник оставался в барыше от оказанного ему кредита, если с него выговорены или от него потребованы чрезмерный рост или чрезмерная неустойка; с совершенной несомненностью положение это применяется к ростовщикам, обычно занимающимся ссудными операциями (2 п. 180 1 уст. о нак.), но и для прочих категорий их (1 п. 180 2 уст. о нак.) признаки разорительности и обременительности сделки указываются законом в смысле условий субъективной виновности, а не объективного состава. Поэтому именно встречающаяся в некоторых западных законодательствах оговорка, согласно которой уголовный запрет ростовщичества не распространяется на сделки торговли, нашему законодательству не известна. Такая система, значительно облегчая уголовный суд, может приносить материальную правду в жертву формальному требованию закона. Чрезмерность роста означает чрезмерность выговоренного с капитала за пользование им дохода, совершенно независимо от того, под каким названием он фигурирует в договоре. Это - весьма важный объективный признак ростовщичества. Для определения его в положительных системах существуют такие различия: одни законодательства (франц., бельг. 1867) сами указывают точный размер минимального роста, необходимого для понятия ростовщичества; другие же (австр. 1866, 1877, 1881, герм. 1880 г.) довольствуются указанием, что рост должен быть выше обычного, определяемого или местными исполнительными органами, или судом в каждом данном случае. Закон 1893 г. для денежного или городского ростовщичества установляет легальный максимум роста в 12% в год, для сельского же ростовщичества предполагается обычный максимум по оценке судом местных условий. Но не следует думать, что всякое получение роста свыше легального или обычного дозволенного максимума составляет наказуемое ростовщичество; такое толкование означало бы восстановление узаконенного роста, чего вовсе не имелось в виду. Установление объективного максимума чрезмерного роста означает лишь крайний предел, намечаемый для вторжения карательной власти в сферу свободы частного оборота, действительное же применение карательных мер требует наличности и прочих элементов состава. Рядом с чрезмерным ростом Гос. Совет поставил ссуду под обеспечение чрезмерной неустойки*(132), найдя, что "кроме чрезмерных процентов, ростовщичество может проявляться в чрезмерных неустойках, часто сообщающих ссуде и обязательству столь же, если не более, тягостный и разорительный характер. Для стесненного должника большая неустойка еще грознее, а для заимодавца, дающего в предвидении взыскания, она еще выгоднее, нежели чрезмерный рост". Но объективного максимума ее закон не установляет. Со стороны субъективной, ростовщичество предполагает: а. момент заведомости. В виде общего правила, достаточно знание о величине роста и чрезмерности его в сравнении с легальным или обычным максимумом: но для общего денежного ростовщичества (1 п. 180 2 уст. о нак.), сверх того, требуется со стороны виновного знание как того, что заемщик находился в стесненных обстоятельствах, так и того, что именно этими стесненными обстоятельствами он вынужден был принять крайне для себя обременительные или тягостные по своим последствиям условия ссуды; б. момент умышленности в смысле желания получить чрезмерный рост необходим при всех видах ростовщичества: неосторожное взимание такого роста не наказуемо. Желание получить чрезмерный рост, сводясь к желанию извлечь противозаконную прибыль, сообщает ростовщичеству ярко выраженный корыстный характер. Действие ростовщичества по западным законодательствам (бельг., австр., герм.) конструируется как злоупотребление или эксплуатация легкомыслия или состояния нужды заемщика при заключении или осуществления заемного договора. Наше право вынужденность условий ссуды для заемщика и эксплоатацию его положением предполагает в ростовщичестве силой самого закона при наличности чрезмерного роста или чрезмерной неустойки; в злоупотребление нуждой, морально-подавленным состоянием заемщика или его легкомыслием оно не видит условия состава ростовщичества как противно общественного явления. Поэтому у нас действие ростовщичества конструировано гораздо объективнее; оно состоит или а. в умышленной ссуде капитала в чрезмерный рост, или б. в приобретении предъявлении к взысканию заведомо ростовщического обязательства, или же в. в умышленном получении по нему заведомо ростовщических платежей. Причем каждое из этих действий образует полный состав ростовщичества, так что и давность течет отдельно для каждого из них*(133). Ссуда капитала в рост означает принятие от заемщика ростовщического обязательства при оказании или продолжении ему кредита. Преступность заключается именно в принятии такого обязательства, а отнюдь не в выдаче капитала; возможно ростовщичество даже без выдачи капитала, например, когда ростовщическое обязательство принимается в уплату долга по арендному договору*(134), или в уплату процентов по другому долгу. Отвечает за ростовщичество также приобревший заведомо ростовщическое обязательство из рук первоначального заимодавца и предъявивший его ко взысканию. Но наказуем ли первоначальный заимодавец за одно такое предъявление? Употребленный в законе соединительный союз "и" между приобретением и предъявлением ко взысканию может возбуждать сомнения; но они должны отпасть, так как по природе своей совершенно одинаково, предъявляется ли обязательство первоначальным заимодавцем или его преемниками. Нужно лишь, чтобы обязательство принадлежало предъявителю в момент его предъявления; поверенный, хотя бы предъявляющий ко взысканию заведомо ростовщическое обязательство, но от имени и в пользу другого лица, этим правилом не обнимается. Закон, притом, требует "предъявление ко взысканию", т. е. обращение к судебному или иному принудительному порядку для получения удовлетворения; одно лишь предъявление обязательства заемщику не достаточно; но, являясь требованием платежа, оно может составить покушение на получение последнего. Такое получение заведомо ростовщического платежа равным образом предполагает хозяина обязательства, каким бы путем ни перешло в собственность виновного. Необходимо, чтоб полученный платеж был ростовщический; поэтому хозяин обязательства, требующий и получающий платеж, не превышающий легального или обычного максимума и отказывающийся от ростовщических прибылей, не совершает наказуемого деяния, хотя бы находящееся у него обязательство было заведомо ростовщическим. Оконченным ростовщичество становится с момента принятия заимодавцем ростовщического обязательства, или предъявления его ко взысканию, или же действительного получения ростовщического платежа. Ростовщичество, как замечено, распадается на денежное или городское и сельское. I. Денежное ростовщичество по наказуемости различается на простое и тяжкое. Простое денежное ростовщичество нашему праву известно, по различию субъектов, в двух формах: общего и специального. Общее денежное ростовщичество субъектом своим может иметь всякое лицо. Действие его состоит в ссуде капитала за чрезмерный рост, в приобретении и предъявлении ко взысканию заведомо ростовщического обязательства, или в получении заведомо ростовщического платежа,- в значениях выше объясненных. Для состава преступления необходимо установить, что ссуда оказана заемщику, который был вынужден своими стесненными обстоятельствами, известными заимодавцу, принять условия, крайне обременительные или тягостные для него по своим последствиям. таким образом, закон требует: а) стесненное экономическое положение заемщика. Безразлично, будет ли такая стесненность внезапная (например вследствие проигрыша в карты) или ранее подготовившаяся какими-либо стихийными бедствиями, неоправдавшимися рассчетами или нуждой на текущие жизненные расходы. Нужно лишь, чтоб стесненные обстоятельства относились к экономической сфере, создавая для заемщика настоятельную потребность в деньгах; б) крайнюю обременительность условий ссуды для заемщика или тягостность их для него по своим последствиям. Очень часто ростовщические условия ведут к постепенному разорению заемщиков; но для наказуемости ростовщичества закон не требует разорительности сделки: достаточна крайняя обременительность ее или тягостность для заемщика ее последствий. Установление этих условий ближайшим образом принадлежит суду, который может признать обременительность и тягостность сделки в самом факте чрезмерного роста. Но вместе с тем могут быть приняты во внимание и другие условия сделки, например относительно сроков, места исполнения и т. п.; в) заведомость для заимодавца о стесненных обстоятельствах заемщика. Нет надобности требовать, чтобы ему была известна самая причина, вызвавшая стесненное экономическое положение заемщика; достаточно знание о наличности последнего, но это знание должно быть положительное, а не предполагаемое; установить его не трудно, так как по естественному ходу событий изъявлять согласие на крайне тягостные условия сделки может только настоятельно нуждающийся в деньгах, т. е. находящийся в стесненных обстоятельствах; а о них, как предполагаемых самим заимодавцем, последнему всегда известно*(135). Эти условия должны быть налицо в совокупности с чрезмерным ростом, т. е. с прибылью от капитала выше 12% в год, независимо от того, будет ли такая чрезмерная прибыль означена в обязательстве или скрыта в нем. Другая форма простого денежного р.,- ростовщичество профессиональное, субъектом которого могут быть только лица, обычно занимающиеся ссудами. Безразлично, будут ли то занимающиеся отдачей капиталов в пользование явно, с ведома и разрешения власти например содержатели гласных ссудных касс, или тайно, без разрешения власти; профессионалы тайные обыкновенно даже более опасны, чем явные. Для установления профессии нужно, чтоб ссуда была оказана разным лицам, например, двум или более, хотя бы по одному разу для каждого, но на пространстве известного промежутка времени. Это - вопрос факта. Со стороны таких профессионалов, закон для состава наказуемого ростовщичества довольствуется формальным признаком: при чрезмерности роста достаточен факт сокрытия его размера в тексте принятого от заемщика обязательства например включением роста в капитальную сумму, которая пишется выше действительной, включением его в плату за хранение, нарочно для того поднимаемую, присоединением к росту неустойки выдачей отдельного обязательства, как о найме квартиры и (фиктивном) получении за нее платы и т. п. Запретом такого сокрытия охраняется правило ст. 2021 т. X ч. I зак. гр., по которой "размер роста за пользование капиталом должен быть определен в обязательстве, выданном должником заимодавцу". При профессиональном простом денежном р., преступное действие состоит или а) в принятии, при ссуде капитала в чрезмерный рост, обязательства с сокрытием размера роста; сокрытие предполагает деятельность умышленную; или б) в приобретении и предъявлении ко взысканию заведомо такого обязательства; или в) в получении по нему заведомо ростовщического платежа. от общего, следовательно, оно отличается тем, что не требуется известности заимодавцу стесненных обстоятельств заемщика, побудивших его принять крайне тягостные условия ссуды. Взамен того достаточен факт сокрытия чрезмерности роста. Характерны последствия простого денежного ростовщичества, одинаковые в обеих его формах; они состоят частью в личных наказаниях виновного, частью в опорочении ростовщического договора. Наказание за ростовщичество - тюрьма до 1 г. 4 мес., к которому суд может присоединить денежное взыскание не свыше 300 р. Такой имущественной прибавкой имелось в виду противодействовать корыстным импульсам ростовщиков. Но, независимо от того, закон возлагает на уголовный суд обязанность, даже помимо просьбы о том потерпевшего, признать ростовщическоеобязательство не имеющим силы, с тем, однако, что за заимодавцем сохраняется право обратного получения действительно данного капитала, за вычетом, впрочем, полученных им платежей. Это - не гражданский иск, так как признание недействительности обязательства предписывает суду ex officio, без предъявления иска. Потому эту меру нужно признать направленной против объективных последствий ростовщичества, применяемой в общественных интересах; она тождественна с мерой, предписываемой ст. 26 уст. о нак. Закон постановляет об уничтожении всего договора, в котором признаны ростовщические условия, а не только об уничтожении последних. Фактом такого уничтожения создаются новые отношения между бывшим заимодавцем и должником; заимодавец не лишается права обратного получения действительно данного капитала, за вычетом полученных платежей. "Не лишается права", значит, ему предоставляется осуществить такое право, но никакое право не навязывается; он может просить о возвращении капитала, и тогда суд уголовный делает о том постановление в приговоре; если же он не просит о том в заседании или до заседания, то может ходатайствовать перед тем же уголовным судом о дополнительном приговоре. Уголовный суд определяет ему возвращение капитала, но за вычетом из него всех платежей, полученных им как в погашение капитала, так и в виде прибыли за пользование им; никаких процентов за такое пользование уголовный суд ему не определяет; это опять-таки мера взыскания с заимодавца в наказание за ростовщичество. Чрезмерность роста уголовный суд установляет совершенно самостоятельно; закон не знает преюдициальных вопросов гражданского права по делам о ростовщичестве и не желает как такой предсудимости, так и всякого иного отступления от порядка уголовного разбирательства; в частности, здесь принята во всей ее полноте и уголовно-процессуальная система доказательств. Простое денежное ростовщичество подведомственно мировой юстиции; но в местностях, где введены судебно-административные установления, оно подлежит уездным членам. Тяжкие виды денежного ростовщичества, в обоих его формах подсудные окружным судам, суть: 1) ростовщичество, учиненное содержателями ссудных касс и их приказчиками; они сверх наказаний и последствий, положенных за простое ростовщичество, лишают навсегда права содержать такие кассы (992 2 улож.); 2) повторение ростовщичества или учинение его в виде промысла карается средним исправительным наказанием (1707 улож.). Угол. уложение 1903 г. в ст. 608 предусматривает лишь, если ростовщичество составляло промысел виновного, но суд может принимать во внимание по общим правилам ст. 67. Не нужно смешивать ростовщичество по промыслу с профессией ссудных операций; последняя может быть и не ростовщической, если она не сопровождается чрезмерностью роста при условиях, предусмотренных законом о ростовщичестве. Наконец, при издании закона о ростовщичестве обращено было внимание на то, что в действиях заимодавца при принятии ростовщического обязательства может заключаться злоупотребление доверчивостью и личными свойствами потерпевшего, который под влиянием угнетенного состояния, неведения или слабоумия не имел ясного понимания свойства и значения заключаемой им сделки; усмотрев по этому предмету пробел в наших законах, Государственный Совет тогда же установил соответствующее дополнение в ст. 1688 уложения. II. Сельское ростовщичество получило существенно иную конструкцию. Субъектом его может быть лишь занимающийся профессионально отдачей в ссуду сельским обывателям или хлеба и иных припасов, или же денег под условием уплаты денежного долга, частью или вполне, хлебом, припасами или работой; требуется, кроме того, чтобы виновный воспользовался крайне тягостным положением заемщика для совершения с ним сделки на крайне обременительных условиях, причем предполагается заведомость и умышленность; наконец, легальный максимум дозволенной прибыли заменяется обычным, установлением которого в каждом отдельном случае зависит от суда (180 3 уст. о нак.). Очевидно, деяние это совмещает больше признаков преступности, чем денежное ростовщичество; между тем наказывается оно значительно слабее, именно в первый раз - арестом до 3 мес., во второй раз и последующие - тюрьмой от 1 до 6 мес., и объявлением недействительности сделки. В то же время состав его и границы с денежным ростовщичеством не ясны и определены весьма сбивчиво. Тяжких видов сельское ростовщичество не имеет. В местностях, где введены судебно-административные установления, оно подлежит последним без всяких ограничений. Только при сумме вреда выше 500 р. может быть речь о подведомственности его окружным судам. Угол. ул. 1903 г. к этому прибавляет еще, что наказание не применяется, если у крестьян куплен наличный хлеб на базаре, ярмарке или ином месте, предназначенном для торговли, при условии немедленной передачи покупщику приобретенного им хлеба (ст. 610). Финл. уложение помещает ростовщичество в главе 38-й "о недобросовестных и наказуемых корыстных деяниях" и разумеет под ним взятие при ссуде, с которой может быть взимаем только известный годовой процент, большого процента, чем допускается законом; получение при иных ссудах или отсрочке платежа, пользуясь стесненным положением, неразумением или легкомыслием другого, сверх обычных процентов имущественной выгоды, явно не соответствующей тому, что им дано или предоставлено; пользование заведомо ростовщическим обязательством; занятие же ростовщичеством в виде промысла или обычного занятия, а также сокрытие его под видом законного договора или посредством векселей - квалифицируют ростовщичество (_ 316). III. Специальные нарушения содержателей ссудных касс суть, 1) открытие ссудной кассы без разрешения (47 1 уст. о нак.); за это положено денежное взыскание до 300 р. и закрытие кассы; 2) непополнение налога в случае уменьшения его, неисправное ведение шнуровых книг, неимение установленной вывески, невыставление на видном месте кассы правил о порядке открытия и содержания ссудных касс, неозначение явственно для каждого посетителя размера взимаемого помесячно роста по ссудам и платы за хранение, изменение сего размера в течение суток; нарушения эти обложены денежными взысканиями до 50 р. (47 2 уст. о нак.), а при втором рецидиве виновные могут быть лишены навсегда права содержать ссудную кассу (992 4 улож.); 3) дача ложной подписки о непринадлежности к числу лиц, коим по закону запрещено содержание ссудной кассы, для получения разрешения на такое содержание, обложено арестом и лишением навсегда права содержать ссудную кассу (992 ??? улож.); 4) неведение в ссудной кассе установленных шнуровых книг, а также недозволенное приобретение закладов в собственность, обложены денежным взысканием и лишением навсегда права содержать ссудные кассы (992 3 улож.). Наконец 5) содержатели ссудных касс и их приказчики за присвоение, растрату, отдачу в пользование заложенных в кассе предметов, самовольное пользование ими, а также за ростовщичество, сверх наказаний, положенных за эти преступные деяния, лишаются навсегда права содержать ссудные кассы (992 ??? улож.). Уг. ул. 1903 г. точно также предусматривает открытие ссудной кассы без разрешения и неисполнение правил о содержании ее. |