Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
12.2. А. Богданов: социализм как организационная наукаОт марксизма — к организационной науке. Почти одновременно с книгой М.И. Туган-Барановского «Социализм как положительное учение» вышла книга его младшего современника А. А. Богданова «Вопросы социализма». Богданов, также как и Туган-Барановский, с воодушевлением принял марксизм как широкую концепцию, открытую для дополнения и критического переосмысления, и также в итоге пересмотрел марксистский тезис о «скачке» «из царства необходимости в царство свободы». Но перед этим Богданов, позиционировав себя как последовательного идеолога рабочего класса, отдал 15 лет революционному подполью и стал одним из основателей и первых лидеров большевизма как политической партии. Известность Александру Александровичу Малиновскому (1873 — 1928), избравшему псевдоним «А. Богданов», принёс «Краткий курс экономической науки» (1897), ставший, как подчёркивал автор, результатом сотворчества с участниками кружка рабочих-механиков в Туле. Они «широтой и разнообразием своих запросов» направили ищущую мысль молодого пропагандиста именно к марксистскому «монистическому миропониманию», соединяющему «в одной сложной цепи развития звенья технические и экономические с вытекающими из них формами духовной культуры». Доработку своего учебника для новых изданий (в 7-м издании (1906) впервые появился раздел «Социалистическое общество») Богданов сочетал с программой создания «эмпириомонизма» — универсального «социально-трудового миропонимания», соединяющего идеалы рабочего движения с интегративными концепциями естествознания и философской мысли. Одновременно Богданов возглавил вместе с В. Ульяновым-Лениным Большевистский центр. После революции 1905 — 1907 гг. солидерство сменилось конфликтом, и Ульянов-Ленин добился исключения Богданова из ЦК РСДРП и из фракции большевиков. Организовать самостоятельную фракцию на основе литературно-пропагандистской группы «Вперёд» Богданову не удалось, и он целиком посвятил себя научной работе и врачебной деятельности. Главные произведения Богданова можно разделить на две группы:
Все они отразили общеметодологические и социокультурные позиции автора:
Как философ Богданов тяготел к неопозитивизму, а свои заимствования из «юной» исторической школы в политэкономии и различных школ философской мысли рассматривал как углубление и расширение материалистического («монистического») понимания истории. Он выступил с проектом «всеобщей организационной науки» — тектологии (от греческого «тектон» — «строитель»), двуединым образом нацеленной на воплощение идеала социализма («коллективизма», «товарищеского равенства»): на уровне отдельного работника — создание технических условий гибкости и перемены труда без прикованности к одной отрасли производства; на уровне общества в целом — интеграция научных знаний в систему методов, обеспечивающих планомерное развитие безденежного («объединённого натурального») хозяйства. Организационная теория классов. Основные черты своеобразия богдановской версии марксизма:
Согласно теории классов Богданова, расхождение между высшими, «организаторскими» и низшими, «исполнительскими» формами труда укоренено в производственном процессе, но организаторский класс с течением времени теряет реально организаторскую функцию, превращаясь в класс паразитический и вырождаясь. Так было с рабовладельцами и феодалами; капиталисты-предприниматели, утвердив крупное машинное производство, также начали развиваться «по преимуществу в потребительном, т.е. паразитическом, направлении», вырождаясь в рантье. Но, в отличие от прежних высших классов, буржуазия стимулирует рост инициативного и квалифицированного слоя обладателей специализированных знаний. Этот слой, или промежуточную социальную группу наёмных специалистов «на службе капитала и буржуазного государства» Богданов назвал «технической интеллигенцией». Введение категории «техническая интеллигенция» заполняло пробел в марксистской концепции социальной структуры капиталистического общества, в котором явно происходило (и было отмечено критиками марксизма «слева» и «справа») возвышение нового слоя или класса носителей «высших форм труда» в крупном промышленном производстве, имеющих свой особый источник доходов (обладание знаниями). Классовые идеалы и экономическое развитие. Богданов отмечал, что для экономического прогресса «производство идей» приобретает всё большее значение сравнительно с мускульным трудом, поэтому растёт и значение функций техническо-организаторской интеллигенции. Она как социальная группа выдвигает такой идеал, трактуя его как «государственный социализм»: «Планомерная организация производства и распределения под руководством ученых-экономистов, инженеров, врачей, юристов, вообще — самой этой интеллигенции; при этом она создает привилегированные условия для себя, но также условия жизненно удовлетворительные для рабочего класса, тем самым устраняются основания для классовой борьбы, и получается гармония интересов» (Богданов имел ввиду французскую партию радикал-социалистов, но приведённое описание также полностью соответствует позиции Г. Гантта — Т. Веблена, получившей название «технократической» — см. гл. 15). Но другие социальные группы и классы выдвигают свои идеалы, оказывающие влияние на альтернативы экономического развития. Идеал же рабочего класса, или «пролетарской культуры», по мнению Богданова, должен быть нацелен на обобществление науки — выработку «общих методов исследования, которые давали бы ключ к самым различным специальностям и позволяли бы быстро овладевать ими». Наука, ставшая, как это было понятно уже Марксу, непосредственной производительной силой, должна быть «обобществлена, как этого требует социализм по отношению ко всем орудиям труда». Без наличия точных знаний, которыми «пока владеют только интеллигенты-организаторы», по мнению Богданова, рабочим даже в случае захвата политической власти не на что рассчитывать, кроме «перехода из-под ига капиталистов под иго инженеров и ученых». Отстаивая вышеизложенную позицию после Февральской революции 1917 г., Богданов стал оппонентом «переродившегося», по его словам, большевизма. Октябрьскую революцию он не признал социалистической, считая, что серая «рабоче-солдатская масса» выступила как «класс исторического момента», но возникший «военный коммунизм трудовых классов» не может считаться началом социалистического строительства, поскольку выражал не прогресс производительных сил, а организационное приспособление к их упадку. А. Богданов отказался принять предложение своего друга и родственника А. Луначарского, примкнувшего к большевикам и ставшего наркомом просвещения в правительстве В. Ульянова-Ленина, занять «любую должность» в Наркомате просвещения. Однако после переезда советского правительства в Москву Наркомпрос оказал поддержку движению Пролеткульта, где Богданов стал ведущей фигурой, хотя и ненадолго. Декларации Пролеткульта о независимости от правительственного декретирования и использование лозунга «пролетарское искусство» экстремистами-футуристами спровоцировали враждебное отношение Ульянова-Ленина и его окружения к новой организации и подчинение её партийно-государственному аппарату для избавления от «богдановщины»43. Новая стадия капитализма. В своём «Курсе политической экономии» Богданов характеризовал военно-государственный капитализм периода мировой войны и российский «военный коммунизм трудовых классов» как военно-экономические формации, являющие переходными от господства финансового капитала с гипертрофией рантье к новой стадии капитализма — «национально-государственному капитализму» со значительными элементами хозяйственного самодовления, «автаркичности». В нескольких публичных докладах (опубликованных лишь в 1990 — 2000-е гг.) Богданов определил отличительную черту этой стадии как возвышение инженерно-технической элиты и «социал-бюрократии» — «технической и организаторской интеллигенции», превращающейся в «класс для себя», в новую форму существования буржуазии как господствующего класса. Богданов зафиксировал, что потребность усиления роли государства как орудия «коллективного страхования капитала» содействуют постановке в национальном масштабе организационных задач наиболее рационального использования природных богатств и наличных рабочих сил. Отсюда — всплеск интереса к «научной организации труда и производства» (НОТП) — тейлоризму, психотехнике и т.п.; создание общенациональных технических комитетов. В своей последней работе «Линии культуры ХIХ и ХХ века» Богданов разграничил интеллигенцию собственно техническую (инженерно-научную) и «нормативно-государственную», непосредственная база которой — «не производство, а разбухший госаппарат с включенным в него милитаристическим». Эти несхожие группы объективируют две различные «культурные линии новейшего капитализма» — линию «буржуазно-интеллигентского техницизма» и линию «норматизма», каждая из которых оказывает влияние на пролетариат и рабочее движение. Линия «буржуазно-интеллигентского техницизма», по мнению Богданова, соответствует социал-демократическому оппортунизму и реформизму бернштейнианского типа. К ней тяготеют квалифицированные «верхи» рабочего класса, заинтересованные в росте политических прав и доступа к общей культуре в рамках капитализма. К линии «норматизма» тяготеют «широкие неквалифицированные слои пролетариата, слабо затронутые научным техницизмом, но сильно чувствующие потребность в твердом руководстве, в простых ясных и боевых доктринах, дающих выход стихийной революционности». По таким характеристикам линии «норматизма», как «максималистский» государственно-регулятивный подход к экономике и «пацифизм государственно-условный, с уклоном в прямой антипацифизм по отношению к гражданской войне», можно заключить, что Богданов имел в виду политику ВКП (б) и Коминтерна. Но Богданов продолжал настаивать на «исторической миссии пролетариата», которому предстоит пережить «ещё одно великое разочарование», но который является воплощением тенденции к «сознательному созиданию» организационных форм. «Сущность социализма» — хозяйственная планомерность. «Организационная» концепция Богданова была завершением традиции утопического и «научного» социализма индустриальной эры не только потому, что получила оформление в классической литературной утопии, но и потому, что перевела ключевую проблему «наука и социализм» на уровень доктрины скоординированного научного знания, необходимого для хозяйственной планомерности. Отправной пункт Богданова полностью совпадал с представлениями Маркса («Капитал») и Энгельса («Анти-Дюринг») о том, что «прозрачно ясные» (без товарной «оболочки») производственные отношения установятся тогда, когда политехнически обученный производитель нового поколения будет осваивать «целый ряд отраслей», зная «научные основы всего промышленного производства». В модели такого общества, изображённого Богдановым в утопии «Красная звезда», предполагалась реализация социалистических допущений с учётом приведенных ниже возможностей:
Богданов подразумевал, что его тектология кладёт начало разработке общенаучной концепции о планомерном согласовании функциональных связей между работниками, отраслями производства и единым хозяйственным центром. Подчёркивая, что «требование планомерности есть самая сущность социализма», Богданов отверг отождествление «планомерности» с военно-государственным регулированием германского образца (принудительное трестирование, всеобщая трудовая повинность, карточная система) и нормировкой труда тейлористского типа. Однако, подвергнув критике «военный коммунизм», Богданов преувеличивал дистанцию между «логикой казармы» и «логикой фабрики». Трактовку планомерного общества как единого предприятия, в котором устранена проблема согласования экономических интересов, Богданов изложил в докладе «Организационная наука и хозяйственная планомерность» на первой всероссийской конференции по НОТ (январь 1921) и оставил без изменений в последних изданиях своих учебников (середина 1920-х гг., уже период нэпа). Он не добавил какой-либо концепции хозяйственного расчёта, товарно-денежных отношений, стадий развития в свою схему социализма и в эссе «О вероятных формах жизни будущего общества» (1924) предположил лишь 3 главных технологических признака социализма: электрификация, проведённая на основе атомной энергетики; полная автоматизация; всеобщая организационная наука. Последний период своей жизни и деятельности Богданов посвятил организации первого в мире Института переливания крови и апробации своей идеи «коллективной борьбы за жизнеспособность». Любопытно, что первым шагом к этому стало приобретение в Англии аппарата конструкции Дж. Л. Кейнса — младшего брата Мейнарда Кейнса. Испытывая на себе гипотезу о «товарищеском обмене» кровью как процедуре не только лечебной, но и стимулирующей жизненную энергию, Богданов после ряда успешных операций погиб в результате неудачного эксперимента. Несмотря на отношение при Советской власти к Богданову (по его собственным словам) как к «официальному дьяволу, от которого открещиваются, на которого «дуют и плюют», его представления о социализме оказали сильное влияние на тех, кто вершил строительство «социализма в одной стране», вплоть до ключевых фигур — виднейшего (до 1929 г.) теоретика ВКП(б) Н. Бухарина, идеолога Госплана С. Струмилина, наркома тяжёлой промышленности С. Орджоникидзе и самогό «вождя народов» И. Сталина. Но, конечно, это влияние было несравнимо с влиянием оппонента Богданова, Председателя Совета народных комиссаров В. Ульянова-Ленина. 11.3. В. Ульянов-Ленин: первенство политики над экономикой. «Марксизм-ленинизм». В. И. Ульянов, получивший некоторую известность в России начала ХХ в. как экономист-«неомарксист» Вл. Ильин — автор книги «Развитие капитализма в России» — гораздо более известен стал под другим своим псевдонимом «Н. Ленин» — как политик с кредо «дайте нам организацию революционеров — и мы перевернём Россию» (книга «Что делать?», 1902). Ульянов-Ленин категорически отрицал «ревизионизм» (т.е. прямое выражение несогласий с философскими и экономическими основами марксизма) в любых его проявлениях, приняв в теории кредо «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». После Октябрьского переворота в России, поставившего Ленина во главе правительства, эти слова были подкреплены административным ресурсом власти, провозглашённой «диктатурой пролетариата». Ещё при жизни «вождя мирового пролетариата» его соратники по взявшей власть партии большевиков охотно прибегали к понятию «ленинизм». После смерти Ленина его имя надолго срослось с марксизмом в идеологический канон международного коммунистического движения и «первого в мире социалистического государства», направляемого руководством созданной Лениным партии РКП(б) — ВКП(б) — КПСС. Учение об империализме как высшей и последней стадии капитализма, при которой происходит «подрыв товарного производства» и создаются «материальные предпосылки» для «планомерности», логически полностью укладывалось в усвоенное смолоду Лениным представление о социализме как «уничтожении товарного хозяйства». Это представление запечатлелось и в главной ленинской работе 1917 г. «Государство и революция», и в декретах Советской власти, и в партийной Программе, принятой в 1919 г., и в сочинениях тех ближайших соратников председателя Советского правительства, которые считались наиболее образованными «марксистами-экономистами» (Н. Бухарин, Е. Преображенский, Н. Осинский, Ю. Ларин и др.). Политика первых лет Советской власти получила наименование «военного коммунизма». Термин был введен А. Богдановым, указывавшим на «атмосферу миража, в которой мрачные прообразы социализма принимаются за его осуществление», и на нереальность достижения планомерности, пока не выработана «всеобщая организационная наука». Ленин разругал работы Богданова, при этом заявив (на I Всероссийском съезде советов народного хозяйства в мае 1918 г.), что «не знает» ни одного сочинения о социалистическом обществе, «где бы указывалось на ту конкретную практическую трудность, которая встанет перед взявшим власть рабочим классом, когда он задастся задачей превратить всю сумму накопленного капитализмом богатейшего… запаса культуры, и знаний, и техники — превратить всё это из орудия капитализма в орудие социализма» (Богданов акцентировал именно эту трудность). Большинство европейской социал-демократии во главе с «ренегатом» К. Каутским отрицало возможность осуществления социализма в России, исходя из общего марксистского положения о соответствии производственных отношений уровню производительных сил. Ленин отвечал на это, что «политика не может не иметь первенства над экономикой». Модель «единой конторы-фабрики». Национализация (вооружённым путём) крупной промышленности, транспорта, банков и внешней торговли должна была стать основой предсказанного Лениным превращения «высокотехнически оборудованного механизма, который вполне могут пустить в ход сами объединённые рабочие», в общество-контору-фабрику «с равенством труда и равенством оплаты». Н.Осинский, первый председатель ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства), считал, что при социализме «вообще не должно быть отдельных предприятий, хотя бы и государственных; есть только технические производственные единицы, частицы единого общественного хозяйства». Попытка создания жесткой вертикали ВСНХ — отраслевые «главки» и «центры» — национализированные предприятия рассматривалась как «наполнение пролетарским классовым содержанием» организационных форм военно-государственного капитализма, «знатоком» которых слыл Ю. Ларин (председатель Комитета хозяйственной политики ВСНХ). Программа партии нацеливала на неуклонную замену торговли «планомерным, организованным и общегосударственном масштабе распределением продуктов» и беспощадную борьбу со спекуляцией; перспективу превращения национализированного банковского аппарата в «центральную бухгалтерию»; проведение мер, подготовляющих уничтожение денег. Председатель президиума Социалистической академии Е. Преображенский выражал удовлетворение развалом денежной системы, который довершили большевики не без пользы для своей победы в гражданской войне. Однако Ленину пришлось довольно быстро скорректировать позицию по вопросу о том, кто и за какую плату будет осуществлять сознательно поддерживаемую (?) «пропорциональность». Предреволюционная формула об «уничтожении армии, полиции, чиновничества» была позабыта в развернувшейся деятельности таких знаковых для новой власти фигур, как Л. Троцкий (Реввоенсовет), Ф. Дзержинский (ВЧК), И.Сталин (партийно-государственный аппарат). Пришлось скоро отказаться и от формулы «не выше зарплаты хорошего рабочего», чтобы привлечь кадры специалистов для военного и хозяйственного строительства. «Развёрстка» производительных сил. Подчёркивая значение «крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки», и высокой производительности труда для «победы нового общественного строя», Ленин как глава правительства «перетянул» на сторону Советской власти созданную старым режимом Комиссию по естественным производительным силам России (КЕПС) и поощрял разработки по научной организации труда (НОТ). Однако главное значение среди первоочередных научно-технических задач социализма Ленин придавал электрификации, выдвинув знаменитую формулу «коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Об электричестве как основе социалистических производительных сил писали уже Маркс и Энгельс, затем Баллод в своём «Государстве будущего» и Богданов в своих экономических учебниках. По-видимому, было не случайно наличие целой «ячейки» марксистов среди выдающихся электроэнергетиков России. В их числе: ближайший друг Ленина Г. М. Кржижановский, основатель энергосистемы Москвы Р. Э. Классон, генеральный представитель фирмы «Сименс» (а перед тем — руководитель военно-технической группы РСДРП) Л. Б. Красин. Возвращение Красина в партию большевиков сделало реальным привлечение к плану государственной электрификации России (ГОЭЛРО) и широкого корпуса внепартийных инженеров, в том числе тех, кто был изначально враждебен Советской власти, как, например, автор плана электрификации Центральной России (1918) К. А. Круг. Наконец, Красин познакомил Ленина с книгой крупнейшего инженера-теплотехника В. И. Гриневецкого (1861 — 1919) «Послевоенные перспективы русской промышленности» (1918), излагавшей подкреплённый технико-экономическими расчётами план электрификации в связи со структурным и региональным преобразованием российского народного хозяйства в целом. Гриневецкий, противник марксизма, хотел бы видеть скоропреходящее зло в правительстве большевиков, но невольно оставил им в наследство трактат — руководство к действию. С важной поправкой: Гриневецкий рассчитывал на восстановление «нормальных» рыночных связей и иностранные капиталы. «Практический план кампании по электрификации», выдвинутый Лениным, предполагал строительство новых производственных отношений на основе энтузиазма и принуждения. Ленин рассчитывал увлечь инженеров и массы населения грандиозностью задачи. Но одновременно сформулировал принципы развёрстки производительных сил: «1) в каждом уезде создать срочно не менее одной электрической станции; 2) обязать этот центр сделать центром обучения, лекций, демонстраций и пр. и провести через эти курсы все население (начав с молодежи или по волостям и т.д.); 3) разверстать тотчас среди населения то, что можно сейчас начать готовить (меди надо 2 1/2 млн пуд. — разверстаем тотчас 25 млн пуд., пусть собирают д о б р о в о л ь н о колокола, ручки и проч.; затем столбы и т.д.); 4) начать подготовительные з е м л я н ы е работы тотчас и разверстать их по уездам; 5) мобилизовать всех без изъятия инженеров, электротехников, всех кончивших физико-математический факультет и пр. Обязанность: в неделю не менее 2(4?) лекций, обучить не менее 10 (50?) человек электричеству. Исполнишь — премия. Не исполнишь — тюрьма». Последний пункт выражает представления о роли «пролетарского внеэкономического принуждения», которые систематизировал Н. Бухарин в одобренной Лениным книге «Экономика переходного периода»– главном теоретическом трактате большевиков периода «военного коммунизма». «Коренная перемена» в концепции социализма. Признание крупной электрифицированной промышленности «единственной базой социалистического общества» и жесточайший «якобинский» характер российской «диктатуры пролетариата» не вытеснили из поля зрения Ленина факта необходимости «ужиться» с крестьянской массой мелких товаропроизводителей. Мятежи против «военного коммунизма», за которыми стояло желание крестьян свободно распоряжаться выращенной продукцией, подтолкнули к провозглашению новой экономической политики. Она означала признание невозможности «непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране». Ленин торопился по-новому определить ориентиры: «развязать стихию рынка, чтобы затем обуздать её планом»; «не запретить или запереть развитие капитализма, а направить его в русло» государственного капитализма, привлекая торговцев-комиссионеров, сдавая в аренду госпредприятия или земельные (лесные) угодья; «лично заинтересовать» работников предприятий госпромышленности через хозяйственный расчёт; осваивать «коммерческие начала и искусство торговать». Сформулировав главную задачу нэпа как «смычку» сохранившихся за государством «командных высот» с мелкособственнической, мелкобуржуазной стихией через торговлю, Ленин определил нэп как «тип экономических отношений, который вверху имеет вид блока пролетарской государственной власти с иностранным капиталистом для свободного оборота с крестьянством внизу». Налаживание связи с крестьянской деревней и с мировым рынком потребовало от большевиков проведения денежной реформы 1922 — 1924 гг., завершённой уже после смерти Ленина и обеспечившей устойчивую валюту — советский червонец. Но нэп был прежде всего политическим манёвром и компромиссом, отягощённым грузом непрояснённых теоретических вопросов и постоянно возникающих новых практических проблем. На практике разворот к надеждам (подобным тем, что были у инженера Гриневецкого) на концессии и импорт капиталов столкнулся с нежеланием западных политиков и бизнесменов кредитовать план ГОЭЛРО и инвестировать в советское хозяйство. Внедрение хозрасчёта — с кризисом сбыта при недостатке товаров. Отношения с крестьянином-хлеботорговцем — с кризисом хлебозаготовок. Переоценка «военного коммунизма» — с заявлениями критиков режима о несовместимости вообще социалистического строя с рациональным хозяйствованием. Наиболее заядлых из экономистов — критиков социалистической доктрины — по распоряжению Ленина выслали из Советской России. Для экономистов, ставших советскими — будь то члены партии большевиков, выходцы из других партий или просто «спецы» (специалисты-немарксисты), осталась загадка предсмертных слов Ленина о «коренной перемене всей нашей прежней точки зрения на социализм». Они давали повод, как минимум, для трёх версий:
Главным по значимости для руководства партии большевиков после смерти Ленина стал вопрос о возможности победы социализма в одной стране, нависший политической тучей над экономическими дискуссиями. |