Хрестоматия по тгп Радько. Хрестоматия по теории государства и права
Скачать 3 Mb.
|
[...] В наше время право должно было бы занять особенно высокое и почетное положение в русской общественной и духовной жизни. Можно было надеяться, что недавно созданные у нас новые органы законодательной власти, благодаря своим полномочиям и составу, возвысят и незыблемо утвердят авторитет закона, как в глазах представителей правительства, так и в сознании русских граждан. Вместе с призывом к жизни Государственной Думы и обновлением Государственного Совета у нас установлен законодательный принцип, по которому «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы» (Осн. Зак., ст. 86), а это впервые проводит, наконец, в нашем правопорядке точную и более или менее прочную грань между законом, с одной стороны, и правительственными указами и административными распоряжениями, с другой. В то же время в наше законодательство введен и принцип верховенства закона, так как указы теперь издаются «в соответствии с законами» (там же, ст. 11). Как бы кто ни относился к отдельным сторонам нашего нового порядка издания законов, всякий должен согласиться, что в сравнении с прежним порядком он должен был бы увеличить авторитет закона. Можно до известной степени признать возвышенность того идеала единоличного законодателя, который был создан прошлым и который рисовал себе монарха, всемогущего и неограниченного, стоящего выше всех частных и личных интересов, но в то же время хорошо осведомленного и знающего все истинные нужды своего народа, а потому законодательствующего вполне свободно и только в интересах общего блага. У нас эту точку зрения можно было искренно и убежденно отстаивать еще в сороковых годах прошлого столетия; часть лучших людей этой эпохи, славянофилы-идеалисты более точно формулировали и энергично отстаивали этот идеал. Но теперь никто более не может сомневаться в том, что этот идеал неосуществим, ибо при современной сложности жизни одно лицо не может быть осведомлено о всех нуждах народа. Последние искренние защитники идеала прошлого должны были в конце концов с горечью признавать, что при старом порядке законы подготовлялись в тайных закоулках канцелярий и, в лучшем случае, разрабатывались сановниками, опытными в делах управления, но незнакомыми с народной жизнью. Правда, и новый порядок издания у нас законов никто не считает идеальным, хотя различные лица и общественные группы недовольны им в силу прямо противоположных друг другу причин. Но все-таки этот новый порядок лучше старого. Если наше народное представительство не удовлетворяет идеалу тех, которые требуют, чтобы всякое народное представительство по своему составу точно отражало относительную силу существующих в самом народе течений и направлений, то оно все-таки дает возможность представителям различных направлений высказываться перед страной и оказывать моральное воздействие в пользу защищаемых ими взглядов. К тому же решающее значение для нашего правопорядка имеет самое создание у нас народного представительства, наделенного законодательными полномочиями; оно означает принципиальное признание у нас правового начала, по которому наше действующее право должно постоянно согласоваться с народным правосознанием. Итак, основные элементы нашего нового порядка издания законов должны были бы, казалось, приводить к росту в русской жизни, т. е. прежде всего в сознании русского правительства и общества, значения и силы закона, а вместе с тем и права, как нормы. Но ни для кого теперь не составляет тайны несомненное падение у нас авторитета закона и права за последнее десятилетие. Как бы ни поражало это явление своею неожиданностью, перед нами бесспорный факт. В мо- кистяшсш ральном отношении право и закон теперь еще в меньшей мере, чем прежде, рисуются в представлении наших правящих кругов и значительной части нашего общества в виде нормы, стоящей над всеми личными, частными и групповыми интересами. Напротив, они рассматриваются в последнее время у нас исключительно, как предписания, направленные в интересах той или иной группы населения. Конечно, нельзя отрицать существования и таких законов, которыми иногда даже преднамеренно оказывается покровительство интересам экономически более сильной части населения в ущерб экономически более слабой его части. Далее, вследствие чрезвычайной сложности и запутанности современных социальных отношений, с одной стороны, и теоретической неразработанности научных принципов законодательной политики и законодательной техники, с другой, новые законы часто оказываются очень неудачно формулированными, а потому при применении их толкуют во многих случаях в угоду более сильным и в ущерб более слабым. Но делать из этого вывод, что законы не могут быть издаваемы иначе, как в угоду интересам господствующей части населения, или что они даже обязательно должны покровительствовать тем или иным групповым интересам, это значит извращать понятия. В идее всякий закон должен господствовать над всеми частными, личными и групповыми интересами, и если это не всегда осуществляется в действительности, а иногда и трудно достижимо, то все-таки свой моральный авторитет закон черпает в этом присущем ему свойстве [...]. | Причина и цель в праве (для решения задачи исследования права, как реального явления, надо исследовать не только цепь, но и причину в праве] Кистяшсш Б.А. Социальные науки и право (...) Право надо изучать не только, как систему норм и понятий, но и как реальное явление. Эта научная задача была впервые выдвинута в первом томе сочинения Р. Иеринга «Цель в праве», со времени появления которого еще не протекло и сорока лет. Взявшись за такую задачу, Р. Иеринг естественно должен был уделить значительную часть своего труда различным психологическим, социально-научным и экономическим исследованиям. Но главное место в этом труде занимает его основная мысль, выраженная в самом заглавии и направляющая весь ход произведенного в нем исследования: право есть явление телеологического порядка, его сущность определяется его целью. Однако едва этот тезис был выдвинут, как ему был противопоставлен и антитезис. У нас С.А. Муромцев, а в Германии Э. Цительман, спустя лишь год после появления труда Р. Иеринга, одновременно и каждый по-своему развил взгляд на право, как явление естественного порядка, сущность которого обусловливается определяющими его и действующими в нем причинами. Итак, задача исследовать право, как реальное явление, сразу же получила разностороннюю постановку: надо исследовать не только цель, но и причину в праве. Однако эта разносторонняя постановка была дана различными учеными, выступившими со своими идеями в различных странах, отчасти независимо друг от друга, отчасти же в силу чисто диалектического процесса зависимости, приводящей к противопоставлению уже высказанной идеи прямо противоположной ей. Этого одного было бы достаточно для того, чтобы поставленная научная задача не получила должной научной разработки. Но более всего помешало правильной научной разработке этой задачи методологическое несовершенство самой постановки ее. Если мы прежде всего обратимся к вопросу об исследовании права, как явления, обусловленного известными причинами, то мы уже с самого начала должны будем устранить взгляды Э. Цительмана, высказанные по этому поводу, ввиду их полной научной несостоятельности. Тот отдел одной из глав сочинения Э. Цительмана «Ошибка и правовая сделка», который посвящен «юридической каузальности», основан, несомненно, на недоразумении. Э. Цительман рассматривает отношение между нормой и вызываемым ею результатом, как отношение между причиной и действием. Правда, он не совсем отождествляет эту юридическую причинность с естественной причинностью, а только устанавливает между ними наиболее близкое родство. Ясно, однако, что Э. Цительман упустил в этом случае из виду коренное различие между должным и необходимым, нормой и законом. Гораздо ближе к истине был поставлен вопрос об изучении права как явления, обусловленного причинами, С.А. Муромцевым в его сочинении «Определение и основное разделение права». В методологическом отношении особенно важное значение имело в этом случае то обстоятельство, что С.А. Муромцев безусловно противопоставил чисто теоретическое изучение права юридической догматике. Однако задачей чисто научного изучения права он признал исследование причинных соотношений или законов, ведущих к возникновению и развитию права, а не обусловливающих существо права. Таким образом, он подменил вопрос о существе права вопросом о его происхождении. Неудивительно поэтому, что в конце концов осталась непонятой и его в основе вполне правильная методологическая мысль о необходимости провести строгое разграничение между наукой о праве и юридической догматикой, являющейся лишь прикладным знанием и искусством. Виноваты в этом случае и коренные недостатки в формулировании этого методологического положения, допущенные С.А. Муромцевым, так как он не оттенил с должной определенностью и настойчивостью, что догматическая юриспруденция в качестве технической дисциплины подлежит также теоретической разработке, т. е. что и она может быть предметом теории, хотя и научно-технической. Взгляды С.А. Муромцева на сущность и задачи догматической юриспруденции и послужили главным предметом горячего спора в нашей научной юридической литературе, причем в центре этого спора стоял вопрос о том, какой отдел науки о праве призван исследовать законы правовых явлений. Противники С А. Муромцева СВ. Пахман и АХ. Гольмстен стремились во что бы то ни стало доказать, что догматическая юриспруденция есть наука в полном смысле слова. Чтобы убедить других в этом, оба они считали нужным отстоять тот взгляд, что догматическая юриспруденция по своим методам родственна естествознанию, т. е. что и она исследует и устанавливает законы. СВ. Пахман, защищая свою мысль, сближал юридическую догматику с математикой, следуя в этом случае за Данквартом. АХ. Гольмстен шел еще дальше и формулировал некоторые из законов, открываемых догматической юриспруденцией. Оба они, несомненно, повторяли в различных вариациях ту же ошибку, которую сделал Э. Ци-тельман, когда он развивал свою теорию юридической причинности. Возражая своим противникам, С А. Муромцев правильно указал на то, что они смешивают законы с принципами; с своей стороны, проанализировав сущность правовых принципов, он установил их отличие от законов в научном смысле. К сожалению, этот спор, закончившийся довольно неприятной личной полемикой, прямо не привел к полной ясности не только решения, но и постановки вопроса. Этому помешал целый ряд методологических погрешностей и ошибок, допущенных обеими сторонами, от которых в пылу спора ни та, ни другая сторона не хотела отказаться. Но косвенно этот спор расчистил методологическую почву для выработки путей и приемов дальнейшего построения научного знания о праве. Кроме научно правильного исходного положения, выдвинутого СА. Муромцевым о методологическом своеобразии догматической юриспруденции, высказанные в этом споре различные соображения о задачах научного познания права дают основание прийти к заключению, что наряду с чисто социологической задачей — исследовать законы возникновения и развития права — существует гораздо более важная научно-теоретическая задача — исследовать те причинные соотношения, которые обусловливают самое существо права. В дальнейшем, однако, представители социально-научного учения о праве разрабатывали только социологические проблемы о причинах и силах, ведущих к образованию и развитию правовых учреждений. Исследованию этих вопросов посвящены наиболее ценные труды М.М. Ковалевского; это же научное направление отстаивает и Ю.С. Гамбаров. К праву, как явлению естественного порядка, обусловленному известными причинными соотношениями, можно подойти и с другой стороны. Для этого нужно методически правильно поставить исследование его психической природы. Можно было ожидать, что сторонники психологической теории права, которые подвергли резкой критики современные научные направления юриспруденции и поставили своей задачей коренным образом пересмотреть вопрос о методах научного познания права, внесут методологическую ясность в постановку этой проблемы. Но, как мы видели выше, достичь полной методологической ясности в этом вопросе им помешала зависимость их от методов догматической юриспруденции, породившая пристрастие лишь к логическим обобщениям и классификациям. Только в последнее время Л.И. Петражицкий более определенно заговорил о необходимости исследовать «причинные свойства права» [...]. выводыипрактическиепредложенияоправо устройствеобщественнойжизниВладимираМ, веевичаактуальныи сейчас.Учитыватьихвсе ветвямгосударственной власти России в своей де тельности—полезная необходимость. В.М. Гессен — профессор государственного и а/ министративного права Санкт-Петербургског университета. В 1907 г. был избран депутатом втс рой Государственной Думы России от партии к< детов. Сотрудничал в газетах «Речь», «Русские ве домости» и в других изданиях. Был редакторо! журналов «Право» и «Вестник права», где печатал ся Л.Н. Толстой. Произведения: О правовом государстве // Праве вое государство и народное голосование/СПб 1908. Вопросы местного самоуправления. СПб 1904. | Правовое государства [•••] Правовым называется госуда знает обязательным для себя, как пр ваемые им же, как эакощ Правовое государство в своей д< ществлении правительственных и с связано и ограничено правом, стой вне и над ним. Современное правовое государ ГЕССЕН ВЛАДИМИР МАТВЕЕВИЧ (1868-1920) Русский юрист, ученый и политический деятель. Его произведения проникнуты идеями правовой государственности. Теоретические положения, выводы и практические предложения о правовом устройстве общественной жизни Владимира Матвеевича актуальны и сейчас. Учитывать их всем ветвям государственной власти России в своей деятельности —полезная необходимость. В.М. Гессен — профессор государственного и административного права Санкт-Петербургского университета. В 1907 г. был избран депутатом второй Государственной Думы России от партии кадетов. Сотрудничал в газетах «Речь», «Русские ведомости» и в других изданиях. Был редактором журналов «Право» и «Вестник права», где печатался Л.Н. Толстой. Произведения: О правовом государстве // Правовое государство и народное голосование/СПб.: 1908. Вопросы местного самоуправления. СПб.: 1904. | Правовое государство (сущность правового государства, его признаки; сдбъективное публичное правп) Гессен В.М. О правовом государстпе [...] Правовым называется государство, которое признает обязательным для себя, как правительства, создаваемые им же, как законодателем, юридические нормы. Правовое государство в своей деятельности, в осуществлении правительственных и судебных функций связано и ограничено правом, стоит под правом, а не вне и над ним. Современное правовое государство осуществляет двоякого рода функцию. С одной стороны, государство законодательствует; государственная власть является творцом положительного права. С другой стороны, то же государство управляет; оно действует, осуществляя свои интересы, в пределах им же самим создаваемого права. Законодательствуя, государство свободно; оно не связано положительным — обычным и законодательным правом. Нет вечных обычаев и законов. Положительное право не ставит никаких границ законодательному творчеству государства. По самому существу своему законодательная власть не может быть ограничена законом. Наоборот, то же государство, в лице своей правительственной власти, — правящее, а не законодательствующее государство, — ограничено действующим положительным правом. Издавая закон, государство связывает и обязывает им не только подчиненных ему индивидов, но вместе с тем—посредственно или непосредственно — и самое себя. Закон налагает известные обязанности на граждан, предоставляя соответственные права правительству; но в то же время закон налагает известные обязанности на правительство, предоставляя гражданам соответственные права. Государство в лице своей правительственной власти так же подчинено закону, как каждый в отдельности гражданин. Такова сущность правового государства. Нам предстоит теперь рассмотреть вопрос, каким образом возникает правовое государство? Каким образом государство может быть подчинено им же самим создаваемому праву? Каким образом правотворящее государство может быть в то же время государством правовым? Отличительным свойством правового государства является под законность правительственной и судебной власти; такая подзаконность необходимо предполагает обособление властей — отделение правительственной власти от законодательной и судебной от той и другой. Обособление властей осуществляется в государственном строе конституционных государств. В абсолютной монархии такое обособление невозможно; и потому абсолютная монархия, по терминологии Канта, является государством произвола (\Л^ШкиЬгз1аа1;), а не правовым государством (КесЫзв^аа*). Отличительным моментом, характеризующим юридическую природу абсолютных монархий, является вне и надзаконный характер правительственной власти. В абсолютных монархиях нет и не может быть обособления властей. Всю совокупность государственной деятельности, как вполне однородной, старый режим подводит под одну категорию, называет одним именем: в государствах старого режима правительство издает закон, правит страной — и по крайней мере отчасти — творит суд. Правительство старого режима — это монарх [...]. (...) В отличие от абсолютной монархии, конституционное государство осуществляет как в своей организации, так точно и в деятельности своей, начало обособления властей. |