Р. Негарестани, - Циклонопедия_ соучастие с анонимными материала. Incognitum hactenus Кристен Алвансон
 Скачать 7.73 Mb.
|
|
Гельмонт ассоциирует гниение с апорией смешанных тел. Дух — это эпидемия которая кладет конец мифу о душе, забирая ее во внешнюю тьму существования. Химия (алхимия) начинается с распада. Обнаженный перед мешагентами распада может спросить Разве мысль — это не газовая гниль Вопрос отзывается раковым эхом в зловонном воздухе. Сопротивление распаду одновременно бесполезно и плодотворно. Но тогда что есть плодородие в смысле сопротивления распаду Ужас зияет в этом вопросе Нерасчерченные регионы ЭКСКУРС XI Моделирование Жизни Разрезанный на куски, рассеченный, разрубленный на все еще невредимые части, ампутируя члены, царапая, оставляя борозды от гвоздей, следы зубов, рваные раны от острых краев переломанных костей, неровный разрез губ, вырывая щеки, сбрив все выступы тела, укоротив руки и ноги отрубанием пальцев, рассекая нос натрое волосы, переносица и пустота, вырывая куски лица, очищая от идолопоклоннической избыточности, все тело раскрашивая розовым, вычитая веки из лица, затем нос, губы и лицо из головы, так что голова стала отверстием тела, открывая разрезы случайно или расчетливо, очищая себя посредством увечья, вырвав подбородок, сдирая кожу оставшимися ногтями, превращая грудную клетку в пристанище мух, удалив живот, подрезав уши до странной формы, пробивая десны зубами, раздирая подмышки, иссушившею, минимизируя плоть редуцируя телесную субстанцию до самой сути, округляя члены до ближайшего предела, каждый день увеличивая число звуков топора, сегодня десять тысяч разрезов, завтра больше или меньше, Ангра-Майнью (Ахриман) непрерывно калечит собственное тело, и каждый день новые мясо и ткани заполняют раны раны зарастают и образуют шрамы — избыточное шрамирование. В авестийском языке древней Персии слово создавать или рождать в отношении Ахримана — hav или fra. karet. Слово hav одновременно означает разрезание, травление, готовку, кипячение, содомию, жарение, увечье и трение, что вместе делает Ахримана кулинарным божеством или поваром. И действительно разве кулинария — не высшее искусство композиции, размытия границ, алхимии переизобретения ингредиентов, колдовство, артифициализация и кукловодство материалами и продуктами В кулинарии материализм и его прагматика завязаны на демонополии материи. Повара — криминальные алхимики со склонностью к оккультизму. Ашемога (ложный маг, обманщик, самозванец, шарлатан посланник Ахримана, приходит к Заххаку, царю Персии, в образе повара, который оскверняет вегетарианскую зороастрийскую кухню мясом. Как кулинарный преступник, намеренный нарушить чистоту персидской диеты, Ашемога реализует свой план, тайно добавляя небольшие количества мяса в приготовляемые им обеды и постепенно увеличивая содержание мяса, затем заменяет его человеческим мясом, чтобы выработать у Заххака зависимость. Через десять лет Ашемога наконец переходит к кулинарии, основанной исключительно на мясе чтобы завершить инициацию Заххака в царство плотоядных. Когда Ашемога (повар) целует плечи Заххака после его инициации (Дар Ахримана), два гигантских червя или змеи вырастают из следов поцелуев. Боль от растущих червей можно облегчить, только скормив им человеческий мозг обоих полов. Демоническое достижимо только через становление шефом или возвращение к кулинарным аспектам материи. В Стирая Древнюю Персию Парсани прослеживает линию связи между проказой, креативностью, гончарным искусством, Ахриманом, или Ангра-Майнью, миноритарными группами населения, творением и бунтом. В этой своей единственной книге Парсани прославляет гончарное дело следующим образом Гончарное искусство — путь творческой революции против Творения. Ахриман вы Каталитические пространства резает множество кусков из собственного тела, чтобы создать из этих кусков, как из лягушачьей икры, легион ахриманических творений, учеников, паразитов, людей и союзников из своей крови, сыворотки и мяса. Само-резание Ахримана призвано издевательски имитировать самодостаточность творения Божества (или мира Ахурамазды) превращением собственного тела в мясную лавку творения Нона еще более фундаментальном уровне для Ахримана творение через нанесение самому себе увечий — политика уничтожения монополии Бога (его брата Ахурамазды), который уже монополизировал мири его потенциал через генезис и свою креационистскую кампанию. По этой причине такой намеренный акт резни модифицирует политику творения в целях, внеположных политической схеме «твори-чтобы-быть-богом». Вместо того чтобы реализовывать суверенность Бога путем творения, ахриманистическая креативность высвобождает креативность, внутренне присущую базисному материализму. Экстремальный боди-арт Ахримана (шрамирование) — это практика дифференциации распада и креативности от установленной и обоснованной вселенной без ее очищения или трансгрессии в деструктивном подходе. Вот почему Парсани часто называет ближневосточных художников и писателей легион — с явной отсылкой к ахриманистической креативности: «Сегодня, как ив прошлом, ближневосточная креативность демонстрирует что ближневосточные писатели и художники ведут свой род от революционного решения Ахримана выжать искусство из творения или установленного порядка, извлечь субверсию из здоровья этого творения и пожать креатив ность этой субверсии. Все это без всяких мстительных попыток обескровить существующий порядок, но, напротив, давая ему бесконечные возможности выжить и взрастить новые формы субверсии, соучастия, меньшинств, революций внутри контрреволюций и безграничных восстаний (X. Парсани). Шрамирование демонстрирует бдительность здоровья. Сторожевой пес здоровья, процесс заживления отвечает за затягивание рани прекращение транс грессий путем стягивания материи, времени и энергии в раненые регионы. Если шрамирование — воплощение здоровья, то Ахриман в первую очередь порождает свои меньшинства и вредоносные машины чудовищного неповиновения из процесса шрамирования. Отрезая от себя кусок и объявляя этот кусок врагом, Ахриман порождает свой легион. Сотворение каждого вредителя, а также масштаб его чудовищности отмечены шрамом на теле Ахримана. Чем преступнее враг, тем уродливее и больше келоидный рубец. Ахриман превращает шра мирование в злокачественный процесс, в фиброз мягкие ткани громоздятся на ткани без сомнений и без остановок. Перепроизводство коллагена, или гипертрофическое шрамирование, либо выступающее над раной, либо разрастающееся бесконечно и неопределенно за пределы раны, отмечает поворот в направлении процесса исцеления. В случае избыточного шрамирования процесс исцеления перенаправляется на новую территорию, где он приводит в действие скрытую мягкость распада вместо формы успешного сдерживания — злоупотребление вместо лечения, злокачественный избыток здоровья вместо здоровья Нерасчерченные регионы Ахриманистическая креативность делает здоровье саморазрушительным и неспособным избавиться от самого себя. Фактически именно практики ахримани- стической креативности — ближневосточный легион — повинны в подпитке всякого рода тайных мятежей и молчаливом разложении авторитета и государства. «Будь сознательным прокаженным. Этот совет Парсани, обращенный к ближневосточным художниками писателям нечто большее, чем самовлюбленная максима, отсылающая к его собственной болезни Хансена; он указывает на его политическую позицию защиты ахриманистической креативности. Ведь скрытая мягкость и прокаженная кожа выступают рука об руку прокаженный, как религиозный объект страдания, выступает двигателем субверсивного творения или «лепро-творчества». Проказа, или гончарное дело жизни, исподволь вводит в глину искусство бурлящего ужаса. По мере того как келоиды и шрамы наслаиваются друг на друга, на новые раны на старых шрамах, они постепенно теряют чувствительность к стимулам, приводя тело Ахримана в смятение, в котором невозможно провести или проследить ни одной прямой линии между творцом и творением изначальная неаутентичность. По аналогии с ахриманистическим искусством, проявляющимся в невосприимчивости келоидных и рубцовых тканей, проказа вырабатывает загадочную интенсивность в акте творения, где творение и творец сливаются друг с другом и диссоциируются друг от друга через взаимную интенсивность, которая работает одновременно и как политика, и как этика творчества. Божественное дорожит своим творением и постоянно беспокоится о сотворенном до такой степени, что ради спасения целостности творения обращает свой гневна сотворенное. Лепро-творчество, с другой стороны, требует постоянного рассогласования или разрыва этой целостности между творцом и творением, глубинной интенсивности в отношении творца и творения. Если креационистское Божественное — это горшечник, который создал людей из пыли и воды и тем самым посеял семена безобразия и собственной потери лица, Ахриман выписывает творение на себе, и, парадоксальным образом, его антидемиургическая монструозность становится результатом его жизне-моделирования себя как одновременно творца, творения и творчества. Жизне-моделирование — это систематическое упражнение в моровом творчестве. Ахриман как добровольный прокаженный (изображаемый с фантастически изуродованным лицом) — не гончар, но его тело — самоходный гончарный круг. Согласно традиции монотеизма и Божественного творения из праха и воды, Бог — горшечник, который забыл собственный материал. Поскольку если пыль каббалистически равна нет Бога, а вода — заменитель семени и диссеминации, то гончарное дело разбрасывает диффузные формы Нет-Бога. Как слепой горшечник, Бог распространяет безбожный материализм по Вселенной. В стороне от Божественной заботы, принявшей форму обсессии пластическая хирургия, прокаженный (ив буквальном смысле, и как ближневосточный художник или писатель — осознанный прокаженный Парсани) претерпевает постоянную глиняную хирургию Каталитические пространства поли-тики СОУЧАСТИЕ И ШИЗОТРАТЕГИИ о т крыто ст и и б унта ХОРОШИЙ ОБЕД Ш ИЗОТРАТЕГИЧЕСКАЯ КРОМКА В середине восьмидесятых, прежде чем скатиться в петроматическую ним фолепсию, Хамид Парсани переопределяет жанр своей книги Стирая Древнюю Персию как путеводитель по стратегической открытости (которой, как настаивает Парсани, постоянно озабочен Ближний Восток. Согласно его анализу Арианского холокоста и его отношений с генеалогией монотеизма, книга может быть прочитана как синкретический подход к широкому спектру коммуникаций и модусов жизни на Ближнем Востоке, открытости с политической кромкой, поскольку он подчеркивает Она открытость определенно не подходит для социальных динамики способов жизни, инструментализированных в либеральных обществах. Открытость — то, что переворачивает само тело свободного мира вверх ногами на протяжении всей человеческой истории, если конечно, мы предположим, что свободный мир когда-либо был чем-то большим, чем институция более терпимого режима или религии пишет Парса ни в позднейших заметках к Стирая Древнюю Персию. Враждебные критики уже назвали эту книгу максималистскими многословным трактатом обо всем чем угодно, кроме Персии, полным сведений по всевозможным дисциплинам, кроме археологии, а немногие поклонники — необходимым путеводителем для путешествия по Ближнему Востоку. В любом случае было бы более чем неверно читать Стирая Древнюю Персию Парсани просто как собрание феноменальных открытий и теорий. Как признается сам Парсани, книга представляет собой неловкую попытку разрешить запутанную проблему открытости на Ближнем Востоке»34. «Так называемые деспотические институции Ближнего Востока пережили либерализм и стали сильнее, а не разлетелись на жалкие осколки давным-дав- но только потому, что открытость никогда не может быть извлечена изнутри системы путем или простого произвольного, или субъективного желания быть Соучастие и шизотратегии открытости и бунта открытым. Либерализм (не говоря уже о свободном мире) неспособен передать открытость». Согласно критикам, Парсани перечитывает Стирая Древнюю Персию, чтобы ремобилизовать свои уже оформленные мысли о современной Теллурианской Динамике, соединив их с текучей эффективностю нефти (оборот Парсани). Для Парсани, однако, этот процесс переписывания (или «переинтерпретации», согласно его критикам) имеет то достоинство, что в нем все его исследования собираются вокруг загадки открытости: «Мне кажется, что так называемая ближневосточная жизнь больше, чем чтобы тони было, предполагает динамику коммуникации и представляет собой ответ на загадку открытости, а несовременный ориенталистский стиль жизни в политическом или гуманистическом аспекте». В свете отсылок Парсани к загадке открытости команда «Гиперверия» решила поставить под вопрос и подвергнуть новому исследованию свои ранние заметки по открытости в связи с политиками становления Делеза и Гваттари. Однако на этот раз прочтение проводилось не начисто философских основаниях а скорее на новом фоне, фоне мешистерии работ Парсани, как текстуальный набросок, устойчивый к любому высокоуровневому философскому психозу. Таким путем работы Парсани могли обнаружить новые грани и релевантные аспекты. «В Стирая Древнюю Персию" человеческая история предстает как экспериментальный исследовательский процесс по разработке и установлению модусов открытости внешнему. Открытость — непредельное, так сказать дело человека, а скорее дело внешнего, понимаемого как всё минус человек, даже собственное тело человека. Но открытость ассоциируется не только с человеческой историей. Парсани утверждает, что Земля как архикукло вод и оккульт-манипулятор планетарных событий обладает своей, гораздо более утонченной открытостью. Если человек есть субъект открытости или тот, кто открывает себя своему внешнему, тогда Земля — это субъект наизнанку" человеческой открытости. Несомненно, человеческая открытость полна поворотов. Это включает социальную открытость, гендерную коммуникацию и открытость между населением и правительствами современного мира культурную или петрологическую. Парсани показывает, что человеческая открытость обладает стратегическими запутанным духом, для которого каждая коммуникация — тактика и каждая открытость — стратегия в процессе развертывания. Если дело обстоит именно так, то Земля должна быть вовлечена в утробно-темный и океанически глубокий план, если не заговор — в ее открытости и коммуникации и с организмами, и с ее солярным внешним. Сложно изучать мировую политику, культуру и экономику, не ставя под вопрос ее проблемы и заботы в отношении этики открытости. Исследования Ближнего Востока были бы невозможны без вопроса об открытости (Ануш Саркисян, комментарии к Стирая Древнюю Персию, 1994). 202 Политики Открытость приходит из Внешнего, а не наоборот. Ницшеанская аффирма- тивность никогда не предназначалась для поддержки освобождения или даже открытости вообще. Это был призыв внешнего, в его экстериорности по отношению к человеческому и даже к человеческой открытости (которая включает желание быть открытым внешнему. Радикальная открытость не имеет ничего общего с отменой закрытости это вопрос стирания всех следов скаредности и гротескной одомашненности, существующих в так называемой эмансипатор- ной человеческой открытости. Острие радикальной открытости жаждет вскрыть экономическую открытость или любую открытость, сконструированную на основе способностей допуска субъекта и среды. Мишень радикальной открытости — не закрытость, а экономическая открытость. Радикальная открытость пожирает все экономические и политические основания, основанные на бытии открытым». Аффирмация не обретает открытость миру, а поддерживает закрытость, прогрессирующую входе гротескного одомашнивания экономической открытости На первом уровне этой операции аффирмация защищает бытие открытым че- му-либо» как антропоморфный и регулируемый модус открытости он делает все более допустимым, более экономически открытыми более целенаправленным. Аффирмация изначально вовлечена в манипуляции с границами (систем машинерия которых основана на трансформации открытости в частный случай допустимости, что превращает экономическую открытость в экономию выживания. Суть экономической открытости не в том, чтобы быть открытым внешнему а в том, насколько мы можем позволить себе внешнее. Следовательно, открытость в этом смысле неразрывно связана с выживанием. Экономия выживания подобным же образом это реализация всех проявлений коммуникации как продления выживания допустимость во всех формах гарантирует выживание. Экономическая открытость — это псевдорисковый маневр, симулирующий коммуникацию с Внешним. Но все же для такой открытости внешнее — нечто иное, как среда, которая уже оказалась допустимой как то, что не ставит в опасность каким-то фундаментальным образом выживание субъекта или окружающего его порядка. Так что это бытие открытым — всего лишь предельная тактика аффорданса, применяемая интерфейсами границы с внешним. Для экономической открытости порядок границ должен быть невидимым граница — это не фильтрующая сфера и не сдерживание, а граница силовой динамики (с двусмысленным номадическим стремлением, текучий горизонт, стремящийся вместить в себя все путем расширительного динамизма, а не осаживания. Аффорданс предстает как запрограммированная открытость, особенно на гарантированно безопасном плане бытия открытым (в отличие отбытия открываемым В плане бытия открытым чему-либо» органическое выживание всегда может вмешаться, аппроприировать поток ксеносигналов, экономизировать участие или, при необходимости, оборвать коммуникацию прежде, чем станет слишком поздно. «Бытие открытым, политическое и осторожное, поддерживает экономию выживания как экономическую и тайно апроприированную сферу вместимости или допустимости, экономию, нацеленную на выживание любой ценой, даже через некрократию смерти. Экономическая открытость — то есть бытие открытым чему-либо» — апроприирует взаимодействие между субъективной и объ 203 Соучастие и шизотратегии открытости и бунта ективной сторонами открытости. Субъект экономической открытости проявляется в утверждении Я открыт чему-либо», объект открытости — 3TQ тона что направлено бытие открытым. Экономическая открытость постоянно поддерживается этими двумя полюсами, которые должны допускать друг друга. Для сущности акт открывания себя среде возможен только в среде, которая уже допускает эту сущность в свой средовой спектр, и только если сама эта сущность способна вместить часть среды. Вместимость сущности напрямую зависит от ее субъективного выживания. По этой причине так называемая (экономическая) открытость репрезентирует допуски вместимость выживания ее субъектов, а не сам акт открывания себя. |