Исследования Американской академии по проблемамглобальной безопасности
 Скачать 1.52 Mb.
|
|
ВОЕННАЯ РОЛЬ РОССИИ В ОПЕРАЦИЯХ ПО ПОДДЕРЖАНИЮ МИРА/ПРИНУЖДЕНИЮ К МИРУ НА ТЕРРИТОРИИ СНГ Тем не менее в 1990(е годы в России был выработан комп( лекс руководящих принципов ведения военных действий в опе( рациях по "поддержанию" или "установлению" мира в регионах СНГ (которые ниже для удобства называются миротворческими операциями). Впоследствии они оказали некоторое влияние на регулирование применения российской силы в конфликтах на территории СНГ, хотя масштабы первоначального российского 25 Е. Степанова. Военно(гражданские отношения в операциях невоен( ного типа. Москва: Права человека, 2001, с. 46; см. также сс. 20–30, 39–47. 26 Там же, сс. 205–208. Г ЛАВА 4. Россия, региональные конфликты и применение военной силы 161 военного участия в этих конфликтах были менее ограничены и проведение последующих миротворческих операций носило в разных случаях разный характер. Эти руководящие принципы заметно расходятся с практикой применения российской воен( ной силы в Чечне. В частности, они разрабатывались под влия( нием более широких международных норм проведения мирот( ворческих операций, хотя и не определялись ими. Тем не менее в начале 1990(х годов в кругах российского высшего командования утвердилось мнение, что важнейшим политическим инструментом в отношении "ближнего зарубе( жья" должна быть военная мощь. Российское министерство обо( роны сумело взять под строгий оперативный контроль мирот( ворческие операции в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии и Таджикистане. Оно рассматривало эти операции большей ча( стью "как средство обеспечения российских интересов в облас( ти безопасности и защиты этнических русских, а также легити( мации присутствия российских войск в некоторых из бывших советских республик" 27 . Формы вмешательства варьировались, но имели некоторые общие черты, очевидно предопределенные российским министерством обороны и Генеральным штабом. Во(первых, на первоначальном этапе вмешательства Россия отдавала явное предпочтение односторонним действиям; с воен( ной точки зрения СНГ являлось структурой, которая могла прида( вать этим действиям некоторую законность постфактум. Во(вто( рых, российские войска могли вводиться, когда конфликт достигал фазы относительной стабильности или заходил в тупик, что позволяло России принуждать воюющие стороны к достиже( нию определенного согласия в отношении условий прекращения огня. Замораживая имеющееся статус(кво, Россия получала воз( можность прекратить насилие, но восстановить положение, су( ществовавшее ранее, было уже невозможно, затруднялось и дос( тижение политических решений. В силу этого военное участие России с самого начала предполагало неопределенность его ре( зультатов. Российские обозреватели позже признавали, что таким образом российские операции по принуждению к миру "оказыва( лись неэффективными в искоренении глубинных проблем и при( 27 Neil Malcolm, Alex Pravda, Roy Allison, and Margot Light, eds. Internal Factors in Russian Foreign Policy. Oxford: Oxford University Press, 1996, pp. 271(272. Рой Эллисон 162 чин конфликтов и обеспечении самоподдерживающегося мира" 28 В(третьих, Россия обеспечивала себе тактическое превосходство сил. Немногочисленных наблюдателей за выполнением условий прекращения огня поддерживала сильная группировка, готовая жестко подавить любые серьезные нарушения, если таковыми их сочтет сама Россия 29 Все это требовало от России в период 1992–1994 годов твер( дой политической приверженности интервенционистскому кур( су в конфликтах на территории СНГ, который не был ни запрог( раммированным, ни неоспоримым. В России существовал целый спектр политических мнений относительно целесообразности применения силы, сформированный реальным опытом действий в зонах конфликта. Общая тенденция, пронизывавшая этот по( литический спектр, указывала на усиление готовности к приме( нению силы 30 . Однако был достаточно заметен и изоляционист( ский настрой в отношении разрешения конфликтов в ближнем зарубежье. Другая часть спектра выступала за стратегию "выбо( ра приоритетов" при определении роли российских сил в зонах конфликтов, требующей применения различных правил и схем к разным ситуациям 31 . На практике для России оказалось трудно отказаться от своего первоначального вмешательства, а для рос( сийских военных – принять более гибкий подход к таким кон( фликтам. Главная проблема состояла в стремлении российских стра( тегов в 1990(е годы ставить "миротворческие операции" в один ряд с конфликтами низкой интенсивности. Российским "силам по предотвращению локальных конфликтов" поручалось веде( ние боевых действий, а миротворческая миссия интегрировалась в рамки конфликта. Миротворческие силы представляли собой первый эшелон, способный отвечать на угрозы малого масшта( ба, которому в случае необходимости оказывалась поддержка 28 Valeri Ermolin. Russia and New Types of Military Conflicts. – FSU 15 Nations, August 1998, р. 7. 29 Pavel Baev. Russian Military Thinking and the “Near Abroad”. – Jane’s Intelligence Review, December 1994, pp. 532(533. 30 Andrew Bennett. Condemned to Repetition?: The Rise, Fall, and Reprise of Soviet(Russian Military Interventionism, 1973(1996. Cambridge, MA: MIT Press, 1999, рр. 305(328. 31 Tatiana Shakleina. Russian Policy toward Military Conflicts in the Former Soviet Union, in Bruce Parrott, ed. State Building and Military Power in Russia and the New States of Eurasia. Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1995, pp. 96(104. Г ЛАВА 4. Россия, региональные конфликты и применение военной силы 163 мощными силами второго эшелона. Однако многие российские офицеры с трудом могли провести это различие на практике, когда конфликт перерастал в вооруженное столкновение. В лю( бом случае силы, предназначенные для миротворческих опе( раций, были обучены насильственному разведению противобор( ствующих сторон до вступления в силу соглашения о прекраще( нии огня 32 Российское командование стремилось иметь в своем распо( ряжении превосходящие силы для обеспечения доминирующих позиций в локальных военных конфликтах. В миротворческих контингентах оно также поддерживало свое количественное и качественное превосходство по отношению к любым континген( там, предоставленным другими государствами СНГ. Однако тре( бование о соблюдении этими государствами нейтралитета не выдвигалось, и даже от самой России не требовалось бесприст( растной позиции; все они могли быть фактическими участника( ми соответствующего конфликта. Действительно, Россия высту( пила со смелой инициативой, создав структуры, которые позволяли сторонам конфликтов в Приднестровье и Абхазии стать полноправными участниками миротворческих операций, проводившихся позднее 33 Высокий уровень применения силы в российских миротвор( ческих операциях, оправданный российскими военными анали( тиками в начале и середине 1990(х годов, был возможен потому, что, в отличие от миротворцев ООН, для российских войск не существовало сдерживающих факторов в виде соображений 32 См. генерал(майор в отставке Иван Воробьев. Красная звезда, 22 февраля 1994 г. и он же. Миротворческие операции. – Военная мысль, № 5 (1994 г.), сс. 43–47. Программа начальной подготовки изложена в "Про( грамме подготовки частей миротворческих сил". Москва: Министерство обороны России, 1992. В следующем году министерство выпустило допол( нительные временные инструкции по подготовке. Об общей полемике между офицерами различных российских военных структур см. Dov Lynch. Russian Peacekeeping Strategies in the CIS: The Cases of Moldova, Georgia, and Tajikistan. London: Macmillan, 2000, pp. 96(104. 33 Maj. Gen. V. Osipenko. Command and Control Organization in Peacekeeping Operations (CIS Experience). – Military Thought, no. 2 (1997), pp. 53(60. Развернутый анализ предыдущих двух абзацев содержится в: Roy Allison. The Military Background and Context to Russian Peacekeeping, in Lena Jonson and Clive Archer, eds. Peacekeeping and the Role of Russia in Eurasia. Boulder, CO: Westview Press, 1996, pp. 44(46 и Pavel Baev. The Russian Army in a Time of Troubles. London: Sage, 1996, pp. 135(141. Рой Эллисон 164 законности, правил ведения боя либо контроля со стороны об( щества. Первоочередной задачей российских миротворческих миссий было восстановление порядка, а политические сообра( жения занимали второстепенное место. Однако, по мере того как Россия все глубже увязала в зонах конфликта, а критика со стороны международного сообщества действий российских во( енных в ходе российского вмешательства становилась все слыш( нее, Москва посчитала необходимым разъяснить основные принципы своего участия в миротворческих операциях. В 1995 году российское правительство подготовило проект документа с изложением этих принципов 34 . В январе 1996 года оно объявило о своих намерениях регламентировать проведение миротворческих операций на территории СНГ на основе доку( ментов, в которых определялись бы принципы и правила приме( нения силы в такого рода операциях. Несмотря на то что эти до( кументы были приняты большинством государств СНГ 35 , они не изменили ни сути миссий, осуществляемых на территории СНГ, ни того, каким образом выполняла их Россия; и даже в качестве формальных принципов они оставляли значительные лазейки. Во( первых, неопределенным оставался ответ на вопрос о том, какие обстоятельства обусловливали применение военных средств и кто будет принимать решение о таком применении. Теперь признава( лось, что "операции по поддержанию мира" могли проводиться только после достижения сторонами соглашения о прекращении огня. Но в этих документах, тем не менее, предусматривались элементы принудительных действий, не требовавших согласия сторон. Во(вторых, в документах не регламентировалось проведе( ние операции в рамках вооруженных конфликтов до достижения соглашения о прекращении огня. В(третьих, в них не рассматри( вался важнейший вопрос о проявляемой Россией пристрастности при вмешательстве в конфликты на территории СНГ, – а это, пожалуй, ключевой фактор, объясняющий провал попыток найти политические решения по большинству из них 36 34 Агентство "Интерфакс", 29 августа 1995 г., цит. по: Foreign Broadcast Information Service(SOV(95(168, August 30, 1995, pp. 30(31. 35 Дипломатический вестник, № 2 (февраль 1996 г.), сс. 38–52. 36 Lena Jonson. Keeping the Peace in the CIS: The Evolution of Russian Policy. Discussion Paper no. 81. London: Royal Institute of International Affairs, 1999, pp. 23(27 и Lena Jonson. In Search of a Doctrine: Russian Interventionism in Conflicts in Its "Near Abroad". – Low Intensity Conflict and Law Enforcement, vol. 5, no. 3 (winter 1996), pp. 440(465. Г ЛАВА 4. Россия, региональные конфликты и применение военной силы 165 Несмотря на неадекватность этих миротворческих принци( пов, которых Москва продолжает придерживаться, российские военные стали начиная с 1996 года проявлять больше сдержанно( сти в применении силы в конфликтных районах СНГ. Кроме того, российское руководство проявило больше решительности в поис( ках компромиссов и политических решений этих конфликтов. Эти изменения отчасти отражают возрастающее понимание того, что не каждый конфликт можно урегулировать военными сред( ствами. Понимание это подкреплено итогами первой чеченской кампании, даже при том что во второй чеченской кампании Мос( ква вернулась к практике опоры на военную мощь 37 Во второй половине 1990(х годов были подготовлены серьез( ные российские исследования миротворческих операций Рос( сии 38 . В этих исследованиях признавалась необходимость усиле( ния регламентирования российских миротворческих операций, но, тем не менее, оправдывалось существование различий меж( ду контролем над такими операциями и общепринятой между( народной практикой. В них утверждалось и утверждается до сих пор, что российский опыт даже представляет собой вклад в тео( рию и практику международной деятельности по поддержанию мира. Такое объяснение особого, своеобразного характера рос( сийского миротворчества связано с весьма тенденциозной ин( терпретацией его "эффективности" 39 Однако наиболее осведомленные московские военные ана( литики, которые изучали данный вопрос и высоко оценивают российские миротворческие операции, тем не менее высказали целый ряд замечаний и предложили провести реформы, необхо( димые для повышения уровня этих операций. Дело продвигает( 37 Jonson. Keeping the Peace in the CIS, pp. 50(51. 38 Например, Миротворческие силы: опыт создания и применения в вооруженных конфликтах/Под ред. В. Вартанова. Москва: Институт воен( ной истории, Министерство обороны России, 1996; А. Никитин, О. Хлес тов, Ю. Федоров и А. Демуренко. Миротворческие операции в СНГ. Мос( ква: Московский общественный научный фонд, 1998 и Россия (СССР) в локальных войнах/Под ред. генерал(майора В. Золотарева. Москва: Кучко( во поле, 2000, сс. 366–417. 39 Например, Col. Gen. V. Barynkin. Russian Armed Forces and Peace( keeping. – Military Thought, vol. 7, no. 6 (1998), pp. 18(21 и В. Яковлев, началь( ник штаба по координации военного сотрудничества государств – членов СНГ. Peacekeeping in the CIS: Military Aspects. – International Affairs (Moscow), vol. 48, no. 2 (2002), pp. 12(18. Рой Эллисон 166 ся медленно и не всегда успешно 40 . Россия, видимо, пытается выработать и утвердить такую "доктрину" в области миротвор( чества, которая сочетала бы в себе российский опыт в СНГ и международную практику. У России до сих пор нет националь( ной концепции миротворческой деятельности, которую можно было бы включить в соответствующие руководства для военно( служащих 41 . Как следствие, российская военная практика про( должает варьироваться в зависимости от конкретной зоны реги( онального конфликта. Поведение российских военных в конфликтах на террито( рии СНГ, разумеется, не просто отражало существующие прин( ципы ведения военных или миротворческих операций или их последовательное внедрение местным командованием. Времена( ми российские генералы и военные подразделения занимались "самодеятельностью", выражавшей их политические пристрас( тия, корпоративные интересы или желание получить преимуще( ство на местах, будь то в Абхазии, Приднестровье или Таджики( стане. Это свидетельствовало об отсутствии у российского центрального военного командования возможностей осуществ( лять твердое управление и контроль над местными командирами или, возможно, о передаче им чрезмерно широких полномочий. Это также указывало на расхождение в позициях между россий( ским министерством обороны и Генеральным штабом, с одной стороны, и министерством иностранных дел или другими поли( тическими органами – с другой 42 . Однако наиболее яркие про( явления такого недостатка контроля и координации имели мес( то в переходный период начала 1990(х годов, тогда как сегодня российская государственная политика высшего уровня более четко проявляется в военной политике на низовом уровне. Таджикистан Применение Россией военной силы в Таджикистане заслу( живает особого внимания в качестве конкретного примера рос( 40 См. Золотарев. Россия (СССР) в локальных войнах, сс. 414–417. 41 Там же, с. 374 и Dmitry Polikanov. The Evolution of Russian Peacekeeping under President Putin, in Mackinlay and Cross. Regional Peacekeepers, p. 199. 42 Roy Allison. Military Factors in Foreign Policy, in Malcolm et al. Internal Factors in Russian Foreign Policy, pp. 266(277. Г ЛАВА 4. Россия, региональные конфликты и применение военной силы 167 сийского военного участия в конфликтах на территории СНГ, поскольку в течение более десяти лет военного присутствия в этой стране российские вооруженные силы играли различные частично перекрывающие друг друга роли. Эти роли отражают эволюцию российской внешней политики и стратегических при( оритетов, изменение представлений об угрозе и потребности в военных действиях на местах, а также, как отмечалось выше, частичное признание необходимости ограничений на ведение операций по принуждению к миру. Особенности этих операций (и их расхождение с нормами ООН в области миротворческой деятельности) подробно исследовались западными и российски( ми экспертами 43 . В данном разделе рассматриваются роль рос( сийских вооруженных сил в Таджикистане во время и после окончания таджикской гражданской войны и основные причи( ны их размещения в этой конфликтной зоне. До известной степени российские силы в Таджикистане с самого начала служили мощным средством государственной по( литики, поддерживающим важнейшие цели российской безопа( сности и геополитики: стабилизацию ситуации и недопущение приближения угроз к границам России. В 1993 году, например, российский Совет безопасности охарактеризовал цели России в так называемой миротворческой операции как инициирование процесса национального примирения в стране и "стабилизацию" ситуации на таджикско(афганской границе 44 . Российское мини( стерство иностранных дел уточнило задачу, призвав к созданию "пояса безопасности на периферии России" 45 . Видимо, обеспече( ние целостности границ бывшего Союза также рассматривалось как необходимая задача ввиду нецелесообразности создания но( вой границы по периметру Российской Федерации. Некоторые российские политики предусматривали также возможность воз( никновения "эффекта домино", опасаясь пришествия в Таджики( стан исламского фундаментализма. 43 Например, Lynch. Russian Peacekeeping Strategies in the CIS, pp. 150( 173; Lena Jonson. The Tajik War: A Challenge to Russian Policy. Discussion Paper no. 74. London: Royal Institute of International Affairs, 1998 и Nicole Evans. Russian Policy in CIS Conflicts. New Haven, CT: Yale University Press, 2004, chap. 7. 44 Дипломатический вестник, 15–16 августа 1993 г., с. 59. 45 Дипломатический вестник, 19–20 октября 1993 г., с. 70. Рой Эллисон 168 Однако такие логические обоснования военной роли России были разработаны постфактум, после того как российские силы, дислоцированные в Таджикистане, уже оказались вовлечены в таджикскую гражданскую войну. В течение лета и осени 1992 года базирующаяся в Таджикистане российская армия, особенно 201(я мотострелковая дивизия, активно участвовала в конфлик( те на стороне таджикских коммунистов, сначала беспорядочно и неорганизованно, а затем пользуясь более активной поддерж( кой высшего командования. Таким образом, местные части, раз( мещенные в Таджикистане, положили начало участию в опера( циях российских военных 46 . Но официальную форму это приняло только после того, как Таджикистан в июле 1993 года обратился к России с просьбой взять на себя бремя "миротвор( чества", что привело к заключению странами СНГ соглашения о коллективных силах по поддержанию мира (КСПМ). Важно отметить, что эти силы было формально сформирова( ны за целый год до того, как в октябре 1994 года было достигнуто соглашение о прекращении огня в этой гражданской войне. Их мандат с самого начала создавал потенциальную возможность совмещения миссий КСПМ и пограничных сил. Более того, со( вещания СНГ наделили командующего КСПМ полномочиями, которые позволяли интенсивно применять силу с целью прекра( тить или ограничить конфликт и убедить воюющие стороны начать переговоры. Операция имела больше общего с действия( ми по обеспечению коллективной безопасности (в соответствии с Договором о коллективной безопасности СНГ 1992 года), не( жели с миротворческой деятельностью. В самом деле, командо( вание КСПМ, видимо, рассматривало свой мандат как факти( чески предусматривающий меры по борьбе с повстанцами. Эта точка зрения сохранялась и в последующие годы, не( смотря на то что российская военная политика стала более осто( рожной и гибкой. КСПМ старались поддерживать видимость вмешательства "нейтральной третьей стороны", но их дислоци( рование в районе активных боевых действий смещало баланс политических и военных сил в пользу таджикского правитель( ства. Фактически участие российских сил в КСПМ представляло собой элемент активной российской политики оказания полной поддержки режиму Эмомали Рахмонова 47 . Их действия по ока( 46 Jonson. The Tajik War, pp. 12(13. 47 Ibid., рр. 13(16. Г ЛАВА 4. Россия, региональные конфликты и применение военной силы 169 занию в случае необходимости помощи российским погранич( никам в Таджикистане также повышали вероятность превраще( ния войск КСПМ в активных участников боевых операций. Сами пограничные войска – крупнейшее соединение за преде( лами России – были связаны по договору обязательством не( вмешательства во внутренний таджикский конфликт, но, тем не менее, по(видимому, принимали активное участие в граждан( ской войне 48 . В целом особенность КСПМ, где преобладали рос( сийские военные, состояла в том, что они не могли служить над( лежащей моделью для той или иной военной операции. Они слишком скомпрометировали себя, поддерживая одну из сторон в гражданской войне, чтобы получить признание как миротвор( ческие силы, но при этом были недостаточно твердо сориенти( рованы на ведение боевых действий в борьбе с повстанцами. В июне 1997 года благодаря сдвигу в российской политике, связанному с постепенным осознанием невозможности урегу( лирования конфликта военными средствами, стало возможно достижение соглашения о мире в Таджикистане, положившее конец войне. Некоторые российские старшие офицеры открыто критиковали военную роль России в поддержке режима Рахмо( нова, поскольку такая политика представляла ее как оккупаци( онную силу и требовала постоянного увеличения военного кон( тингента. Например, утверждалось, что в связи со снижением российского потенциала необходимо провести "упреждающее сокращение зоны прямого российского участия и контроля" в Центральной Азии 49 . Командующие российскими пограничны( ми войсками в то время, видимо, также ожидали сокращения или даже вывода российского контингента из Таджикистана. По сути, главное изменение произошло в составе этих сил. Россия создала и обучила таджикскую национальную армию и передала таджикским национальным пограничным войскам функции по охране части таджикско(афганской границы. Рос( сийская 1(я дивизия погранвойск (примерно 11 тысяч человек) и 201(я мотострелковая дивизия (в настоящее время сокращенная до 8 тысяч человек личного состава) все больше укомплектовы( вались гражданами Таджикистана. Мандат российских миро( 48 Ibid., рр. 16(17. 49 Например, V. Slipchenko. Russia’s Political and Military Problems in Central Asia. – European Security, vol. 6, no. 1 (spring 1997), pp. 116(118. Рой Эллисон 170 творцев в составе Коллективных сил СНГ истек в конце 2000 года, и 201(я мотострелковой дивизии сейчас поручены задачи выпол( нения правоохранительной и антитеррористической деятельно( сти. Однако еще в 1999 году было подписано российско(таджик( ское соглашение о реорганизации дивизии в военную базу. По состоянию на конец 2003 года Москва все еще пытается осуще( ствить это намерение и даже стремится к расширению своего военного присутствия в Таджикистане 50 Геополитические соображения, служившие обоснованием российского военного присутствия в Таджикистане в 1993 году, видимо, сохраняют свою весомость для российского военного мышления и сегодня, более десяти лет спустя. Опасения относи( тельно исходящего из Афганистана влияния исламского экстре( мизма на стабильность в Киргизии и Узбекистане и относитель( но незаконного оборота наркотиков, во всяком случае, усилились и дают конкретные основания для сохранения присутствия российских сил в Таджикистане, хотя конфликт в стране сводится сегодня к отдельным пограничным стычкам 51 Однако участие российских военнослужащих в торговле нарко( тиками снижает эффективность выполнения ими задачи по ее пресечению. Кроме того, в конце 2002 года войска США и дру( гих западных стран получили доступ на таджикские аэродромы и предоставили республике комплексы средств по оказанию помощи в области безопасности, что подрывает мотивировку присутствия там российской 201(й мотострелковой дивизии и снижает необходимость в присутствии российских пограничных войск в Таджикистане. Более важным обоснованием присут( ствия там российских вооруженных сил представляется сегодня не военно(техническая помощь, а их символическая роль, благо( даря которой российское руководство уверено, что страна еще способна выступать как лидер в вопросах безопасности в Сред( ней Азии. 50 Интервью командующего Приволжско(Уральским военным округом генерал(полковника Александра Баранова, Красная звезда, 16 мая 2003 г. 51 Заявление президента Путина на встрече с командованием 201(й мо( тострелковой дивизии, ВВС Monitoring, Inside Central Asia (далее – Inside Central Asia), April 27, 2003 и Roger McDermott. Border Security in Tajikistan: Countering the Narcotics Trade. Camberley, UK: Conflict Studies Research Centre, Royal Military Academy Sandhurst, October 2002. |