Труды. Сборник. Избранные труды А.Р. Ратинова. Избранные труды
 Скачать 1.23 Mb.
|
|
Психологическая характеристика показаний обвиняемого Вопросы предупреждения преступности. Вып. 1. М., 1965. С. 115–129. Своеобразие процессуального положения обвиняемого как лица, заинтересованного в исходе уголовного дела, не должно порождать огульного недоверия к его показаниям 1 . В то же время необходимо знать и учитывать чрезвычайно разнообразные пси- хологические факторы, определяющие позицию обвиняемого при даче показаний, его отношение к предъявленному обвинению и заданным вопросам. Дача показаний как волевой и сознательный акт является результатом взаимодействия всех сторон личности обвиняемого. Обусловленное психологическими закономерностями поведение обвиняемого – это своеобразная реакция на реальную ситуацию, в которой он оказался к моменту дачи показаний. В этой связи важной психологической проблемой является мотивация поведения обвиняемого на следствии и в суде 2 Каково происхождение и содержание мотивов дачи тех или иных показаний обвиняемым? Психология учит, что мотивы прежде всего формируются под воздействием определенных чувств человека. «Эмоции органически входят в мотивы волевых действий» 3 1 В этой связи представляется односторонней психологическая характеристика, даваемая обвиняемому С.Г.Кривицким. По его словам, у обвиняемого, как правило, отсутствует добрая воля к признанию своей вины; он обычно настаивает на своей невиновности и стремится к обороне любыми средствами, в том числе притворством, хитростью, ложью; стремится представить дело и мотив преступления в ложном свете и т. п. (Кривицкий С.Г. О признании обвиняемым своей вины // Ученые зап. Львовского ун-та. 1954. Т. XXVII. № 2. С. 76–77). 2 Характерно, что буржуазные ученые проблеме мотивации поведения обвиняемого при даче показаний не уделяют внимания. Это и понятно, ибо большинство из них главное внимание сосредоточивают на получении признания как лучшего доказательства при безразличном отношении к средствам, при помощи которых это признание достигается. 3 Рудик П.А. Психология. М., 1958. С. 195–197. Указывая на чрезвычайное множество и качественное разнообразие эмоций, П.А. Рудик дает примерный и далеко не полный перечень, превышающий сотню различных обозначений 176 Наряду с более или менее простыми эмоциями в качестве побуждений выступают и высшие нравственные чувства, кото- рые испытывает допрашиваемый в связи с моральной оценкой собственного поведения. Так, господствующие в нашем обществе морально-этические нормы не могут не оказывать положительно- го воздействия на психику человека, который хотя и совершил общественно опасное деяние, но не чужд вовсе социалистиче- скому сознанию. Когда человек понимает несоответствие своих поступков требованиям общественной морали, в нем пробужда- ются и оказывают влияние на его поведение такие нравственные чувства, как чувство чести и собственного достоинства, стыд за себя и свои поступки, сожаление о содеянном, раскаяние и т. п. 1 В осознании, обсуждении и обосновании мотивов нераз- дельно взаимодействуют и эмоциональные переживания, и дово- ды рассудка, происходит борьба различных побуждений. В сложной ситуации, какой для обвиняемого является до- прос, борьба мотивов переживается как глубокий внутренний конфликт, из которого человек должен выйти, приняв определен- ное решение и совершив необходимые действия – в данном слу- чае путем дачи тех или иных показаний. Принятое допрашиваемым решение – не результат механи- ческого перевешивания наиболее сильного побуждения (напри- мер, страха) при пассивном состоянии сознания, а сознательное предпочтение одного мотива перед другими, при определенном влиянии мировоззрения и правосознания, морально-волевых ка- честв, прошлого опыта, знаний, установок и интересов личности допрашиваемого. Этот психологический процесс не безразличен для допрашивающего. Он должен активно вмешиваться в борьбу мотивов, укрепляя и обеспечивая победу тех, которые побуждают дать правдивые показания. В этом и состоит психологическая сущность тактики допроса. человеческих чувств. В том числе упоминаются чувства гнева, злорадства, злобы, зависти, ревности, досады, преданности, великодушия, смущения, тревоги, страха, надежды, сомнения, отчаяния и пр. Такие переживания обвиняемого нередко сказываются на результатах его допроса. 1 Именно этим объясняется тот факт, что в наших условиях большинство лиц, совершивших преступление, признает свою вину. 177 С данной точки зрения можно говорить об отрицательных и положительных для результатов допроса мотивах 1 Для этого при допросе обвиняемого и оценке его показаний необходимо уяснить мотивы, которыми тот может руководство- ваться, скрывая правду. Психологические причины запирательства нельзя объяснить так называемым защитным импульсом, как это делают отдельные авторы 2 . Защитная реакция присуща не только виновному, а каж- дому, кто оказался в положении, при котором необходимо защи- щаться от каких-либо подозрений или обвинений. Мотивы отри- цания своей вины лицом, в действительности совершившим пре- ступление, носят не импульсивный, а осознанный характер. Наиболее распространенным из таких мотивов является бо- язнь наказания. Большой вес имеет также боязнь общественного осуждения и стыд от сознания аморальности своего поступка. Серьезным препятствием для дачи правдивых показаний иногда является связь расследуемого события с интимной стороной жиз- ни обвиняемого. Мотивом запирательства может оказаться стремление скрыть соучастников и лиц, причастных к преступле- нию, а также боязнь мести со стороны заинтересованных лиц. В нежелании говорить правду обвиняемого иногда укрепляет уверенность в невозможности раскрыть преступление. Немалую роль может играть недоверие к следователю и су- ду, которое носит характер предубеждения или предрассудка, а также личная неприязнь к лицу, производящему допрос. Нельзя также исключить в отдельных случаях и нежелание содейство- вать следственным и судебным органам, обусловленное опреде- ленной антиобщественной установкой, например у преступни- ков-рецидивистов, деятелей изуверских сект и т.п. Наконец, за- пирательство и ложные показания могут носить патологический характер в связи с расстройством душевной деятельности обви- няемого. 1 Следует еще раз подчеркнуть, что речь идет о получении объективно истинных показаний, а не показаний, во что бы то ни стало подтверждающих версию обвинения. 2 См., напр.: Корнеева Л.М., Ордынский С.С., Розенблит С.Я. Тактика допроса на предварительном следствии. М., 1958. С. 135. 178 Еще более сложными и трудно различимыми являются мо- тивы ложных показаний, в которых допрашиваемый признает се- бя виновным или обвиняет других. Учитывая разнообразие побуждений к самооговору, можно указать лишь наиболее типичные из них 1 Зачастую мотивом самооговора является стремление изба- вить от наказания действительного виновника, которое формиру- ется под влиянием родственных или дружеских чувств либо про- диктовано определенными групповыми интересами (как это бы- вает иногда среди преступников-рецидивистов), или же достига- ется угрозами и воздействием заинтересованных лиц в отноше- нии тех, кто находится в какой-либо зависимости от них (несо- вершеннолетние и т.п.). Нельзя исключить возможность того, что обвиняемый ого- варивает себя из боязни огласки каких-либо компрометирующих сведений или из желания получить от заинтересованных лиц ка- кую-либо материальную выгоду. Ложное признание может быть продиктовано стремлением уклониться от ответственности за более тяжкое преступление. Иногда допрашиваемый путем нагромождения ложных при- знаний старается запутать и затянуть расследование, предполагая впоследствии, когда возможность обнаружения действительно совершенного им преступления будет утрачена или затруднена, отказаться от своих показаний. Немалую группу мотивов самооговора объединяет стремле- ние обвиняемого получить какие-либо льготы в ходе расследова- ния и рассмотрения уголовного дела. Нередко, оговаривая себя, обвиняемый стремится «заслу- жить» смягчение ответственности, которая представляется ему неотвратимой в силу убедительности собранных улик. Некоторые преступники, рассчитывая на благожелательное отношение сле- дователя, признаются в совершении других, ранее не раскрытых 1 Вряд ли можно согласиться с делением этих мотивов на «альтруистические» и «эгоистические», как это делает М.А. Чельцов (см.: Обвиняемый и его показания в советском уголовном процессе. М., 1959. С. 15–16). В действительности мотивы, которые предлагается выделить в две эти группы, в большинстве случаев переплетаются. Так, «альтруистический» мотив, т.е. желание выгородить другое лицо, может быть вызван побуждениями, далекими от альтруизма (например, подкупом). 179 преступлений, полагая, что это не отразится на мере наказания. Иногда такие признания делаются и для того, чтобы приобрести «авторитет» в преступной среде. Известны и случаи самооговора, вызванные стремлением ускорить затянувшееся расследование и судебное рассмотрение, когда обвиняемый хочет покончить с неопределенностью своего положения, уйти от нравственных страданий. Наконец, обвиняе- мый может добросовестно заблуждаться, считая себя виновным. Такие факты чаще всего наблюдаются в делах о неосторожных преступлениях и в случаях, когда обвиняемый не осведомлен от- носительно наличия и значения обстоятельств, исключающих его вину (необходимая оборона, крайняя необходимость и т.п.). Многие из названных мотивов служат также побудительной причиной оговора. Ложные показания, соединенные с обвинени- ем других лиц, могут быть даны из мести, зависти, в связи с на- личием вражды и личных счетов, в силу желания «разделить» от- ветственность или полностью переложить ее на других, скрыть подлинных преступников и других причастных к делу лиц, ута- ить похищенное имущество и т.п. Психологический анализ причин дачи обвиняемым ложных показаний позволяет различать, с одной стороны, непосредствен- ные побуждения допрашиваемого, т.е. мотивы его действий, и цели, которые он преследует (они в основном совпадают с моти- вами), а с другой – причины возникновения того или иного моти- ва и условия, способствующие его формированию. Основной причиной, порождающей мотивы оговора и само- оговора, является заинтересованность обвиняемого в ходе рас- следования и судебного рассмотрения дела и в их результатах 1 Даже там, где обвиняемый действует, на первый взгляд, во вред себе, в действительности сказывается его тенденция извлечь ре- альную или предполагаемую пользу. Эта, условно говоря, «выго- да» может быть временной, кажущейся, связанной с желатель- ным для обвиняемого благополучием других лиц, но во всех слу- чаях, принимая решение, он полагает, что «так будет лучше». 1 Заметим, что большинство авторов, подчеркивая заинтересованность обвиняемого как главную особенность его положения, имеют в виду лишь конечный результат процесса – исход дела. Между тем сам ход дела, будучи связан с жизненными интересами обвиняемого, может иметь для него весьма существенное значение. 180 Возникновению рассмотренных выше отрицательных моти- вов содействуют такие, например, субъективные факторы, как низкий моральный и культурный уровень обвиняемого, низмен- ные чувства и черты характера (такие, как эгоизм, зависть, коры- столюбие, безволие), неосведомленность в вопросах права и т.п. Особенно отрицательно действует чувство страха, который могут испытывать при допросе и виновный, и невиновный. Страх не только притупляет память, но угнетающе действует на всю психику человека, на его интеллектуальную деятельность. Он не- редко снижает волю, нравственный самоконтроль и критические способности, препятствует правильной оценке обстановки 1 Известно, что под влиянием страха увеличивается внушае- мость, которая свойственна каждому человеку. Внушаемость возрастает при общей неблагоприятной обстановке, аффектных состояниях, переутомлении, истощении нервной системы, т.е. в условиях, в которых может оказаться подследственный и подсу- димый. Возможность внушения ложных показаний возрастает при длительных допросах, ибо чувство усталости снижает сопротив- ляемость внушению. Следователю и судье необходимо учитывать все эти факты, по мере возможности их устранять или нейтрализовать и препят- ствовать их конкретным проявлениям. Убедить обвиняемого дать правдивые показания – значит доказать ему бесполезность и вредность лжи. Указывая на средства убеждения, которыми оперирует доп- рашивающий, некоторые авторы рассматривают изолированно доводы, обращенные к чувствам, и доводы, обращенные «к рас- судку» 2 . Такое противопоставление неверно со всех точек зрения. Дача показаний как волевой акт – результат сознательного выбора допрашиваемым определенной позиции. Его чувства так или иначе влияют на отношение к поставленным вопросам, но 1 Именно поэтому наш закон строго запрещает применять при допросе угрозы и иные подобные меры, требует разъяснения и обеспечения участникам процесса их прав, и неслучайно буржуазные криминалисты главную ставку делают на запугивание допрашиваемого. 2 Такое разделение и противопоставление воздействия на допрашиваемого не случайно проводится почти всеми буржуазными криминалистами, ибо для получения признания они считают допустимым воздействие на любые, даже низменные чувства допрашиваемого вопреки доводам его рассудка. См. об этом: Ратинов А.Р., Гаврилов О.А. Использование данных психологии в буржуазной криминалистике // Вопр. криминалистики. 1963. Вып. 8–9. 181 только преломляясь в сознании. Воздействуя же исключительно на эмоции допрашиваемого и пытаясь выключить или снизить контроль рассудка, мы рискуем получить ложные показания (на- пример, под влиянием страха, злобы и других отрицательных эмоций). С другой стороны, бесчувственный эгоистический расчет, когда нравственные побуждения подавлены, также способен при- вести допрашиваемого к ложным показаниям. Выдвигая перед обвиняемым аргументы, которые должны привести его к пра- вильному решению, необходимо поэтому воздействовать и на эмоции, укрепляющие его на этом пути. Рациональное и эмоцио- нальное неотделимо с точки зрения психологии показаний. Наиболее сильным аргументом для виновного является на- личие совокупности изобличающих доказательств. Однако может оказаться достаточной и такая сумма фактов, которая, формально позволяя преступнику отрицать свою вину, но, будучи тактиче- ски правильно использована, приводит его к убеждению в беспо- лезности лжи и запирательства. Следует иметь в виду и такое психическое явление. В по- вседневной жизни и следственной практике давно замечено, что если человек длительное время скрывает что-либо его волную- щее, у него появляется острая потребность поделиться своими переживаниями, посоветоваться с кем-нибудь или просто выго- вориться. Такая потребность откровенно поговорить о скрывае- мых фактах зачастую характерна для состояния обвиняемого 1 . И нередко, чем более упорствует допрашиваемый, уклоняясь от да- чи правдивых показаний, тем сильнее его желание рассказать ко- му-нибудь правду. Это специфическое состояние следует исполь- зовать при допросе и учитывать при оценке показаний, которые далеко не всегда даются под воздействием доказательств, равно убедительных для всех. Безусловно, исключается при этом обман допрашиваемого, ибо нельзя достигнуть истины при помощи лжи. Даже временный успех таких средств весьма сомнителен. Однако это не означает, что допрашивающий не вправе создавать и использовать такти- 1 Психофизиологический механизм этого состояния может быть объяснен явлением положительной индукции нервных процессов. Торможение отдельных участков головного мозга, сопутствующее умолчанию и запирательству, индуцирует процесс возбуждения, который в свою очередь порождает неодолимое желание выговориться. Такое стремление угасает, как только возникшая потребность удовлетворена. 182 ческие преимущества, применять для выяснения истины опреде- ленные психологические хитрости. Речь идет, в частности, об ис- пользовании при допросе фактора внезапности, неподготовлен- ности обвиняемого ко лжи, его неосведомленности относительно собранных доказательств и объема имеющейся у следователя ин- формации 1 . Известно, что, стараясь внушить доверие к своим словам, лжец чаще всего отталкивается от подлинных событий, искажая их только в меру необходимости. При этом ложные утверждения прямо или косвенно прихо- дят в противоречие с той частью показаний, которая правильно отражает действительность. Бывает целесообразно допустить до определенного момента, чтобы обвиняемый вошел в противоре- чие с собственными утверждениями или твердо установленными фактами, которые ему неизвестны, с тем чтобы лишить его воз- можности привести их в соответствие более удачным объяснени- ем или приспособить к ним другую, труднее опровергаемую ложную версию. В нашей литературе уже отмечалось, что «в сознании лжеца одновременно сосуществуют два параллельных события (или два его варианта). Одно из них, действительно происшедшее, которое он хочет скрыть, утаить; другое – вымышленное, о котором он, напротив, намерен рассказать. Таким образом, ему приходится как бы изгонять из памяти то, что произошло (и потому хорошо запомнилось), и запоминать то, чего не было, а лишь им самим придумано.., ему приходится лавировать между правдой, кото- рую нельзя говорить, правдой, которую можно говорить, и ло- жью, которой надо заменить утаиваемую правду» 2 . При этом лжец всегда рискует проговориться. Проговорка – это объективно правильная информация, в со- крытии которой может быть заинтересован допрашиваемый. От проговорки нужно отличать оговорку, т.е. высказывание, не со- ответствующее действительности. Оговорка просто подлежит ис- правлению. А проговорка, содержащая косвенное признание оп- ределенных фактов и зафиксированная надлежащим образом, может иметь значение улики. Особенно же она важна в тактиче- 1 Этот вопрос рассматривается нами в статье «О допустимости и правомерности тактических приемов» (Следственная практика. 1964. Вып. 65.) См. также: Бы- ховский И.Е. Об использовании фактора внезапности при расследовании преступлений // Вопр. криминалистики. 1953. Вып. 8–9. 2 Мудьюгин Г.Н. Косвенные доказательства, связанные с поведением обвиняемого // Соц. законность. 1961. № 6. С. 31. 183 ском отношении для получения развернутых показаний по во- просам, которые сперва удалось выяснить косвенным путем. В проговорках нередко обнаруживается осведомленность, указывающая на виновность, т.е. такие знания обстоятельств и хода расследуемого события, которыми допрашиваемый может располагать только при условии совершения преступления им самим. Однако при оценке таких знаний должна быть исключена возможность получения информации из иных источников (уча- стие в следственных действиях, рассказы других лиц, слухи, со- общения печати и радио). Для установления истины может иметь значение и обратное явление: незнание обвиняемым тех обстоя- тельств и деталей, которые ему должны быть известны и не мог- ли быть забыты, если его показания верны. Такого рода негативные обстоятельства указывают на лож- ность признания, когда обвиняемый неспособен правильно опи- сать место происшествия и механизм расследуемого события, со- общить о ярких фактах, которые якобы произошли в его присут- ствии, опознать человека или предмет, который должен быть ему хорошо знаком, если событие протекало так, как оно описывается в показаниях. Ложь обвиняемого, хотя и может иметь значение одного из косвенных доказательств, отнюдь не всегда обусловлена тем, что данное лицо совершило преступление. Даже не будучи заподоз- рен, невиновный во многих случаях не дает правдивых показа- ний, искажает факты, опасаясь невыгодного для него стечения обстоятельств и возможности неблагоприятного их истолкова- ния. Это обстоятельство следует иметь в виду при оценке значе- ния по делу факта ложности показаний. Сделав однажды какое-либо ложное заявление, человек ста- рается придерживаться своих слов и в дальнейшем. Подробности рассказа могут быть забыты, они заменяются другими деталями и дополняются новыми подробностями. Поэтому несовпадение по- казаний как в существенных, так и во второстепенных деталях должно настораживать допрашивающего. Частое повторение иногда приводит к тому, что допрашиваемый проникается уве- ренностью в правоте своих слов. Такое явление наблюдается у лиц с сильно развитым воображением, подверженных внушению и самовнушению. Стенографическая точность повторения показаний может свидетельствовать об их заученности. Заученная ложная часть показаний зачастую отличается от остального рассказа обвиняе- мого тем, что в ней текстуально повторяется без всяких отклоне- 184 ний все сказанное по этому вопросу в предыдущих показаниях, тогда как в рассказе о подлинных событиях обвиняемый обычно воспроизводит не то, что говорилось им ранее, а то, что про- изошло в действительности, используя для этого весь свой лекси- ческий запас. Постановка вопросов в последовательности, нару- шающей систему изложения фактов обвиняемым, сильно затруд- няет для него возможность придерживаться заученного текста. Однако нужно иметь в виду, что бессистемное описание фактов всегда сопряжено с известными трудностями, поскольку по зако- ну ассоциаций ход воспоминаний чаще всего имеет хронологиче- скую последовательность. Вообще при допросе и оценке показаний обвиняемого и по- дозреваемого нужно иметь в виду некоторые особенности памя- ти, обусловленные своеобразием положения, в котором находят- ся эти лица. Совершение преступления чаще всего является необычным событием для преступника, и как всякое явление, выходящее за рамки обыденного, оно наиболее ярко запечатлевается в его па- мяти, увязываясь с тем, что сопутствовало преступлению в про- странстве и во времени. Закреплению этих воспоминаний способствует то, что пре- ступник в дальнейшем не остается к ним безразличным: боязнь разоблачения и другие переживания постоянно возвращают его мысли к прошлому. Вот почему виновный по прошествии неко- торого времени скорее может указать, чем он занимался в опре- деленный период, а невиновный затруднится это сделать и с большими трудностями может, например, указать на свое алиби. Забывание у виновного объяснимо в случаях, когда речь идет о событии, которое является обыденным эпизодом его преступной деятельности: так, при допросе вора-рецидивиста нередко оказы- вается, что он не помнит всех совершенных им краж. Нужно иметь в виду, что после глубокого опьянения или сильного душевного волнения могут быть утрачены воспомина- ния об отдельных фактах и пережитых чувствах. Конечно, ссылка на это – наиболее легкий путь самозащиты. Она распространена еще и потому, что некоторые лица ошибочно полагают, будто действия, совершенные в состоянии «беспамятства», не могут быть наказуемы. Подобные попытки легко разоблачить, основы- ваясь на избирательности забывания: обвиняемый помнит все, что связано с преступлением, кроме того, что ему выгодно за- быть. Лишь в редких случаях забывание может произойти вслед- ствие непроизвольного отталкивания, вытеснения из сознания 185 неприятных воспоминаний. Такие защитные явления психики на- блюдаются и у здоровых людей 1 Психологическая реакция обвиняемого на предъявленное или предполагаемое обвинение приводит также к тому, что при допросе данное лицо сознательно, а иногда и неосознанно (в силу желания оправдаться перед самим собой) стремится по возмож- ности умалить свою роль в расследуемом событии, преумень- шить свою вину. Особенно это характерно для той части показа- ний, в которой речь идет о причинах и мотивах преступления, о возникновении и формировании умысла. В проблеме психологии показаний обвиняемого заслужива- ет рассмотрения вопрос о том, имеет ли значение для выяснения истины поведение обвиняемого во время допроса. При решении этого вопроса необходимо различать доказательственное и так- тическое значение поведения допрашиваемого. В нашей теории уголовного процесса, следственной и су- дебной практики поведению обвиняемого, т.е. его манере себя вести, экспрессии, мимике, жестикуляции, интонации и физиоло- гическим реакциям, не придается никакого доказательственного значения. Поведение допрашиваемого зависит от его темпера- мента, жизненного опыта, воспитания, характера, воли, мораль- ного и физического состояния и иных особенностей личности. Виновность или невиновность, искренность или лживость не мо- гут быть диагностированы по психофизиологическим симптомам, которые не специфичны для определенных состояний даже одно- го человека в разное время. Экспериментальная психология рас- полагает данными о чрезвычайно большом количестве ошибок в оценке и истолковании человеческих мыслей и чувств по внеш- ним признакам 2 . Многозначность и индивидуальность симпто- мов, невозможность на данном этапе развития психологии их безошибочного истолкования не дают серьезной научной основы для признания за ними доказательственной силы. Это относится и к результатам наблюдения за вегетативными реакциями допра- 1 См. по этому вопросу: Судебная психиатрия. М.: Медгиз, 1948, и другие труды по судебной психиатрии. 2 См., напр.: Якобсон П.М. Психология чувств. М., 1958. С. 148–149. В зарубежных источниках содержится описание специальных экспериментов, проводимых для решения вопроса о том, можно ли на основе поведения допрашиваемого, изучения его мимики, жестов и т.п. установить, говорит он правду или лжет. В результате оказалось, что половина правдивых утверждений была признана ложной, большинство ложных оценено как истинные, правильные же оценки оказались скорее случайными, чем закономерными (см.: Зеелиг Э. Вина. Ложь. Сексуальность. Гамбург, 1956). 186 шиваемого с помощью специальной аппаратуры, применяемой за рубежом (лайдетектор). Введение специальной психологической экспертизы, как этого требуют многие буржуазные ученые и как фактически про- исходит, например, при испытаниях на лайдетекторе, не спасает положения, ибо означает возложение на эксперта-психолога ре- шения вопроса о виновности обвиняемого, причем на основе данных, заведомо не поддающихся достоверному научному ис- толкованию с этой точки зрения. Соглашаясь с тем, что поведение на допросе не является до- казательством, иногда все же полагают, будто устность и непо- средственность нашего процесса требуют оценивать показания с учетом поведения допрашиваемого 1 В сущности это тоже означает признание доказательствен- ного значения реакций допрашиваемого. Устность и непосредст- венность обеспечивают наиболее полную и тщательную проверку показаний. Однако их оценка никак не может быть основана на том, что остается за рамками процесса. Сказанное не означает, что поведение допрашиваемого во- все безразлично для следователя и судьи 2 Бесспорно, что тонкий наблюдатель способен подметить и правильно понять признаки, указывающие на некоторые чувства и побуждения допрашиваемого. Причем значение имеет не общее состояние обвиняемого (оно может быть естественной реакцией на сам факт допроса), а изменения в его состоянии по ходу до- проса: особое беспокойство или замешательство, вызванное оп- ределенным вопросом, стремление уклониться от освещения тех или иных обстоятельств дела и т.п. Такие признаки служат для допрашивающего своеобразными сигналами, которые имеют так- тическое значение. Решаясь так или иначе ответить на вопросы, имеющие зна- чение для дела, обвиняемый не остается непоколебимым в своем решении. В ходе дела вес и значение мотивов, толкающих обви- няемого в ту или иную сторону, меняется. По мере накопления уличающих доказательств, усиления или ослабления эмоцио- 1 Такой взгляд усматривается в рассуждениях Я.О. Мотовиловкера по поводу устности и непосредственности при оценке показаний обвиняемого: «Возможность наблюдения за поведением обвиняемого, – говорит он, – является одним из условий оценки показаний» (см.: Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты в советском уголовном процессе. М., 1956. С. 69–70). 2 Поэтому нельзя согласиться с теми авторами, которые, впадая в другую крайность, полностью игнорируют поведение допрашиваемого. См., напр.: Ка- минская В.И. Показания обвиняемого в советском уголовном процессе. М., 1960. 187 нальных переживаний, приобретения знаний и опыта, которыми ранее обвиняемый не располагал, непрерывно переосмысливают- ся аргументы за и против избранной позиции, меняется и мнение обвиняемого о том, какие показания для него более предпочти- тельны. Всем этим объясняются частые случаи изменения обви- няемым показаний на следствии и в суде. В процессе всей своей работы над делом следователь и су- дья должны вмешиваться в эту непрекращающуюся борьбу моти- вов, принимая меры к тому, чтобы обвиняемый не оказался на ложном пути. На практике отмечались попытки отдельных след- ственных работников психологически «закрепить» обвиняемого на тех показаниях, которые им представлялись соответствующи- ми действительности (это были, как правило, признания обви- няемого). Вместо проверки показаний и собирания полноценных доказательств применялись такие способы «закрепления» пока- заний обвиняемого, как допрос в присутствии понятых, очная ставка признавшегося с другими обвиняемыми и свидетелями при отсутствии противоречий в их показаниях, проверка показа- ний на месте, когда это не вызывалось необходимостью. Подоб- ная практика, безусловно, незаконна, ибо речь шла о закреплении показаний независимо от того, правильны они или ложны. Конечно, необходимо принимать меры против возможной лжи обвиняемого. В этих целях должна производиться тщатель- ная проверка объяснений обвиняемого на основе совокупности собранных по делу доказательств, а отнюдь не создаваться какие- либо искусственные барьеры, психологические ограничения для свободной дачи показаний в ходе дальнейшего расследования и рассмотрения дела в суде 1 1 На предварительном следствии и дознании в протоколе допроса фактически фиксируется только то, что обвиняемый согласился занести в протокол. По ознакомлении с протоколом он вправе потребовать его исправления и удаления записи, которая, по мнению допрашиваемого, не соответствует его словам. Такое требование подлежит удовлетворению. В протоколе же судебного заседания фиксируется все сказанное обвиняемым независимо от его последующего желания сохранить или исключить какую-то часть показаний. Удовлетворению здесь подлежат лишь замечания на неправильную запись протокола. Это различие, однако, не означает, что судебное протоколирование направлено на «закрепление» ранее данных показаний. Такой порядок обусловлен тем, что на суде показания обвиняемого воспринимаются широким кругом лиц. Этим суд гарантирует себя от возможных ошибок и неправильного понимания сказанного обвиняемым. |