|
|
Лекции по метафизике москва 2004 Современные тетради
|
|
|
|
|
|
|
над индивидуальным. «В эпоху почти еще нетронутой природы субъект минимален, а объект максимален, причем в двух смыслах»1.
В этой ситуации такие важнейшие структурные компоненты мировоззрения, как «Мы», «Оно» и «Я», связаны таким образом, что «Я» (осознаваемая индивидуальность), с одной стороны, сильно зависит от «Мы» (осознаваемая коллективность), а «Я» и «Мы» вместе неотторжимы от «Оно» (осознаваемая внешняя природа). Человек этого периода еще не в силах задавать рациональные вопросы природе, он воспринимает ее непроизвольно и тем самым, конечно, познает, но иными, чем сегодняшняя наука, способами. Это, с одной стороны, ограничивало познавательные возможности человека (с позиции сегодняшнего понимания познания), а с другой — позволяло ему воспринимать мир целостно и нерасчлененно2.
Соответственно и результатами такого познания-восприятия выступают не современные понятия, а образы, совокупность которых реализуется в мифологических системах. Таким образом, миф выступает как оформление нерефлексивного чувственно-образного восприятия мира.
«Мифологические представления могли быть только образами и ничем иным, потому, что «образ», как бы мы ни мудрили, есть зрительный «внешний вид», зрительная «наружная» сторона предмета. Пространственные, ограниченные внешней зрительной данностью, однократные и неподвижные представления порождали «образы», в которых при всей их суммарности не содержалось ни доли обобщения... Мифотворческий образ — производное именно мифотворческого мышления со всеми законами мифотворческого восприятия пространства, времени и причины, с его слитностью субъекта и объекта»3.
При этом следует понимать, что миф обладал своей собственной, внутренней логикой в рамках познания-восприятия, которая была не менее жесткой в следовании заданным правилам, чем современная формальная логика. Иное дело, что в основе этих правил, этой «логики мифа» лежали совершенно иные предпосылки, так как данный тип мышления был не абстрактен, а конкретен, не расчленял, а, напротив, пытался объединить в едином сознании буквально все, и, наконец, реализовывалось это в образно-метафорической форме.
Кстати, и сегодня развитие знаний не приуменьшает желание человека верить в Бога, наличие техники не отрицает значения искусства, ценностно-эмоционального переживания мира, на человека более сильное влияние могут оказывать факторы, связанные с его бытийными страхами и суевериями, как бы критически они не опровергались наукой. Более того, иногда именно ценностные переживания в конечном счете оказываются более истинными, отбрасывая временные знания развивающихся наук. Конечно, мы можем подойти к мифу с чисто научных позиций, верифицируя его образы только человеческим опытом, интерпретируя его логически. Но это лишь один из подходов, навязанный нам развитием научного знания. Можно критиковать миф с религиозных позиций, так как он вступает
|
|
|
|
|
|
1 Соколов В.В. От философии античности к философии Нового времени: Субъект-объектная парадигма. —
М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 8.
2 См. блестящий анализ такого целостного и живого мифологического отношения человека к миру в работе
П.А. Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма (философия народов)» // Флоренский П.А., священник.
Сочинения. В 4 т. 3 (2). М., 1999.
3 Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 21.
58
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
в противоречие, например, с иудейско-христианской религией. Но все это на самом деле неверно, так как миф лежит вне данных образований, представляя собой завершенный культурный феномен, и в этом смысле он самодостаточен. Как отмечал Гадамер, миф — это способ удостоверения и его опыт. Он, как мы уже отмечали, не требует дополнительно обоснования, кроме факта самого рассказа. Поэтому миф обладает собственной истиной, которая «находится за пределами науки»1.
Итак, миф как форма целостного, синтетичного восприятия мира выступает не только средством его объяснения, но и выполняет регулятивно-прагматические функции. Будучи вымыслом, миф поучает, так как «основан на истине, воспринимаемой как непреложный закон и священное слово, неверие в которое равно богохульству»2. Именно нерасчлененность и целостность мифа придавала жесткий характер тем ценностно-нормативным установкам, которые он выдвигал перед индивидом. Мифологические предписания не требовали дополнительного обоснования.
Философия хотя и строится на принципах доказательности и обоснования, преодолевая тем самым миф, тем не менее сохраняет это изначальное родство с мифом, перенося систему обоснования в некие абсолютные, хотя и сконструированные разумом структуры, типа абсолютного духа или абсолютного разума. Последнее также придает философским принципам некоторые черты повелительности, а философ всегда выполняет наряду с функциями теоретического отражения бытия мировоззренческие функции проповедника.
Эта воздействующая на сознание человека регулятивно-мировоззренческая установка активно реализуется не только в философии, но и в художественном творчестве (общая образно-метафорическая структура) или, например, в политике, где происходит сознательное конструирование и навязывание обществу современных мифов, обеспечивающих более эффективное, не требующее дополнительных обоснований воздействие на индивидуальное и массовое сознание.
В философию переходит и еще одна особенность мифа, которая, безусловно, рационализируется в ней, теряя свою метафоричность и конкретность, но сохраняя сущность, связанную с тем, что миф всегда давал наиболее общую космогоническую и эсхатологическую картину мира3. Философия как особое рационалистическое мировоззрение (воззрение на мир) пытается в той или иной форме дать общее понимание мира, найти его причины и истоки, описать перспективы развития.
Более того, и миф, и философия, и наука дают свои, качественно отличные описания мира. Если наука описывает действительную реальность путем ее расчленения предметными областями, то миф имеет дело с особой, сознательно сконструированной реальностью. Поэтому метафоры мифа выступают бескачественными образованиями, хотя и носят очень конкретный характер. «Отсутствие качественных признаков вытекает из отсутствия понятийной мысли, способной
|
|
|
|
|
|
1 Гадамер Х.Г. Миф и разум // Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 98.
2 Тахо-Годи А.А. Миф у Платона как действительное и воображаемое // Платон и его эпоха. М., 1979. С. 61.
3 «Она, эта космогония, всегда оформляется метафорами, которые на все лады передают образ умирающих
и в смерти оживающих тотемов, то есть героев, инкарнаций всей природы, всех вещей и всех тварей. Ни одна
мифологема... не является в конечном счете чем-нибудь иным, кроме космогонии...» (Фрейдснберг О.М. Миф и
литература древности. М., 1978. С. 53).
59
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
отвлекать признаки и строить «качество» предмета... Нужно осознать, что никакой эпитет, никакое описательное имя, семантически относящееся к эпохе мифотворчества, не выражает никаких качественных признаков, ни дурных, ни хороших»1.
Миф является принципиально конструирующим образованием, в отличие от возможностей понятийной деконструкции. Он не расчленяет целостность бытия на его отдельные фрагменты, а напротив, создает целостность восприятия, соединяя в себе реальное и идеальное, сознательное и бессознательное, давая живую и многомерную картину бытия. Целостность настолько превалирует в нем, что в некоторых случаях затрудняет конкретное познание отдельных сторон предметов и явлений.
Философия, перейдя к рационально-теоретическому способу мышления, с помощью абстрактных понятий и категорий описывая действительную реальность (подобно наукам), тем не менее сохранила в себе установку на сознательное конструирование особых образно-смысловых реальностей, которые не всегда могут верифицироваться действительностью. В нее переходит особенность мифа, «связывающая буквально все со всем», что, собственно говоря, и становится признаком «спекулятивного» мышления, т. е. рефлексии и саморефлексии философа над смыслом жизни, над проблемами бытия и т. д.
Исторически именно теоретическая неоформленность мифа вела к тому, что «спекуляция находила неограниченные возможности для развития, ее не сдерживал научный (т. е. дисциплинированный) поиск истины»2. Негативный оттенок термина «спекулятивное мышление» не должен скрывать от нас того факта, что любая философия использует его. Часто именно умозрительный характер и своеобразная «оторванность» от конкретных проблем позволяют философски подходить к пониманию мира, особенно когда речь заходит о проблемах, трудно или совсем не структурированных и не поддающихся частно-научным методам познания. Умозрительно смотреть на мир означает «зрить его умом», т. е. не просто созерцать (хотя и это необходимо), а пропускать через свое сознание, творчески промысливать его.
Миф предшествовал многим позднейшим культурным образованиям. Так, например, изначально присутствующий в мифе ритм дает начало поэзии и танцевальному искусству. Становится также ясным, почему в античной философии большое значение придавалось устной и диалогичной форме рассуждения. Человек античности еще только что оторвался от мира, он еще в буквальном смысле его слышал и проговаривал, а сам факт говорения интерпретировал как особый принцип понимания смысла Космоса.
Говорящий был одновременно и пророчествующим, олицетворяя собой вещающий Логос. «Логос говорит деревьями, землей, птицами, животными, водой, людьми, вещами»3. Соответственно, философ претендующий на понимание смыслов мира, должен уметь и вслушиваться, и говорить (вещать, пророчествовать и т. д.). Здесь кроется причина отказа многих античных философов фиксировать
|
|
|
|
|
|
1 Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 54.
2 Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсон Т. В преддверии философии. М., 1984. С. 25.
3 Там же. С. 57.
|
|
|
|
|
|
60
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
свои размышления в письменной форме, и даже в последней эти размышления реализуются в виде диалога, т. е. записанного речевого жанра общения.
Философия — это прежде всего диалог, диалог человека с другим человеком, диалог человека с Космосом. А любой диалог — это еще и своеобразная борьба мнений, представлений, пониманий1. Для античной философии это абсолютно естественная вещь. Философские мысли (как, собственно говоря, и все в античности) были сопряжены с ритмом, и их можно было и танцевать, и выкрикивать, и изображать. Ритмичность обеспечивает узнавание-предугадывание в диалоге, в том числе и в наше время. Задавая вопрос, мы часто бессознательно оформляем его таким образом, чтобы натолкнуть оппонента на удовлетворяющий нас ответ. В поэтическом диалоге это проявляется в том, что построенный в ритмично-рифмованной форме вопрос требует соответствующего ответа, поэтому вероятность совпадения ответа с ожидаемым становится более высокой2.
Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что миф, выступая первой исторической формой целостного понимания мира, на уровне первобытного сознания был одним из важнейших источников философского знания, и ряд особенностей мифологического сознания перешел в философию, подвергшись определенной рациональной интерпретации. Одновременно философия сохранила в себе и внерациональные компоненты, что было связано с поэтическим, образным восприятием мира, который не менее важен для любого человека, для целостного ощущения бытия, чем дар рационального мышления. Философия, следовательно, возникает как диалектическое преодоление мифологического сознания, с его нераздел енностью субъектно-объектных отношений, многочисленными вымыслами и фантазиями, даруя новый гибкий тип мировоззрения в принципиально новых исторических условиях.
|
|
|
|
|
|
1 «Единично-множественные тотемы схватываются друг с другом в словесно-действенном поединке. Как
показывает «Илиада», перед каждой схваткой двух «героев» происходит их словесное единоборство... Один «ге-
рой» олицетворяет аспект «преисподней», другой — «неба». В иной метафористикс это не битва, а спор, «пре-
ние» (препирательство) жизни и смерти в форме перебрасывания камнями или словами (вопросами и ответами,
«да» и «нет») (Там же. С. 57).
2 В какой-то степени это проявляется в некоторых формах устного творчества. Так, например, былины
распевались в определенном, монотонном ритме. Частушки построены на принципе «угадывания» слушающими
рифмующихся в определенном ритме слов. Причем это позволяет обойти фактор неприличности некоторых слов,
которые не произносятся, но всеми понимаются. Очень ярко это проявляется в детских стишках-загадках, считал-
ках и т. п., когда ответ находится не через знание, а через поэтическое чувство ритма и рифмы как прирожденного
свойства человеческого сознания.
|
|
|
|
|
|
61
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
Скачать 0.5 Mb.