|
Лекции по метафизике москва 2004 Современные тетради
|
|
|
|
|
|
| равно и спекулятивно-метафизическая, и натурфилософская, и тем более антропологическая1, имеет герменевтическое измерение. Правда, метафизическая мысль о бытии никогда не может быть полностью сведена к символическому интерпретирующему акту. В философском мышлении всегда остается место и для умозрения, и для созерцания, и для непосредственного переживания, и для живого поступка.
В этой диалектике «текстовое™» и «внетекстовости» философского знания — еще одно проявление его принципиальной двойственности и синтетичности. Не будь ее, не было бы двух великих философов и личностей XX века — Швейцера и Флоренского, сумевших оставить потомкам не только великие философские тексты, но и великие образцы героически прожитых жизней. Конечно, сами их жизни мы в какой-то мере рассматриваем как своеобразный текст, да они и доходят до нас в виде написанных и рассказанных биографий, однако жизненные поступки такой силы и масштаба апеллируют не столько к интерпретирующему интеллекту, сколько к нашему сердцу и совести, учат нас праведно жить, а не играть в бесконечный бисер слов и текстов.
Однако вернемся к специфической герменевтической природе философского знания. Если наука пытается добиться однозначности результатов, то в философии такая установка имеет место в гораздо меньшей степени. Субъект и объект познания в ней слишком тесно переплетены. В качестве объекта могут выступать субъективные переживания, мысли субъекта о мире. Философия имеет личностный характер, фиксируя самовыражение человека посредством создания особого образования — философского текста. Последний возникает как результат особого «вживания» в текст, то есть постановки себя в каком-то смысле на место автора текста. Это позволяет освободиться от его первичной субъективной формы, приблизиться к первичному уровню интерпретации, который тем не менее всегда является вторичным по отношению к бытию. Поэтому и понятие объективности в философии столь многозначно и не должно рассматриваться лишь как адекватное соответствие действительности. Философ исследует не только действительность как таковую, но в качестве ее может выступать, как мы уже отмечали, вторичная действительность, действительность текстов. Последнее составляет необозримое поле философской деятельности как герменевтической интерпретации.
Указанное герменевтическое поле — это особое образование, в котором осуществляется вневременной диалог между эпохами и мыслителями, их представляющих. Здесь нет понятия истории как чего-то прошедшего и нет понятия будущего как чего-то наступающего. Здесь царство одновременности, в котором все мыслители, и реального прошлого и настоящего, становятся современниками, ведут между собой диалог, взаимоотрицая и взаимодополняя друг друга. Преодолевая временное расстояние, «становясь современником текста, интерпретатор может присвоить себе смысл: из чужого он хочет сделать его своим, собственным; расширение самопонимания он намеревается достичь через понимание другого. Таким образом, явно или неявно всякая герменевтика выступает пониманием са-
|
|
|
|
|
| 1 Недаром одно из определений человека — «существо понимающее».
183
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| мого себя, через понимание другого»1. Имея перед собой первичный текст, смысл и значение которого заданы конкретно-историческим социокультурным фоном и самосознанием мыслителя, являющегося творцом данного текста, философ изначально проникает внутрь текста, чтобы затем разыскать в нем новые смыслы и значения, связанные с его самосознанием и новыми социокультурными обстоятельствами.
Философ, осуществляя герменевтическую работу, выступает как наиболее свободный интерпретатор текста, что выводит его размышления за рамки самого текста. То есть степень интерпретаторского творчества здесь может достигать силы импровизации. В науках однажды открытый смысл, зафиксированный в соответствующей концепции, остается в истории. Даже если он подвергается интерпретации, то на его базе возникает другая концепция, а к той первой концепции возвращения не происходит. Поэтому научные концепции, как только возникают новые теории, превращаются в научно-исторические памятники, которые интересны прежде всего историкам науки. Смысловое поле науки как бы вытянуто к будущему, и связь с предшествующими концепциями выступает лишь как генетическая. Смысловое богатство и влияние ушедшей в историю концепции незначительно. Философский же текст (кроме специальных историко-философских задач) на является только культурно-историческим памятником, смысл которого был задан раз и навсегда, а представляет собой открытую для других концептуальную систему, в которой массив смыслов ничем не ограничен. Философ ищет в тексте новые смыслы, более того, он вправе допустить такую интерпретацию (крамольную лишь с позиции историка философии), которая может даже исказить изначальный смысл текста, так как его значение сопрягается с личной рефлексией философа над сегодняшним бытием, оно вставляется в канву его собственных рассуждений.
Философ интерпретирует с целью поиска смысла и ценностей, которые заложены в тексте потенциально и раскрываются в контексте новой социокультурной и пространственно-временной заданное™. Философское понимание текста есть такая его интерпретация, которая делает его нужным сегодня. И то, что в результате такой интерпретации мы в некоторых случаях отступаем от канонизированного философского текста, давая ему продолжение в мыслительной деятельности современников, является одной из задач философии. Это один из источников приращения теоретического философского знания, о чем мы говорили выше. Именно поэтому часто происходит, что мысль философа, которая была второстепенна в контексте ушедшей эпохи, может оказаться очень современной в наше время. Из)'чение истории философии осуществляется поэтому не столько ради того, что было, сколько для прояснения наших сегодняшних мыслей о бытии и человеке. Платон или Кант современны для меня не в силу внутренней ценности их размышлений (что само по себе, конечно, тоже очень важно и составляет главную цель эмпирической истории философии), а в
|
|
|
|
|
| 1 Рикёр П. Конфликт интерпретаций. М., 1995. С. 25.
184
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| силу потенциальной возможности новой теоретической интерпретации их текстов сегодня.
Как мы уже отметили, для философа текст, который является предметом его интерпретации, несводим только тексту как совокупности понятий или терминов, а представляет собой некое вместилище раскрытых и потенциальных смыслов. По-видимому, понятно, что смыслом обладают самые разнообразные знаковые системы. Свобода философского творчества здесь проявляется также очень широко, и интерпретации могут быть подвергнуты любые феномены, дающие нам возможность их смыслового раскрытия. В этом также проявляется отличие философии от других наук. В последних любой поиск смысла ограничен предметной областью, и в рамках научной теории не будут рассматриваться, например, какие-то отдельные, случайные, единичные явления. Философ же может как раз отдельные факты и явления рассматривать как имеющие неограниченную возможность смысловой интерпретации. Другое дело, подчеркнем это еще раз, великие философские тексты являются наилучшим источником для творческой герменевтической работы, особенно же — для только еще вступающих на трудную философскую стезю.
Отличительной чертой философской интерпретации является также то, что создаваемые новые смыслы могут значительно перерастать рамки интерпретируемых произведений даже по объему. Это самостоятельный творческий процесс смыслообразования, поиска и создания новых смыслов. Именно этот процесс переводит работу любого философа как бы во вневременные рамки, создавая предпосылки для уже упоминаемого нами вневременного диалога философов друг с другом посредством текста, в рамках единого смыслового семиотического пространства, границы которого определяются общей философской проблематикой, а решения тех или иных проблем чрезвычайно разнообразны за счет растянутости указанных проблемных границ.
Философия реализуется в пульсирующем многообразии вариантов решения тех или иных проблем, исторических подходов, и все вместе это создает поле философской деятельности. В ней никогда предшествующий материал (за исключением философских глупостей, тривиальностей или откровенного цинизма) не отбрасывается полностью как устаревший и ненужный (как часто бывает в конкретных науках), но платой за это является его постоянная интерпретация последующими философами, которые могут весьма значительно изменить смысл, стиль и даже ценностные ориентиры автора.
Философия интерпретирует, исходя из анализа предельных взаимоотношений (закономерностей), которые существуют между миром и человеком на всех уровнях, и личностных переживаний мира и самого себя. Причем это знание в силу того, что оно не может носить абсолютного характера, носит глубоко личностный характер. Философ интерпретирует, учитывай весь социокультурный контекст эпохи, те ценности, которые носят общечеловеческий и индивидуальный характер, преломляя их через свое собственное миропонимание и мироощущение, импровизируя и рассуждая. Поэтому философия является интегральной формой интерпретации, осуществляемой на уровне самосознания всей общечеловеческой
185
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| культуры. Это особая герменевтическая деятельность, ищущая, находящая и кон- струирующая смыслы бытия и человеческого существования.
И опять-таки масштаб личности философа будет в первую очередь определять и метафизическую глубину отправляемого им в мир философского текста, и новые смысловые истолкования тех текстов, которые он получит от предшествующей традиции. В сущности именно философские гении образуют «золотые герменевтические узлы» на непрерывной нити философской традиции. Они со всех точек зрения открывают перед собратьями по философскому цеху и перед просто любителями философии новые горизонты истолкования себя и мира. Именно им дано пролагать новые тропы философской мудрости.
|
|
|
|
|
|
|
|
Библиотека Вечность пахнет нефтью |
|
|