|
|
Лекции по метафизике москва 2004 Современные тетради
|
|
|
|
|
|
|
Мудрость в античности понималась очень разнообразно, включая в себя и будущие формы философской рефлексии.
Прежде всего мудрость трактовалась как особая форма доведения до индивидуального сознания знаний о мире, принципов поведения человека. Неразвитость научных знаний о мире компенсировалась живой полнотой восприятия последнего и глубоким пониманием связи человека с миром. Это понимание кажется в рамках современной традиции наивным, но оно помогало регуляции человеческих отношений, впитывая в себя опыт поколений. Не более ли наивны оказались последующие поколения, которые попытались все объяснять лишь узко рационалистически?
В античности можно встретить и иные толкования мудрости. Так, например, данный термин мог обозначать «всякую осмысленную деятельность, умение, сноровку и вообще любого рода целесообразную деятельность»1. Поскольку мудрость знает высшие цели, она направляет человека по пути их достижения, выступая в качестве особого рода искусства жизни. «В таком случае философствование — это одновременно и научение жизни, и умение умирать. Из-за непрочности существования во времени жизнь является постоянным испытанием»2.
Философия, таким образом, — это не просто некая дисциплина, но особого рода образ жизни, к которому должен стремиться философ. Вот этого момента как раз не учитывал Гераклит, стремящий именно к достижению, к обладанию истиной. Тогда как мудрецами в античности называли прежде всего тех, «кто умел правильно различать добро и зло, кто вдумывался в смысл человеческой жизни и мог указать человеку путь к счастью. Таковы именно известные всей античности «семь мудрецов», возглавляемые Фалесом, который (впрочем, единственный из них) был одновременно и знаменитым «физиком», возглавляя у Аристотеля их список»3.
Как отмечал Карл Ясперс, философский образ жизни характеризуется «вдумчивым размышлением», которое не требует коллективности, в отличие, например, от культовых сообществ, а реализуется в уединенности. Именно в уединенности человек способен заниматься саморефлексией, обдумывая самого себя, свои поступки, оценивая их. Таким образом, изначально «как нечто самостоятельное, как особая форма духовной жизни, отличающая себя от всех других, философия рождается сразу, в точно определенном месте и времени, но главное — она рождается не из мифологии и науки (как обычно считают), а из потребностей нравственного сознания»4.
Кроме того, мудрость обозначала в античности некоторую гибкость ума, или, в обычном употреблении этого свойства, хитрость. «София противопоставлялась неучености и глупости (Plat. Prot. 360 d, Apol. 22 t) и отождествлялась либо с практической мудростью (как у Солона Herod. 1 30), либо даже с хитроумием (как у афинян 1 60)»5. Это свойство гибкости ума позволяло человеку вырабатывать
|
|
|
|
|
|
1 Лосев А.Ф. Термин «София» // Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 7.
2 Ясперс К. Введение в философию. Минск, 2000. С. 127.
3 Майоров ГГ. Указ. соч. С. 12—13.
4 Там же. С. 10.
5 Лосев А.Ф. Термин «София» // Указ. соч. С. 8.
|
|
|
|
|
|
50
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
диалектическое отношение к миру, которое становится одним из важнейших принципов философской культуры размышления.
В ранней античной классике мудрость обозначает также и «строгую всеобще-космическую структуру»1. А учитывая, что древние греки воспринимали Космос как некую космическую душу, становится ясным, что описание Гераклитом мудрости как говорения истины в соответствии с природой, когда к ней как бы прислушиваются2, означает, что мудрость опирается на некие всеобщие законы, лежащие вне субъекта. Итак, мудрость — это восприятие упорядоченности мира и знание основополагающих принципов этой упорядоченности. А это не что иное, как предпосылки метафизики.
Сократ дополняет перечисленные характеристики мудрости еще и особым ее пониманием как целостности (можно сказать, гармоничности) ума, не сводимых к функции чистого мышления. Но этого мало. Сократовская София имеет ближайшее отношение к добродетели вообще, вернее же — к «целесообразной практической деятельности вообще»3. Таким образом, в мудрости соединяются мыслительная и практическая деятельность. Мудрость придает деятельности целесообразный характер. Одновременно с этим, по Сократу, мудрость еще и владение словом, художественным словом, поэзией. Развивая эти идеи, Платон рассуждает о мудрости как о некой смысловой структуре Космоса, определяющей всю духовную деятельность человека.
Аристотель говорит о мудрости как об особого рода знании, которое представляет собой одновременно учение «о четырехпринципной структуре каждой вещи, то есть учение об ее идее, материи, причине и цели... Мудрый тот, кто не только знает сущность вещи и факт существования этой сущности, но еще знает также и причину вещи и ее цель»4. В античности и позже мудрость дополняется еще одним присущим ей свойством — знанием о критериях оценки поступков человека и определением его добродетельности. Мудрость — это знание о сущности и причинах добра и зла (Сенека). Кроме того мудрость — это еще и познание Бога, т. е. сознание, которое выходит за рамки рационального5.
Таким образом, можно сказать, что мудрость в античности выступала как особая форма отношения к миру, в основе которого лежало знание основополагающих принципов устройства бытия (Космоса), адекватное данной ступени развития мышления и исходящее из идеи всеобщей упорядоченности мира, что в свою очередь позволяло ей выступать в качестве мировоззренческого регулятива целесообразной человеческой деятельности и критерием нравственного поведения.
То есть перед нами развернутое понимание, которое и порождает то, что мы сегодня обозначаем как «философия». Любовь к мудрости есть стремление к целостному пониманию бытия в единстве всех тех аспектов, которые мы перечислили выше. Это своеобразная прототеория философии.
|
|
|
|
|
|
1 Лосев А.Ф. Термин «София» // Указ. соч. С. 11.
2 См.: там же.
3 Там же. С. 13.
4 Там же. С. 16.
5 См.: Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Там же. С. 230—232.
|
|
|
|
|
|
51
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Поскольку данная совокупность знаний и представлений не могла быть оформлена в этот период в виде системы обоснованных и доказанных истин, то ее особенностью являлось то, что она доводила их до сознания отдельного человека в форме жестких повелительных ценностно-мировоззренческих установок, в виде некоторого морального закона, выполнение которого было общеобязательным. Это знание переходило от поколения к поколению в форме традиций, притч, наставлений и т. д., представляя собой совокупность накопленного человечеством опыта и фиксирующего в себе основополагающие для социума ценностно-практические жизненные установки.
В этом смысле мудреца как такового, как некой автономной личности еще не могло быть. Это некое коллективное вербальное представление, но индивид мог стать своеобразным аккумулятором и ретранслятором мудрости, и этими индивидами были философы, стремящиеся к мудрости. Пожалуй, единственной фигурой в античности, к которой эпитет «мудрец» приложим во всей полноте вышеотмеченных смыслов, является Сократ. Но его печальный жизненный финал наиболее рельефно демонстрирует весь драматизм обладания истинной мудростью. Дело в том, что позиция философа и в античности, и сегодня весьма противоречива.
С одной стороны, он выступает как некий хранитель традиций, закрепляющий принятые жизненные устои, некоторые основополагающие идеи, благодаря чему формируется система ценностей общества. С другой стороны — он всегда критик, а значит, разрушитель ценностей. Что давало философу право на критику? Обладание неким высшим пониманием бытия, которое было доступно отнюдь не всем и которое отнюдь не всегда было реализовано в обществе. У мудреца, что особенно характерно для античности (а потому и для ранней античной философии), мудрость проявлялась как «непосредственное совпадение с личностной, жизненной программой и позицией человека-философа. «Софос» был не только представителем философского мышления, но и идеалом человека вообще, который в своем жизненном пути «проигрывал» принципы своей теории, подчас в форме крайнего ригоризма, доходящего до житейского парадокса и эпатажа обычных норм... но всегда с наглядностью личного примера и опыта»1.
Философ мог выступать как в качестве наставника, так и в качестве человека, осуществляющего тотальную критику не только на уровне абстрактных рассуждений, но и на уровне реальной оценки деятельности людей. В этом плане очень интересна мысль В.В. Зеньковского об особой роли юродивых в допетровский период русской культуры в качестве одного из факторов, повлиявших на особенности и русской философии2.
Активная мировоззренческая позиция становится позже особенностью некоторых форм философии, а в наше время связана с понятием «философия поступ-
|
|
|
|
|
|
1 Дробницкий О.Г. Философия и моральное воззрение на мир // Философия и ценностные формы сознания.
М., 1978. С. 89.
2 «Юродивые презирают все земные удобства, поступают часто вопреки здравому рассудку — во имя выс-
шей правды. Юродивые принимают на себя подвиг нарочитого безумия, чтобы достичь свободы от соблазнов
мира — но в юродстве нет и тени презрения к миру или отвержению его. Юродство прежде всего низко ценит
внешнюю, суетливую сторону жизни, презирает мелочное угождение себе, боится житейских удобств, богатства,
но не презирает человека, не отрывает его от жизни. В юродстве есть устремленность к высшей правде...» (Зень-
ковский В.В. История русской философии. Т. 1.4. 1. М., 1991. С. 42).
52
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
ка», в котором высшей формой обоснованности истинности абстрактных положений выступает реальное действие, реальный поступок. Такая позиция философа, его личностная ответственность за собственные поступки придавала его собственной жизни в некоторых случаях характер подвижничества.
Однако в этой близости к мудрости была и еще одна сложность. На уровне обыденного сознания философы прямо отождествлялись с мудрецами как носителями неких абсолютных истин, а поэтому от них ожидали скорее не рассуждений, а однозначных ответов, что, кстати говоря, характерно и для нашего времени. И если философ начинает говорить о диалектичное™ мира, сложности и относительности критериев истинности и нравственности, принципиальной невозможности в ряде случаев дать однозначные ответы, его мудрость в умах спрашивающих мгновенно превращается в свою противоположность, и слово «философ» в лучшем случае произносится с иронией.
Диалог, рассуждение по поводу какой-то проблемы без обязательности ее решения не устраивает обыденный разум. Большинство людей просто не имеет возможности и времени разбираться в тонкостях философской рефлексии, и философские положения воспринимаются (если отбросить вариант их неприятия) как своеобразные познавательные и поведенческие императивы. Это тоже особенность философии, связанная с тем, что она выполняет функцию своеобразного мировоззренческого наставления, как бы оставив внутри самой себя формы обоснования, которые большинству людей безразличны и представляются слишком специальными. Однако одновременно это может выступать основой для восприятия философии как особой замкнутой, а значит, догматической системы, содержащей в себе однозначные ответы на все вопросы жизни.
Средством понятийного выражения любви к мудрости выступает язык, и в этом смысле философия с самого начала опирается на построение связной системы понятий. В центре философских размышлений лежит понятие, слово, причем не любое слово. Любовь к любому слову, как отмечает А.Н. Чанышев, стоит и в центре такой науки, как филология. «Но философия, в отличие, скажем, от музыки, также выражается в словах. Поэтому можно сказать, что если филология — любовь или по меньшей мере интерес к любому слову, то философия как любовь к мудрости есть не что иное, как любовь к мудрому слову... В этом смысле можно сказать, что философия — часть филологии. Поэтому филологам не следует, как это иногда бывает, пугаться философии, а, напротив, искать и не обходить элементы философии в художественном произведении, не проскакивать через них, как через что-то нудное»1.
Исторически становление философии отражает факт преодоления житейской мудрости и переход к рационально обоснованной системе знания. Однако полностью отойти от элементов недостаточно доказанного и обоснованного знания, которое тем не менее включается в структуру той или иной философской концепции, философия не может и не сможет никогда. Это фиксируется в ситуации, когда вместо владения абсолютными и окончательными знаниями, от имени которых всегда выступает мудрец, остается лишь тяга, любовь (pileo) к мудрости (sophia), т. е. мес-
|
|
|
|
|
|
1 Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 226—227.
53
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
Скачать 0.5 Mb.