Все темы. Лекция по дисциплине История и философия науки
Скачать 1.24 Mb.
|
Научное объяснениеОбъяснение мира и населяющих его познающих существ – важнейшая функция науки, наряду с описанием и предсказанием. Но не только науки, согласно которой объяснение уместно после выявления причинно-след- ственных связей (отношений) между объективными элементами физической системы. В самобытных программах реальность объясняет миф, религия, философия, искусство. Нельзя забывать о потенциале обыденного уровня познания; многие феномены постигаются интуитивно и спонтанно, далеко не всегда есть необходимость в их научном изучении. «Объяснение – утверждение об объектах и явлениях, их действиях, причинах и способах совершения этих действий»1. Объяснение – это и процедура, и результат познавательной деятельности. Его задача – обогатить и углубить знания о некотором сегменте реальности, выявить сущность некоторого явления или факта, подвести их под закон, обнаружить качественные характеристики объекта, установить его место в некоторой системе. Объект может быть также количественным, измеряемым. Так или иначе, сам объект, и его атрибуты, станут достоянием науки, только будучи включенными в объяснительную схему, с последующим выходом на уровень результирующих смыслов. Объяснение – теоретично, хотя и имеет явные эмпирические «вкрапления». Только объяснив нечто, можно прогнозировать и применять полученные знания. Описание – это ответ на вопрос «что?», объяснение, скорее, – на вопрос «почему?», а затем – «как?» С точки зрения П. А. Флоренского, «объяснять» не может быть ничем иным, как модусом слова «описывать». Объяснить – значит описать, но в «некотором особливом смысле». Объясняющая деятельность науки состоит в точности, полноте, предельности, широте проникновенности и связности. Это описание «особой уплотненности, особой проникновенной сосредоточенности, – описание любовно вдумчивое»2. Современный ученый, считает П. Фейерабенд, ошибается, утверждая, что он объясняет «конечные составляющие всего существую- щего». Теории не описывают реальность, а дают предсказания о независимой от них реальности. Поэтому объяснение следует рассматривать с «ин- струменталистских позиций»42. И все же, чем дальше объяснение способно выйти за рамки дескрипций и исходного «почему», тем больше сфера его применимости, разнообразнее палитра ответов «как?» Теория, дающая исчерпывающие объяснения, абсорбирует больше контекстов и смыслов, имеет больше фальсификаторов, у нее выше вероятность решить научную проблему и породить новые вопросы. «Такая теория выдержит критику, она оставит меньше необъясненного, что и является целью науки»3. Элементарными являются причинные (каузальные) объяснения. Оче- видно, что некоторые явления предстают в качестве основания (причины) для другого явления, которое именуется действием или следствием. Но указания на предшествующее и последующее событие недостаточно, вре- менная последовательность не гарантирует причинно-следственную связь и может ввести в заблуждение. Необходимо знать общий каузальный закон, устанавливающий эту связь. Причинные объяснения (их иногда именуют галилеевскими), без апелляций к сверхъестественным силам, стали широко использоваться с XVII в. С XIX в. они привязаны к индуктивным методам исследования природы. «Галилеевская традиция в науке развивалась параллельно с успехом каузально-механистического подхода в объяснении и предсказании явлений, аристотелевская же – вместе с попытками человека сделать факты телеологически или финалистически понятными»4. Каузальное объяснение может быть дано в терминах до- статочных условий и в терминах необходимых условий. Схема объяснения, ставшая классической, была представлена К. Гем- пелем в 1942 г. в статье «Функция общих законов в истории». Под общим законом Гемпель понимает «утверждение универсальной условной формы, способное быть подтвержденным или опровергнутым с помощью соответ- ствующих эмпирических данных». Он считает, что такие законы имеют аналогичные функции и в истории, и в естествознании. Объяснить – значит подвести феномен (событие) под общий закон, частным случаем которого феномен (событие) является, т. е. в логическом смысле имеем место переход от общего к частному. «Множество событий является причиной объясняемого события только в том случае, если можно указать общие законы, связывающие «причины» и «следствия»5. Данная схема именуется дедуктивно-номологической или моделью охватывающих законов. Объяснение, считает Гемпель, необходимо испытать на прочность. Эмпирическим проверкам подвергаются 1) предложения, говорящие об определяющих условиях и 2) универсальные гипотезы, на которых осно- вывается объяснение. Последнее должно быть логически правильным и убедительным. Большей посылкой такого объяснения является эксплананс (лат. explanans – объясняющей). Он включает общие законы. Меньшей – экспланандум (лат. explanandum – объясняемый). Он – совокупность на- чальных условий. Экспланандум должен быть логическим следствием эксплананса, содержащего эмпирическую информацию, достаточную для вывода эскспланандума с эмпирическим содержанием. Объяснение и предсказание, т. е. выведение утверждения о будущем событии, согласно Гемпелю, имеют аналогичную структуру. Их можно поменять местами. Например, из прагматических соображений. Неполнота объяснения всегда ограничивает его способность к предвидению. Гемпель признает специфику социально-гуманитарных наук и особенности истори- ческого понимания. Соглашается, что в силу объективных причин, в них нередко имеет место набросок объяснения, который не поддается эмпири- ческой проверке. Тем не менее, он продолжает верить в методологическое единство эмпирической науки и необходимость использования в истори- ческом исследовании универсальных гипотез. Позже Гемпель признал адекватность индуктивно-вероятностного объяснения. В нем, по словам Г. фон Вригта, допускается возможности непоявления некоторого явления и остается место для дополнительного объяснения вне модуса необходимости. Индуктивно-вероятностная модель, в первую очередь, объясняет, почему можно было ожидать (или не ожидать) событий, которые уже произошли. Потом она объясняет, почему события произошли. «Индуктивно-вероятностная модель не объясняет что-то, а оправдывает определенные ожидания и предсказания»1. Оппонентом Гемпеля был канадский философ У. Дрей. Он считал, что задача исторического объяснения состоит в установлении рациональной связи между убеждениями и мотивами субъектов, с одной стороны, и их действиями, с другой. Общие законы при проведении данной операции не помогут по причине уникальности поведения человека, нематериальности идей, которые он продуцирует. Социальное прошлое невоспроизводимо и необратимо. Включить в исторические объяснения общие закономерности проблематично из-за неоднозначности экспланандума. В исторических исследованиях он может оказаться логически независимым от эксплананса. В социально-гуманитарных науках (и не только в них) используются и другие модели. Интенциональное объяснение базируется на определении устремлений, намерений, мотивов действий человека (группы), с последующим анализом результатов материализации интенций. Логической формой этого объяснения является «практический силлогизм». Одна его посылка указывает на некоторую цель действия, другая – на определенные средства для ее достижения. Вывод есть описание действия. С данной моделью связано телеологическое объяснение, в котором во главу угла ставятся цели и смыслы человеческой деятельности. Любой телеологии, считает Вригт, предшествует интенциональное понимание. Открытие и философское обоснование целевых начал мира (с помощью понятия «энте- лехия») было сделано еще Аристотелем. Его подход господствовал столе- тиями и сдал позиции в естествознании (пожалуй, кроме биологии) под натиском каузального объяснения. Телеология коррелирует с ответами на вопросы «для чего?», «в каких условиях работает?» Необходимость отвечать на эти вопросы порождает функциональные объяснения. Они продуктивны при анализе приспособления живых организмом к окружающей среде. Их часто использует в своих работах Р. Докинз, когда обосновывает концепцию расширенного фенотипа, в который включены следствия различий между генами, выходящие за пределы тех организмов, внутри которых гены располагаются. Есть нормативные, контрастные объяснения, метод реконструкции прошлого, редуктивные объяснения, «анализирующие изменения внутри социальных структур, обусловленные трансформацией поведения людей, которое и создает эти структуры»2. Многие каузальные объяснения могут быть идентифицированы как редуктивные. В космологических теориях, концепциях, объясняющих происхождение жизни и феномен сознания, используются эмерджентные объяснения. Они уместны, когда возникновение некоторых систем (явлений, функций) не следует из начальных условий и причин. Реальность способна утрачивать иерархичность, а ее уровни не всегда сводимы один к другому. Физическая супервентность может «выключаться» на некоторых этапах эволюции. По сути, такое объяснение использует К. Поппер в своей концепции «трех миров». Оно применимо при решении проблемы нарушения комбинированной четности и, как следствие, – барионной асимметрии. Эмерджентность не исключает каузальности. Но лишает ее безоговорочного «лидерства», допуская причинно-следственные «разрывы» и «провалы». Возможно, эмерджентность лежит в плоскости наших ограниченных когнитивных навыков, неспособности сделать предсказания на основе наличных эмпирических данных. Этнография, археология, демография часто обращаются к естественнонаучным законам, продолжая использовать модель Гемпеля. В научных теориях различные модели объяснения используются в комплексе, с учетом контекстов. «Задача исторического исследования заключается не в противопоставлении объяснений с помощью причин и законов объяснениям посредством целей и мотивов людей, а в том, чтобы применять каждое из них на своем месте, в зависимости от конкретной ситуации»1. Отсюда один шаг к известному неокантианскому противопоставлению объяснения в науках о природе и понимания в науках о духе. Демаркация понимания и объяснения – дискуссионная тема. Что научно, и что чему предшествует, определяется в формате мировоззренческих и профессиональных предпочтений. Понимание имеет психологический оттенок и выраженный семантический аспект, это – форма «вчувствования» (Г. Зиммель), реконструкция духовной атмосферы, идей, мотивов. В этом плане оно тождественно интерпретации как смыслосчитыванию и смыслополаганию, которые могут иметь разные основания – исторические, грамматические, психологические, сакральные и т. д. В любом случае, понимание связано со смыслом. Осмыслено же лишь то, что стало частью культуры. Только пройдя сквозь антропо-социальную призму, объекты природы приобретают смысл. Сначала они должны быть поняты, а затем объяснены. С другой стороны, нельзя понять не объясненный хаос, пони- мание реальности предполагает понимание объясняющих теорий. Нуждается ли физик или космолог в понимании объекта? Далеко не всегда. Разве что, – в понимании средств познания и социально-культурного фона научной деятельности. Диалогичности и констекстуальности понимания недостаточно для объективного знания. Субъект не может апеллировать только к своему опыту, нагруженному набором значений. Он нуждается в опоре на нечто фундаментальное. Законы природы – лучший кандидат на эту роль, что, например, никак не умаляет ценности герменевтики как типа когнитивной практики. Нельзя не отметить отличия в понимании понимания «физиками» и «лириками». В. Паули пишет: «Теории возникают путем инспирированного эмпирическим материалом понимания, которое, следуя Платону, лучше всего объяснить, как переход к совпадению внутренних образов с внешними объектами и их свойствами. Возможность такого понимания еще раз указывает на существование регулирующих типичных предписаний, которым подчиняется как внутренний мир человека, так и мир вне него»49. Любой ученый нуждается в критериях эталонного объяснения. Историк А. Мегилл разделяет позицию философа науки П. Таггарда, который предложил три критерия для определения наилучшего типа объяснения для каждого конкретного случая. Это 1) совпадение (чем больше фактов получают объяснение, тем лучше); 2) простота (чем меньше вспомогатель- ных гипотез требует то или иное объяснение, тем лучше); 3) аналогичность (чем больше данное объяснение схоже с другими объяснениями, истинность которых установлена, тем лучше)2. Данные критерии релевантны как в отношении естествознания, так и социально-гуманитарных наук. Смысл критериев кардинально не изменится, если мы в том или ином случае, вместо «объяснения» будем использовать понятия «интерпретация» или «понимание». В неокантианстве и герменевтике подчеркивается неадекватность редукции антропного к природному; решающая роль в деле объяснения и понимания отводится языку. Концептуальные схемы содержат в себе не только системы понятий, с помощью которых постулируются универсальные свойства мира, но и разные схемы объяснений. Этой теме уделялось внимание и в сциентистской философии. Неопозитивист Ф. Вайсман ука- зывал на то, что язык организован не так, как дедуктивная система. Он имеет гораздо более небрежно сотканную текстуру. Ткань языка не является простой, суждения о мире находятся на разных «этажах», истинностные функции атомарных высказываний обманчивы. «Язык кажется разделенным на слои провалами, через которые мы можем перепрыгнуть, но через которые мы не можем навести мосты с помощью логических процедур. Этот факт объясняет многие традиционные проблемы философии. Ядро такой проблемы часто связано с трудностью перехода от одного слоя к другому. <…> Так же, как линии разломов отмечены на земной поверхности гейзерами и термальными источниками, линии разломов языка отмечены философскими проблемами»1. «Языковые слои» создаются в разных логических стилях. Поэтому невозможно в одной и той же программе объяснить явления природы, сущность симметрии, особенности психики или «Легенду о Великом Инквизиторе» Ф. М. Достоевского. В зависимости от слоя меняется чувство «полноты» и «неполноты». Некоторые наши объяснения в принципе не могут быть полными, ибо имеют «открытую текстуру». «Закрытая текстура» – достояние языка логики и математики. Поэтому объяснения в математике имеют специфический смысл. Можно уйти от «смутности», исключив неопределенные понятия, но нельзя элиминировать «открытую текстуру», которая обусловлена контекстами, порождающими новые смыслы. «Открытая текстура указывает на то, что содержание любого эмпирического понятия до конца не известно. Напротив, содержание теоретических понятий (понятий математики) определено до конца»2. Но понятиями математики и логики, абсолютная «закрытость» которых не очевидна, теоретический уровень не исчерпывается. Следовательно, в науке нет финитных и полных объяснений. |