Михаил Эпштейн философия возможногомодальности в мышлении и культуре
 Скачать 1.85 Mb.
|
|
накопления возможностей: каждая последующая эпоха вбирает в свой смысловой состав возможности предыдущих. На каждую последующую эпоху приходится больше возможностей, чем на предыдущую, при том что объем и мера отсчета "реального" времени остаются прежними: день, год, век... Но смысловая вместимость каждого последующего отрезка времени непрерывно возрастает, каждое событие окутывается множеством "не-событий", определяющих его значимость. Отсюда странное ощущение, что история ускоряется, а реальность все больше опрозрачнивается, пронизывается пузырьками бесплотных возможностей. Арнолд Тойнби удачно назвал этот поступательный процесс "этерификацией", имея в виду утончение материального субстрата истории и ее переход в более духовное, "эфирное" состояние. Одним из проявлений этого процесса является смена модальностей. Мир сотворен Словом и продолжает твориться им - но остается ли неизменным само Слово? Если творческое Слово, каким создан мир, есть глагол, Слово-Действие, то нельзя ли прочесть историю как парадигму спряжения этого Глагола, его переход из изъявительного наклонения в сослагательное? Таково не только движение всемирной истории, но и маленькая история каждой человеческой жизни. Кажется, мудрость ее проста: детство и юность - это время нерастраченных возможностей, которые по мере взросления начинают воплощаться, требуют труда и усердия, так что старость предъявляет, как итог жизни и пропуск в бессмертие, совокупность осуществленных возможностей. Но это представление жизни в терминах поступательной реализации есть слишком простая, если не сказать ложная мудрость. Те юношеские возможности, которые реализуются в зрелости, открывают место новым возможностям, о которых юность обучно не имеет понятия. С возрастом происходит расширение душевного пространства и юность начинает казаться маленьким закутком, в котором хватало места только для собственного "я" - оно-то и мнило себя вселенским. Это самообольщение затягивается надолго. Где-то около 40 лет происходит так называемый кризис среднего возраста - кажется, что все возможности уже познаны и 217 остается только повторять себя, жизнь лишается зова и горизонта. В "среднем возрасте" увеличивается количество самоубийств и беспричинных саморазрушительных поступков. Человеку невыносимо пережить пору своих возможностей, невыносимо знать, что отныне ему предстоит жить в реальности, какова она есть, и подчиняться велениям долга и осознанной необходимости. Действительно, 40 лет - это как бы условный водораздел между двумя эпохами жизни. В первую эпоху возможности предшествуют их реализации, и когда эти юношеские задатки и замыслы более или менее исчерпаны, то жизнь кажется законченной, хочется подвести ей символический, а то и буквальный итог. Но во вторую эпоху начинается обратный процесс. Человек вновь растет как потенциальное существо, которое заведомо не может реализоваться в этой жизни и которое уносит свои возможности с собой. Поздняя зрелость и старость есть именно накопление таких возможностей: нового терпения, проницательности, чувствительности к деталям и символам, приятия чуждых мнений и культур - которые в невозможности своей полной реализации обозначают горизонт уже другого мира. Разумеется, это деление жизни на две эпохи весьма относительно. Образование новой потенциальности, или, условно говоря, посмертного потенциала души, идет на протяжении всей жизни рядом с реализацией жизненных возможностей. Собственно, это и придает интерес трудному и скучному процессу существования: нет лучшего способа оживить свой увядающий вкус к жизни, чем взглянуть на каждую вещь под углом возможного, как если бы она еще не была, а только предполагала быть. Отчего нас так завораживает колеблющийся огонек, кипение морских волн или пушинка, кружащаяся в воздухе, - хочется следить, не отрываясь? Таково зримое бытие возможного. "Приедается всё. Лишь тебе не дано примелькаться" - обращается Борис Пастернак к морю ("Волны"). Вероятности очерчиваются на графиках колебательно, в виде волн, - и сами волны есть контуры вероятностей, с особой синусоидой для движения каждой капли. Смотреть на море, на огонь, на качание древесных крон и колыхание травы в поле, - в этом есть огромный интерес для души, потому что она приобщается к родной для нее стихии вероятностного существования. Эти же волны возможного бегут по всем областям мироздания, начиная от физических микрообъектов (частиц-волн) и кончая религиозным опытом веры, надежды, любви. Самые сильные переживания человека связаны именно с областью возможного, с ожидаемым, гадаемым, предчувствуемым, непредсказуемым. Человек живет возможным, это его естественная среда, в отличие от низших форм жизни, которые пребывают в актуальном, совпадают с тем, что они есть, реагируют на воздействия среды. От камня до дерева, от дерева до животного, от животного до человека, от раба до свободного проходит возрастание степеней возможного в его отношении с наличным бытием. По- видимому, общество в своем развитии от деспотизма до демократии также следует этому вектору. Умножение возможностей - свойство жизни в ее росте, в ее поступательности, и быть может, разгадка ее последнего смысла, ибо возможности растут быстрее, чем способы их реализации. Бессмертно то, что невоплотимо; и вероятно, что тот мир, который открывается нам за чертой смерти, есть нескончаемое, всеобъемлющее "может быть", на поиск которого и отправился Рабле со своего смертного одра ("Я отправляюсь на поиск великого Может быть"). Если о бессмертии нам дано знать только, что оно "может быть", то верно и другое: бессмертно само "может быть". Природа возможного такова, что oнo может осуществиться (иначе оно было бы "невозможным") и в то же время не может осуществиться (иначе оно совпало бы с "действительным"). Этим предполагается некое "зависание" возможного между действительным и невозможным, между "сейчас" и "никогда". "Всегда" - это и есть модальная щель, "пауза", в которой застревает 218 возможное, оставаясь только возможным (недействительным) и все же возможным (не-невозможным). "Быть возможным", собственно, и означает "быть вечным". Вечностное истекает из возможного как постоянная "отсрочка" его реализации, как то, что может быть, но так и не начинает быть. Возможное как источник надежд, мечтаний, тревог, опасений, предчувствий, предположений не может вполне исчезнуть именно потому, что не может и вполне проявиться. Именно невоплотимость чистых возможностей, которые отодвигаются в область "иного" по мере своего частичного воплощения, и составляет модальную характеристику того, что мы называем вечностью. Причем можно предположить, что область вечного сама растет во времени, поскольку возникновение новых возможностей все более опережает темп их реализации. Вечностное есть функция этого модального преизбытка - истечение возможного туда, где оно пребывает само в себе, не исчезая и не осуществляясь, т.е. оставаясь вполне и только возможным. По словам Лейбница, "сущности бессмертны, потому что они касаются только возможностей."[3] Все это нам теперь дано разглядывать только "через тусклое стекло". Но по эту сторону жизни мы ясно видим то, что с верой и надеждой предполагаем по ту сторону: на всех уровнях, от клеточного до исторического, совершается непрерывный рост возможного в составе жизни. В настоящее время актуальный мир все еще выступает точкой отсчета для большинства видов человеческой деятельности, направленных на постижение, использование, изменение реальности. Но с ростом мыслительной сферы человеческий мир все более переходит в модус возможного. Текстуальная, знаковая, информационная, компьютерная вселенная все более растворяет в себе вселенную фактов. Лучший из возможных миров - тот, что еще возможен; точнее, это мир самих возможностей. И философия, сотворяя мыслимости из данностей, направляет и ведет за собой этот процесс, который можно определить как смену мировых модальностей. Когда-то господствовавшие модальности, реальное и императивное, все более выглядят островками архаики в этом океане возможностей. На входе в новую эпоху истории, как и в новый возраст жизни, начинается избывание бытия, его переход в форму "бы". Сделать возможным то, что раньше было возможным сделать. Быть возможностью для другого человека - и воспринимать его как открытую возможность. Сослагательное наклонение - огромная сфера нового душевного опыта, новая деликатность, терпимость и интеллектуальная щедрость, в которую философия возможного может быть только введением. [1] Естественно, автор не исключает самого себя из поля тех мыслительных альтернатив, которые дальше открываются философией возможного. В частности, работа над данной книгой подвела меня к порогу другого сочинения, где упор будет сделан на соотношении разных модальных планов мышления и бытия, на качестве интенсивности, которое рождается из сопряжения необходимого и невозможного, или "наиболее необходимого" и "наименее возможного". [2] Макс Вебер."Критические исследования в области логики наук о культуре", в его кн. Избранные произведения, цит. изд., сс. 465, 466-467. [3] G. W. Leibniz. New Essays on Human Understanding, ed. cit., p. 296. 219 ----------------------------------------------------------------------------------------------------- ПРИЛОЖЕНИЕ. МОЧЬ, БЫТЬ И ЗНАТЬ. СИСТЕМА МОДАЛЬНОСТЕЙ В "Философии возможного" мы сосредоточились лишь на одной из модальных категорий, как представляется, наиболее значимой для современного развития гуманитарных наук. В данном Приложении мы предлагаем общую классификацию модальностей. Наша цель - построить такую систему, которая исходила бы из наименьшего количества исходных дефиниций и позволяла бы конструировать из них наибольшее количество известных модальных категорий, а также характеризовать такие модальные свойства, которые в этом аспекте ранее не описывались? Максимум выводов из минимума посылок - таков идеал теории. Предлагаемая система построения модальностей далека от идеала. Но по крайней мере в отношении посылок мы, действительно, стремимся приблизиться к минимуму, выводя все модальности из предиката "мочь" в его сочетаниях с частицей "не" и с предикатами "быть" и "знать". Иными словами, код, на котором производится все разнообразие модальных сообщений, состоит из четырех знаков: "мочь", "быть", "знать" и "не". Таким образом, удается описать 20 модальных категорий, исчерпывающих все возможные сочетания указанных предикатов, и еще 8 категорий, которые мы характеризуем как предмодальные и сверхмодальные. Модальности разделяются на три основные группы: бытийные (онтические)[1], познавательные (эпистемические) и чистые (потенционные). Онтические строятся из всех возможных сочетаний предикатов "мочь" и "быть"; эпистемические - из сочетаний предикатов "мочь" и "знать"; потенционные - только из предиката "мочь", который может быть одночленным или двучленным, то есть сочетаться с другим предикатом "мочь". Дальнейшее введение еще одного параметра позволяет различить внутри чистых модальностей два залога: активный и пассивный ("я могу" - "мне можно"). Итак, последовательное выведение модальных категорий из всех возможных сочетаний предикатов "мочь", "быть" и "знать" позволяет: 1). Определить специфическое свойство модальности в достаточно емких и вместе с тем ограничительных терминах. 2). Соотнести все модальные категории по принципу минимальных различий, то есть показать, что в языке модальности, как и на других структурных уровнях языка (фонетическом, грамматическом), каждая категория относится к другой на основании наличия или отсутствия какого-то минимального признака, в данном случае, одного из четырех знаков модального кода: "мочь", "быть", "знать" и "не". 3). Четко очертить круг модальностей, как совпадающих с теми категориями, которые принято относить к модальным ("возможное", "необходимое" и т.д.), так и выявляющих модальные характеристики тех категорий, которые обычно не рассматривались в этом кругу. Дело обстоит примерно так, как с периодической таблицей Менделеева: взяв за основу атомные веса уже известных элементов и исчислив их соотношения, можно не только описывать известные, но и предсказывать или конструировать неизвестные элементы на основании их периодических свойств. Определив принцип соотношения 220 известных и общепринятых модальных категорий, можно далее применять этот принцип к описанию таких действий и состояний, которые раньше не соотносились со свойством модальности. [1] Модальности действительного, возможного, необходимого часто называют алетическими (от. греч. "алетейя", "истина"), но более точным представляется термин "онтический" (от греч. "онтос", "сущее"), поскольку они включают предикат "быть" и соотносят "можествование" и существование. ----------------------------------------------------------------------------------------------------- 1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ МОДАЛЬНОСТИ а. Типические определения Модальность - одна из самых загадочных категорий языка и мышления. Чаще всего модальность определяется "списочно", через перечисление самих модальностей, таких, как "возможное" и "невозможное", "необходимое" и "случайное". Например, по словарю Вебстера, наиболее авторитетному в англоязычной лексикографии, модальность - это "квалификация логических суждений, согласно которой они различаются как утверждающие или отрицающие возможность, невозможность, случайность или необходимость своего содержания".[1] Вряд ли это определение можно считать удачным: оно тавтологично, содержит логический круг, поскольку возможное и необходимое сами определяются как модальности. Еще одно определение (из другого Вебстеровского словаря): модальность - "предикация действия или состояния иным способом, чем сообщение простого факта". Но ведь и предикация состояния в качестве "простого факта" тоже составляет одну из модальностей - "действительную". Можно ли ввести в само определение модальности нечто, предполагающее определенное число модальностей и в то же время несводимое просто к их перечислению? Обратимся к философским словарям и энциклопедиям. Практически все они дают крайнее широкое и общее определение модальности, под которое можно произвольно подвести множество самых разных категорий и предикатов: 1). "Способ (способы), каким нечто существует или происходит (онтологическая М.) или мыслится (гносеологическая и логическая М...)". Философская энциклопедия.[2] 2). "Способ существования к.-л. объекта или протекания к.-л. явления (онтологич. М.) или же способ понимания суждения об объекте, явлении и событии (гносеологич., или логич., М.)". Философский энциклопедический словарь.[3] 3). "Вид и способ бытия или события". Краткая философская энциклопедия. [4] 4). "Способ, каким суждение (или утверждение) описывает свой предмет или прилагается к нему. Соответственно "модальность" относится к характеристике явлений или состояний, описываемых модальными суждениями". Кембриджский словарь философии.[5] 5). "Модальная значимость утверждения есть способ или "модус", согласно которому 221 оно истинно или ложно..." Оксфордский справочник по философии.[6] 6). "В логике, альтернативный выбор классифицирующих суждений в соответствии с их отношением к существованию. Три широко признанных модуса - возможность, действительность и необходимость". Уильям Риз. Словарь философии и религии. [7] 7)."Способ, каким предложение может характеризовать другое соотнесенное предложение или суждение как истинное, т.е. модус, в котором оно истинно. Например, логическая модальность может быть приписана суждению p, если сказать, что логически необходимо, или случайно, или логически невозможно, что p". Словарь философии.[8] Под вышеприведенные определения модальности как "способа бытия", или "способа отношения к бытию", или "способа характеристики суждения как истинного или ложного" можно подвести в принципе любое суждение или предикат. Например, разве "расти" не есть способ бытия, или "видеть" не есть способ отношения к бытию, или "лгать" не есть способ характеристики суждения как ложного? Вот почему в словарных статьях вслед за таким неопределенным, чересчур общим определением, как правило, немедленно следует перечисление тех модальных категорий, которые принято считать таковыми, обычно три: "действительное", "возможное", "необходимое". Например, в пятитомной "Философской энциклопедии", вслед за общим определением модальности как "способа, каким нечто существует или происходит... или мыслится" (см. #1 в нашем перечне) сразу следует список модальных категорий: "...при этом к онтологич. М. относились возможность или невозможность (бытия ч.-л.), действительность (фактич. наличие вещей или явлений), необходимость или случайность (некоторых процессов, явлений)..." При этом нет никакого логического перехода между общей (дефинитивной) и конкретной (перечислительной) частью определения: почему именно такие категории, как "возможное" и "необходимое", считаются "способами существования или мышления", а не такие, как "видимое", "существенное", "любимое", "единство", "различие" и т. д.? Точно также "Кембриджский словарь философии" вслед за вышеприведенным определением (см. # 4) сразу переходит к перечислению модальностей: "Ассерторические суждения выражают простой факт. Онтические модальности включают необходимость и возможность..." и т.д.[9] Между общей (слишком общей) и специальной (слишком специальной) частями определения, между дефиницией и конкретными примерами нет никакой логической связи. Из приводимого списка модальностей невозможно заключить, что же существенно и необходимо объединяет их таким образом, что исключает из этого списка другие предикаты.[10] б. Специфическое определение Предлагаемая здесь система позволяет начать с такого определения модальности, которое логически развертывается затем в классификацию модальных категорий, так что каждая из них выступает как необходимый частный случай общего принципа. Предварительно можно определить модальность как (1) такой способ суждения, который (2) характеризуется предикатом "мочь", (3) в самостоятельной форме либо в сочетаниях с предикатами "быть" и "знать, (4) и может выражаться как |