Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Трактовка наказаний в древних текстах Нередко косвенным обоснованием необходимости введения мер принуждения служат наиболее древние источники. Анализ их любопытен в плане уточнения, насколько корректно используются древние тексты для обоснования наказаний. Один из известных специалистов обращается к законам Ману, наибо- лее известному памятнику древнеиндийской литературы. Отдав дань бо- жественному происхождению данных законов, специалист сводит их к нормам обычного права и к праву позитивному [см. 147, с. 30]. Хотя если изначально задан божественный, как источник происхождения права, к двум другим типам права сводить его не следовало бы. Но главное в том, что особое внимание специалиста привлекла значительная роль, отводи- мая наказаниям в «Законах Ману» (VII, 14) [см. 147, с. 33]. Действительно, в данных законах роль наказаний существенна, даже велика. В частности, мотивируется введение запрета нарушать дхарму, то есть сам закон, уста- новленный царём ради людей, желательных ему, а также ради людей, ему нежелательных (VII, 13). Более того, данный закон называется в тексте охранителем всех живых существ (VII, 14). То есть, сделаны два важных акцента: закон создан ради людей (любых – добрых и злых), чтобы быть всем охранителем. Однако специалист продолжает делать акцент на ином: он приводит строки из текста законов Ману, в которых наказание именуется царём, правящим всеми людьми. И тут же возникает приводи- мое специалистом уточнение: если бы царь не использовал силу наказа- ния, «более сильные изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле <…> никто не имел бы собственности и произошло бы смешение высших и низших» [см. 147, с. 34]. Корректно было бы со стороны специалиста приложить к данной записи законов Ману комментарий, согласно которому закон направлен против сильных, проявлявших чрезмерную жестокость в отно- шении к слабым; законом также защищается личная собственность. Что до смешения высших и низших, то высшими, согласно предыдущим разбо- рам, были не люди, а представители высших цивилизаций, которых можно было бы чтить с полным основанием. Однако специалист активно акцентирует те фрагменты текста зако- нов Ману, в которых наказание предстаёт в устрашающей форме. Он ви- дит в тексте законов панегирик наказанию (VII, 14—33). В частности, в тек- сте наказание предстаёт в виде царя, вождя, карателя, который всегда бодрствует, будучи воплощением закона. Есть и очень важные строки, в которых указано, что рассмотренное должным образом наказание радует весь народ; если же тщательного рассмотрения не произошло, наложен- ное наказание способно погубить всё вокруг [см. 147, с. 33]. Трудно не за- метить, что осью данного описания является понятие «должное- недолжное», в принципе соответствующее справедливости или неспра- ведливости. В то же время, мне думается, в данном случае описано субъ- ективное восприятие сути великого наказания, вызванное его огромной силой и неотвратимостью. По наиболее существенному фрагменту текста ( наказание способно погубить всё вокруг) можно допустить, что имеются ввиду представители высших цивилизаций. Именно они обладали мощ- ными средствами поражения людей. Подтверждение этому есть в тексте самих законов Ману, которые связывают наказание с великой энергией. 401 Она настолько мощна, что неопытный царь, применивший её вопреки за- кону, гибнет от неё же вместе с родственниками. Кроме того, данное нака- зание способно «погубить крепость, страну, мир – движущийся и недви- жущийся». Упоминаются в качестве жертв даже мудрецы и боги, обитаю- щие на небе (VII-28-29). Если наказание может быть обращено на царя, тем более, на крепость и страну, и даже на «богов» на небе, значит, само оно никак не может иметь человеческой природы. Следовательно, это вид огромной энергии, которой обладали и, видимо, обладают представители высших цивилизаций. 199 Такая энергия может быть обращена даже на неких «богов» на небе, т.е. таких же по силе и значимости посланцев кос- моса. Данное обстоятельство тесно пересекается с фактом сражения между разными космическими кораблями в небе над Базелем в 1556 г. 200 Кроме того, следовало бы не просто воспроизводить суть наказания так, как оно представлено в тексте, а дать ему более точный, современный комментарий. Привожу в пример аналогичный вид наказания из Ветхого завета: «Господь Саваоф посетит тебя громом и землетрясением, и силь- ным гласом, бурею и вихрем, и пламенем всепожирающего огня». 201 И да- лее: «Приступите, народы, / слушайте и внимайте, племена! / Ибо гнев Господа на все народы... / Он предал их заклятию, отдал их на заклание, / И убитые их будут разбросаны, / и от трупов их поднимется смрад, / и горы размокнут от крови их». 202 Видимо, как и в первом фрагменте законов Ма- ну, в данном фрагменте имеется ввиду древнее состояние людей, склон- ных к убийствам, мужеложству, похищениям жён, порабощению других людей и народов и т.д. Дабы как-то повлиять на необузданный людской разврат, пророки доносили до них великий гнев Бога каждого народа. Пе- реносить такое отношение на людей в их современном бытии противо- естественно. К тексту следовало бы отнестись критично, так как в нём есть немало несовершенств. В частности, в главе I.14 написано: «Когда имеет- ся противоречие в двух отрывках из священного откровения, они оба счи- таются дхармой, потому что они оба объявлены правильной дхармой». То есть, в законах Ману допускается противоречие, при котором оба положе- ния должны считаться правильными. Вряд ли такое приемлемо в нашей действительности, так как при противоречиях в современных законах их стремятся исправить, оставив более точную текстовую конструкцию. Императивные нормы и действия Вряд ли точно воспринятая из древних источников, а также из эмпи- рической истории развития права тема принуждения транслируется в со- временность в виде безусловно принятого норматива. Из этого норматива рождаются разные конструкции применения правовых норм, также прину- дительного порядка. Каковы их особенности? Тихомиров связывает принуждение с процессом применения санкций и мер ответственности, обращённых к лицам, которые не выполняют тре- бования властных структур. Далее уточняются виды ответственности, к ко- 199 В «Махабхарате», таком же древнеиндийском источнике, как и Законы Ману, описано деяние некоего Гуркха, который, используя механизм огромного вимана (космического корабля) одним выстрелом поразил целый город со всеми пригородами – см. Дэникен Э. Воспоминания о будущем. – М., 2004. – С. 92. 200 Такой сюжет прошёл на телепрограмме ДТВ, 27.02.11. 201 Иса. 29. 6. 202 Иса. 34. 1, 2, 3. 402 торым он относит дисциплинарную, административную, материальную, экономическую, уголовную. К ним прибавляется политико-управленческая ответственность, предполагающаяреорганизацию органов, снятие руко- водителей с должности, наконец, отзыв депутатов [см. 203, с. 141]. Что становится основным критерием применения всех видов санкций? Вовсе не нарушение основных принципов справедливости, не нанесение вреда здоровью и имуществу людей, а отказ от выполнения или неточное вы- полнение требований органов власти или отдельных властных лиц. При этом не задаётся важнейший из вопросов: насколько сами данные требо- вания соответствуют критериям справедливости и гуманности? Ведь из- вестно немало самодурных правителей, деспотических режимов, попи- равших всяческие критерии справедливости. Как относиться к требовани- ям таких властных лиц? И как разобраться, какое властное лицо предъяв- ляет подлинные требования, а какое просто использует своё служебное положение для сугубо личных целей? Без решения приведённого комплек- са вопросов использовать критерий безусловного подчинения требовани- ям органов власти и властных лиц и опрометчиво, и теоретически неверно. Не определившись с основными критериями отношения к решениям властных лиц и структур, ангажированные специалисты юриспруденции идут дальше, не анализируя, а больше превознося специфику воздействия императивных норм. В частности, отмечается, что при росте удельного ве- са данных норм в общей совокупности законов возрастает процесс наве- дения порядка, укрепления, вроде бы, государственной дисциплины, уси- ления мер борьбы с преступностью, бюрократизмом и коррупцией. Хотя тут же специалист допускает противоположный исход действия импера- тивных норм – диктаторски-полицейские методы властвования, возложе- ние чрезмерных тягот на население, вседозволенность бюрократии в от- ношении к гражданам [см. Мальцев, 132, с. 584]. Ранее уже отмечался приём двоемыслия, типичный для специалистов экономики и юриспруден- ции. Было бы гораздо вернее не раскладывать последствия на то и это, а искать корень возможности применения императивных норм. Сами они обусловлены только фактами преступного поведения любых лиц – вла- стей, управленцев и граждан. Но для этих случав используется уголовное право. Отсюда следует другой вопрос: если для фактов правонарушений и преступного поведения достаточно использовать нормы уголовного права, нужны ли в принципе императивные нормы? Ведь для наведения порядка достаточно обычных законодательных норм, а для усиления государ- ственной дисциплины – норм административного права. Тем более, что в самой совокупности норм права, что отмечает Мальцев, в том или ином правовом акте уже находятся императивные нормы, имеющие высокую, среднюю, низкую степени воздействия [см. 132, с. 582]. Мысль эта точна, так как императивность возникает в самом общении начальника и гражда- нина: она возникает либо посредством лёгкого намёка, либо в процессе наставления, либо в жёстком приказе. В тексте закона пиши или не пиши разные угрозы, даже самые страшные, на них мало кто обращает внима- ние, так как люди привыкли ориентироваться на реально складывающиеся отношения. К сожалению, видимо, в силу привычки, юридическое сознание обра- щает внимание только и исключительно на зафиксированный юридический текст. В соответствии с данной логикой сообщается: если право лишено диктаторского начала, возможности использования репрессивных мер, в нём нормы приказного характера почти не применяются [см. 132, с. 579]. То есть императивные нормы фактически приравнены приказу, выражен- 403 ному в законе, который может и не применяться. Однако когорта началь- ников разного уровня действует, как правило, в соответствии с собствен- ным усмотрением, вне зависимости, суровы ли, или смягчены нормы пра- ва. А граждане страны имеют дело, прежде всего, именно с представите- лями данной когорты. Предположим, какой-то гражданин возмутился дей- ствием начальника, обратившись к норме закона. Попытки их использо- вать в свою пользу в борьбе с начальниками обычно оканчиваются неуда- чей. Ведь важна не сила закона, каковой в реальности нет, а властный ре- сурс. По этой причине подавляющее большинство введённых начальника- ми установлений уже имеет приказную форму. Что типично: допустив при использовании императивных норм возрастание тягот на население, а также вседозволенности бюрократии, специалист в конце книги сообщает о большом впечатлении юристов, увидевших в приказах и командах высо- кую степень императивности. По этой причине, полагает специалист, юри- сты предприняли опыт использования приказов и команд в виде прообраза юридических норм [см. 132, с. 572]. И следом добавляет, что для права более подходят приказы и команды, и лишь отчасти – рекомендации и по- ручения [см. 132, с. 574]. Но если сердце юриста склоняется к приказам и командам, оно настраивается лишь на создание репрессивных законов, никак не подходящих для подлинно правовых отношений. Командно-приказное воздействие В реальных отношениях, что отмечено, наиболее постоянны непо- средственные воздействия начальников на граждан, в коих по старинке видят подчинённых, почти крепостных лиц. В данных отношениях воздей- ствие осуществляется, что известно, в командно-приказной форме. Какова её специфика в правовом, психологическом, а также общегуманном плане? Мальцев, упоминая возможность влияния норм позитивного права на психику людей, всё же вспоминает об основной форме воздействия – силе власти. Для обоснования им приводится мнение Г. Вригта, считавшего, что подобно детям, всех нас приучают к повиновению посредством требова- ния или команды. 203 Сам специалист в уточнении сообщает о слиянии двух потоков давления – нормативного и авторитетного – приводящих к высо- чайшему императиву в каждом таком повелении. И добавляет: люди ис- полняют немедленно любое слово, если авторитет властного лица дей- ствительно велик [см. Мальцев, 132, с. 568]. Отмечу, что при наличии властного ресурса никакой авторитет не требуется. У Достоевского есть прекрасная фраза по этому поводу: «князь, он и кульке князь». В жизни большинство начальников никаким авторитетом не обладает, но люди, имеющие более высокий профессиональный и человеческий авторитет, вынуждены им подчиняться лишь потому, что они – официальные власт- ные лица. Харт отчасти более прост и прозрачен в своём суждении, бу- дучи склонен к преувеличению авторитетности власти. Командовать, пола- гает он, значит, властвовать над людьми. Даже если команда сопровожда- ется угрозой причинения вреда, от команды нет никакого ущерба. Ведь команда, согласно Харту, апеллирует не к страху, а является видом ува- жения к власти [см. 216, с. 28]. Ясно, что никакого уважения к человеку ко- мандующему, иногда резко и грубо, иногда тихо и язвительно, у людей не 203 Вригт Г. Ф. фон. Логико-философские исследования: Избранные труды. – М. 1986. – С. 176. 404 существует. Сама команда может быть воспринята с пониманием только тогда, когда в ней присутствуют явная необходимость, да и то, если при произнесении команды учтены критерии справедливости и гуманности. Во всех остальных случаях команда есть прямое воздействие на свободу во- ли лиц, то есть, нравственно осуждаемое действие. Потому уважать её невозможно. Петражицкий, внимательный к воздействию приказа на психику лю- дей, отмечал, что внезапные, краткие и резкие запреты и приказы («не сметь трогать!», «назад!», «молчать!») действуют подобно удару электро- тока, принуждая немедленно подчиниться [см. 159, с. 10]. Такой удар, как правило, деформирует психику, нанося ей серьёзный психический урон. В случае значительного ряда повторений, данный вид воздействия способен повлечь за собой невроз или другое душевное расстройство принуждаемо- го человека. По этой причине, резкие воздействия на другие души катего- рически недопустимы. Остин добавляет существенную характеристику, связанную с приказной формой отношений. Ею становится зло, наносимое человеку, вынужденному починяться приказу. Хотя в юридической литера- туре такой вид зла странным образом именуется принуждением к послу- шанию или санкцией [см. 228, с. 8]. Причин неповиновения командам и приказам в жизни, как известно, бывает немало. Одна из них – несправедливое принуждение, часто прак- тикуемое начальниками. Однако юриспруденцией фактически санкциони- руется нанесение зла неповинному человеку лишь потому, что у другого есть власть. Остиным предпринята квалификация команд, которые могут быть выражены: 1) посредством указания на желание начальника (слова- ми или другими признаками); 2) приказного принуждения к терпению ради слома воли того человека, который не согласен с отданной командой. Из перечисленного Остин делает вывод: санкция и команда неразрывно свя- заны между собой [см. 228, с. 11]. Фактически Остин фиксирует, что толч- ком для дачи команды (приказа, распоряжения) является 1) простое жела- ние начальника, нередко оказывающееся прихотью; 2) Остин подчёркива- ет, что приказы обязывают не только к действиям, но и к своеобразным мукам подчинённых, которым приходится терпеть приказ начальника, а также его способ и продолжительность; 3) большинство приказов началь- ства предполагает стремление сломать волю подчинённых, чтобы ими можно было легче управлять; 4) подчинённых приучают воспринимать ко- манду даже по выражению лица, тем более, словесно. Так, как правило, дрессируют животных. Возникает вывод: приказная и императивная фор- мы, применяемые вопреки критериям гуманности и справедливости, чело- века уподобляют животному. Кстати сказать, к последним, если хотят, что- бы они повиновались хозяину, относятся с лаской, а не с руганью. Среди специалистов встречаются и те, кто осуждает приказную фор- му воздействия на людей. В частности, одним из них оказывается специа- лист, ранее ратовавший за форму командно-приказного обращения с под- чинёнными и за императивные формы права. В данном случае он выска- зывает прямо противоположное, считая неразумным и нерасчётливым ис- пользовать жесткие императивные формы права, а также грубую брань и окрики. И добавляет: такие формы подчинения воли других людей оскор- бительны и могут натолкнуться на решительное сопротивление диктату [см. Мальцев, 132, с. 581]. В реальности оскорбителен любой вид диктата, так как каждая душа, обладающая разумом и волей, изначально свободна и суверенна. Такая форма отношений губительна для человеческих душ и психики в целом. Исключением может показаться непосредственная воен- 405 ная обстановка или контакт с криминальным субъектом. Хотя и в тех ситу- ация чрезвычайно желательны критерии справедливости. Так как диктат и окрик в любой ситуации вызывает протест, порождая иногда отчаянное сопротивление грубому приказу. Потому приказная форма отношений должна уступить место в обычном общении гуманно-регулятивным фор- мам общения. Полицейские формы отношений Практика реальных отношений такова, что гуманные советы и пред- ложения улетают словно в небеса. А земной мир остаётся под надзором норм закона, тяготеющего к полицейской форме. Кое-кто стремится такое положение дел даже обосновать. Кое-кто вспоминает одну из конституционных статей, провозглашаю- щей право каждого на личную неприкосновенность. Казалось бы, этой нормы как таковой вполне достаточно. У кое-кого возникает желание га- рантировать это право, что, в принципе, приветствуется. Правда, некото- рые юридические умы таковы, что лучшее пожелание преобразуется в противоположное. Потому гарантия личной неприкосновенности неожи- данно превращается в систему запретов. Тут же неожиданно возникает метод полицейского права, для которого характерен запрет деяний, вроде бы, нежелательных для общества. К нему присоединяется полицейский надзор за гражданами и организациями, чтобы знать, как они эти запреты исполняют. А следом, как всегда, возникает, в случае какого-то несоблю- дения, угроза применения принуждения [см. Бельский, с. 53-54]. По какой причине функция защиты граждан от противоправных действий и преступ- лений переквалифицирована специалистом в функцию запрета, непонят- но. Защита, как правило, направлена на сохранение здоровья граждан, со- хранности их жилищ, их движимой собственности и она чрезвычайно по- лезна для общества. Запреты и полицейский надзор над жизнью граждан, без функции защиты, способны превратиться в средство сковывания ши- рокой общественной и профессиональной инициативы. Поэтому нет ника- ких оснований для подмены функции защиты функцией запрета. Ранее Кант писал: «главнейшая из свобод – это независимость от принуждающе- го произвола другого, которая присуща каждому человеку в силу его при- надлежности к человеческому роду» [92, с. 147]. Мысли гениев философии говорят о том, что ни одна человеческая душа не в состоянии осознанно принять факт подчинения чужой власти и чужому произволу. Юридическое сознание ангажированных специалистов, иногда считающее себя фило- софией права, мыслит противоположно. Бельский озаботился концепцией административно-правовых отно- шений, которые возникают не между гражданами и органами власти, а между самими гражданами. Этот вид правоотношений также неожиданно квалифицируется, как полицейский, но обосновывается не переквалифи- кацией административно-правовых норм в полицейское право, а лишь фактом распространённости данных правоотношений [см. 21, с. 103]. Если настаивать на участии полицейской доминанты во всех, без всякого уточ- нения, отношениях, значит, хотя бы мысленно, превращать всё общество в потенциальных правонарушителей. Данная установка сознания, в случае перехода её в реальность, породит во взаимоотношениях между людьми состояние отчуждения, враждебности, подтолкнёт ряд людей к доноси- тельству на ближних. Такое общество в принципе невозможно активно развиваться и уверенно состязаться с иными обществами на мировой 406 арене. Ангажированное юридическое сознание мыслит по-иному, берясь уточнять особенности метода полицейского права. Основная функция данного метода соответствует, что известно, древнему понятию полиса (отсюда – полиция) и предполагает правовую регламентацию обществен- ных отношений с использованием соответствующих способов и средств. В конкретизации возникают исключительно запретительные нормы, без упо- минания о нормах, уполномочивающих на определённые деяния. Набор запретительных норм хорошо известен: а) позитивное обязывание, пред- полагающее, как бы, возложение обязанностей на лиц, с тем, чтобы воз- росло их активное поведение; б) дозволение выглядит, вроде бы, в виде предоставления лицам права на те или иные действия; в) запрещение, что любопытно, тоже трактуется в виде возложения на лиц обязанности не со- вершать противоправные действия [см. 21, с. 52]. Рассмотрим данные функции: а) функция обязывания никоим образом не способна иницииро- вать у граждан активное поведение, так не предоставляет им свободу действий, а принуждает к их строго очерченному кругу. Это доказала си- стема мирового принуждения, от рабства до крепостничества. 2. Функция дозволения существенно отличается от функции наделения правами (о которой специалист почему-то не упоминает), так как дозволяется лишь строго очерченный нормами перечень действий. В отличие от наделения правами, дающего полномочия на развёртывание собственных действий, функция дозволения предполагает вид деятельности под неусыпным кон- тролем. 3. Функция запрета по виду выглядит, как превентивная мера (воздерживаться от). Но в условиях разгула административно- полицейского права она способствует чрезмерному ограничению любого инициативного действия. В этой связи, метод полицейского права, доволь- но часто применяемый в политических целях, приводит к резкому тормо- жению социального и экономического развития. Полицейские правоотношения нередко опираются на уголовное пра- во. Его специфику стремится охарактеризовать Харт, правда, по-своему. Начинает он не с анализа его норм, субъектов, его создающих и мотивов данных субъектов, а с поведения людей, предполагающего подчинение или неподчинение его нормам. Тем самым, субъектно-объектный анализ самой системы органов власти, а также вводимого и иногда специфически применяемого ими уголовного права подменяется субъективным взглядом на него со стороны отдельных поступков, совершаемых людьми. Далее Харт сообщает общеизвестные вещи о фактах неподчинения нормам дан- ного права, которые им именуются, как правонарушения. Пишет и о силь- ной аналогии между уголовным правом и приказной формой отношений. Но, повторюсь, нет главного – анализа форм применения уголовного пра- ва [см. 216, с. 35]. Нет у него также главных черт уголовного права, с од- ной стороны, способствующего пресекать преступность, наносящей обще- ству существенный вред своими деяниями; с другой стороны, использова- ния статей уголовного права бесчестными органами власти для расправы с политической оппозицией. Впрочем, об этом подробно далее. В связи с способами применения полицейского права как ни вспом- нить весьма странную идею Ильина. Он, с одной стороны, провозгласив- ший верховенство духовности и союзнических отношений, с другой сторо- ны, подсказывает правителю неоправданно крутую полицейскую меру. Так, повествуя о необходимости борьбы с неприятельским вторжением, либо с чрезвычайными народными бедствиями, а также с разбоем и с по- литическою смутой, Ильин полагает возможным главе верховной власти, вроде бы, на основании права, объявлять вне закона категории лиц рос- 407 сийских граждан, а также иностранцев [см. 85, с. 61]. Данное утверждение Ильина основано на опыте истории. Но история далеко не всегда лучший советчик. Главным в данном положении должна быть защита граждан от любых бед и стихий. Однако у правящего лица при любых обстоятель- ствах нет полномочий для объявлении вне закона целых категорий лиц, даже в случае политических волнений или неприятельского вторжения. В случае политических волнений требуется быстро разобраться с их причи- ной, поняв которую, можно всё исправить. Тогда же, когда в страну вторга- ется враг, тем более немыслимо объявлять вне закона целые категории лиц, так как их большинство может оказать существенную поддержку в борьбе с врагом; наоборот, униженный переселением народ становится потенциальным противником. |