Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
Скачать 4.96 Mb.
|
Права и полномочия Гораздо более существенна проблема, нежели свободы и разновид- ности права – различение между правами и полномочиями. Каково внима- ние к данной проблеме и каковы её интерпретации? Кант, в частности, упоминает договор о возложении полномочий (mandatum), когда некто на основании имеющегося мандата способен ве- сти дела вместо другого лица и от его имени [см. 93, с. 201]. Но он не го- ворит о получении права вести аналогичные дела. Врученный мандат, как официально подтверждённое полномочие, оказывается весомее права, для которого удостоверяющего мандата не требуется и достаточно акта наделения им. В этой связи, у полномочия возникает приоритет в отноше- нии к праву. Правами способны обладать почти все, полномочиями – лишь те, кто неофициально или официально наделён ими. То же самое косвен- но подтверждает Гаджиев, с одной стороны, фиксируя особенность права, заключающуюся в обоснованных притязаниях; с другой стороны, констати- руя, что права не равны полномочиям [см. 41, с. 66]. Более чётко разводит в стороны права и полномочия Закомлистов, подчёркивая явную приори- тетность последних над первыми. Право им трактуется, как общепризнан- ная и гарантированная возможность осуществления действия частным ли- цом. В отличие от него, лицо должностное пользуется прерогативами властного повеления, которое представляет собой официально признан- ное и регламентированное законом полномочие [см. 79, с. 82]. Имеющиеся у граждан права обладают общим юридическим статусом (в рамках позитивного права), тогда как полномочия официальных лиц позволяют им наделять граждан правами или лишать их гражданства (значит, и прав). В этом отношении полномочия выступают в виде мета- правовой реальности, неважно, имеется в виду система позитивного или иного типа права. Особенность юриспруденции состоит в том, что она зна- ет исключительно властно-официальные полномочия, не признавая ника- ких иных. Например, рассматривая сферу частноправовых договорных от- 574 ношений, юриспруденция отрицает наличие процессуального обмена пра- вами и обязанностями. Наоборот, данное наличие приписывается исключи- тельно властным органам и лицам, которым предоставлены все полно- мочия по управлению, нормотворчеству, охране и защите нарушенного права [см. 79, с. 82]. В этом отношении полномочия в какой-то степени ока- зываются выше власти. Любое лицо, вступающее во властную должность, предварительно наделяется тем или иным объёмом полномочий и лишь потом вправе ими распоряжаться, в строгом соответствии и их объёмом и назначением. Превышение данного объёма полномочий, использование их не по их назначению, а также присвоение себе недозволенных полно- мочий становится основанием для судебного преследования лица за его злоупотребление властью. В этой связи, сколько у лица каких-либо полно- мочий, столько у него и власти. В диктаторских режимах власть самочинно присваивает себе полномочия в любом объёме. Но даже и в данных ре- жимах величие власти также обусловлено объёмом полномочий, каким она обладает. Следовательно, есть все основания утверждать – перво- степенны в системе прав именно полномочия, их набор и характеристики. То же подтверждает специалист, говоря о праве власти, обусловленном объемом полномочий [см. Закомлистов, с. 64]. Сам он имеет в виду власт- ные полномочия, но с таким же основанием можно говорить о полномочи- ях на управление той или иной областью дел, тем или иным коллективом. Термин «власть» применяют чаще, однако он сам всегда обусловлен тем или иным объёмом и качеством полномочий. Потому точней использовать последнее понятие. Довольно часто юридическое сознание того или иного специалиста стремится к нагромождению терминов и понятий, от чего суть высказыва- ния ускользает. Например, Закомлистов фиксирует систему предоставле- ния полномочий некоей должности, трактуя данную систему в виде упоря- доченной совокупности предписаний. Казалось бы, можно поставить точку. Но специалист продолжает, упоминая нормологический аспект, как регла- ментацию властной деятельности через системное отправление властных полномочий [см. Закомлистов, с. 66]. Хотя в этом перегруженном фрагмен- те так и не выражены основной субъект наделения полномочиями; объё- мы и характеристики полномочий; способы, наделения ими. А сами пол- номочия на управление излишне переплетены с термином «власть». Да- лее специалист делает акцент лишь на термине «санкция» в контексте разрешения, предоставления возможности совершить то или иное дей- ствие. Он видит область применения санкций при осуществлении многих разрешаемых публично-правовых актов или властных полномочий [см. За- комлистов, с. 282]. Однако санкция – это обычный вид разрешений, суще- ствующий повсюду, где возникает проблема получения права на то или иное деяние. В этом отношении санкция шире полномочий и, в то же вре- мя, менее существенна, так как лишь закрепляет то или иное полномочие, в частности, предстаёт в виде процедуры утверждения осуществлённого ранее наделения полномочиями. Наоборот, к примеру, деление или пере- распределение полномочий между центром и регионами представляет со- бой весьма щепетильный процесс, затрагивающий обычно круг суще- ственных областей ведения. Наиболее существен вопрос: насколько широко может быть проведён процесс делегирования полномочий. Ведь в пределе такой процесс спосо- бен образовать внутренний многополярный мир, чего некоторые руководи- тели стран добиваются для межгосударственных отношений. Юриспру- денция позволяет себе (в силу её собственных ограниченных полномочий) 575 сообщить о желательности делегирования властных полномочий судеб- ным органам. Разумеется, по разрешению со стороны власти, это смогут сделать законодатели, делегировав полномочия судам по адаптации зако- на к современным отношениям [см. 41, с. 19]. Однако это слишком узкий круг полномочных структур и лиц, не затрагивающий широкого круга отно- шений между властными лицами и подавляющим количеством граждан. Вместо передачи полномочий, власть упорно держится за выстроенную пирамиду управления, от которой во все времена (и современность не ис- ключение), кроме нагромождения проблем и бед, общество не получало ничего. Начиная с решения более-менее серьёзного вопроса, человек, об- ратившийся в администрацию к какому-то чиновнику, сталкивается с его нежеланием и, иногда – с невозможностью помочь. Нередко чиновник ссылается на отсутствие у него необходимых полномочий, что бывает правдой. Выстроенная пирамида управления позволила сконцентрировать колоссальное количество полномочий наверху, лишив остальные уровни пирамиды достаточной самостоятельности при решении существенных вопросов. Если же чиновник занят решением собственных вопросов, а не вопросов, необходимых гражданам, тогда он проявляет максимум инициа- тивы, используя имеющиеся полномочия в полной мере. В этом отноше- нии каждый губернатор или мэр, каждый руководитель организации и кор- порации представляет из себя удельного собственника (помещика, барина или графа). Причём, основным видом собственности становятся для каж- дого лица при власти имеющиеся у него официально полученные и не- официально присвоенные полномочия. В рамках узаконенных и расши- ренных полномочий каждое лицо при пирамиде власти строит под себя весь имеющийся в его распоряжении круг отношений и объектов соб- ственности. Тем самым, общая пирамида власти напоминает лопающуюся в отдельных узлах башню. Этим объясняется, например, ставшее нормой невыполнение указов и распоряжений президента, о чём россияне узнают почти постоянно. Следовательно, данный тип группировки полномочий не- эффективен. Потому необходим поиск принципиально иного способа наделения и распределения полномочий – по горизонтали, большинству профессиона- лов. На этот счёт есть указания в ряде конституций, когда утверждается, что власть в государстве исходит от народа. Если отнестись к данным за- писям в конституциях не формально, а содержательно, появляются осно- вания для передачи полномочий большинству граждан, которыми, кстати, сказать, граждане уже формально обладают. Об этом, в частности, пишет Еллинек, ссылаясь на учение pouvoir constituant, появившиеся в новейшее время. В данном учении, наряду с констатацией того факта, что полномо- чия государственной власти исходят только от народа, утверждается наличие полномочий у народа уже в потенциальном состоянии [см. 73, с. 150]. Если отнестись к данной идее ответственно, придётся признать, что не свободы, не правоспособность (или правомочие) и даже не права, а именно полномочия превращают гражданина в действительного субъекта права. Есть ли к этому иные основания? Граждане, если это мастера и твор- цы, уже имеют божественные полномочия на широкое созидание новых реалий, даже вне зависимости от официального признания или непризна- ния. Граждане обладают также полномочиями разума на изменение соци- альных отношений. Есть ли основания отказывать им в обладании также и официальными полномочиями? Полагаю, что нет. Как выстроить систему 576 распределения полномочий вне пирамиды управления или параллельно с нею, будет показано в дальнейшем тексте. Строй государства Сущность государственного строя Тема государственного строя ряду специалистов не совсем ясна из- за её запутанности, непродуманной связи данного понятия с конституци- онным строем, политическими, общественными видами отношений. У дру- гого ряда специалистов данная тема, похоже, сомнений не вызывает. Хотя сами дефиниции государственного строя у них во многом не совпадают, что не позволяет считать данную тему до конца прояснённой. Сообщается, что в проектах республиканских конституций часто при- сутствует набор неэквивалентных по значению понятий: «конституционный строй», «конституционное устройство», «государство», «общество», «госу- дарственный строй», «организация государственной власти и управле- ния». Тихомиров обращает внимание на совпадение и не совпадение объ- ема этих понятий, что приводит к сложности создания целостной норма- тивной ткани [см. 203, с. 239]. Или, характеризуя государственное устрой- ство, Авакьян ненароком упоминает внутреннее устройство государства, что было бы верно. Однако в перечислении обозначаются сугубо внешние его признаки, в виде властной структуры и территориальной организации [см. 2, с. 30]. Но государственный строй в своём внутреннем бытии пред- стаёт в виде целостного общения многих общений граждан, не совпадая ни с действиями верховной власти, ни со столь же внешней для него тер- риториальной организацией. К внешним характеристикам государственно- го строя присоединяют, обычно, статичный способ его существования. Как отмечает К. Тахтарев, рассмотрение внешних государственных отношений в статике чрезвычайно удобно для специалистов юриспруденции, позво- ляя упрощать анализ государственного строя. В этом случае достаточно фиксации сложившегося на данный период времени способа властного управления, а также господствующих юридических норм, чтобы считать государственный строй состоявшимся. Хотя в действительности статич- ный метод анализа государственного строя совершенно не отражает его реального, очень подвижного, постоянно развивающегося состояния. В этом плане любое внешним способом созданное государство оказывается лишь одной из временных, преходящих политически-организационных форм [см. 215, с. 4]. Иногда в содержание государственного строя стремятся включить максимально большое количество признаков. Так, у Авакьяна понятие «государственный строй» охватывает все возможные характеристики со- ответствующего государства. К ним относятся: невнятная его внутренняя структура; структура государственных органов вместе с порядком их обра- зования; организация территории; организация непонятной по форме и содержанию деятельности; а также всё, что относится к гражданам – их статус, свободы и права, не забыты их обязанности; добавляются и услов- ные способы участия граждан в формировании и работе государственных органов; в государственный строй включены политические партии; к нему же отнесён политический режим в стране. И далее специалист увеличива- ет разнообразие и многообразие государственного строя тем, что готов включить в него обзор всех деталей устройства государства, деятельности его органов, взаимодействия государства и общественных объединений. В 577 данном перечне остаётся место и для понятия «конституционный строй», который, по мнению специалиста больше обращён к сущностным, базо- вым началам общества и государства, охватывая совокупность ключевых политических отношений, предопределяя собою «государственный строй» [см. 2, с. 347]. По ходу отмечу, что в рассуждении специалиста перевёрну- ты стратегически важные полюса: государственный строй, будучи фунда- ментальной системой отношений, оказался зависим от конституционного строя, который, вроде бы, своими установлениями предопределил его возникновение. Так обычно форму ставят выше содержания, так лёгкий бриз на поверхности моря превозносят над глубинными морскими течени- ями. Однако реальное соотношение между конституционным строем и строем отношений в государстве выглядит принципиально иным. Одно- временно специалистом допущена часто наблюдающаяся оплошность, ко- гда анализ сущности государственного строя подменён перечислением всего, не связанного между собой и противоречивого внутри себя конгло- мерата отношений и структур. В частности, ранее отмечалось, что при по- давляющем большинстве полномочий, находящихся в распоряжении властных органов, свободы и права граждан, их участие в работе государ- ственных структур больше соответствуют номинальным условиям, не под- креплёнными фактическими формами их осуществления. Почти повторяет оплошность Авакьяна другой специалист. Он также считает государственный строй неким общим понятием, которое охваты- вает собой содержание и форму, а также суть государства. В это общее понятие вводится вся совокупность общественно-политических отноше- ний: 1) роль и пра́ва, и закона в организации и деятельности государства; 2) форма правления государства; 3) форма государственного устройства; 4) отношения между государством, обществом и личностью; 5) методы осуществления государственной власти и способы осуществления наро- довластия; 6) экономическая, политическая и идеологическая основы гос- ударства. Вводится также уточнение, что государственный строй выражает наиболее принципиальные свойства, взаимосвязи и взаимодействие в ме- ханизме организации и функционирования государства [см. 153, с. 47]. В данном случае возникает иное стратегически важное противоречие: если специалист претендует на выявление наиболее принципиальных свойств, взаимосвязей и взаимодействий в самом государственном строе, он всё внимание должен был бы сосредоточить именно на этом. Однако рядом с со стратегически важной проблемой и параллельно ей сосуществует ана- логичный – бессвязный и противоречивый конгломерат деталей, который не идёт ни в какое сравнение с сущностными свойствами государственно- го строя. И вновь, поскольку введена в описание государственного строя верховная власть, рассуждение о народовластии становятся номиналь- ным. В противоположность современным специалистам юриспруденции, Ильин критикует государство (в реальности – верховную власть) за её внешний, а не внутренний строй жизни. Тем самым, власть уходит от под- линной стихии народной жизни, отрывается от глубинного правосознания народа. Она, превознося своё самодержавие, установления и акты тесного круга правящих лиц, в реальности пользуется дурными силами, в конце концов, вырождаясь. И тогда правящий режим превращается в неосмыс- ленную систему мертвящего принуждения для всех граждан [см. 86, с. 230]. После этой точной характеристики Ильин допускает неточность, по- лагая, что политическая организация народа не имеет духовного суще- ствования, а потому народ, вроде бы, не участвует в духовном творчестве 578 [см. 86, с. 232]. Духовная жизнь народа находится в постоянном кипении, его духовное творчество, в том числе и социально-политическое, фактиче- ски не угасает, оно лишь приглушено, иногда до минимума, внешними формами принуждения. В противном случае, человечество никогда не узнало бы о творениях великих мастеров в разных областях науки, техно- логии, техники и искусства, оно никогда не получило бы глубинных знаний о философии права. Единственное, что пока категорически не удаётся народу – это непосредственно участвовать в политическом строительстве. Но теория политического строительства создаётся в недрах философии права постоянно. Гегель указывает на причину своеволия власти, когда она, благодаря присвоенному ресурсу полномочий, становится решающей инстанцией, деформирующей государственный строй. Однако это своеволие не может быть продолжительным, и власть, без поддержки народа, постепенно слабнет, подвергая угрозе разрушения государство [см. 44, с. 311 ]. Геге- лем описывается и сущность государственного строя. С одной стороны, он критикует способы его искусственного формирования с помощью ресурсов власти и законодательства. Вспоминает Наполеона, который, завоевав Испанию, хотел облагодетельствовать испанский народ своим кодексом законов. Но как бы ни старались наместники Наполеона привить испанцам чужеродные правила, вольный испанский народ их отторг, продолжая жить по своим установлениям и нормам. Отметив это, Гегель обозначает глав- ное в государственном строе – то, что он есть «безусловно в себе и для себя сущее, которое должно рассматриваться как божественное и пребы- вающее, стоящее выше того, что создается» [см. 44, с. 299-300]. В себе и для себя сущее всеобщее государственного строя указывает на его фун- даментальное бытие в отношении ко всем внешним формам государства. Соответственно, государственный строй есть сущность в отношении ко всем остальным властно-законодательным явлениям. Божественное его свойство может проявиться только в божественном по своей сущности ду- хе народа. Следовательно, государственный строй, как сущность, пре- бывает в народном духе. Не случайно, по Гегелю, дух народа развивается в тысячелетиях и одномоментно ему развивается в течение многих веков государственный строй, воплощая в себе «идею и сознание разумного в той мере, в какой оно развито в данном народе» [см. 44, с. 300 ]. Можно лишь добавить, что дух народа, прежде всего, способствует справедливой регуляции общественных отношений. Это обстоятельство ранее фиксировал Спиноза, отмечая, что л юди, руководимые единым ду- хом, в максимальном своём напряжении обладают мощью, которую можно назвать верховной властью народа [см. 193, с. 251]. В этом плане сущ- ность подлинного государственного строя внутренне регулятивна. Регу- ляция эта совсем не стихийна, как могло бы показаться. Дух народа кор- ректируется в своём развитии правилами и нормами божественного и ра- зумного типов права. Соответственно им глубинный государственный строй оформляется в правовом плане. Не могут не влиять на него, пусть в меньшей мере, правила и нормы естественного и обычного права. Но оформление государственного строя божественным правом всегда носит сущностный характер. Таким образом, сущность фундаментального госу- дарственного строя предстаёт, как духовно-регулятивная система отно- шений внутри самого народа, оформляемая фундаментальными типами права, исходно – правом божественным. К чести Аристотеля стоит отметить, что он первый заметил динами- ческое развитие государства, обратив внимание на его важный признак – |