Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Модель непосредственной демократии Непродуманная теория При всём обилии теоретических взглядов, специалисты, с одной сто- роны, обходят стороной механизмы гуманистического изменения строя от- ношений; с другой стороны, придают гуманистическому строю традицион- но признаваемые черты, сводящие сам данный строй к неким фикциям. Большая часть идей обращена к строю демократии, хотя он сам по себе не совершенен, страдая дуализмом, когда на одном полюсе существует власть большинства, на другом – отсутствие власти у меньшинства. Дан- ное несовершенство даёт повод для критики демократии, начатой ещё Платоном и Аристотелем. Потому, обращаясь в идее непосредственной демократии, стоит помнить, что она является промежуточным этапом на пути построения гуманно-регулятивного строя отношений. Вначале стоит обратить внимание на теории, не продуманные до степени слаженной концепции. Начало таким теориям даёт Руссо, в душе ярый сторонник народовластия. Выдвинув во главу угла полноту полномо- чий (суверенитет) народа, он, переходя к формам обсуждения народом главных вопросов, тут же ставит народовластие в зависимость от маги- стратов, которые получают у него полномочия сбор, организацию народ- 593 ных собраний, и их распуск. По форме магистраты подчинены предвари- тельно составленным законам [см. 178, с. 218]. Но, будучи подобием ис- полнительной власти, они в оперативном порядке возвышаются над зако- ном, их создавшем. Потому народовластие, заявленное в виде основопо- лагающей цели в Великой французской революцией, потерпело фиаско от обыкновенных магистратур, перехвативших себе все полномочия народа. Ошибка Руссо, не будучи разоблачённой, была подхвачена, существенно исказив представление о народовластии. Руденко рассматривает в качестве примера прямой демократии народные собрания в швейцарских кантонах. Они в своей деятельности опирались на конституцию, принятую в 1738 г. Ею давалось право либо утверждать, либо отвергать законопроекты и законы, соответственно, кор- ректировать созданные законодательные акты. Такие собрания избирали высших магистратов, принимали решения о войне и мире, а также утвер- ждали большой объём договоров, связанных с государственным имуще- ством. Тогда как все второстепенные, в реальности – главные вопросы рассматривались специально создаваемыми органами власти (советами, магистратурами и др.) и должностными лицами. По этой причине им дела- ется вывод, будто ряд таких властных структур и лиц становится атрибу- том всех известных форм народовластия [см. 177, с. 37]. Данный вывод, на мой взгляд, поспешен, так как в нём замечена, но не выявлена роль ис- полнительных органов власти. Если ими решались главные вопросы, хотя это не отмечено специалистом, значит, условному народному собранию отводилась лишь функция законотворчества, тогда как всеми делами, как и ныне, ведала исполнительная ветвь власти (в любом обличье – маги- стратур ли, советов ли, либо должностных лиц). Барциц, с одной стороны, верно сообщает об отсутствии у народа права быть фактическим источником власти в связи с неучастием граждан в процессе подготовки и обсуждении статей конституции. Своё мнение, с другой стороны, он по какой-то причине считает маргинальным на фоне высокопарных конституционных положений и, якобы, философских раз- мышлений о народном суверенитете [см. 16, с. 62]. Хотя ничего марги- нального в его позиции нет, так немало специалистов юриспруденции, тем более – философов права критикуют отстранённость народа от процесса подготовки и постатейного обсуждения принимаемых конституций. А тема суверенитета народа достаточно внимательно анализируется философа- ми права, критикующими Руссо за его искажения данной проблемы. Поми- мо этого, философы права заняты созданием моделей социального разви- тия от настоящего времени к будущему, прекрасно осознавая, что совре- менное положение народа ему пока не соответствует. Однако самоуверенность специалиста подталкивает его к ещё боль- шим опрометчивым суждениям. В частности, он отрицает понимание жиз- ни народа в метафизическом плане, исключая одновременно факт его эм- пирического существования. Взамен данным определениям народ он по- нимает лишь как избирательный корпус (так называемый, электорат). А затем воспроизводит известное мнение об изучении предпочтений народа в ходе выборов, выдавая такое знание за воссоздание воли избирательно- го корпуса. В то же время, данный специалист активно выступает против возможности выявить единую волю народа [см. 16, с. 63]. Странно не ви- деть метафизических условий бытия народа, связанных с божественным покровительством по отношении к нему; с божественным духом, пребыва- ющим в народе; с фактом следования представителей народа в трудно- разрешимых обстоятельствах правилам и нормам божественного права. 594 Нелепо отрицать и фактическое развитие народа в истории. Почувство- вать и осознать единую волю народа можно, когда надвигается мощное социальное событие, например, война. Тогда народ словно сливается в незримое целое, которое воспринимает и оценивает самые важные собы- тия одинаково. Такими событиями могут быть и революционные измене- ния в стране, и великие стройки. Народ постоянно и активно проявляет се- бя посредством нравственного духа, о чём не раз писали и Кант, и Гегель, и А. Ильин, и С. Булгаков. В то же время, судить о воле народа по мнению избирателей нельзя. Немало граждан не доверяет избирательной систе- ме, вследствие чего круг избирателей всё более и более сужается, никак не выражая мнения народа в целом. Не случайно, организаторы выборов всё ниже опускают порог явки избирателей, а кое-где он отменяется вооб- ще. В число специалистов юриспруденции, транслирующих противоречи- вые взгляды, опять попадает Ильин. Он критично относится к Европе, в которой пестовали и пестуют идеалы свободы и равенства; где идея наро- довластия считается аксиомой для всякого свободного гражданина; где избрание всегда ценится выше назначения; где, наконец, монархия всегда воспринимается хуже республики и т. д. Данные взгляды Ильин категори- чески не приемлет, одновременно отрицая и обратные взгляды – принуж- дение и насилие; отрицание народовластия; назначение на должность, а не избрание; признание монархии в противоположность республике. Сам он предлагает всем теоретикам быть эмпириками, но не простыми, а эмпириками, вроде бы, духовно-правового опыта, а также историческими и политическими эмпириками [см. 85, с. 40]. Эмпиризм понятен в есте- ственной науке, где он нередко самостоятельно прокладывает путь; хотя и там чаще его предваряет добротная теория, чтобы не блуждать по лаби- ринтам опыта. Социальное познание на много порядков сложней – в нём без предваряющей теории, вобравшей в себя лучший исторический опыт и наиболее перспективные ростки современности, двигаться наугад бес- смысленно. Всегда есть опасность повторить какую-либо ошибку прошло- го. Тем более, что сам Ильин, упоминая о духовно-правовом опыте, по су- ти дела далёк от эмпиризма. В то же время, не ориентироваться на пер- спективную модель ближайшего будущего, сотканную из идеалов свободы и равенства, идеи народовластия, избраний на должность, республикан- ского строя, более чем странно, так как данные идеалы и идеи выстрада- ны человеческой прогрессивной мыслью. Абстрактная демократизация Немало неясностей привносит в теорию обновления сущности госу- дарственного строя и правопорядка абстрактная демократизация. Будучи во многом далёкой от предшествующих философско-правовых наработок, от перспективных практик, такая теория часто затуманивает сознание иде- ями, полностью оторванными от сущности демократического, тем более – гуманно-регулятивного строя. Руденко начинает с истории развития демократий. Он готов учесть различия политической организации древних обществ (видимо, Греции и Рима), огромную разницу их культур, разновременность их существования. Несмотря на все отмеченные различия, специалист делает вывод о нали- чии общей для них функциональной модели прямой демократии, которую он именует архаической [см. 177, с. 22]. Философия права к фактам исто- рии подходит совсем по-иному. Внешние различия между разными исто- 595 рическими явлениями, которые отчасти фиксирует, отчасти полностью от- мечает специалист, учитываются лишь по мере необходимости. В то же время, прежние модели не просто демократических, а сущностно гуман- ных и целостных отношений важны не исторически, но типологически. В конкретных событиях прошлого философия права выявляет гуманно- регулятивные универсалии, которые и становятся теоретическими вехами постепенного развёртывания изучаемого феномена, в данном случае – демократии. В частности, Аристотель в «Афинской политии», на основе универсально-философских форм одной лишь древней Греции создал вполне современную и поныне актуальную теоретическую модель разумно устроенного гуманно-регулятивного строя. Руденко точно отмечает, что феномен народовластия дуалистичен, так как содержит внутри себя два противоположных полюса – власть и народ. Хотя конституционное право современности гораздо большее вни- мание уделяет власти, нежели народу. Признавая данное обстоятельство, специалист всё же находит специфику демократии в текущем строе прав- ления, указывая на сопричастность народа принятию публично-властных решений. [см. 177, с. 22]. Мне думается, что демократический строй всегда сдержит внутри себя один полюс – большиство, исключая из поля зрения все остальные категории граждан – за это он верно подвергается критике. Хотя далее возникла коррекция взглядов специалиста, когда отмеченные два полюса сохранились, причём полюс власти занял доминантное поло- жение. Неожиданно вспомнив о массовом народном собрании, которых не было, как минимум, тысячу лет, Руденко критикует его за большую затрату времени. По этой причине он сужает круг граждан до некоего представи- тельного органа, состоящего, как бы, из наиболее активных граждан. Их он без раздумий отождествляет с целостным обществом [см. 177, с. 42]. Хотя в жизни наиболее активными в политическом плане бывают, как правило, карьеристы. Их основная цель – своей чрезмерной активностью доказать преданность власти, чтобы застолбить в её коридорах себе местечко. Та- кие люди, как правило, вспоминают о нуждах народа только в том случае, когда им нужно добиться собственных политических целей. Мнения боль- шинства такие люди не выражают никогда. Что любопытно, постоянно ведя разговор о демократиях прошлых времён, специалист не обращается к философской теории, в которой дан- ный опыт тщательно изучен и обобщён. Нет, он подгоняет прошлые демо- кратии под поздние требования. Например, желая, чтобы граждане древ- них демократий принимали осознанное решение при принятии решений, специалист печётся о процедуре предварительного ознакомления участ- ников собрания с текстами выносимых на голосование законопроектов [см. Руденко, с. 43]. Однако в наиболее оптимальных устройствах государства прошлого, согласно учениям Платона и Аристотеля, на первом месте все- гда находилась проблема профессионализма. 267 Она не была узкой, свя- занной только со знанием форм составления законов, но была широкой, предполагающей привлечение к принятию общих решений широкого круга профессионалов из разных видов дел. Причём, особенность представи- тельной структуры не была связана с некими чрезмерно активными граж- 267 Платон писал: « Выдвигать для избрания надо сведущих лиц; равным образом при до- кимасии (проверке на профессиональную пригодность – В. Т.), отводе или утверждении будет приниматься во внимание одно лишь это обстоятельство, а именно: принадлежит ли избранный по жребию к числу сведущих лиц или нет». – Платон. Политик. Законы. / Платон. Соч. в 3-х тт. – Т. 3. Часть II. – М.: Мысль, 1972. – 765b. 596 данами, но с повсеместным чередованием лиц, туда попадающих, и через краткое время заменяемых другими. В этом случае представительная структура словно впитывала в себя всю полноту лиц, профессионально подготовленных в разных областях деятельности и реально представля- ющих всё общество. По форме выступив в защиту прямой демократии, специалист в итоге фиксирует в демократическом строе внушительное число недостатков, полагая, что прямая демократия по сути своей не оп- тимальна [см. Руденко, с. 85]. Действительно, если видеть в демократии лишь власть непонятно каких низов, не учитывая многообразного состава граждан общества, демократическое устройство ущербно. Оно всегда проигрывает целостному гуманно-регулятивному строю отношений, в ко- тором учитываются интересы всего состава граждан, а также нет оппози- ции власти и народа. Иногда народовластие каким-то образом привязывают к возможности подавать в законодательные собрания народные предложения и петиции, о чём сообщает Ильин. Хотя для юриспруденции и здесь открывается про- стор для выбора и селекции: петицию, оказывается, законодательное со- брание может вообще оставить без внимания, как будто её и не было – та- ково прописанное правило [см. 86, с. 166]. И совсем не важно, подпишут петицию тысяча человек, или пятнадцать тысяч. Главное, чтобы у законо- дателей было право игнорировать подписанную и направленную законо- дателям просьбу народа. То же отмечает и Тахтарев: мол, с петицией можно обращаться как угодно только потому, что она представляет собой просьбу. То есть, народу отказывают в праве даже просто попросить о ка- ком-то важном для него деле [см. 215, с. 175]. Саму волю народа нередко превращают в некую консультацию, за- меняя волевой посыл безвольной рекомендацией [см. Авакьян, 2, с. 389]. Наверняка делается это искусственно, лишь бы создать ситуацию, чтобы никакой народ не был праве обладать собственным волеизъявлением. А с консультацией властные структуры получают возможность обращаться, как с назойливой мухой – отмахнуться от неё, чтобы она не мешала вер- шить, как бы, величественные государственные дела. Тахтарев всё же по- лагает, что властные органы не вправе пренебречь волей большинства людей и делать нечто, противоречащее решению общей воли. Хотя такое допущение также не играет никакой роли для властных структур. Народ СССР проголосовал за безусловное сохранение огромной страны в 1989 г. Но последовал заговор Ельцина, Шушкевича и Кравчука, в результате ко- торого заявили о своей независимости правительства России, Беларуси, Украины. А вслед отделились и другие республики бывшего СССР. – Ве- ликой страны не стало, несмотря на недавно и чётко высказанное воле- изъявление народа. Иногда представители юриспруденции применяют громкие названия явлений, используя в качестве подтверждения их незначительные призна- ки. К примеру, заявлена возможность действия непосредственной демо- кратии. В подтверждение приводится право отзыва избирателями депута- тов, которое считалось едва ли не одним из главных и определяющих при- знаков данной демократии в СССР. К текущему времени даже такое, весьма незначительное на деле право избирателей было изъято из юри- дического обращения [см. Авакьян, 2, с. 390]. Хотя можно квалифициро- вать право отзыва депутатов, как пассивное право, а вовсе не как актив- ные полномочия, позволяющие народу участвовать в со-управлении ос- новными процессами в стране. Также странно считать признаком непо- средственной демократии отчеты депутатов перед избирателями, что тоже 597 практиковалось кое-где в СССР [см. 2, с. 390]. И вновь современная прак- тика управления полностью изжила даже столь вялую форму влияния на депутатов, вся роль которых сводится к внесению некоторых поправок да голосованию по подготовленным в структурах власти законопроектам. В то же время властные структуры и властные лица, запускающие и команду- ющие всеми основными процессами в стране, никем и никак не контроли- руются, кроме профильных министров. Но собственное министерство ча- ще склонно покрывать совершившего то или иное злоупотребление, тот или иной просчёт чиновника, стараясь поддержать собственную репута- цию. Дюги, характеризуя демократический строй, отмечает, что в нём су- щественна коллективная воля общества, которая, помимо решения стра- тегически важных управленческих вопросов, создаёт стратегически важ- ные законы. В этих основополагающих позициях он лишь воспроизводит учение Руссо. Впрочем, ранее отмечалась противоречивость данного уче- ния. Дюги, не воспринимая противоречий, приводит и ещё одно положение Руссо, согласно которому даже монархии могут считаться республиками, если в них главенствующей является общая воля народа [см. 71, с. 34]. Действительно, Руссо мог отнести к республикам аристократию, монархию и вообще любой вид правления, если оно руководимо общей волей. По- следняя, по Руссо становится главным законом страны. Руссо выдвигает единственное условие, чтобы правительство не смешивало себя с наро- дом-сувереном, но всегда оставалось его служителем [см. 178, с. 84]. Впрочем, правительства не только не смешивают себя с народом, который по ряду конституций является источником власти, но всячески отдаляются от него. В итоге они отдаляется настолько, что начинают бесцеремонно управлять действиями граждан и повсеместно принуждать их. Именно в этом отношении Руссо просмотрел фактор реального властвования, кото- рое в подавляющем большинстве оперативно решаемых вопросов ведёт себя исключительно самостоятельно, самочинно и самовольно, забывая о некоем народе – источнике власти, о законах и обо всех возможных огра- ничениях. Более того, власть, находящаяся постоянно в руках, становится источником самовозвышения, чиновничьей спеси, превосходства над все- ми, власти не имеющими. В Америке есть немало специалистов-практиков, опытным путём пришедших к некоторым принципам демократического правления, в ос- новном, на производствах. С теорией демократии в этой стране не всё гладко. Один из специалистов, задав вопрос, что значит демократия, фор- мулирует её основные признаки: эффективное участие (равные возможно- сти при изложении своих взглядов), равное голосование, понимание, осно- ванное на информированности, контроль над повесткой дня [см. Даль, с. 41]. В результате понятие демократии сводится лишь к эффективной де- мократии в парламенте. Но давно и хорошо известно: важно не то, кто что говорит, а то, кто что́ делает. Следовательно, вместо реальной демокра- тии предложен лишь её словесный вариант. Такова, кстати, существенная особенность современной теории управления у большинства англо- саксонских авторов: очень много говорится о проблеме информированно- сти, планировании, и очень мало – о конкретных субъектах действия, их возможностях в обретении полномочий, совершаемых ими в конкретных делах. Стремясь быть объективным, специалист находит и просчёты в де- мократии. Один из них связан с игнорированием мнений меньшинства, что, кстати, упоминали многие, и это верная позиция. Впрочем, решение нахо- дится тут же: основные права должны быть распространены на все группы 598 населения, без изъятия. Когда же речь заходит о самом главном праве – праве всех групп общества на получение полномочий по со-управлению, Даль, утверждает, что любая деятельность – исполнительная, судебная, законотворческая, осуществляется ли она просвещённым диктатором, ли- бо олигархией, либо народом, обязательно нанесёт тот или иной ущерб какой-то из иных групп, не допущенных к управлению [см. 59, с. 50]. Таким образом, как и Руденко, начав с описания преимуществ демократии, Даль в итоге её мысленно снял, оставив прежние социальные группы и даже власть диктатора, заявив о неразрешимости проблемы из-за её внутрен- него изъяна. Однако изъян оказался присущ самой концепции, в которой вначале внимание приковано к демократии, а потом находится тот или иной предлог отказа от неё. Никто не спорит: демократия – строй несо- вершенный. Но в этом случае не было смысла приступать к анализу её достоинств, а сразу, не вводя никого в заблуждение, искать другой, более совершенный строй государственной жизни. Мэннинг, разбирая суть политической децентрализации, вроде бы, начинает с главного – обеспечения граждан и их представителей макси- мумом полномочий при принятии государственных решений. Казалось, данную очень верную идею следовало бы лишь конкретизировать. Но нет, верная в содержательном плане идея превращается в безвольный способ ознакомления граждан с их политическими представителями, тогда как у депутатов, вроде бы, появляется возможность лучше узнать потребности и желания своих избирателей [см. 145, с. 166-167]. Таким образом, при тео- ретически точном посыле, разработка деталей децентрализации верну- лась к уже известным формам выборной системы, которые давно себя дискредитировали в плане возможности глубинных и продуктивных преоб- разований. Большинству граждан предлагается ничтожно малое право по- дать свой голос за какого-то из кандидатов. А избранное лицо, по проше- ствии небольшого времени полностью забудет о процедуре выборов, под- чиняясь лишь корпоративным интересам представительного органа. Столь же странной выглядит ещё одна идея об утверждении принци- па «непосредственной демократии». В проективном плане говорится о возможности прямого правления народа, руководства народом собствен- ной жизнью, праве на самоуправление и самоорганизацию в государ- ственных делах [см. Авакьян, 2, с. 388]. То есть, юридическая экспликация непосредственной демократии, которую народ может осуществлять соб- ственными силами и средствами, активно влияя на государственные дела, выглядит весьма привлекательно. Но, оказывается, во-первых, не опреде- лено в принципе – эффективно и полноценно ли чисто демократическое устройство? И, если бы этот вопрос был задан, то, уточню вновь, интел- лектуальные силы были бы направлены на поиск наиболее целостного государственного строя. Однако, как и прежде, после выстраивания чисто демократических перемен, тут же даётся традиционная модель правления, в которой перечисляются формы мнимого воздействия граждан на власть – императивно проводимый референдум (его решение окончательно для органа власти и не требует дополнительного оформления); выборы депу- татов и выборных должностных лиц; право отзыва народом избранных им представителей [см. 2, с. 389]. Однако императивные права народа про- существовали только на одной странице, так как нас следующей появи- лось своевременное разъяснение, что императивные права со временем трансформируются в права консультативные, и остаются таковыми на долгое время. Тогда как всё остальное вообще изымается из обращения [см. 2, с. 390]. Таким образом, в современной юриспруденции воспроизво- 599 дится давно себя изжившая идея демократии – её неэффективность под- твердила диктатура правительства Робеспьера в революционной Фран- ции, а также пресловутая диктатура пролетариата в РСФСР после рево- люции 1917 г., быстро заменённая диктатурой чиновничества. Не случайно Платон писал о том, что любая демократия после переходит в тиранию [см. 161, 562а]. Также неэффективно восстанавливать себя изжившие идеи о способах фиктивного привлечения народа к управлению государ- ством. Принципиально важно искать иной, полноценный государственный строй, не имеющий олигархии и авторитарной власти, и в то же время совмещающий в себе интересы всего общества, без изъятия. |