Главная страница
Навигация по странице:

  • Антибруклинец Джон

  • Ланч на озере Комо

  • Неопределенность “ботаника”

  • Игра в неправильные кости

  • В заключение первой части “Косметическое” всегда плавает на поверхности

  • Дальше от приматов

  • Часть II. Нам не дано предвидеть

  • От Йоги Берры до Анри Пуанкаре

  • черный лебедь. Черный лебедь. Непредсказуемости


    Скачать 2.55 Mb.
    НазваниеНепредсказуемости
    Анкорчерный лебедь
    Дата25.04.2022
    Размер2.55 Mb.
    Формат файлаpdf
    Имя файлаЧерный лебедь.pdf
    ТипСборник
    #495734
    страница10 из 42
    1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   42
    Глава 9. Игровая ошибка, или
    Неопределенность “ботаника”
    Ланч на (западном) озере Комо.Военные как философы.Платоновская неопреде-
    ленность
    Жирный Тони
    Жирный Тони – это приятель Ниро, который жутко раздражает Евгению Краснову.
    Пожалуй, ему больше подошло бы прозвище Нескладный Тони, поскольку он не столько толст, сколько до того непропорционален, что никакая одежда на нем не сидит. Тони носит только вещи, которые специально для него кроятся в Риме и шьются на заказ, но все они смотрятся на нем так, будто он покупал их через интернет, без примерки. У него толстые руки, волосатые пальцы, золотой браслет, и от него вечно пахнет лакричными конфетками,
    которые он поглощает в промышленных количествах с тех пор, как бросил курить. Он не против наименования Жирный Тони, но предпочитает, разумеется, чтобы его называли про- сто Тони. Ниро же окрестил его Бруклинцем Тони за его акцент и бруклинский образ мыш- ления, хотя Тони – один из тех процветающих дельцов, что перебрались в Нью-Джерси уже двадцать лет назад.
    Тони – преуспевающий не-“ботаник” с веселым характером. У него куча друзей и при- ятелей. Кажется, что у него вообще нет проблем, кроме лишнего веса и вызванных этим под- труниваний семьи, дальних родственников и друзей, которые то и дело напоминают ему об опасности раннего инфаркта. Все средства тут бессильны: часто Тони отправляется в Ари- зону, в клинику для похудения, чтобы не есть, и даже теряет несколько фунтов, но снова набирает их уже по пути домой, в самолете, в кресле салона первого класса. Удивительно,
    что всегдашний строгий самоконтроль и самодисциплина изменяют Тони, когда дело каса- ется обхвата его талии.
    Начинал он в ранние восьмидесятые, клерком в отделе аккредитивов одного из нью- йоркских банков – перекладывал бумажки и занимался кое-какой рутинной работой. Потом ему поручили оформлять кредиты для малого бизнеса, и он понемногу разобрался в тонко- стях игры: как устроен механизм финансирования в крупнейших банках, как работает их бюрократический аппарат и как это желательно отражать на бумаге. Тогда же он начал при- обретать собственность обанкротившихся предприятий, скупая ее через финансовые учре- ждения. Тони верно подметил, что, покупая дом, проще иметь дело не с владельцем, а с бан- ковским служащим, которому по большому счету все равно – ведь дом-то не его. Он быстро научился вести переговоры и маневрировать. Позже он также научился покупать и перепро- давать автозаправки, беря кредиты в небольших районных банках.
    У Тони есть замечательное обыкновение делать деньги без усилий, забавы ради, без напряжения, без офисной рутины, без совещаний, мешая сделки с частной жизнью. Девиз
    Тони: “Найти лоха”. Ясно, что таковыми часто оказываются банки: “клеркам ни до чего нет дела”. Найти лоха Тони умеет играючи: у него на них особый нюх. Пройдите с ним пару кварталов, болтая обо всем и ни о чем, и почувствуете, что узнали много нового о том, как устроен мир.
    Тони обладает удивительной способностью доставать не внесенные в справочники номера телефонов, билеты на самолет в первом классе без доплаты или место на стоянке для вашей машины, даже если официально мест нет, – и все это благодаря нужным знакомствам и неотразимому обаянию.

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    99
    Антибруклинец Джон
    А вот пример абсолютного антибруклинца, я назову его Доктор Джон. Он бывший инженер, а ныне работает статистиком в страховой компании. Это худой, жилистый чело- век, он ходит в очках и носит темный костюм. Живет он в Нью-Джерси, недалеко от Жир- ного Тони, но они, разумеется, почти никогда не встречаются. Тони не ездит на электричке
    (он водит “кадиллак”, а иногда итальянский кабриолет жены – при этом шутит, что за ним не сразу разглядишь машину) и вообще не ездит на работу к определенному времени. Док- тор Джон живет по графику, он предсказуем, как часы. По пути на Манхэттен он вдумчиво читает в вагоне газету, затем аккуратно складывает ее, чтобы продолжить чтение в обеден- ный перерыв. Если Тони обогащает владельцев ресторанов (не удивительно, что те встре- чают его лучезарной улыбкой и шумными объятиями), то Джон каждое утро педантично заворачивает свой сэндвич и упаковывает фруктовый салат в пластиковый контейнер. На нем тоже плохо сидит костюм, только Джон действительно заказал его по интернету.
    Доктор Джон – ответственный, рассудительный и мягкий человек. Он серьезно отно- сится к своей работе, настолько серьезно, что в отличие от Тони строго разграничивает рабочее время и частную жизнь. У него докторская степень по электротехнике и электро- нике, полученная в Техасском университете в Остине. Так как он разбирается в компьюте- рах и знает статистику, его пригласили на работу в страховую компанию, где он занимается компьютерным моделированием, пользуясь в основном программами для “управления рис- ками”, и эта работа ему очень нравится.
    Представьте, что я встретил Джона и Тони в баре. Понятно, что Джон и Тони вряд ли дышат одним и тем же воздухом, не говоря уж о том, чтобы зайти в один бар. Поэтому считайте все нижеописанное чистым мысленным экспериментом. Я задам каждому из них вопрос и сравню их ответы.
    Н.Н.Т.: Предположим, у нас имеется абсолютно “честная” (идеальной формы) монета,
    то есть вероятность выпадения орла или решки для нее одинакова. Я подбросил ее девяносто девять раз подряд, и каждый раз у меня выпадал орел. Какова вероятность того, что на сотый раз выпадет решка?
    Доктор Джон: Тривиальный вопрос. Разумеется, пятьдесят процентов, если мы исхо- дим из абсолютного равенства шансов и независимости отдельно взятого броска от всех прочих.
    Н.Н.Т.: А ты что скажешь, Тони?
    Жирный Тони: А я скажу, что не больше одного процента.
    Н.Н.Т.: Но почему? Я же сказал, что монета абсолютно “честная”, то есть распределе- ние шансов – пятьдесят на пятьдесят.
    Жирный Тони: Ты, блин, или пургу гонишь, или сам лох, если купился на эти “пятьде- сят пра-ацентов”. Монета у тя порченая. Честной игрой тут и не пахнет. (Перевод: я скорее усомнюсь в идеальной форме монеты, чем поверю в то, что “честная” монета, подброшен- ная девяносто девять раз, ни разу не упала вверх решкой.)
    Н.Н.Т.: А вот Доктор Джон говорит, пятьдесят процентов.
    Жирный Тони (мне на ухо): Насмотрелся я еще в банке на этих ботанов. Медленно са- абражают, вот что. Слишком уж запрограммованные. Их обуть – как нечего делать.
    А теперь вопрос: кого из этих двоих вы бы выбрали мэром Нью-Йорка (или города
    Улан-Батора в Монголии)? Доктор Джон всегда мыслит по схеме, причем уже заданной схеме; Жирный Тони почти всегда – не по схеме, то есть творчески.

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    100
    Определимся с терминами: те, кого я называю “ботаниками”, – это вовсе не обяза- тельно неряшливые, нелепые очкарики, у которых на поясе постоянно болтается КПК, как у копа – его пушка. “Ботаник” – это любой человек, чье мышление донельзя стиснуто рамками.
    Вы никогда не задумывались, почему так много круглых отличников ничего не добива- ются в жизни, а те, кто в школе плелся в хвосте, гребут денежки, скупают бриллианты и ни в чем не знают отказа? А некоторые даже получают Нобелевскую премию в какой-нибудь при- кладной области (например, в медицине). Конечно, здесь не обходится без удачи, но отчасти дело в выхолощенности и отвлеченности школьных знаний, которые мешают отличникам понимать, что происходит в реальной жизни. В тесте на коэффициент интеллекта (IQ) и в любых других академических играх (включая спортивное соревнование) Доктор Джон оста- вит далеко позади Жирного Тони. Но в любой “природной”, житейской ситуации Жирный
    Тони обскачет Джона. Суть в том, что Тони, несмотря на его неотесанность, обладает двумя качествами: искренним интересом к тому, как устроена жизнь, и своеобразной эрудицией;
    на мой взгляд, он в большей степени человек науки (в истинном, а не общепринятом смысле этого слова), чем Доктор Джон.
    Нам нужно глубоко, очень глубоко вникнуть в различие между ответами Тони и Джона:
    они отражают принципиальнейшее, на мой взгляд, расхождение между двумя разновидно- стями знания, которые мы назовем “платоническим” и “неплатоническим”. Если коротко:
    люди, подобные Доктору Джону, могут спровоцировать появление Черного лебедя за пре- делами Среднестана, потому что их разум “закупорен”. Это глобальная проблема, и одно из неприятнейших ее проявлений (я называю его игровой ошибкой) заключается в том, что неопределенность в реальной жизни имеет мало общего со стерильной неопределенностью,
    которую мы привыкли встречать в играх и на экзаменах.
    В завершение первой части я расскажу вам такую историю.
    Ланч на озере Комо
    Несколько лет тому назад прекрасным весенним днем я получил неожиданное при- глашение от одного научного центра, спонсируемого Министерством обороны США. Меня приглашали поучаствовать в “мозговом штурме” по проблемам риска, который должен был состояться осенью в Лас-Вегасе. Звонивший мне человек сообщил: “У нас будет ланч на террасе с видом на озеро Комо”, чем немало меня расстроил. Лас-Вегас (как и его родной братец эмират Дубай) – это одно из немногих мест, куда я не поехал бы ни за что в жизни.
    Ланч на “лже-Комо” казался мне сущей пыткой. Но я все-таки поехал и нисколько о том не пожалел.
    Научный центр собрал там группу чуждых политике ученых и дельцов (и практиков вроде меня, не признающих такого различия), чья деятельность, при всем разнообразии направлений, так или иначе связана с неопределенностью. Место встречи было выбрано символичное – одно из крупнейших казино.
    Этот закрытый, “сектантского” типа, симпозиум свел вместе людей, которые никогда не встретились бы при других обстоятельствах. Меня прежде всего поразило то, что воен- ные здесь мыслили, вели себя и действовали совершенно по-философски – куда более по- философски, чем те философы, которые ломают копья на еженедельных коллоквиумах (в чем мы убедимся, дойдя до части третьей). Эти люди мыслили нешаблонно, как трейдеры,
    только гораздо четче и не страшась самоанализа. Среди прочих на симпозиуме присутство- вал помощник министра обороны – не знай я его должности, я принял бы его за практикую- щего эмпирика-скептика. Даже инженер, расследовавший причины гибели шаттла, оказался человеком думающим и с широким взглядом. Из этой встречи я вынес мнение, что только военные могут посмотреть в глаза случайности с неподдельной, глубоко осознанной интел-

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    101
    лектуальной честностью – в отличие от оперирующих чужими деньгами академиков и чле- нов правления корпораций. Фильмы про войну приучили нас думать, что военные, как пра- вило, кровожадны и деспотичны. Люди, которых я видел перед собой, были явно не из тех,
    кто развязывает войны. Многие из них понимали, что разумная оборонная политика позво- ляет предотвратить кровопролитие, примером чему служит стратегия разорения русских с помощью гонки вооружений. Когда я поделился своим удивлением с соседом, финансовым аналитиком Лоренсом, тот ответил, что в “оборонке” сейчас больше истинных интеллекту- алов и оценщиков риска, чем во многих, если не во всех других областях. Военные хотят разбираться в эпистемологии риска.
    Среди нас был человек, возглавлявший группу профессиональных игроков, которого перестали пускать во многие казино. Он приехал поделиться с нами опытом. Неподалеку от него сидел высокомерный профессор политологии, похожий на обглоданную кость и, как это свойственно “людям с именем”, безмерно озабоченный своей репутацией; за все время симпозиума он не высказал ни одной оригинальной мысли и ни разу не улыбнулся. Во время заседаний я искренне потешался, представляя себе, как этот корифей будет в ужасе изви- ваться, если ему за шиворот бросить крысу. Возможно, он хорошо умел придумывать пла- тонические модели чего-либо, называемого теорией игр, но, когда мы с Лоренсом прилюдно уличили его в неверном использовании финансовых метафор, он быстро порастерял свой апломб.
    Впрочем, вернемся к теме. Когда думаешь об основных рисках, которые существуют в деятельности казино, на ум приходят разные игровые ситуации. Создается впечатление, что для казино главную опасность представляют удачливые игроки, способные разорить заведе- ние серией крупных выигрышей, или мошенники, наживающиеся на нечестной игре. В этом убеждены не только обыватели, но и менеджеры казино. Поэтому все игорные дома обору- дованы совершенными системами слежения, выявляющими мошенников, игроков, подсчи- тывающих карты, и всех, кто так или иначе пытается нажиться за счет казино.
    Каждый из участников симпозиума должен был сделать доклад и выслушать выступле- ния остальных. Я приехал говорить о Черных лебедях и собирался сказать, что мне известно лишь то, что нам практически ничего о них не известно, за исключением того, что им свойственно выпрыгивать на нас из-за угла и что попытки “платонизировать” их привели к дополнительным недоразумениям. Военные способны понимать такие вещи: в послед- нее время понятие “неизвестное неизвестное” (в противоположность “известному неизвест- ному”) стало расхожим в их кругах. Однако я набросал новое выступление (на пяти ресто- ранных салфетках с масляными пятнами), приготовившись вынести на суд аудитории новую формулировку, которая родилась спонтанно: игровая ошибка. Я собирался начать с того, что казино – не лучшее место для моего доклада, потому что казино не имеют никакого отно- шения к неопределенности.
    Неопределенность “ботаника”
    Что же такое игровая ошибка?
    Я надеялся, что представители казино выступят раньше меня, чтобы, начав полемизи- ровать с ними, я мог (очень тактично) объяснить, что данную дискуссию никак не следовало проводить в игорном заведении, ибо тот вид рисков, с которым имеет дело казино, почти не встречается за стенами этого здания и от его изучения мало проку в реальности. По моему мнению, неопределенность азартных игр – это стерилизованная, одомашненная неопреде- ленность. В казино, где правила известны и шансы можно просчитать, господствует рядовая,
    то есть среднестанская, случайность (как мы убедимся позднее). Я заготовил такую фразу:
    “Казино, по-моему, единственное из основанных на риске предприятий, где вероятность

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    102
    постижима, статистически выводима и, можно сказать, вычисляема”. Мы знаем, что казино не выплатит нам сумму в миллион раз больше той, которую мы поставили, и не изменит неожиданно правила прямо во время игры; в казино не бывает так, чтобы “тридцать шесть,
    черное” выпадало девяносто пять раз из ста
    36
    В реальной жизни шансы вам неведомы; до них приходится докапываться, при том что источники неопределенности не очерчены. Экономисты, которые ни в грош не ста- вят все открытое неэкономистами, проводят искусственное различие между “рисками по
    Найту” (которые можно просчитать) и “неопределенностью по Найту” (которую просчитать нельзя), с тех пор как некто Фрэнк Найт заново открыл понятие неизвестной неопределен- ности. Он много теоретизировал, но вряд ли когда-нибудь рисковал, а может быть, по сосед- ству с его домом стояло казино. Если бы он хоть раз сам влез в экономическую или финан- совую авантюру, то понял бы, что в жизни этих “просчитываемых” рисков не бывает! Это лабораторный экспонат!
    И все же мы автоматически, подсознательно ассоциируем случай с этими платонов- скими играми. Меня приводят в бешенство люди, которые, узнав, что я специализируюсь на проблемах вероятности, тут же начинают сыпать историями про игральные кости. Два иллю- стратора одной из моих книг спонтанно и независимо друг от друга поместили изображе- ние игрального кубика на обложку и после каждой главы, чем ввергли меня в ярость. Редак- тор, знакомый с моими идеями, попросил их “не допускать игровой ошибки!” – как будто это интеллектуальное заблуждение общеизвестно. Забавно, что оба иллюстратора ответили:
    “Ах, извините, мы были не в курсе”.
    Тот, кто слишком долго просидел, уткнувшись в карту, может принять карту за мест- ность. Откройте любой современный труд по истории вероятности и вероятностного мыш- ления: вы увязнете в именах прославленных “теоретиков вероятности”, которые строят свои учения на тех же стерилизованных конструкциях. Посмотрел я недавно, что преподают сту- дентам под видом теории случайности, и ужаснулся: им ввинчивают в мозги эту игровую ошибку и пресловутую “гауссову кривую”. Тем же грешат докторские диссертации по тео- рии вероятности. Мне вспоминается книга серьезного ученого, математика Амира Акзела под названием “Случай”. Отличное было бы исследование, если бы в его основе не лежала все та же игровая ошибка. Притом, даже если допустить, что случай может быть поверен математикой, то немногое в реальном мире, что поддается математизации, относится не к рядовой случайности гауссова толка, а к из ряда вон выходящей, сильно масштабируемой случайности. Математика применима, как правило, не к гауссовой, а к мандельбротовской реальности.
    А теперь почитайте философов-классиков, у которых было свое, земное, представле- ние о роли случая, – например, Цицерона – и увидите совсем другую картину: понятие веро- ятности у них остается расплывчатым, как и должно быть, потому что расплывчатость и есть истинная суть неопределенности. Их теория случайности – свободное искусство, дитя скептицизма, а не инструмент, посредством которого люди с калькуляторами на поясах удо- влетворяют свою тягу к мнимой рассчитанности и определенности. Пока западная филосо- фия не погрязла в “научности”, которую пафосно именуют Просвещением, люди пользова- лись мозгами, чтобы думать, а не чтобы считать. В великолепной, но ныне, увы, практически забытой работе “Диссертация о разыскании истины”, опубликованной в 1673 году, поле-
    36
    Мой коллега Марк Шпицнагель обнаружил “солдатскую” разновидность игровой ошибки: спортивные соревнова- ния по борьбе приучают борца концентрироваться на игре и, чтобы не потерять концентрацию, игнорировать все, что не дозволено правилами: удар ниже пояса, удар ножом исподтишка и так далее. Поэтому те, кому на соревнованиях достаются золотые медали, оказываются самыми уязвимыми в настоящем бою. Точно так же вы наверняка видели парней в черных футболках и с чудовищными мускулами, которые потрясают воображение в тепличных условиях тренажерного зала, но не способны поднять камня.

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    103
    мист Симон Фуше говорит о психологической предрасположенности человека к определен- ности. Фуше учит нас искусству сомнения, искусству оставаться на грани между сомнением и верой. Он пишет: “Чтобы заниматься наукой, нужно преодолеть сомнения – но мало кто понимает, как важно не сделать этого преждевременно. На практике же многие отвергают сомнения, не успев усомниться”. И далее: “Мы – догматики от рождения”.
    Из-за ошибки подтверждения, описанной в главе 5, мы берем за образец игры, доско- нально изученные теоретиками вероятности, и пытаемся выдать найденные здесь законо- мерности за общее правило. К тому же, недооценивая роль случая в реальной жизни, в играх мы его роль переоцениваем.
    “Это здание находится внутри платонической складки. Настоящая жизнь – вне ее!” –
    чуть было не выкрикнул я.
    Игра в неправильные кости
    Чуть позже я с удивлением узнал, что здание этого казино тоже располагалось вне платонической складки.
    Риск-менеджмент казино, помимо определения игровой политики, был нацелен на сокращение ущерба, причиняемого всякого рода шулерами. Даже непрофессиональному
    “вероятностнику” ясно: поскольку столов в зале много, игра достаточно рассредоточена,
    чтобы не опасаться сильного ущерба от безмерной удачи отдельного игрока. Все, что требо- валось от сотрудников, – это обхаживать “китов”, азартных супербогатеев, которых казино доставляет спецсамолетами из Манилы или Гонконга; “кит” может проиграть или выиграть несколько миллионов долларов в один присест. Без мухлежа выигрыш отдельных игроков почти всегда капля в море, практически не влияющая на целое.
    Я обещал не болтать о хитроумной системе слежения, которой было оборудовано наше казино, могу сказать только, что я словно оказался в фильме про Джеймса Бонда, – уж не знаю, то ли казино ориентируются на фильмы, то ли наоборот. Однако все эти ухищрения бесполезны, ибо то, что по-настоящему опасно для их бизнеса, не имеет никакого отно- шения собственно к игре и потому непрогнозируемо. Те несколько случаев, когда казино понесло самые большие убытки или едва избежало их, совершенно не укладываются в слож- ные модели риск-менеджеров.
    В первый раз владельцы казино потеряли около ста миллионов долларов, когда тигр изувечил незаменимого артиста главного шоу (это шоу, “Зигфрид и Рой”, привлекало в Лас-
    Вегас толпы людей). Тигр был ручной и даже ночевал в спальне укротителя, никто не ожи- дал, что могучий зверь восстанет против хозяина. При анализе вариантов предусмотрели даже меры на случай, если тигр прыгнет в толпу, но никому и в голову не пришло застрахо- ваться от того, что случилось на самом деле.
    Во второй раз подрядчик, отвечавший за строительство гостиничного флигеля, остался недоволен предложенным вознаграждением. Он был до того оскорблен, что решил подо- рвать казино, заложив динамит в фундамент. Разумеется, план был раскрыт (иначе, если воспользоваться аргументом из главы 8, нас бы сегодня здесь не было). Но меня бросило в дрожь при мысли, что я, вероятно, сейчас сижу на пороховой бочке.
    Третий случай: администрация казино должна заполнять специальную форму для налоговой Службы внутренних доходов, указывая в ней все выигрыши, если они превы- шают определенную сумму. Сотрудник, который должен был отправлять эти формы, вместо этого – по причинам совершенно необъяснимым – прятал их в ящике стола. Так продолжа- лось годами, и никто не замечал подвоха. Поведение сотрудника было абсолютно непред- сказуемо. Уклонение от уплаты налогов – не шутка. Заведению грозили либо утрата лицен-

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    104
    зии, либо чудовищные убытки от ее приостановки. Дело, по счастью, обошлось гигантским штрафом (размеры его не разглашаются).
    Возникали и другие опасные ситуации: однажды, скажем, была похищена дочь вла- дельца. Чтобы заплатить выкуп, отцу пришлось нарушить правила ведения игорного биз- неса, запустив руку в оборотные капиталы.
    Вывод: простейший подсчет показывает, что долларовая стоимость этих Черных лебе- дей – реальных и потенциальных “немоделируемых” убытков, которые я только что опи- сал, – превышает “моделируемые” риски в отношении 1000 к I. Казино потратило сотни миллионов долларов на разработку теории игр и высокотехнологичные системы контроля,
    а главные потери понесло на том, что в их модели не укладывалось.
    Однако мир по-прежнему изучает неопределенность и вероятность на примере азарт- ных игр.
    В заключение первой части
    “Косметическое” всегда плавает на поверхности
    Все проблемы, обсуждавшиеся в первой части, по сути сводятся к одной. Бывает, что размышляешь о чем-то так долго, что становишься одержимым. И вроде бы мыслей много,
    но между ними нет видимой связи; объединяющая их логика пока что скрыта от вас. Но в глубине души вы понимаете, что эта логика есть. А всякие там (как окрестил их Ницше)
    bildungsphilisters
    37
    , или ученые филистеры, синие воротнички философской науки, твердят,
    что вы копаете в слишком разных пластах. Вы возражаете, что разделение между научными дисциплинами искусственно и произвольно, но это не помогает. Наконец вы заявляете, что вообще-то вы шофер лимузина, и вас оставляют в покое. Так лучше, потому что не нужно отождествлять себя с миром науки, не нужно подвергаться ампутации, чтобы втиснуться в прокрустово ложе специализации. И вдруг – один легкий толчок, и вы видите проблему как единое целое.
    Как-то раз я оказался в Мюнхене, на вечеринке у одного бывшего историка искусства;
    я думал, что в целом мире не существует столько книг по искусству, сколько я увидел у него в библиотеке. И вот я топтался, потягивая отличный рислинг, в спонтанно образовавшемся англоязычном уголке квартиры, надеясь дойти до состояния, в котором смогу заговорить на собственном лжедиалекте немецкого. Компьютерный предприниматель Йосси Варди, свет- лая голова
    38
    , попросил меня изложить суть “моей идеи”, стоя на одной ноге. Стоять на одной ноге после нескольких бокалов ароматного рислинга оказалось трудновато, и мое выступле- ние провалилось. А на следующее утро пришло запоздалое озарение. Я вскочил с кровати с мыслью: “Косметическое”, платоническое, легкое всегда плавает на поверхности”. Это эле- ментарное обобщение проблемы знания. Просто одна, невидимая, сторона библиотеки Эко имеет свойство ускользать от нашего внимания. И в этом же – проблема скрытых свиде- тельств. Вот почему мы не замечаем Черных лебедей: нас занимает то, что уже случилось, а не то, что пока еще только может произойти. Вот почему мы платонизируем, прилепившись к знакомым схемам и структурированному знанию, заслоняющим от нас реальность. Вот почему мы становимся жертвами проблемы индукции, вот почему мы подтверждаем. Вот
    37
    Ницше называл так узколобых читателей газет и любителей оперы, “косметически” приобщенных к культуре и очень ограниченных. Я распространяю этот термин на засевших в науке филистеров, не имеющих эрудиции из-за неимения любопытства и зацикленных на собственных идеях.
    38
    Российскому читателю Йосси Варди, вероятно, более всего известен как основатель компании Mirabilis, создавшей интернет-службу обмена мгновенными сообщениями ICQ. (Прим. ред.)

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    105
    почему те, кто “занимается” и опережает других в учебе, оказываются лохами из-за игровой ошибки.
    И поэтому же Черные лебеди не научили нас ничему – те “лебеди”, которые еще не материализовались, для нас слишком абстрактны. Благодаря Варди отныне я принадлежал к обществу “людей одной идеи”.
    Мы любим все ощутимое, подтверждаемое, осязаемое, реальное, зримое, конкретное,
    знакомое, уже виденное, броское, визуальное, социальное, запоминающееся, эмоционально нагруженное, кричащее, стереотипное, волнующее, театральное, романтическое, “космети- ческое”, официальное; любим наукообразное словоблудие (словобл…дие), надутых эконо- мистов-статистиков, математизированную чушь, пафос, Французскую академию, Гарвард- скую школу бизнеса, Нобелевскую премию, темные деловые костюмы, белые рубашки и галстуки от Феррагамо, пламенные речи, сенсации! Особенно же мы любим нарратив.
    Как это ни прискорбно, нынешняя версия человека не создана для понимания абстракт- ных материй – ей слишком важен контекст. А случайность и неопределенность абстрактны.
    Мы носимся с тем, что случилось, игнорируя то, что могло бы случиться. Иными словами,
    мы от природы ограниченны и поверхностны – и сами о том не ведаем. Проблема эта даже не психологическая – она проистекает из основного свойства информации. Темную сторону
    Луны труднее разглядеть: на ее освещение уйдет масса энергии. И чтобы пролить свет на невидимое придется проделать множество вычислительных и умственных операций.
    Дальше от приматов
    На протяжении истории различие между “высшими” и “низшими” расами проводи- лось по разным признакам. Для греков существовали они, греки, и “варвары” – северные народы, чья неразборчивая речь резала их аттическое ухо, как крики зверей. Для англичан венцом творения был джентльмен – тогдашнего джентльмена, не в пример нынешнему, отли- чали праздная жизнь и кодекс поведения, предписывавший, помимо соблюдения определен- ных манер, избегать всякой работы, кроме самой необременительной. Жители Нью-Йорка делят сограждан на обладателей манхэттенского почтового индекса и обладателей бруклин- ского или, того хуже, куинсского адреса. У раннего Ницше аполлонийцы конкурировали с дионисийцами, а в зрелом творчестве появился сверхчеловек, которого читатели трактуют,
    как им вздумается. Для современного стоика высший тип человека характеризуется рядом достоинств, среди которых – изящество манер и умение не смешивать труд и результаты.
    Все эти различия направлены на то, чтобы увеличить дистанцию между нами и нашими родичами – другими приматами. (Я не устану повторять, что в умении принимать решения мы отстоим от своих покрытых шерстью братьев не так далеко, как кажется.)
    Предлагаю вам легкий способ подняться на более высокую ступень развития и отда- литься от животных, насколько это возможно: для этого следует прибегнуть к денарративи- зации – выкинуть телевизор, сократить до минимума время чтения газет, забыть о блогах.
    Приучить себя “включать думалку” при принятии решений, а в особо ответственных слу- чаях вообще вырубать Систему 1 (управляемую эмоциями и опытом). Научиться различать
    осязаемое и эмпирическое. Оградив себя от тлетворного влияния мира, вы вдобавок еще и здоровье сохраните. Не забывайте также, насколько поверхностно наше представление о вероятности, матери всех абстрактных понятий. Вот почти и все, что нужно делать, чтобы глубже понимать реальность. Главное же, старайтесь избегать “туннелирования”.
    Перекину мостик к следующей части. У платонической слепоты, которую я проиллю- стрировал историей про казино, есть еще одно проявление: фокусирование. Уметь сосре- доточиваться полезно, если вы часовой мастер, нейрохирург или шахматист. Но, когда вы

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    106
    имеете дело с неопределенностью, ни в коем случае нельзя “фокусироваться” (пусть неопре- деленность фокусируется, а не мы). Это фокусирование делает из нас “лохов”; оно перехо- дит в проблему прогнозов, о которой мы поговорим в следующем разделе. В прогнозах, а не в нарративе реально отражается наше понимание мира.

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    107
    Часть II. Нам не дано предвидеть
    Когда я прошу кого-нибудь назвать три современные технологии, наиболее сильно изменившие мир, мне обычно отвечают, что это компьютер, интернет и лазер. Все эти тех- нические новшества появились внезапно, непредсказуемо, не были оценены по достоинству в момент открытия, и, даже когда их начали использовать, отношение к ним еще долго оста- валось скептическим. Это были прорывы в науке. Это были Черные лебеди. Конечно, сей- час, под влиянием ретроспективной иллюзии, нам кажется, что изобретения эти являлись частью некоего генерального плана. Вы можете составить собственный список схожих по своим результатам явлений, будь то политические события, войны или интеллектуальные эпидемии.
    Неудивительно, что все наши пророчества выглядят чудовищно жалко: мир намного,
    намного сложнее, чем нам представляется. Но это еще не беда – беда в том, что мало кто догадывается об этом. Пытаясь заглянуть в будущее, мы “туннелируем” – воображаем его обыденным, свободным от Черных лебедей, но в будущем нет ничего обыденного! Это не платоновская категория!
    Мы уже поняли, что отлично умеем излагать события прошлого и выдумывать исто- рии, дабы убедить себя, что прошлое нам понятно. У многих людей знание удивительным образом трансформируется не в относительную умудренность, а в самонадеянность. И вто- рое: сосредоточенность на нормальном (рядовом), платонизирование заставляют нас про- гнозировать по шаблону.
    Меня возмущает, что, вместо того чтобы заниматься эмпирическим учетом, мы про- должаем планировать на годы вперед, как будто еще ни разу не накалывались, используя при этом средства и методы, которые исключают редкие события. Прогнозирование в нашем обществе имеет прочный официальный статус. Нас ловко дурят те, кто помогает нам про- кладывать курс в мире случайностей, будь то гадалка, или знаменитый (читай: занудный)
    академик, или чиновник со своей лжематематикой.
    От Йоги Берры до Анри Пуанкаре
    Великий бейсбольный тренер Йоги Берра говорил: “Нелегкое это дело – предсказы- вать, особенно будущее”. Хотя отсутствие фундаментальных трудов не позволяет называть
    Йоги Берру философом (несмотря на его мудрость и интеллектуальные способности), он кое-что понимал в неопределенности. Он был практиком неопределенности, и как игроку и тренеру ему регулярно приходилось сталкиваться с капризами случайности и расхлебывать их последствия.
    Йоги Берра – не единственный, кому пришла в голову мысль, что будущее практиче- ски непостижимо. Были мыслители менее популярные, менее колоритные, но не менее ком- петентные, которых интересовали природные границы нашей способности к прогнозирова- нию: от философов Жака Адамара и Анри Пуанкаре (обычно называемых математиками)
    и философа Фридриха фон Хайека (обычно – увы! – называемого экономистом) до фило- софа Карла Поппера (обычно называемого философом). Мы имеем полное право говорить о гипотезе Берры-Адамара-Пуанкаре-Хайека-Поп-пера, согласно которой ограничители пред- видения встроены в нашу структуру.
    “Будущее теперь уже не то, что раньше” – это тоже сказал Йоги Берра
    39
    . И, видимо, он был прав – наши успехи в построении моделей (и прогнозов) перекрываются все возрастаю-
    39
    Эти высказывания, возможно, только приписываются Йоги Берре: первое встречается у физика Нильса Бора, а второе

    Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)»
    108
    щей сложностью мира, а следовательно, растет и роль непредсказуемого. Чем значительнее становится роль Черных лебедей, тем труднее их предугадывать. Увы.
    Прежде чем разобраться с ограничителями предвидения, мы поговорим о том, каковы наши реальные успехи в прогнозировании, а также о связи между ростом осведомленности и связанным с ним ростом самомнения.
    1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   42


    написать администратору сайта