черный лебедь. Черный лебедь. Непредсказуемости
 Скачать 2.55 Mb.
|
|
Глава 11. Открытие на основе птичьего помета 45 Скажу наконец читателям, сколько любовников было у Екатерины. Всего лишь 12. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 128 Предсказание Поппера о предсказателях. – Пуанкаре играет с бильярдными шарами. – Фон Хаиеку можно быть непочтительным. – Предусмотрительные машины. – Пол Сэмю- элсон хочет от вас рациональности. – Остерегайтесь философа. – Требуйте каких-то определенностей. Мы убедились в том, что а) мы склонны к “туннелированию” и “узкому” мышлению (эпистемическая самона- деянность); б) успешность наших предсказаний сильно завышена – многие уверены, что сумеют все предвидеть и просчитать, на самом же деле это не так. Сейчас мы попробуем разобраться в том, что не принято афишировать: в структурных ограничениях нашей возможности предсказывать. Эти ограничения накладываются не чело- веческой природой, а природой самой этой деятельности – слишком сложной не только для нас, но и для любых инструментов, которые есть или когда-либо окажутся в нашем распоря- жении. Отдельные Черные лебеди вечно будут неуловимы, значит, удач в прогнозировании нам не ждать. Открытие на основе птичьего помета Летом 1998 года я работал в одной европейской финансовой компании, которая чрез- вычайно пеклась о своей репутации учреждения серьезного и прозорливого. Коммерческий отдел там состоял из пяти менеджеров, людей очень строгих (всегда, даже по пятницам, облаченных в темно-синие костюмы), которые все лето провели в заседаниях, разрабатывая “пятилетний план”. Солидный должен был получиться документ, нечто вроде “руководства к действию” для фирмы. Пятилетний план? Для того, кто скептически относится к самой идее централизованного планирования, это абсолютная нелепость. Надо сказать, фирма развива- лась естественно и спонтанно, все зависело не от решений начальства, а от конкретных дей- ствий работников. Ни для кого не было секретом, что начало самому прибыльному направ- лению их деятельности положил случайный звонок клиента, который попросил совершить неординарную финансовую операцию. В фирме вовремя сообразили, что можно создать отдел, который будет заниматься только такими операциями, раз они выгодны, и этот отдел быстро занял доминирующее место. Менеджеры летали на встречи по всему миру: Барселона, Гонконг и так далее. Мили и мили словоблудия. Трудились в поте лица, разумеется, не высыпались. Чтобы быть началь- ником, особого ума не требуется, требуется некая харизма плюс умение изображать скуку и страшную занятость (по причине крайне напряженного графика работы). Добавьте к этому “обязанность” ходить по вечерам в оперу. На встречах менеджеры устраивали мозговые штурмы – прения по поводу среднеот- даленного будущего: им требовалось “видеть перспективу”. Но вскоре грянуло событие, не предусмотренное предыдущим пятилетним планом: Черный лебедь российского дефолта 1998 года и соответственно падение цен на латиноамериканских рынках долгосрочных кредитов. Дефолт оказался роковым: через месяц после утверждения чернового варианта нового плана пятилетки вся пятерка менеджеров оставила фирму – хотя обычно в компании крайне неохотно отпускали специалистов. Но я уверен, что и сегодня их преемники потеют над очередным “пятилетним планом”. Никакие уроки нам не впрок. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 129 Нечаянные открытия В предыдущей главе я рассказывал о том, как была открыта наша эпистемическая самонадеянность, – совершенно случайно. Но такими были и многие другие открытия. Их гораздо больше, чем мы представляем. Классическая модель открытия: вы изучаете что-то, что, по-вашему, должно выглядеть так-то (скажем, ищете новый путь в Индию), а в результате находите нечто вообще никому пока неведомое (Америку). Если вы полагаете, что изобретения, которые нас окружают, появились благодаря тому, что кто-то торчал в лаборатории и творил в соответствии с рабочим графиком, то уверяю вас – ничего подобного! Практически все современные технологические прорывы – детища того, что называют словом серендипити. Этот термин впервые употребил в письме англий- ский писатель Хорас Уолпол, находясь под впечатлением сказки “Три принца из Серендипа”. Эти достославные принцы “благодаря случаю или собственной смекалистости постоянно совершали открытия, находя то, чего не искали”. Иными словами, представьте, что вы находите что-то, чего не искали, и это что-то изме- няет мир, а после открытия искренне удивляетесь, что “понадобилось столько времени”, чтобы додуматься до столь очевидного. Сдается мне, что ни один журналист не присутство- вал при изобретении колеса (главного двигателя прогресса), но как-то не верится, что люди разрабатывали проект по изобретению колеса и постановили в намеченный срок его завер- шить. Бьюсь об заклад, что все происходило совсем иначе. И в истории других изобретений тоже. Большинства из них. Сэр Фрэнсис Бэкон говорил, что грандиозные прорывы – самые непредсказуемые, те, что лежат за пределами воображения. Впрочем, это приметил не только Бэкон. Эта идея постоянно всплывает на поверхность, правда, потом опять тонет. Почти полвека назад зна- менитый романист Артур Кестлер посвятил ей целую книгу с метким названием “Сомнам- булы”. По его словам, открыватели, как сомнамбулы, натыкаются на некие результаты, даже не осознавая, какое сокровище попало к ним в руки. Для нас как бы само собой разуме- ется, что значимость открытий Коперника о движении планет была очевидна и ему, и его современникам; между тем лишь через 75 лет после его смерти власти светские и духовные сочли себя уязвленными. А Галилей? Каждый знает, что он стал жертвой гонений, защищая науку, на самом деле Церковь не воспринимала его слишком серьезно. Похоже, Галилей сам спровоцировал скандал, из упрямства кому-то надерзив. В конце того года, когда Дарвин и Уоллес представили в Линнеевское общество свои труды об эволюции путем естественного отбора, – труды, в корне изменившие наш взгляд на мир, президент общества объявил, что за прошедший год не произошло никаких “ярких открытий”, которые можно было бы назвать революционными. Но когда приходит наша очередь предсказывать, мы тут же забываем о непредсказуе- мости неизведанного. Уверен: прочтя эту главу и прочие рассуждения на эту тему, читатели полностью с ними согласятся, но как только сами начнут размышлять о грядущем, тут же забудут про все разумные доводы. А вот вам драматический пример открытия-серендипити. Убираясь однажды в лабора- тории, Александр Флеминг обнаружил на одной из невымытых чашек Петри со старым пре- паратом пенициллиновую плесень. И заодно ему посчастливилось обнаружить, что пени- циллин разрушает бактерии. Благодаря этому открытию многие из нас сегодня живы и здоровы (я уж упоминал в главе 8, что в том числе и я: брюшной тиф, если его не лечить, часто приводит к смертельному исходу). Действительно, Флеминг искал “кое-что”, но истин- ное его открытие было из разряда серендипити. К тому же представителям официальной Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 130 медицины потребовалось немало времени, чтобы понять, что попало к ним в руки; это сей- час, спустя годы, нам ясно, насколько знаменательным было открытие. А тогда даже сам Флеминг успел утратить веру в свою идею – до того, как она обрела вторую жизнь. В 1965 году двое радиоастрономов в лаборатории компании “Белл” в Нью-Джерси, устанавливая большую антенну, постоянно слышали фоновый шум, шипение, подобное ста- тическим помехам при плохом приеме. Им не удавалось избавиться от шума – даже после того, как они счистили с тарелки птичьи экскременты (они были уверены, что в шуме пови- нен именно помет). Астрономы не сразу догадались, что слышат отзвуки рождения Вселен- ной, космическое микроволновое фоновое излучение. Это открытие возродило к жизни тео- рию Большого взрыва, созданную когда-то их коллегами. На сайте лаборатории я нашел следующий текст, объясняющий, почему это “открытие” – одно из главных научных дости- жений столетия: Дэн Станционе, тогда президент лаборатории “Белл”, а в момент ухода Пензиаса [одного из двух радиоастрономов, совершивших открытие] на пенсию – исполнительный директор компании “Люсент”, сказал, что Пензиас “воплощает тот творческий дух и ту техническую мощь, которые являются отличительными чертами лаборатории”. Станционе назвал Пензиаса человеком Ренессанса, “который прояснил наше смутное представление о мироздании и раздвинул границы науки во многих важных областях. Ренессанс-шменессанс. Эти два парня искали птичий помет, чтобы соскрести его! Помет, а никакой не отзвук Большого взрыва, и, само собой, отнюдь не сразу осмыслили значение своей находки. Как же печально, что физику Ральфу Альферу, который в соавтор- стве с такими зубрами, как Георгий Гамов и Ханс Бете, впервые выдвинул идею реликто- вого излучения, пришлось потом узнать о сенсационном открытии из “Нью-Йорк тайме”. Вообще-то авторы исследований о рождении Вселенной, которых становилось все меньше и меньше, высказывали сомнении в том, что это излучение когда-нибудь удастся измерить. Очень частый в науке ход событий: искавшие доказательств их не нашли, не искавшие – нашли и обрели славу и статус первооткрывателей. И вот какой еще парадокс. Мало того что прогнозисты терпят катастрофические неудачи в предсказании глобальных перемен, к которым приводят случайные открытия, но, как оказалось, сами эти перемены совершаются гораздо медленнее, чем обычно предсказы- вается. Когда только возникает какая-то новая технология, мы либо недооцениваем, либо переоцениваем ее значимость. Томас Уотсон, основатель корпорации “Ай-би-эм”, когда-то заявлял, что компьютеры будут востребованы в очень малых количествах. То, что читатель, вероятно, видит эти строки не на экране компьютера, а на страницах книги (безнадежно устаревшего средства информации), некоторые гуру “цифровой револю- ции” воспримут как неслыханное чудачество. То, что вы их читаете не на эсперанто, а на архаичном, неупорядоченном и непоследовательном английском, французском или русском, опровергает пророчества полувековой давности. Тогда считалось, что земляне скоро будут общаться на логически безупречном, не отягощенном двусмысленностями, платонически стройном лингва франка нова. И мы пока еще не проводим выходные на космических станциях, что дружно пред- сказывали тридцать лет назад. Вот пример корпоративной самонадеянности: после высадки человека на Луну ныне покойная компания “Пан Американ” начала заблаговременно при- нимать заказы на полеты с Земли на Луну и обратно. Очень предусмотрительно – только вот компания не предвидела собственной скорой кончины. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 131 Решение ждет своей задачи Инженеры изобретают технологические новинки, потому что им нравится сам про- цесс изобретательства, а отнюдь не ради познания тайн природы. Получается так, что только некоторые из этих изобретений открывают перед нами новые перспективы. Из-за эффекта скрытых свидетельств мы игнорируем технические усовершенствования, которые сыграли лишь ту роль, что дали инженерам работу. Усложнение технологий приводит к неожидан- ным открытиям, которые, в свою очередь, тоже потом приводят к неожиданным открытиям. Но у наших изобретений редко бывает та судьба, которую мы им пророчим; лишь благодаря любви инженеров к созданию всяческих игрушек и машинок происходит очередной про- рыв в познании мира. Просвещению нашему способствуют совсем не те инструменты, что предназначены для подтверждения и доказательства тех или иных теорий, а как раз те, что поначалу не имеют ни малейшего отношения к интересующему нас предмету исследования. Компьютер делали не для того, чтобы мы могли развивать новую, визуальную, геометриче- скую математику, а для других целей. Так вышло, что он позволил совершить такие матема- тические открытия, о которых мало кто помышлял. Кстати, и совершенно не для того, чтобы можно было болтать с друзьями в Сибири, но именно он, компьютер, способствовал буй- ному расцвету общения на дальних расстояниях. Как эссеист могу засвидетельствовать, что интернет с помощью досужих журналистов здорово помог мне распространить мои идеи. Но это определенно не та цель, которую ставили перед собой его разработчики – военные. Лазер был изобретен с конкретной целью (совершенно не “прикладной”), но позже нашел множество разных применений, о которых в момент его появления даже не мечтали. Это типичный случай “решения, ждущего своей задачи”. Одними из первых лазерный луч использовали хирурги-офтальмологи для припаивания отслоившейся сетчатки. Через пол- века британский еженедельник “Экономист” спросил Чарльза Таунса, якобы “отца” лазера 46 , помышлял ли он об исцелении сетчатки. Нет, не помышлял. Ему нужно было тогда расщеп- лять пучки света, и ничего больше. Оказывается, коллеги часто подтрунивали над Таунсом, называя его изобретение никчемным. Но вспомните, что такое лазер сегодня: компакт-диски, коррекция зрения, микрохирургия, хранение и чтение информации – все это непредвиденные приложения данной технологии 47 Мы создаем игрушки. Некоторые из них изменяют мир. Продолжайте искать Летом 2005 года я был гостем одной биотехнологической компании в Калифорнии, добившейся невероятного успеха. Меня встретили в футболках и значках с изображением кривой распределения, еще мне объявили об основании “Клуба толстых хвостов” (“толстые хвосты” 48 – это то же самое, что Черные лебеди). Я впервые увидел фирму, которая жила за счет Черных лебедей, – не тех, которые жестоки и коварны, а вполне к этой фирме благоже- лательных. Как выяснилось, компанией управлял ученый, и поэтому у него было научное чутье, оно и подсказало ему важную вещь: надо позволять другим ученым заниматься тем, что подсказывало им их чутье. А уж потом настал черед коммерции. Мои хозяева, истин- 46 В 1964 г. за изобретение лазера Чарльз Таунс получил половину Нобелевской премии; вторую половину получили советские физики Николай Басов и Александр Прохоров. (Прим. ред.) 47 Значительная часть споров между креационистами и эволюционистами (в которых я не участвую) сводится к следу- ющему: креационисты верят, что мир был создан по какому-то замыслу, а эволюционисты воспринимают мир как результат случайных изменений и бесцельных процессов. Взглянув на компьютер или автомобиль, довольно сложно воспринимать их как продукт случайных процессов. Однако же они таковы. 48 Имеются в виду “хвосты” кривой распределения. (Прим. ред.) Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 132 ные ученые, понимали, что в исследовательской работе сплошь и рядом случаются серен- дипити и что с непредвиденного тоже можно получать прибыль, и неплохую, только надо это непредвиденное тоже брать в расчет, и выстраивать бизнес соответствующим образом. Виагра, изменившая перспективы и образ жизни пенсионеров, создавалась как лекарство от повышенного давления. Еще одно лекарство от гипертонии превратилось в средство от облысения. Мой друг Брюс Гольдберг, который хорошо изучил феномен случайности, назы- вает эти непредусмотренные отклонения “угловыми ударами”. Многие страшатся непред- виденных последствий, но смелые авантюристы, готовые к технологическим сюрпризам, за их счет процветают. Эта биокомпания в погоне за удачей неукоснительно (хоть и не афишируя это) следо- вала афоризму Луи Пастера: “Удача благосклонна к подготовленным умам”. Он, как и все великие первооткрыватели, кое-что понимал в случайных открытиях. Лучший способ повы- сить свои шансы – продолжать исследования. Анализировать и фиксировать благоприятные возможности – чтобы потом их не пропустить и не упустить. Чтобы предсказать успех какого-либо технологического новшества, надо предусмот- реть все причуды судьбы и элементы коллективного помешательства, которые никоим образом не связаны с объективной полезностью самой технологии (если предположить, что есть на свете такой зверь – объективная полезность). Великое множество замечатель- ных идей было в конечном итоге похоронено. Например, сигвей, электрический самокат, который, согласно пророчествам, должен был изменить облик городов и многое другое. Размышляя обо всем этом, я увидел в аэропортовском киоске журнал “Тайм”: на обложке красовались “важнейшие изобретения” года. В момент выхода журнала они казались наи- важнейшими, может, пробудут такими еще недельки две. Поистине журналисты отлично учат нас тому, как не надо учиться. Как предсказывать предсказания Тут самое время вспомнить нападки доктора Карла Раймунда Поппера на историцизм. В главе 5 я уже говорил: это было самое значительное из его прозрений, но оно остается наименее известным. Те, что толком не знакомы с его работами, обычно слышали лишь о его принципе “фальсификации”, противоположном “верификации”. Но это все частности, отвлекающие от основной сути его идей: он возвел скептицизм в метод, он научил скептиков действовать конструктивно. Когда-то Карл Маркс в великом раздражении написал диатрибу “Нищета философии” – в ответ на “Философию нищеты” Прудона. Ну а Поппер, которого раздражала вера некото- рых философов (его современников) в научное понимание истории, написал “Нищету исто- рицизма”. Гениальная догадка Поппера заключалась в том, что прогнозировать исторические события практически невозможно, а следовательно, “неконкретные” области знания, то есть историю и социальные науки, необходимо понизить в ранге почти до уровня эстетики и увлечений вроде коллекционирования бабочек или монет. (Конечно, Поппер, получивший классическое венское образование, так далеко не заходил. Я захожу. Я из Амиуна.) Так назы- ваемые гуманитарные исторические науки являются нарративно-зависимыми штудиями. Главный аргумент Поппера таков: для предсказания исторических событий нужно уметь предсказывать технологические инновации, которые по существу своему непредска- зуемы. Непредсказуемы “по существу”? Я объясню, что он имеет в виду, на современных при- мерах. Обращаю ваше внимание на следующую особенность знания: если вы ожидаете, что завтра вы наверняка будете знать, что ваш партнер изменял вам с самого начала отношений, Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 133 то вы и сегодня уже наверняка знаете, что он изменяет вам, и уже сегодня предпримете некие действия. Скажем, схватите ножницы и раскромсаете все его галстуки от Феррагамо. Вы не будете говорить себе: я это узнаю завтра, но ведь не сегодня же, так что пока не из-за чего нервничать и можно спокойно поужинать. Эта особенность знания характерна для любых его форм. В статистике есть так назы- ваемый закон итерированных условных математических ожиданий; приведу, так сказать, абсолютную его формулировку: если я ожидаю, что некогда в будущем я буду ожидать чего- то, то я этого уже ожидаю сейчас. Вспомним еще раз колесо. Предположим, вы историк из каменного века, которому поручили предсказать будущее в подробном отчете для отдела планирования вашего пле- мени, и вам конечно же придется предсказать изобретение колеса, иначе вы упустите самое главное. Но раз вы способны предвидеть изобретение колеса, то, стало быть, уже знаете, как оно выглядит, и соответственно уже знаете, как сделать колесо, так что вы его уже изобрели. Вот вам и предсказанный Черный лебедь! Существует и более мягкий вариант закона итерированных ожиданий. Его можно сформулировать так: чтобы предсказать будущее, необходимо учитывать и те новшества, которые там появятся. Если вы знаете, что в будущем сделаете открытие, то вы его уже почти сделали. Вообразите, что вы специалист с кафедры прогнозирования в средневековом университете и занимаетесь предсказанием истории будущего (для удобства – отдаленного двадцатого века). Вам нужно будет додуматься до изобретения паровой машины, электри- чества, атомной бомбы, интернета, массажных валиков в спинке самолетного кресла и до странного обряда “деловая встреча”, во время которого откормленные малоподвижные люди добровольно препятствуют циркуляции крови в своем организме с помощью дорогостоящей инновации под названием “галстук”. И штука тут не в банальной несообразительности. Часто одно только знание об изоб- ретении порождает целый ряд сходных изобретений, хотя никакие детали исследований не разглашались – нет нужды ловить шпионов и публично их вешать. В математике это обыч- ное дело: стоит появиться сообщению о доказательстве какой-нибудь зубодробительной тео- ремы, и доказательства оной являются в больших количествах буквально ниоткуда, сопро- вождаемые обвинениями в плагиате и ссылками на утечку информации. Никакого плагиата могло и не быть: знание, что решение существует, – уже огромный шаг к решению. А вот грядущие изобретения нам представить себе невероятно трудно (в противном случае мы бы их уже сделали!). В день, когда мы обретем способность предвидеть изоб- ретения, мы окажемся в мире, где все мыслимые изобретения уже сделаны. Здесь уместно вспомнить одну апокрифическую историю: в 1899 году глава патентного бюро Великобри- тании ушел в отставку, поскольку считал, что открывать больше нечего, – только в выше- упомянутый день такая отставка была бы оправданна 49 Кстати, Поппер был не первым, кто задумался о предельности знания. В Германии, в конце XIX века, Эмиль Дюбуа-Реймон провозгласил: ignoramus et ignorabimus – “мы ничего не знаем и никогда не узнаем”. Почему-то его идеи были преданы забвению. Но они успели вызвать ответную реплику: математик Дэвид Гилберт, дабы опровергнуть Дюбуа-Реймона, составил список задач, которые математики должны будут решить в течение следующего столетия. Но и Дюбуа-Реймон был не прав. Нам не дано определить границы непознаваемого. Как часто и с какой самоуверенностью мы твердим: “Мы никогда этого не узнаем”, не ведая, какие тайны нам приоткроет будущее. Огюст Конт, основатель позитивистской школы, кото- 49 Подобные заявления – не редкость. Например, физик Альберт Майкельсон в конце XIX в. считал, что в области естественных наук все уже открыто, осталось лишь повышать точность измерений на десятые доли. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 134 рую (несправедливо) обвиняют в стремлении придать наукообразие всему вокруг, утвер- ждал, что человечество никогда не узнает, каков химический состав неподвижных звезд. Но, как писал Чарльз Сандерс Пирс, “на странице еще не высохла типографская краска, а уже был изобретен спектроскоп, и то, что Конту казалось совершенно непознаваемым, начало проясняться”. По иронии судьбы, другие прогнозы Конта – что мы научимся понимать меха- низмы, управляющие жизнью общества, – были чрезмерно (и опасно) оптимистичны. Он предполагал, что общество подобно часовому механизму и предъявит нам секреты своего устройства. Подведу итоги своих рассуждений: для предсказания нужно знать, какие технологиче- ские новшества появятся в будущем. Но подобное знание автоматически позволило бы нам начать разработку этих технологий уже сейчас. Ergo, мы не знаем того, что нам предстоит узнать. Кто-то может сказать, что это умозаключение тривиально, что люди всегда считают, будто им ведома истина в последней инстанции, упуская из виду, что их предки, коих они высмеивают, считали так же. Мое умозаключение тривиально, тогда почему же мы не при- нимаем его во внимание? Все дело в вывертах человеческой природы. Помните психологи- ческие дискуссии об асимметрии в восприятии профессионального мастерства в предыду- щей главе? Чужие недостатки мы замечаем, а свои нет. В искусстве самообмана мы близки к совершенству. |