черный лебедь. Черный лебедь. Непредсказуемости
 Скачать 2.55 Mb.
|
|
II. Зачем мне все эти прогулки, или Как хиреют системы Заново учиться ходить. – Умеренность? Ее не знал он. – Поймаю ли я Боба Рубина? Крайнестан и путешествие с “Эр-Франс” Еще несколько “штанг” Широкой популярности своей книги я обязан и тем, что мне указали на новый аспект устойчивости сложных систем… причем с самой неожиданной стороны. Идея пришла от двух пишущих и практикующих специалистов по фитнесу, которые включили понятия слу- чайности и Крайнестана (хотя “серолебяжьей” разновидности) в нашу концепцию питания и физической нагрузки. Забавно, что первый из них, Арт Де Вани, – тот самый, что изучал Крайнестан в кино (глава 3). Второй же – врач Дуг Макгафф. Оба могут поговорить о фит- несе, в особенности Арт, который в свои семьдесят два выглядит так, как любой греческий бог не отказался бы выглядеть в сорок два. Оба ссылались в своих работах на идеи “Черного лебедя” и солидаризировались с ними; а я и понятия об этом не имел. К моему великому стыду, мне стало ясно следующее. Я всю жизнь размышлял о слу- чайности; я написал о ней три книги (в том числе одну специальную); я выступал повсюду, изображая из себя эксперта по вопросам случайности в диапазоне от математики до психо- логии. И при всем том я упустил основное: живым организмам (будь то человеческое тело или экономика государства) необходима изменчивость и случайность. Более того, им необ- ходима изменчивость крайнестанского типа, определенные факторы стресса. Иначе они сла- беют. Это-то я и проморгал 94 Живые существа должны, если воспользоваться метафорой Марка Аврелия, обращать препятствия в топливо – как делает огонь. Культурное окружение и образование запудрили мне мозги, внушив иллюзию, будто постоянные физические упражнения и правильное питание полезны для здоровья. Я не понимал, что подпадаю под очарование аргументов в духе скверного рационализма, плато- новской проекции наших желаний на мир. Хуже того, мне густо запудрили мозги, хотя все нужные факты были у меня в голове. Я имел представление о моделях “хищник – жертва” (типа модели популяционной динамики Лотки – Вольтерры), показывающих, что популяциям свойственна крайнестан- ская изменчивость, а следовательно, хищники неизбежно проходят через периоды обилия пищи и ее острой нехватки. И люди – не исключение: мы должны были быть приспособлены к тому, чтобы переносить и острый голод, и необычайное изобилие. Поэтому приемы пищи должны были быть фрактальными. Никто из проповедников “трехразового” или “умеренного” питания не проверил свою теорию эмпирически, дабы выяснить, что полезнее – такой режим или же посты, перемежающиеся пирами 95 Однако ближневосточные религии (иудаизм, ислам и православное христианство), конечно же, знали это – как знали и о вредоносности долгов, – и у них в календаре суще- ствовали постные дни. 94 Только не путайте факторы стресса с разрушающей организм интоксикацией, например с воздействием радиации, как в эксперименте с крысами, о котором я рассказывал в главе 8. 95 На эту проблему можно взглянуть и с точки зрения социологии науки. Автор научно-популярных книг Гэри Таубс убеждал меня, что большинство диетических рекомендаций (о снижении доли жиров в рационе) идет вразрез с фактами. Я еще могу понять, как можно лелеять веру в полезность естественных продуктов, не проверяя ее опытным путем; но я отказываюсь понимать взгляды, не подкрепляемые ни природой, ни научными доказательствами. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 238 Я имел представление и о том, что размеры камней и деревьев в каком-то смысле фрак- тальны (я даже писал об этом в главе 16). Как правило, нашим далеким предкам приходи- лось таскать относительно легкие камни – факторы мягкого стресса; лишь один-два раза в десятилетие они сталкивались с необходимостью поднять какой-нибудь гигантский валун. Откуда же, ради всего святого, взялась эта идея о “постоянных” физических упражнениях? В плейстоцене никто не совершал сорокадвухминутных пробежек трижды в неделю, не подни- мал гири по вторникам и пятницам под руководством матюгающегося (но, в общем, вполне милого) тренера и не играл в теннис каждое субботнее утро, в одиннадцать. Охотники ничего такого не делали. Наша жизнь состояла из крайностей: мы спринтовали (порой – на пределе сил), когда гнались за кем-то или кто-то гнался за нами, но почти все остальное время мы просто бесцельно бродили. Марафонский бег – мерзкое изобретение современности (и он особенно омерзителен, когда у бегуна нет никакого эмоционального стимула). Это еще одно применение стратегии “штанги”: преобладающая праздность и отдель- ные изматывающие нагрузки. Опыт показывает, что долгие, очень долгие прогулки в соче- тании с интенсивной зарядкой полезнее, чем простой бег. Я не говорю сейчас о “бодрых прогулках”, рекламируемых в “Нью-Йорк тайме”, в раз- деле “Здоровье”. Я говорю о прогулках, совершаемых без всяких усилий. И более того, обратите внимание на отрицательную корреляцию между затратами калорий и их получением: мы охотились, чтобы утолить возникший голод; мы не завтракали для того, чтобы поохотиться; охота резко увеличивала уже возникшую нехватку энергии. Если оградить организм от факторов стресса, это скажется на его эпигенетике и гене- тических проявлениях: при контакте с окружающей средой некоторые гены активизируются (или подавляются). Человек, не встречавшийся с факторами стресса, не выживет, если с ними столкнется. Представьте, во что превратятся мышцы того, кто год пролежит в постели, и как тот, кто вырос в стерильной обстановке, перенесет поездку в токийской подземке, где пассажиры стиснуты, точно сардины в банке. Почему я прибегаю к эволюционной аргументации? Не из-за безупречности эволю- ции, а по сугубо эпистемологическим соображениям: для ответа на вопрос, как нам следует обращаться со сложными системами, где причинно-следственные связи затемнены, а взаи- модействия запутанны. Мать-природа несовершенна, однако до сих пор она вела себя умнее людей – и уж явно гораздо умнее биологов. Таким образом, мой подход соединяет в себе опытные исследования (очищенные от теоретической шелухи) и истину априори, что нет авторитета больше, чем мать-природа. После низошедшего на меня озарения я, под руководством Арта Де Вани, устроил себе крайнестанское существование в “штанговом” режиме: стал чередовать долгие, очень долгие, неспешные, заполняемые раздумьями (или беседой) прогулки в живописном город- ском антураже с редкими (и абсолютно спонтанными) коротенькими пробежками, во время которых я нарочно распалял себя, воображая, будто с большой дубиной в руках мчусь за финаферистом Робертом Рубином, чтобы поймать его и предать человеческому суду. Иногда, без всякой систематичности и целенаправленности, я занимался на силовых тренажерах: обычно в отелях, когда куда-нибудь уезжал. Эти чрезвычайно редкие, как явления Серого лебедя, но очень результативные периоды поднимания тяжестей после дня, проведенного впроголодь, совершенно меня изматывали. А потом я неделями вел сидячий образ жизни, болтаясь по всевозможным кафе. Даже продолжительность этих нагрузок была случайной – но обычно очень небольшой, меньше пятнадцати минут. Таким образом я минимизировал скуку и оставался в наилучших отношения с работниками тренажерных залов, называвшими мои занятия “хаотическими”. Еще я проводил температурную закалку, при случае выходя на мороз без пальто. Благодаря трансконтинентальным перелетам и соответствующим сдвигам времени я переживал периоды нехватки сна, за которыми следовал более чем полновесный Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 239 отдых. Попадая в края с хорошими ресторанами, к примеру в Италию, я предавался такому обжорству, какое даже Жирному Тони не снилось, а затем подолгу обходился только лег- кими перекусами. И после двух с половиной лет такого явно “нездорового” образа жизни мой организм стал значительно крепче по всем возможным параметрам – исчезли ненужные жировые отложения, давление сделалось как у двадцатилетнего и так далее. И голова у меня теперь более ясная, и соображаю я лучше. Итак, фишка тут в том, чтобы обменять продолжительность на интенсивность ради гедонистической прибыли. Вспомните мои рассуждения в главе 7 о гедонистических эффек- тах. Люди предпочитают крупные и внезапные потери небольшим, но регулярным; когда боль переходит определенный порог, человек становится к ней равнодушен, точно так же и неприятное времяпрепровождение, вроде физической работы без внешнего стимула (ска- жем, в спортзале) или пребывания в Нью-Джерси, требует как можно большей концентра- ции и интенсивности. Вот и еще один способ проследить связь с концепцией Черного лебедя. Классическая термодинамика дает Гауссовы вариации, тогда как информационные вариации родом из Крайнестана. Объясняю. Если вы будете рассматривать ваше питание и физическую актив- ность исключительно как пополнение / затрату энергии, уравнивая поступление калорий с их сжиганием, то неизбежно впадете в ошибку низведения сложной системы до примитив- ного набора простых причинно-следственных и механических связей. Прием пищи станет для вас эквивалентом заправки вашего нового БМВ. Если же вы воспринимаете еду и физи- ческую деятельность как возбуждающие метаболические сигналы, с возможностью мета- болических каскадов и разветвленных цепных реакций, с рекурсивными связями, тогда – добро пожаловать в страну сложности, то есть в Крайнестан. И пища, и физические нагрузки снабжают ваше тело информацией о факторах стресса в окружающей среде. В тысячный раз повторю: информационная случайность родом из Крайнестана. Медицина, на свою беду, эксплуатирует простую термодинамику, причем с той же “завистью гуманитария” к физи- кам, с той же аргументацией и с теми же инструментами, что у экономистов, которые видят в экономике лишь совокупность элементарных связей 96 . А ведь и человек, и общество – системы сверхсложные. Однако эти идеи оздоровления не являются плодом простых экспериментов над собой и не почерпнуты из какой-нибудь шарлатанской теории. Доказательные и многократно про- веренные исследования, которые доступны каждому, не оставляют сомнений в результате. Голод (или эпизодический дефицит энергии) укрепляет тело и иммунную систему, помо- гает омолаживать клетки мозга, ослабляет раковые клетки и предотвращает диабет. Просто наше нынешнее мышление (как и в случае с экономикой) разошлось с данными эмпириче- ских изысканий. Мне удалось с минимумом усилий, не лишая себя современных удобств и не жертвуя эстетикой городского ландшафта (на природе я невероятно скучаю, и потому мне больше нравится разгуливать по еврейскому кварталу Венеции, чем проводить время в Бора-Бора), позаимствовать 90 % того ценного, что было в образе жизни первобытного охотника-собирателя 97 Следуя той же логике, мы можем на 90 % сократить “чернолебяжьи” риски в экономи- ческой сфере… всего лишь убрав из нее спекулятивные облигации. 96 В основе финансовых уравнений, применяемых этими негодяями для описания “случайного блуждания”, лежит уравнение диффузии тепла. 97 Часто приходится слышать довод, что первобытные люди, мол, жили в среднем меньше тридцати лет, но при этом игнорируется распределение вокруг этого среднего. Ожидаемую продолжительность жизни следует анализировать при- менительно к конкретным условиям. Многие умирали в молодом возрасте – от ранений; а многим суждена была весьма долгая – и здоровая – жизнь. Это элементарная ошибка – “одураченность случайностью”, когда полагаются на понятие “среднего” перед лицом разнообразия. Оттого-то и недооценивают риск на фондовой бирже. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 240 Единственное, чего нет в моей нынешней жизни, – это приливов ужаса, скажем, при виде выползающей из-под стола гигантской змеи или при лицезрении экономиста Майрона Шоулза, врывающегося в мою спальню посреди ночи с копьем наперевес. Мне недостает того, что биолог Роберт Са-польски называет полезностью острого стресса в противовес вредоносности стресса вялотекущего: это еще одна “штанга”, так как чуточка экстремаль- ного стресса на фоне отсутствия стресса гораздо предпочтительнее, чем постоянный чуточ- ный стресс (вроде опасений по поводу ипотеки). Некоторые говорят, что мое здоровье улучшилось благодаря долгим прогулкам, от десяти до пятнадцати часов в неделю (хотя никто мне так и не объяснил, почему их можно считать физической нагрузкой, если я хожу медленно); иные же убеждены: все дело в мини- пробежках. Втолковывая людям, что эти две крайности нераздельны, я попотел не меньше, чем объясняя им курбеты в экономике. Если вы пережили сильную встряску, а затем отды- хаете, как можно разделить стресс и восстановление? Крайнестану свойственны обе проти- воположности: высокая доля малых воздействий и небольшая доля воздействий мощных. Ясно, что при огромной концентрированности редких явлений (здесь – выбросов энергии) большое число наблюдений неизбежно приводит лишь к размыванию картины. Точно так же при условии, делающем волатильность рынка взрывной (скажем, один день в пять лет дает половину всех пятилетних колебаний), все прочие дни неизбежно остаются по преиму- ществу спокойными. Если один из миллиона писателей обеспечивает половину книжных продаж, должна существовать бездна авторов, неспособных продать ни единой книги. Это “ловушка для индюшки”, которую я буду обсуждать позже: обыватели (и главы Федеральной резервной системы) ошибочно принимают периоды низкой волатильности (достигаемой стабилизационными мерами) за периоды пониженного риска, не видя, что это – подвижки в Крайнестан. Что ж, добро пожаловать в Серый Крайнестан. Не надо слишком носиться со сложной системой, дарованной вам матерью-природой, – со своим телом. Остерегайтесь рукотворной стабильности Развивая мысль далее, можно понять, каким образом только что упомянутый мною страх перед волатильностью, побуждающий нас вторгаться в природу со своей “регулярно- стью”, ослабляет нас в самых разных сферах. Предотвращение локальных лесных пожаров готовит площадку для пожаров более серьезного масштаба; лечение каждого чиха антибио- тиками подставляет нас под удар опасных эпидемий, в том числе, вероятно, и той большой, великой инфекции, которая переборет все известные антибиотики и будет летать по миру, пользуясь услугами компании “Эр-Франс”. То же самое с другим организмом – экономикой. Наши действия, продиктованные нашим отвращением к изменчивости и страстью к порядку, ускоряют наступление тяжелых кризисов. Искусственно увеличивая структуру в размерах (вместо того, чтобы позволить ей умереть, раз она не в силах противостоять факторам стресса), вы все больше подталкиваете ее к сокрушительному коллапсу – как я уже показывал, говоря о “чернолебяжьей” уязвимо- сти, связанной с увеличением размеров. Вот еще одна вещь, которую выявила катастрофа 2008 года: правительство США (или скорее Федеральная резервная система) годами пыта- лось выровнять экономические циклы, тем самым подвергая нас риску полнейшей разрухи. Вот мое возражение против “стабилизационных” мер и искусственного создания не-вола- тильной среды. Подробнее об этом – позже. А сейчас я бы хотел обсудить некоторые аспекты концепции Черного лебедя, которые, судя по всему, не так уж легко укладываются в голове. Чего и следовало ожидать. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 241 III. Margaritas ante porcos 98 Как не продавать книги в аэропортах. – Минералка в пустыне. – Как извратить чужие идеи и преуспеть в этом Давайте еще раз, с самого начала. “Черный лебедь” – о значимых эпистемических ограничениях, о психологических (гордыня и предвзятость) и философских (математиче- ских) пределах нашего знания – индивидуального и коллективного. Я говорю “значимых”, потому что в центре моего внимания – редкие, сотрясающие мир события, о которые разби- вается наше знание, как эмпирическое, так и теоретическое: чем отдаленнее эти события, тем меньше мы способны их предсказывать, хотя они-то и оставят самый впечатляющий след. Таким образом, “Черный лебедь” – о некоторых человеческих заблуждениях, произ- растающих на многовековой традиции сциентизма и на обилии информации, которая питает нашу самоуверенность, не прибавляя нам знаний по существу. Еще он – о проблеме экспер- тов – о том вреде, который мы сами себе наносим, полагаясь на шарлатанов ученого вида, с уравнениями или без оных, а также на ученых-нешарлатанов, которые до того уверены в правильности своих методов, что отмахиваются от фактов. Штука в том, чтобы не оказаться “индюшкой”, когда это чревато плохими последствиями, хотя просто быть дураком без вреда для себя и для окружающих никому не возбраняется. Главные ошибки в понимании моей идеи Кратко перечислю некоторые из трудностей, которые могут возникнуть при понима- нии идеи этой книги: это типичные ошибки, которые часто допускают профессионалы и, как ни удивительно, гораздо реже – обычный читатель, дилетант, мой друг. Вот этот список. 1. Некоторые ошибочно принимают Черного лебедя (с большой буквы) за проблему логическую. (Речь идет о британских интеллектуалах; интеллектуалы из других стран недо- статочно знают аналитическую философию, чтобы споткнуться об этот камень.) 99 2. Некоторые уверяют, что любые карты, которые есть под рукой, всегда лучше, чем полное отсутствие карт. (Так считают те, у кого нет опыта в картографии, “эксперты” по риску или, что еще хуже, сотрудники Федерального резервного банка США.) Это самое странное из заблуждений. Я знаю мало людей, которые согласились бы лететь в нью-йоркский аэропорт Ла-Гуардиа с пилотом, который собирается ориентиро- ваться по карте аэропорта Атланты, “потому что ничего другого под рукой нет”. Люди с нор- мальными мозгами скорее поедут на машине, сядут в поезд или останутся дома. Но, оказы- ваясь в экономическом пространстве, все они, как профессионалы, предпочитают применять в Крайнестане меры, разработанные для Среднестана, мотивируя это тем, что “ничего дру- гого у нас просто нет”. Обладателям ученых степеней в области общественных наук чужда мысль, отлично усвоенная еще нашими бабушками: следует выбирать пункт назначения, который обозначен у вас на карте, а не выискивать “наилучшую” из имеющихся карт, уже пустившись в путь. 98 Бисер перед свиньями (лат.). 99 Большинство интеллектуалов до сих пор приписывают выражение “черный лебедь” Попперу или Миллю, порой даже Юму, несмотря на известную цитату из Ювенала. Не исключено, что латинская формула “niger cygnus” даже древнее: возможно, она имеет этрусское происхождение. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 242 3. Некоторые думают, что в Черном лебеде каждый видит Черного лебедя. (Эту ошибку делают те, кому не довелось по-настоящему пожить в Бруклине, а потому недостает уличной сметки и социального интеллекта, чтобы сообразить, что среди людей встречаются лохи.) 4. Некоторые не понимают ценности отрицательных советов (“Не лезьте на рожон”) и обращаются ко мне с просьбами посоветовать что-нибудь “конструктивное”, подсказать “следующий шаг”. (Типичная ошибка глав крупных корпораций, а также тех, кто не прочь когда-нибудь их возглавить.) 100 5. Некоторым не ясно, что иногда не делать ничего предпочтительнее, чем делать что- то потенциально вредоносное. (Обычная ошибка всех, кто не ходит в бабушках.) 6. Некоторые лепят на мои идеи броские ярлыки, снятые с полки супермаркета (“скеп- тицизм”, “толстые хвосты”, “степенные законы”), и притягивают эти идеи абсолютно не к тем исследовательским традициям (или, что еще хуже, заявляют, что в основе моих рассуж- дений – “модальная логика”, “нечеткая логика” или еще что-то, о чем говорящий когда-то слыхал краем уха). (Ошибка дипломированных специалистов с обеих берегов Атлантики.) 7. Некоторые полагают, что “Черный лебедь” – о погрешностях при использовании колоколообразной кривой, о которых все вроде бы и без того знали, и что такие погрешности можно исправить, заменив обычное число на Мандельбротово. (Такая ошибка свойственна штатным профессорам финансовых псевдонаук, таким как Кеннет Френч.) 8. Некоторые в 2008 году заявляли, что “все это давно известно” и что в моей идее “нет ничего нового”, – а во время кризиса, естественно, потерпели крах. (Это всё те же финансо- вые горе-профессора, только взявшиеся поработать на Уолл-стрит и севшие на мель.) 9. Некоторые путают мою идею с Попперовой идеей фальсификации – или же берут какие-то мои идеи и вгоняют их в уже знакомые схемы. (Такую ошибку делают преимуще- ственно социологи, преподаватели политологии из Колумбийского университета и прочие умники, которые в своем стремлении быть интеллектуалами-универсалами и заучивают уче- ные слова из Википедии.) 10. Некоторые принимают вероятность (того, что будет) за нечто измеримое, вроде тем- пературы или веса вашей сестры. (Это люди, получившие ученую степень, например, в Мас- сачусетском технологическом институте; поступившие куда-нибудь на службу и проводя- щие время за чтением блогов.) 11. Некоторые зациклились на разнице между онтологической и эпистемической слу- чайностью – истинной случайностью и той, что возникает из-за неполноты информации, – вместо того, чтобы сосредоточиться на более важной разнице между Среднестаном и Край- нестаном. (Это люди без хобби, без личных проблем и без любви, зато с преизбытком сво- бодного времени.) 12. Некоторые думают, будто я призываю не строить прогнозов и не пользоваться моде- лями, тогда как на самом деле я говорю: “Не пользуйтесь линейными прогнозами при опас- ности колоссальных погрешностей” и “Не применяйте моделей в Четвертом квадранте”. (Так ошибаться свойственно тем, кто зарабатывает на жизнь составлением прогнозов.) 13. Некоторые принимают мое предупреждение: “г…о здесь” за простую констатацию факта: “г…о есть”. (Многие бывшие получатели корпоративных бонусов и премий.) 101 100 Многие считают, что я предлагаю делать ставку на Черных лебедей, тогда как на самом деле я призываю остерегаться крушения, которым грозит появление Черного лебедя. Я скорее за бездействие, чем за действие, как вы поймете, прочитав раздел IV. Разница тут колоссальная; меня закидали вопросами люди, интересующиеся, “не зачахнешь ли” в ожидании прилета Черного лебедя (как Ниро, Джованни Дрого или бедный ученый с богатым свояком). Эти последние сделали свой выбор больше по экзистенциальным причинам, чем по экономическим, хотя с экономической точки зрения такая стратегия довольно разумна, если применять ее не индивидуально, а коллективно. 101 Если большая часть тех, кто путается в моих идеях, как-то причастна к экономическим и общественным наукам (притом что среди читателей таковых меньшинство), то это потому, что остальные члены общества, не обремененные таким багажом, моментально секут фишку. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 243 На самом деле мой настоящий друг – это умный, любопытный и непредвзятый диле- тант. Для меня стало приятным сюрпризом, что просвещенный любитель, который само- стоятельно учится по книгам, и журналист (конечно, если он не из “Нью-Йорк тайме”) способны понять мои идеи гораздо лучше профессионалов. Профессионалы менее непо- средственны, они либо просто пролистывают книгу, либо внедряются в нее с определен- ной целью. Читая “для работы” или же для поднятия своего реноме (к примеру, с помо- щью рецензии), а не для удовлетворения искреннего любопытства, обладатели слишком большого (или, возможно, недостаточного) интеллектуального багажа стараются делать это быстро и “эффективно”, выхватывая специальные термины и делая мгновенные сопоставле- ния с уже рассортированными идеями. В результате идеи, высказанные в “Черном лебеде”, сразу же были втиснуты в хорошо известную упрощенную схему, как будто мои взгляды укладываются в рамки стандартного скептицизма, эмпиризма, эссенциализма, прагматизма, попперовского фальсификационизма, найтовской неопределенности, поведенческой эконо- мики, степенных законов, теории хаоса и т. п. Но дилетанты спасли мои идеи. Спасибо тебе, читатель. Как я уже писал, упустить поезд неприятно, только если ты за ним бежишь. Я не стре- мился сделать из “Черного лебедя” бестселлер (предыдущая моя книга уже стала таковым, и я просто хотел написать что-то стоящее), поэтому мне пришлось примириться со множе- ством раздражающих побочных эффектов. Причисленный к бестселлерам, “Черный лебедь” поначалу попал в один разряд с “книгами идей” – чисто журналистской писаниной, выхо- лощенной аккуратным и “компетентным” редактором и покупаемой “мыслящими” бизне- сменами в аэропортах. Предлагать этим просвещенным Bildungsphilisters, на которых рас- считаны “книги идей”, серьезную книгу – то же самое, что угощать любителей кока-колы старинным бордо, а потом еще и выслушивать их комментарии. Их типичная жалоба: они-де ждали каких-то “пошаговых рекомендаций” в духе тех, которыми изобилуют книги о здо- ровом питании, или рассказа о “более совершенных инструментах прогнозирования” – что вполне согласуется с обликом будущей жертвы Черного лебедя. У нас еще пойдет речь о том, как при недугах, сходных с ошибкой подтверждения, шарлатаны дают столь востребо- ванные положительные советы (“что делать”), поскольку люди не слушают советов отрица- тельных (“чего не делать”). Многие фыркают, когда им пытаются объяснить, “как не сесть на мель”, хотя, если учесть, что компании то и дело садятся на мель, совет, как избежать гибели, самый лучший (и самый надежный) из всех возможных. (Особенно вы оцените его после того, как ваши конкуренты попадут в беду и вы сможете законным образом пожи- виться за счет их бизнеса.) 102 Кроме того, многим читателям (к примеру, тем, что работают в области прогнозирования или в банковской сфере) неплохо бы наконец сообразить, что пер- вый пункт их личной “пошаговой инструкции” гласит: уйди из профессии и займись чем- нибудь более этичным. Вдобавок к тому, что эти “книги идей”, выдавая желаемое за действительное, играют на наших ментальных заскоках, они еще отвратительно безапелляционны и мудрены, как отчеты консультантов по вопросам управления, которые лезут из кожи вон, чтобы создать видимость содержательности, на самом деле отсутствующей. Я придумал простой тест на сжимаемость, используя вариант так называемой “колмогоровской сложности” (предельное 102 Вот, к примеру, один анекдот, который поможет объяснить кризис 2008 года. Некто Мэтью Баррет, бывший предсе- датель банка “Барклайс” и Монреальского банка (оба рухнули, не выдержав крайнестанских встрясок, так как использо- вали среднестанские методы управления риском), после всех событий 2008 и 2009 годов жаловался, что “Черный лебедь” не растолковал ему, “как из всего этого выкручиваться”, и что он, Баррет, “не может вести бизнес”, вечно беспокоясь о “чернолебяжьем” риске. Этот человек слыхом не слыхивал о понятии “устойчивость к экстремальным отклонениям”, что лишь иллюстрирует мою мысль: эволюция работает не обучая, а разрушая. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 244 сокращение сообщения без ущерба для его целостности): попытайтесь как можно сильнее ужать книгу – так, чтобы она при этом не утратила ни заложенного в ней смысла, ни эстети- ческого воздействия. Мой друг, романист Рольф Добелли (судя по тому, что Рольф вечно тас- кает меня в альпийские походы, он не любитель медленных прогулок), руководит фирмой, конспектирующей книги для занятых предпринимателей. Так вот он убеждал меня, что его компания выполняет высочайшую миссию, так как почти всякую книгу по бизнесу можно свести к нескольким страницам, полностью сохранив ее содержание и посыл. А вот с рома- нами и философскими трактатами такие штуки не проходят. Стало быть, философское эссе – это начало, а не конец. В отличие от авторов “нон- фикшн”, которые каждый раз, скажем так, перескакивают на свежую, по-журналистски четко очерченную тему, я провожу через все свои книги одну и ту же мысль. Я вижу свою задачу в том, чтобы открыть новый взгляд на знание, положить начало долгому исследова- нию, чему-то истинному. Сейчас, когда моей книге уже несколько лет от роду, мне приятно видеть, что моя идея, распространяясь все шире, приводит вдумчивых ученых к более про- двинутым умозаключениям и дает толчок интересным изысканиям в эпистемологии, инже- нерии, образовании, военном деле, в области операционных систем, статистике, политиче- ской теории, социологии, климатологии, медицине, юриспруденции, эстетике, страховании. (Однако туго усваивается в той сфере, в которой “Черный лебедь” нашел почти мгновенное “чернолебяжье” подтверждение, – экономике.) Мне повезло, что “Республике ученых” потребовалась лишь пара лет (да острый финансовый кризис), чтобы понять: “Черный лебедь” – история философская. |