черный лебедь. Черный лебедь. Непредсказуемости
Скачать 2.55 Mb.
|
Как рассовершать преступления После выхода “Черного лебедя” мои идеи прошли через две четко определяемые ста- дии. На первой стадии, когда он лидировал в списках бестселлеров почти во всех странах, где был издан, многие социологи и финансисты-практики имели глупость выставлять против меня единственный аргумент: он-де печатается чересчур большими тиражами и его книга понятна широкому читателю; а значит – в ней нет никакой оригинальной систематизирован- ной мысли, это всего лишь “популяризация”, не стоящая того, чтобы ее читать и тем паче комментировать. Первая перемена в настрое произошла, когда я опубликовал в самых разных журналах дюжину статей с более сложными математическими, эмпирическими и исследовательскими обоснованиями: так я пытался загладить свое преступление, состоявшее в продаже непо- мерного числа экземпляров собственной книги 103 . Далее – тишина. Никаких опровержений до сих пор не появилось; в моей статье о Четвертом квадранте (в “Международном журнале прогнозирования”) 104 я предоставил железные доказательства того, что почти все (или даже все) экономисты, оперирующие “сверхточной” статистикой, занимаются лишь сотрясением воздуха, внося свой вклад в коллективное надувательство (с распылением ответственности), и не способны ни к какому управлению риском. Несмотря на несколько очернительских кампаний или, скорее, попыток их развязать (обычно вдохнов- ляемых бывшими дельцами с Уолл-стрит или любителями диетической кока-колы), никто 103 Пока вышло около четырнадцати научных (но очень, очень скучных) статей. (Такое скучно и читать, и писать!) Впрочем, их число постоянно растет, и они выходят в среднем по три штуки в год: Талеб (2007), Талеб и Пильпель (2007), Гольдштейн и Талеб (2007), Талеб (2008), Талеб (2009), Талеб, Гольдштейн и Шпицнагель (2009), Талеб и Пильпель (2009), Мандельброт и Талеб (2010), Макридакис и Талеб (2010), Талеб (2010), Талеб и Тапьеро (2010 а), Талеб и Тапьеро (2010 Ь), Талеб и Дуади (2010) и Гольдштейн и Талеб (2010). 104 “International Journal of Forecasting”. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 245 не сумел формально (или хоть неформально) опровергнуть мою теорию – ни мои логико- математические доводы, ни эмпирические. Но при этом я понял нечто важное касательно “упаковки” концепции Черного лебедя. В “Одураченных случайностью” я заявлял (поначалу – исходя из собственного опыта), что “70-процентная выживаемость” – это далеко не то же самое, что “30-процентная смерт- ность”; точно так же и теперь я обнаружил, что говорить исследователям: “Вот где ваши методы будут прекрасно работать” – гораздо лучше, чем говорить им: “Вот чего вы, ребята, не знаете”. Поэтому, когда я представлял карту моих четырех квадрантов тем, кто вплоть до того момента питал ко мне самую яростную вражду – членам Американской статистической ассоциации, – я сказал им: ваши знания отлично работают в этих трех квадрантах, но опа- сайтесь четвертого, ибо там гнездится Черный лебедь, – и тотчас же удостоился одобрения, поддержки, предложений вечной дружбы, прохладительных напитков (диетической кока- колы), приглашений выступить на их собраниях, даже объятий. Это, собственно, и положило начало серии отталкивающихся от моей работы исследовательских статей о местоположе- нии Четвертого квадранта и т. п. Меня пытались убедить, что статистики не отвечают за ошибки социологов, применяющих статистические методы, не понимая их (позже я с ужа- сом в этом удостоверился, должным образом проведя эксперименты: мы обсудим их ниже). Вторую перемену в настрое вызвал кризис 2008 года. Меня по-прежнему приглашали на диспуты, но я перестал принимать эти приглашения, потому что мне стало трудно удер- живаться от улыбки или даже хмыканья, выслушивая запутанную аргументацию. Что скры- валось за этой улыбкой? Удовлетворенность. Не интеллектуальная удовлетворенность побе- дителя в споре: академический мир, как я убедился, неохотно меняет свои мнения, разве что, возможно, в каких-то реальных науках вроде физики. У меня возникало иное чувство: трудно сосредоточиться на беседе, особенно на математической, если, сделав ставку на то, против чего воюет твой оппонент, ты только что выиграл сумму, в сотни раз превышающую его годовой доход. Пересекая пустыню После выхода в свет “Черного лебедя” я пережил психологически трудный период, который французы именуют traversee du deert 105 , когда обезвоживание и потеря ориентации повергают вас в отчаяние посреди песков, через которые вы тащитесь в поисках неведомого пункта назначения – или, может, земли (более или менее) обетованной. Я как оголтелый кричал: “Пожар! Пожар! Пожар!”, предупреждая о скрытых рисках, таящихся в системе, а в ответ слышал лишь претензии к форме подачи в духе следующей: “Вы плохо выговариваете слово “пожар”!” Так, организатор конференции под названием TED 106 (этакого уродца, обра- щающего ученых и мыслителей в низкопробных увеселителей вроде циркачей) не повесил на сайт мою лекцию о Черных лебедях и неустойчивости, заявив, что мой стиль, на его вкус, недостаточно гладок. Разумеется, позже он попытался приписать себе то, о чем я говорил до кризиса 2008 года 107 “Времена изменились”, – твердили наперебой мои оппоненты, цитируя “Великое Спо- койствие” некоего Бена Бернанке (ныне президента Федеральной резервной системы), кото- 105 Переходом через пустыню (фр.). 106 Technology Entertainment Design – Технологии, Развлечения, Дизайн. 107 Это уж несусветная наглость, но вообще-то всякие подтасовки – не редкость. Многие интеллектуально порядочные люди, которых я предупреждал и которые прочли мою книгу, позже обвиняли меня в том, что я ничего не сказал им о кризисе, – у них это просто вылетело из головы. Свежепросвещенной свинье непросто вспомнить, что некогда она уже видела жемчужину, но не знала, что это такое. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 246 рому, как индейке перед Днем благодарения, невдомек, что переход в Крайнестан включает в себя этап резкого падения ежедневной волатильности. И еще, пока я сражался с моделями, социологи без устали повторяли, что они знали это давно и что есть даже пословица: “Нет верных моделей, однако есть полезные”. На самом же деле главная проблема – в том, что “есть вредные”. Крайне вредные. Но, как выразился бы Жирный Тони, “все это разговоры в пользу бедных”. Поэтому мы с Марком Шпицнаге- лем с удвоенной энергией принялись повышать сопротивляемость наших клиентов Черному лебедю (помогая им приблизиться к “штанге”, описанной в главе 11). Мы не сомневались: банковской системе суждено рухнуть под тяжестью скрытых рисков – и это будет наш белый лебедь. Серый лебедь все больше белел по мере того, как система накапливала риски. Чем дольше мы ждали, тем на большее могли рассчитывать. Коллапс произошел примерно через полтора года после выхода этой книги. Мы готовились к нему, заблаговременно делая ставку на провал банковской системы (и защищая клиентов от Черных лебедей), однако прием, ока- занный “Черному лебедю” – не возражения по существу, а выпады против автора, – заставил нас еще крепче призадуматься о необходимости защиты. Подобно Антею, который терял силу, отрываясь от земли, я нуждался в связи с реаль- ным миром, с чем-то настоящим и прикладным. Упаси бог посвящать себя диспутам в тщет- ной попытке склонить оппонентов на свою сторону (людей почти всегда удается убедить лишь в том, что они и без того знают). Окунувшись в действительность, приведя свою жизнь в соответствие со своими идеями (посредством трейдерства), я воспрянул душой и телом; уже одни тиражи моей собственной книги давали мне силу выдерживать всё. За несколько месяцев до того, как разразился кризис 2008 года, на одной вечеринке на меня набросился некий гарвардский психолог, имевший самое смутное представление о теории вероятностей, но, несмотря на это, явно горевший желанием изничтожить меня и мою книгу. (Самые лютые и безжалостные клеветники – обычно те, кто поставляет в книжные лавки конкурирующий товар.) Моя увлеченность делом позволила мне над ним посмеяться – или, что даже хуже, заставила меня ощутить некоторое родство с ним – благодаря его гневу. Уж не знаю, как бы подобная стычка повлияла на психику другого автора, идентичного мне во всех отношениях, но не имеющего касательства ни к трейдерству, ни к профессиональному риску. Когда вы идете своим путем (не важно, добиваясь успеха или нет), вы чувствуете себя более незави- симым, более безразличным к критике, более свободным, более настоящим. В конце концов я все же кое-что вынес из этих диспутов: очевидность того, что “черно- лебяжью” беду накликают главным образом люди, пользующиеся расчетами, в которых они ничего не смыслят, и обнадеживающие всех вокруг, основываясь на ложных результатах. Раньше я задавался вопросом, как люди могут ничтоже сумняшеся применять среднестан- скую цифирь за рамками ее применимости; теперь же мне открылись истинные масштабы проблемы: почти никто из тех, кто профессионально занимается расчетом вероятностей, не понимает, о чем говорит. Это выявилось в ходе моих дебатов и пленарных дискуссий со мно- жеством корифеев, в том числе с четверкой обладателей “нобелевки” по экономике. Честное слово. И их легко было уличить. На свете много финансистов-счетоводов, профессоров и студентов, которые оперируют – и пишут статьи о том, как нужно оперировать, – понятием “стандартное отклонение”, по существу не представляя, что оно означает. А потому их легко загнать в угол элементарными вопросами не о математической, а о смысловой подоплеке их цифр. И мы таки их приперли к стенке. Мы с Дэном Гольдштейном провели экспери- менты со специалистами по расчету вероятностей и с удивлением обнаружили, что 97 % из них пасуют перед элементарными вопросами 108 . Наше знамя подхватили Эмре Сойер и 108 Мы с Дэном Гольдштейном проводили совместные эксперименты по изучению интуитивной реакции человека на различные типы случайностей. Он не любитель медленных прогулок. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 247 Робин Хогарт. Они поставили аналогичный опыт в той мерзопакостной сфере экономики, что именуется эконометрикой (и не выдерживает никакой мало-мальски научной критики), – и получили результат: большинство исследователей не понимают того, чем манипулируют. Теперь, когда я покончил с отчетом об откликах на мою книгу, давайте перейдем к более аналитической части. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 248 IV. Аспергер и онтологический Черный лебедь Действительно ли у “ботаников” нет чутья на лебедей? Социальные навыки в Край- нестане. – О бессмертии д-ра Гринспена “Черный лебедь” – книга об эпистемической ограниченности, из чего следует, что речь в ней идет не о каких-то объективно неожиданных явлениях вроде шторма или автомобиль- ной аварии, а просто о том, чего не предвидит отдельно взятый наблюдатель. Поэтому мне казалось странным, почему многие вроде бы умные люди спрашивали, между прочим, были ли Черными лебедями некоторые события (скажем, Первая мировая или террористическая атака на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года), ведь кто- то же их предсказывал. Разумеется, теракты 11 сентября стали Черным лебедем для тех, кто в них погиб; иначе эти люди не стали бы подвергать себя риску. Но они явно не были Чер- ным лебедем для террористов, задумавших и осуществивших это нападение. Я убил уйму времени (за пределами тяжелоатлетического зала), повторяя: Черный лебедь для индюшки не является Черным лебедем для птичника. Также и кризис 2008 года – это стопроцентно Черный лебедь почти для всех экономи- стов, журналистов и финансистов нашей планеты (в том числе – что вполне объяснимо – для Роберта Мертона и Майрона Шоулза, индюшек из главы 17), но не для вашего покор- ного слуги. (Стоит заметить, для иллюстрации еще одной распространенной ошибки, что из очень немногих “провидцев”, вроде бы “предсказавших” этот кризис, мало кто догадывался о его глубине. Мы еще увидим, как из-за нетипичности крайнестанских явлений в Черного лебедя превращается не только само событие, но и его судьбоносный размах.) Вероятность по Аспергеру Представление о Черном лебеде как о явлении объективном, то есть одинаковом для всех наблюдателей, не только идет вразрез с моей идеей, но, на беду, связано, по-видимому, с недоразвитием той человеческой способности, которую именуют “теорией мышления” или “народной психологией”. Некоторые люди, во всех прочих отношениях вполне разумные, обделены обыденным свойством: подозревать, что осведомленность других не совпадает с их собственной. По данным исследований, таких людей больше всего во всевозможных инженерно-физических отделах. Одного из них, доктора Джона, мы встречали в главе 9. Можете испытать ребенка на развитость у него “теории мышления” с помощью теста “верю – не верю”. Берут двоих детей. Один кладет под кровать игрушку и выходит из ком- наты. Во время его отсутствия другой ребенок – объект опыта – вынимает ее и прячет в коробку. Вы спрашиваете у испытуемого: где первый ребенок станет искать игрушку, когда вернется в комнату? Ребята помладше, скажем, четырехлетки (“теория мышления” начинает развиваться в нас примерно в таком возрасте), укажут на коробку, тогда как дети постарше справедливо заметят, что их партнер посмотрит под кровать. Приблизительно в эти годы дети начинают понимать, что другой человек может быть лишен какой-то информации, кото- рой обладают они сами, и иметь убеждения, отличные от их собственных. Описанный тест позволяет выявлять у взрослых слабые формы аутизма: каким бы острым ни был ум чело- века, мало кто, не затрудняясь, может “влезть в чужую шкуру”, то есть взглянуть на мир под чужим углом зрения. Собственно, имеется даже название у недуга, при котором чело- век может нормально функционировать, но страдает ослабленной формой аутизма: синдром Аспергера. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 249 Психолог Саймон Барон-Коэн провел массу исследований, разграничивая полярные темпераменты по двум качествам: способности к систематизации и способности ставить себя на место другого. Согласно данным Барон-Коэна, чистым “систематизаторам” недо- стает “теории мышления”; их влечет в инженерию и подобные ей сферы (а если не получа- ется, то в математическую экономику); “альтруистов” же тянет к более гуманитарным (лите- ратурным) профессиям. Жирный Тони, конечно же, попадает в более гуманитарную группу. В категории “систематизаторов” преобладают мужчины; в противоположной категории гла- венствуют женщины. Отметьте не такой уж удивительный, но весьма многозначительный факт: люди с син- дромом Аспергера не терпят никакой неоднозначности. Исследования показывают, что категория “систематизаторов”, не видящих Черных лебедей, наводнена представителями академической науки; это те самые люди, которых я в главе 17 окрестил “безумцами Локка”. Единственный формальный тест, устанавливающий прямую связь между “системным” мышлением и тупостью в “чернолебяжьей” сфере, был проведен в 1998 году Джорджем Мартином и мною: мы выяснили, что все отслеженные нами профессора финансового дела и прикладной экономики из крупнейших университетов, вовлеченные в биржевую игру, в конечном счете делали ставки против Черных лебедей, под- ставляя себя под удар. Наш выбор не был случайным: подобного стиля инвестирования в то время придерживались от одной трети до половины всех не-профессоров. Самые известные из тех ученых – опять-таки Майрон Шоулз, увенчанный “нобелем”, и Роберт Мертон-млад- ший, которого Господь сотворил специально для того, чтобы я мог иллюстрировать свою теорию о слепцах, неспособных видеть Черных лебедей 109 . Все они с трудом пережили кри- зис, который сокрушил их компанию “Лонг-Терм Кэпитал Менеджмент”. Обратите внима- ние: те же люди, которых возмущают разговоры о том, что страдающие синдромом Аспер- гера не должны подпускаться к анализу нестандартных рисков и принятию ответственных решений, ибо это опасно для общества, – те же самые люди не стали бы обращаться к чело- веку с чрезвычайно ослабленным зрением, прося его сесть за руль школьного автобуса. Идея моя проста: хотя я читаю Мильтона, Гомера, Таху Хусейна и Борхеса (все они были сле- пыми), видеть их за рулем машины, мчащей меня по шоссе Ницца – Марсель, я бы не хотел. Меня вполне устраивает аппаратура, разработанная инженерами, но я предпочел бы, чтобы судьба общества находилась в руках у тех, кто способен четко различать риски. И снова футурологическая слепота А теперь вспомним свойство, описанное в главе 12: неумение правильно соотносить прошлое с будущим – проявление своего рода аутизма, когда люди не улавливают связей второго порядка; человек не проецирует связь между “прошлым прошлого” и “будущим прошлого” на связь между прошлым и будущим сегодняшнего дня. Например, господин по имени Алан Гринспен, бывший председатель Федерального резервного банка США, отпра- вился в Конгресс, дабы объяснить, что банковский кризис, которому он и его преемник Бер- нанке помогли случиться, невозможно было предвидеть, ибо такого “никогда не случалось раньше”. И ни у одного члена Конгресса не хватило ума воскликнуть: “Алан Гринспен, за 109 Роберт Мертон-младший, “плохой дядя” из главы 17, заслуживший репутацию обладателя в высшей степени меха- нистического ума (благодаря своему интересу к механике и пристрастию к механистическим метафорам при описании неопределенности), был сотворен, судя по всему, с единственной целью – служить примером того, насколько опасным может быть глупое пренебрежение к Черным лебедям. После кризиса 2008 года он выступал в защиту рискованных мер, предложенных экономистами, выдвигая следующий аргумент: кризис, мол, “явился Черным лебедем” (для него, потому что он его не предвидел), а значит, к теориям претензий нет. Он не сделал вывода, что, поскольку мы не умеем предсказы- вать грядущие события, нам нужно страховаться. Обычно гены таких людей быстро вымываются из генофонда человече- ства; впрочем, постоянная преподавательская должность позволяет им продержаться чуть дольше. Н. Талеб. «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник)» 250 свои восемьдесят лет ты ни разу не умирал, но разве это делает тебя бессмертным?” Презрен- ный Роберт Рубин, финаферист, за которым я гонялся в разделе II, бывший секретарь аме- риканского казначейства, применял сходную аргументацию 110 , но этот парень еще и написал толстенную книгу о неопределенности (по иронии судьбы, ею занималась та же издатель- ская команда, которая выпускала “Черного лебедя”). А еще я обнаружил (на сей раз уже без удивления), что ни один исследователь не выяс- нил, можно ли предсказывать значительные скачки в экономике исходя из значительных скачков, случившихся в прошлом: иными словами, имеют ли такие скачки предшественни- ков. Это же элементарнейший тест, настолько же элементарный, как проверить, дышит ли пациент или ввернута ли лампочка, но, что характерно, никто, судя по всему, до него не додумался. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: у масштабных событий не бывает столь же масштабных “прародителей”. У Первой мировой предшественницы не было; финансовую катастрофу 1987 года, когда рынок за один день обрушился чуть ли не на 23 %, невозможно было предугадать по ее самой страшной предшественнице, когда потери за день составили всего лишь около 10 %. И это, конечно, относится почти ко всем подобным событиям. На основании своих изысканий я пришел к выводу, что обычные, “регулярные” события могут служить подспорьем для предсказания других столь же обычных событий, однако события экстремальные (вероятно, потому, что они получают больший размах, когда люди к ним не готовы) почти не удается предсказывать, опираясь на одно прошлое. Меня поражает, что этот факт не очевиден для других. Особенно же меня изумляет, что люди проводят так называемые “стресс-тесты”, принимая за точку отсчета самый силь- ный из прошлых скачков, чтобы спрогнозировать самый сильный из скачков, возможных в будущем. Им не приходит в голову, что, применяя свой метод до скачка, принятого ими за отправной, они ни за что не просчитали бы его заранее 111 А ведь у этих людей имеются ученые степени в области экономики; некоторые – про- фессора, притом один из них – глава Федеральной резервной системы (по крайней мере сей- час, когда я это пишу). Неужели высокие звания и степени делают людей невосприимчи- выми к элементарным идеям? Что ж, римский поэт Лукреций, не ходивший в бизнес-школу, уже написал, что мы вос- принимаем самый большой объект (любого рода), встреченный нами в жизни, как вообще самый крупный из существующих: “…et ingens //Arbor homoque videtur, et omnia de genere omni / Maxima quae vidit quisque, haec ingentia fingit…” 112 110 Это очень удобная аргументация для оправдания морального авантюризма и бесчестных (при этом замаскированных под вероятностные) методов извлечения прибыли. Рубин положил себе в карман более ста миллионов долларов из прибыли, извлеченной компанией “Ситигруп” из скрытых рисков, которые лишь иногда приводят к взрыву. Доведя дело до краха, Рубин нашел отговорку: “Такого никогда раньше не случалось”. Он сохранил свои деньги; мы же, налогоплательщики, в том числе учителя и парикмахеры, вынуждены были взять компанию на поруки и возместить ее убытки. Это я и называю элементом морального авантюризма: когда премии и бонусы платятся людям, которым перед Черным лебедем никак не устоять, о чем мы знали заранее. Это “заранее” очень меня злит. 111 На самом деле речь идет об отсутствии мышления более высокого порядка – неспособности задаться вопросом: “Верен ли мой метод оценки того, что верно, а что – нет?” А это, как мы увидим из следующей главы, – центральный вопрос, когда мы имеем дело с вероятностью. Потому-то докторы джоны с простодушием лохов верят в определенные формулы, как в Бога. Им недоступна мета-вероятность, вероятность более высокого порядка – то есть вероятность того, что та вероятность, из которой они исходят, может оказаться ложной. 112 “…так же громадны // Будут для них человек, или дерево, или другие // Вещи, пока не пришлось повстречать им еще величайших…” Лукреций. О природе вещей. Кн. VI. Перевод Ф.АПетровского. |