Мертвые души. Николай Васильевич ГогольМертвые души
 Скачать 1.56 Mb.
|
|
– Давно ты здесь стоишь? – С утра, ваше благородие! – Долго до смены? – Три часа, ваше благородие! – Ты мне будешь нужен. Я скажу офицеру, чтобы наместо тебя отрядил другого. – Слушаю, ваше благородие! И, уехав домой, ни минуты не медля, чтобы не за- мешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, оказался в усах и бакенбардах – сам черт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, и, схва- тивши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чи- новным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился, в усах и с ружьем, как следует, к часовым: – Ступай, меня прислал командир выстоять, наме- сто тебя, смену. – Обменился с часовым и стал сам с ружьем. Только этого было и нужно. В это время наместо прежней бабы очутилась другая, ничего не знавшая и не понимавшая. Прежнюю запрятали куды-то так, что и потом не узнали, куда она делась. В то время, когда Самосвистов подвизался в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губерна- тору дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> сек- ретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доно- сит, – и всех привел в такое положение, что к нему должны были обратиться за советами. Произошла та- кая бестолковщина: донос сел верхом на доносе, и пошли открываться такие дела, которых и солнце не видало, и даже такие, которых и не было. Все пошло в работу и в дело: и кто незаконнорожденный сын, и какого рода и званья у кого любовница, и чья же- на за кем волочится. Скандалы, соблазны, и все так замешалось и сплелось вместе с историей Чичико- ва, с мертвыми душами, что никоим образом нель- зя было понять, которое из этих дел было главней- шая чепуха: оба казались равного достоинства. Когда стали наконец поступать бумаги к генерал-губернато- ру, бедный князь ничего не мог понять. Весьма ум- ный и расторопный чиновник, которому поручено бы- ло сделать экстракт, чуть не сошел с ума: никаким об- разом нельзя было поймать нити дела. Князь был в это время озабочен множеством других дел, одно дру- гого неприятнейших. В одной части губернии оказал- ся голод. Чиновники, посланные раздать хлеб, как-то не так распорядились, как следовало. В другой части губернии расшевелились раскольники. Кто-то пропу- стил между ними, что народился антихрист, который и мертвым не дает покоя, скупая какие-то мертвые ду- ши. Каялись и грешили и, под видом изловить анти- христа, укокошили неантихристов. В другом месте му- жики взбунтовались против помещиков и капитан-ис- правников. Какие-то бродяги пропустили между ними слухи, что наступает такое время, что мужики долж- ны <быть> помещики и нарядиться во фраки, а поме- щики нарядятся в армяки и будут мужики, – и целая волость, не размысля того, что слишком много вый- дет тогда помещиков и капитан-исправников, отказа- лась платить всякую подать. Нужно было прибегнуть к насильственным мерам. Бедный князь был в самом расстроенном состоянии духа. В это время доложили ему, что пришел откупщик. – Пусть войдет, – сказал князь. Старик взошел… – Вот вам Чичиков! Вы стояли за него и защищали. Теперь он попался в таком деле, на какое последний вор не решится. – Позвольте вам доложить, ваше сиятельство, что я не очень понимаю это дело. – Подлог завещания, и еще какой!.. Публичное на- казание плетьми за этакое дело! – Ваше сиятельство, скажу не с тем, чтобы за- щищать Чичикова. Но ведь это дело не доказанное: следствие еще не сделано. – Улика: женщина, которая была наряжена наме- сто умершей, схвачена. Я ее хочу расспросить нароч- но при вас. – Князь позвонил и дал приказ позвать ту женщину. Муразов замолчал. – Бесчестнейшее дело! И, к стыду, замешались первые чиновники города, сам губернатор. Он не дол- жен быть там, где воры и бездельники! – сказал князь с жаром. – Ведь губернатор – наследник; он имеет право на притязания; а что другие-то со всех сторон прицепи- лись, так это-с, ваше сиятельство, человеческое дело. Умерла-с богатая, распоряженья умного и справедли- вого не сделала; слетелись со всех сторон охотники поживиться – человеческое дело… – Но ведь мерзости зачем же делать?.. Подлецы! – сказал князь с чувством негодованья. – Ни одного чи- новника нет у меня хорошего: все – мерзавцы! – Ваше сиятельство! да кто ж из нас, как следует, хорош? Все чиновники нашего города – люди, имеют достоинства и многие очень знающие в деле, а от гре- ха всяк близок. – Послушайте, Афанасий Васильевич, скажите мне, я вас одного знаю за честного человека, что у вас за страсть защищать всякого рода мерзавцев? – Ваше сиятельство, – сказал Муразов, – кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, ко- гда знаешь, что он половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несча- стья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую неспра- ведливость. – Как! – воскликнул в изумлении князь, совершенно пораженный таким нежданным оборотом речи. Муразов остановился, помолчал, как бы соображая что-то, и наконец сказал: – Да вот хоть бы по делу Дерпенникова. 106 – Афанасий Васильевич! Преступленье против ко- ренных государственных законов, равное измене зем- ле своей! – Я не оправдываю его. Но справедливо ли то, если юношу, который по неопытности своей был обольщен и сманен другими, осудить так, как и того, который был один из зачинщиков? Ведь участь постигла ров- ная и Дерпенникова, и какого-нибудь Вороного-Дрян- ного; а ведь преступленья их не равны. – Ради бога… – сказал князь с заметным волне- ньем, – вы что-нибудь знаете об этом? скажите. Я именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи. – Нет, ваше сиятельство, я не насчет того говорю, чтобы я знал что-нибудь такое, чего вы не знаете. Хо- тя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, по- тому <что> через это пострадал бы другой. А я ду- 106 Ранее: Тентетникова. маю только то, что не изволили ли вы тогда слишком поспешить. Извините, ваше сиятельство, я сужу по своему слабому разуму. Вы несколько раз приказы- вали мне откровенно говорить. У меня-с, когда я еще был начальником, много было всяких работников, и дурных и хороших… Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, ес- ли не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь с первого раза, – запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься: а как с участием его рас- спросишь, как брат брата, – сам все выскажет и даже не просит о смягчении, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон. Князь задумался. В это время вошел молодой чи- новник и почтительно остановился с портфелем. За- бота, труд выражались на его молодом и еще свежем лице. Видно было, что он недаром служил по особым порученьям. Это был один из числа тех немногих, ко- торый занимался делопроизводством con amore. Не сгорая ни честолюбьем, ни желаньем прибытков, ни подражаньем другим, он занимался только потому, что был убежден, что ему нужно быть здесь, а не на другом месте, что для этого дана ему жизнь. Следить, разобрать по частям и, поймавши все нити запутан- нейшего дела, разъяснить его – это было его дело. И труды, и старания, и бессонные ночи вознагражда- лись ему изобильно, если дело наконец начинало пе- ред ним объясняться, сокровенные причины обнару- живаться, и он чувствовал, что может передать его все в немногих словах, отчетливо и ясно, так что вся- кому будет очевидно и понятно. Можно сказать, что не столько радовался ученик, когда пред ним раскры- валась какая-<нибудь> труднейшая фраза и обнару- живается настоящий смысл мысли великого писате- ля, как радовался он, когда пред ним распутывалось запутаннейшее дело. Зато… 107 108 – …хлебом в местах, где голод; я эту часть по- лучше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно. Да если позволите, ваше сиятельство, я поговорю и с раскольниками. Они-то с нашим братом, с простым человеком, охотнее разговорятся. Так, бог весть, может быть, помогу уладить с ними миролюби- во. А денег-то от вас я не возьму, потому что, ей-богу, стыдно в такое время думать о своей прибыли, когда умирают с голода. У меня есть в запасе готовый хлеб; я и теперь еще послал в Сибирь, и к будущему лету вновь подвезут. 107 Далее часть рукописи отсутствует. 108 Текст начинается с новой страницы, начало фразы в рукописи от- сутствует. – Вас может только наградить один Бог за такую службу, Афанасий Васильевич. А я вам не скажу ни одного слова, потому что, – вы сами можете чувство- вать, – всякое слово тут бессильно. Но позвольте мне одно сказать насчет той просьбы. Скажите сами: имею ли я право оставить это дело без внимания и справедливо ли, честно ли с моей стороны будет про- стить мерзавцев. – Ваше сиятельство, ей-богу, этак нельзя называть, тем более что из <них> есть многие весьма достой- ные. Затруднительны положенья человека, ваше си- ятельство, очень, очень затруднительны. Бывает так, что, кажется, кругом виноват человек: а как войдешь – даже и не он. – Но что скажут они сами, если оставлю? Ведь есть из них, которые после этого еще больше подымут нос и будут даже говорить, что они напугали. Они первые будут не уважать… – Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам все известно, и представьте им ваше собственное поло- жение точно таким самым образом, как вы его изволи- ли изобразить сейчас передо мной, и спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на вашем по- ложении? – Да вы думаете, им будут доступны движенья бла- городнейшие, чем каверзничать и наживаться? По- верьте, они надо мной посмеются. – Не думаю-с, ваше сиятельство. У 109 человека, да- же и у того, кто похуже других, все-таки чувство спра- ведливо. Разве жид какой-нибудь, а не русский. Нет, ваше сиятельство, вам нечего скрываться. Скажите так точно, как изволили перед <мной>. Ведь они вас поносят, как человека честолюбивого, гордого, кото- рый и слышать ничего не хочет, уверен в себе, – так пусть же увидят всё, как оно есть. Что ж вам? Ведь ваше дело правое. Скажите им так, как бы вы не пред ними, а пред самим Богом принесли свою исповедь. – Афанасий Васильевич, – сказал князь в разду- мье, – я об этом подумаю, а покуда благодарю вас очень за совет. – А Чичикова, ваше сиятельство, прикажите отпу- стить. – Скажите этому Чичикову, чтобы он убирался от- сюда как можно поскорей, и чем дальше, тем лучше. Его-то уже я бы никогда не простил. Муразов поклонился и прямо от князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма по- койно занимавшегося довольно порядочным обедом, который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фра- 109 русского зам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусни- ков. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта. – Послушайте-с, Павел Иванович, – сказал он, – я привез вам свободу на таком условии, чтобы сейчас вас не было в городе. Собирайте все пожитки свои – да и с Богом, не откладывая ни минуту, потому что де- ло еще хуже. Я знаю-с, вас тут один человек настраи- вает; так объявляю вам по секрету, что такое еще де- ло одно открывается, что уж никакие силы не спасут этого. Он, конечно, рад других топить, чтобы нескуч- но, да дело к разделке. Я вас оставил в расположенье хорошем, – лучшем, нежели в каком теперь. Советую вам-с не в шутку. Ей-<ей>, дело не в этом имуществе, из-за которого спорят и режут друг друга люди, точ- но как можно завести благоустройство в здешней жиз- ни, не помысливши о другой жизни. Поверьте-с, Па- вел Иванович, что покамест, брося все то, из-за чего грызут и едят друг друга на земле, не подумают о бла- гоустройстве душевного имущества, не установится благоустройство и земного имущества. Наступят вре- мена голода и бедности, как во всем народе, так и по- рознь во всяком… Это-с ясно. Что ни говорите, ведь от души зависит тело. Как же хотеть, чтобы <шло> как следует. Подумайте не о мертвых душах, а <о> своей живой душе, да и с Богом на другую дорогу! Я тож вы- езжаю завтрашний день. Поторопитесь! не то без ме- ня беда будет. Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумал- ся. Значенье жизни опять показалось немаловажным. «Муразов прав, – сказал он, – пора на другую доро- гу!» Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой по- тащил за ним шкатулку, другой – чемодан белья. Се- лифан и Петрушка обрадовались, как бог знает чему, освобожденью барина. – Ну, любезные, – сказал Чичиков, обратившись <к ним> милостиво, – нужно укладываться да ехать. – Покатим, Павел Иванович, – сказал Селифан. – Дорога, должно быть, установилась: снегу выпало до- вольно. Пора уж, право, выбраться из города. Надоел он так, что и глядеть на него не хотел бы. – Ступай к каретнику, чтобы поставил коляску на полозки, – сказал Чичиков, а сам пошел в город, но ни <к> кому не хотел заходить отдавать прощальных визитов. После всего этого события было и нелов- ко, – тем более, что о нем множество ходило в городе самых неблагоприятных историй. Он избегал всяких встреч и зашел потихоньку только к тому купцу, у кото- рого купил сукна наваринского пламени с дымом, взял вновь четыре аршина на фрак и на штаны и отправил- ся сам к тому же портному. За двойную <цену> мастер решился усилить рвение и засадил всю ночь работать при свечах портное народонаселение – иглами, утю- гами и зубами, и фрак на другой день был готов, хотя и немножко поздно. Лошади все были запряжены. Чи- чиков, однако ж, фрак примерил. Он был хорош, точь- точь как прежний. Но, увы! он заметил, что в голове уже белело что-то гладкое, и примолвил грустно: «И зачем было предаваться так сильно сокрушенью? А рвать волос не следовало бы и подавно». Расплатив- шись с портным, он выехал наконец из города в ка- ком-то странном положении. Это был не прежний Чи- чиков. Это была какая-то развалина прежнего Чичи- кова. Можно было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, которое разобрано с тем, чтобы строить из него же новое; а новое еще не начиналось, потому что не пришел от архитектора определительный план и работники остались в недо- уменье. Часом прежде его отправился старик Мура- зов, в рогоженной кибитке, вместе с Потапычем, а ча- сом после отъезда Чичикова пошло приказание, что князь, по случаю отъезда в Петербург, желает видеть всех чиновников до едина. В большом зале генерал-губернаторского дома со- бралось все чиновное сословие города, начиная от губернатора до титулярного советника: правители канцелярий и дел, советники, асессоры, Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие душой, полукривившие и вовсе не кривив- шие, – все ожидало с некоторым не совсем спокой- ным ожиданием генеральского выхода. Князь вышел ни мрачный, ни ясный: взор его был тверд, так же как и шаг… Все чиновное собрание поклонилось, многие – в пояс. Ответив легким поклоном, князь начал: – Уезжая в Петербург, я почел приличным повидать- ся с вами всеми и даже объяснить вам отчасти при- чину. У нас завязалось дело очень соблазнительное. Я полагаю, что многие из предстоящих знают, о ка- ком деле я говорю. Дело это повело за собою откры- тие и других, не менее бесчестных дел, в которых за- мешались даже наконец и такие люди, которых я до- селе почитал честными. Известна мне даже и сокро- венная цель спутать таким образом все, чтобы оказа- лась полная невозможность решить формальным по- рядком. Знаю даже, и кто главная пружина и чьим со- кровенным…, 110 хотя он и очень искусно скрыл свое участие. Но дело в том, что я намерен это следить не формальным следованьем по бумагам, а военным быстрым судом, как в военное <время>, и надеюсь, что государь мне даст это право, когда я изложу все это дело. В таком случае, когда нет возможности про- извести дело гражданским образом, когда горят шка- 110 В рукописи не дописано. фы с <бумагами> и, наконец, излишеством лживых посторонних показаний и ложными доносами стара- ются затемнить и без того довольно темное дело, – я полагаю военный суд единственным средством и же- лаю знать мнение ваше. Князь остановился, как <бы> ожидая ответа. Все стояло, потупив глаза в землю. Многие были бледны. – Известно мне также еще одно дело, хотя произво- дившие его в полной уверенности, что оно никому не может быть известно. Производство его уже пойдет не по бумагам, потому что истцом и челобитчиком я буду уже сам и представлю очевидные доказательства. Кто-то вздрогнул среди чиновного собрания; неко- торые из боязливейших тоже смутились. – Само по себе, что главным зачинщикам должно последовать лишенье чинов и имущества, прочим – отрешенье от мест. Само собой разумеется, что в чис- ле их пострадает и множество невинных. Что ж де- лать? Дело слишком бесчестное и вопиет о правосу- дии. Хотя я знаю, что это будет даже и не в урок дру- гим, потому что наместо выгнанных явятся другие, и те самые, которые дотоле были честны, сделаются бесчестными, и те самые, которые удостоены будут доверенности, обманут и продадут, – несмотря на все это, я должен поступить жестоко, потому что вопиет правосудие. Знаю, что меня будут обвинять в суровой жестокости, но знаю, что те будут еще… 111 меня те же обвинять… Я должен обратиться теперь только в од- но бесчувственное орудие правосудия, в топор, кото- рый должен упасть на головы. Содроганье невольно пробежало по всем лицам. Князь был спокоен. Ни гнева, ни возмущенья ду- шевного не выражало его лицо. – Теперь тот самый, у которого в руках участь мно- гих и которого никакие просьбы не в силах были умо- лить, тот самый бросается теперь к ногам вашим, вас всех просит. Все будет позабыто, изглажено, проще- но; я буду сам ходатаем за всех, если исполните мою просьбу. Вот моя просьба. Знаю, что никакими сред- ствами, никакими страхами, никакими наказаниями нельзя искоренить неправды: она слишком уже глу- боко вкоренилась. Бесчестное дело брать взятки сде- лалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестны- ми. Знаю, что уже почти невозможно многим идти про- тиву всеобщего теченья. Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда приходит- ся спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и жертвует всем, – я должен сделать клич хотя к тем, у которых еще есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь слово «благородство». Что 111 Край листа рукописи оторван. тут говорить о том, кто более из нас виноват! Я, мо- жет быть, больше всех виноват; я, может быть, слиш- ком сурово вас принял вначале; может быть, излиш- ней подозрительностью я оттолкнул из вас тех, кото- рые искренно хотели мне быть полезными, хотя и я, с своей стороны, мог бы также сделать <им упрек>. Ес- ли они уже действительно любили справедливость и добро своей земли, не следовало бы им оскорбиться на надменность моего обращения, следовало бы им подавить в себе собственное честолюбие и пожерт- вовать своей личностью. Не может быть, чтобы я не заметил их самоотверженья и высокой любви к доб- ру и не принял бы наконец от них полезных и умных советов. Все-таки скорей подчиненному следует при- меняться к нраву начальника, чем начальнику к нра- ву подчиненного. Это законней, по крайней мере, и легче, потому что у подчиненных один начальник, а у начальника сотни подчиненных. Но оставим теперь в сторону, кто кого больше виноват. Дело в том, что при- шло нам спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных язы- ков, а от нас самих; что уже, мимо законного управ- ленья, образовалось другое правленье, гораздо силь- нейшее всякого законного. Установились свои усло- вия; все оценено, и цены даже приведены во всеоб- щую известность. И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей и правителей, не в силах поправить зла, как <ни> ограничивай он в дей- ствиях дурных чиновников приставленьем в надзира- тели других чиновников. Все будет безуспешно, поку- да не почувствовал из нас всяк, что он так же, как в эпоху восстанья народ вооружался против <врагов>, так должен восстать против неправды. Как русский, как связанный с вами единокровным родством, одной и тою же кровью, я теперь обращаюсь <к> вам. Я об- ращаюсь к тем из вас, кто имеет понятье какое-ни- будь о том, что такое благородство мыслей. Я пригла- шаю вспомнить долг, который на всяком месте пред- стоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это уже нам всем темно представляется, и мы ед- ва… 112 112 На этом рукопись обрывается. |