Главная страница

Лейст. О. Э. Лейст. Сущность права. Проблемы теории и философии права


Скачать 2.1 Mb.
НазваниеО. Э. Лейст. Сущность права. Проблемы теории и философии права
АнкорЛейст.doc
Дата03.05.2017
Размер2.1 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаЛейст.doc
ТипДокументы
#6772
страница33 из 36
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   36
Глава 7. Изучение права

249


но для современного юридического мышления. Почти во всех учеб­никах и учебных пособиях часто встречаются тавтологии: "пра­воотношение — это правовое отношение, отношение, имеющее пра­вовой характер", "субъективное право — право субъекта", "пра­вонарушение — нарушение права", "ответственность — необходи­мость отвечать", "государственное принуждение — это принужде­ние, осуществляемое государством", "источник права — то, из чего вытекает право", "правотворчество — деятельность, направленная на создание права", "юридические факты — факты, имеющие юри­дический характер", "всенародная воля — это воля всего народа", "правопорядок — порядок, установленный правом", "объективное право — право, существующее объективно", "правосознание — осоз­нание права", "виды правопонимания — способы понимания пра­ва", "орган государства — часть системы государственных органов" и т. п.

Долгое ограничение логического мышления идеологически­ми установками породило повышенный интерес к терминам, их происхождению и толкованию. В литературе порой больше вни­мания уделялось тому, кто первым придумал и ввел термин "пра­вовое государство", чем раскрытию сущности этого понятия. В результате малозначительный немецкий юрист Р. Моль, использо­вавший термин "Rechtsstaat", ставится чуть ли не на один уро­вень с И. Кантом, разработавшим теорию правового государства и показавшим его отличие от государства деспотического, полицей­ского1.

В некоторых исследованиях придумыванию новых терминов придается столь большое значение, что в связи с положениями, вынесенными на защиту, в диссертациях утверждается: "введена в научный оборот новая терминология, ...предложены новые фор­мулировки понятий...". Однако эти новые термины и формулиров­ки, носящие, как правило, вычурный характер, в науке не прижи­ваются по той причине, что наука довольствуется привычной, об­щеизвестной терминологией, но ищет и высоко ценит новые идеи.

В теоретической и учебной литературе еще сохранился быто­вавший способ объяснения понятий и категорий общей теории права

1 См., например: Современная идеологическая борьба: вопросы госу­дарства и демократии. М., 1982. С. 176.

Интерес к аналогичным изысканиям в свое время питал Г. Еллинек, не преувеличивавший, однако, исторического и теоретического значения авторов, впервые использовавших тот или иной термин. Так, высказав предположение, что первым термин "государство (stato)" использовал Н. Макиавелли, Еллинек более не обращался к этому предположению (см.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 83). В нашей лите­ратуре этому терминологическому новшеству придавалось чуть ли не первостепенное значение // История политических и правовых учений. Средние века и Возрождение. М., 1986. С. 313—315 и др.

и некоторых отраслевых наук при опоре не на исследования зако­нодательства и практики его реализации, а при помощи ссылок на толковые словари.

Так, при исследовании теоретических проблем юридической ответственности за правонарушение выявился тупиковый путь се­мантических изысканий, ведущих к схоластическому теоретизиро­ванию. Известно, что изучение права невозможно без исследова­ния текста нормативных актов; бесспорно, что в юриспруденции особенно важно точное соизмерение слов, терминов, формулиро­вок с выражаемыми ими понятиями; общепризнано, что уточне­ние в случае необходимости этих слов, терминов, формулировок, направленное на совершенствование закона и практики его при­менения, — одна из задач правовой науки. Но столь же известно, бесспорно и общепризнано, что здесь кроется определенная опас­ность: возможность подмены изучения права как социальной ре­альности изучением терминологии закона, в результате чего ста­нут исследоваться не правовые понятия и категории, а различные значения слов, содержащихся в нормативных актах. К сожале­нию, эта возможность (опасность) сказалась при исследовании пра­вовых санкций и ответственности. Оба термина не однозначны. В законодательстве, а также в юридической литературе они исполь­зуются в разных смыслах. Различны и способы сочетания этих терминов. Скажем, в суждении — давший санкцию несет за это ответственность — оба термина используются не в их наиболее распространенных значениях, и тем не менее суждение понятно и верно. Возможны и другие сочетания слов "санкция" и "ответ­ственность", дающие поводы для филологических изысканий. Мно­гообразие значений слова "санкция" не стало таким поводом, по­скольку слишком очевидно различие понятий, обозначаемых этим термином. Никто, насколько известно, не пытался определить со­отношение санкции правовой нормы с санкцией прокурора на обыск, а той и другой — с санкционированием правовых норм. С от­ветственностью случилось иначе: многообразие значений этого тер­мина, которым определяются различные, но иногда связанные по­нятия, стало причиной терминологических упражнений, где ар­гументация строится на доводах, опирающихся не на право, прак­тику его применения и тенденции развития, а на толковые сло­вари. В некоторых исследованиях такой аргументации придается чуть ли не основное, решающее значение, а тексты нормативных актов служат лишь поводом для рассуждений о значениях слова "ответственность" и соотношениях этих значений. Беда не только в том, что подобные изыскания заслоняют изучение права, но и в том, а это еще хуже, что они вступили с ним в радикальное проти­воречие.

Одним из проявлений примитивного мышления в период зас­тоя стало определение ответственности как "обязанности отвечать",

9-6513

250

Сущность права. Проблемы теории и философии права

Глава 7. Изучение права

251


"дать отчет". Такое определение теоретически несостоятельно и практически бесплодно. Оно логически упречно, ибо определение дается через определяемое1. Применительно к юридической ответ­ственности за правонарушения оно вообще неверно. Утверждалось, например, что "в конкретных отношениях ответственности госу­дарственные органы и некоторые должностные лица имеют пра­во применять принуждение, а именно — принудительно требовать отчета (разрядка моя. — О. Л.) в совершенном правонарушении". Между тем именно это (выделенное разрядкой) категорически запрещено не только нашим законом, но и Между­народными пактами о правах человека. Иными словами, результа­том семантических упражнений стало определение ответственнос­ти, противоречащее ее кардинальному институту — праву на за­щиту лица, официально обвиняемого в правонарушении.

Особенно тревожно, что противоречащее закону определение "ответственность — обязанность отвечать" чаще других прилага­ется к ответственности уголовной, осуществление которой нераз­рывно связано с обширными институтами права обвиняемого на защиту, практически несовместимого с теоретически (семантичес­ки) конструируемой "обязанностью отвечать". Через обязанность дать ответ, держать отчет не может быть раскрыто и содержание имущественной ответственности, поскольку нарушитель договор­ных обязательств или причинитель имущественного вреда юри­дически обязан возместить вред или ущерб, уплатить неустойку (штраф, пени), а не отчитываться в содеянном перед потерпевшим. В самом деле, неужели нормальна ситуация, если в ответ на обо­снованную претензию нарушитель договора или причинитель вре­да направляет потерпевшему отчет о своей деятельности, дости­жениях, близких и далеких перспективах, трудностях, недостат­ках, об обстоятельствах допущенного нарушения и т. д., а потер­певший тщательно изучает этот отчет, вместо того, чтобы обратить­ся в суд или арбитраж для взыскания убытков или неустоек?

Распространенность семантических определений ответствен­ности не столь безобидна, как может показаться на первый взгляд. Жизненность и обоснованность любой теоретической модели про-

1 Некоторые авторы поясняли, что в приведенном определении сло­во "отвечать" используется в особом, специальном смысле без раскры­тия содержания этого смысла. Такая оговорка более всего доказывает, что здесь нет ни смысла, ни определения. Суждение "ответственность — это обязанность отвечать" вполне аналогично инфантильным рассуждениям типа: "гражданский кодекс — это закон о гражданстве"; "уголовное пре­следование по делам публичного обвинения осуществляет публика, при­сутствующая в зале судебного заседания"; "свобода совести — способность поступать бессовестно", "голосовать — громко говорить, кричать, вопить, голосить", "ответственность — необходимость отвечать, объяснять, отчи­тываться".

вернется практикой. Для правоведения существенно важны такие критерии истинности теоретического построения, как, во-первых, возможность воплотить его в законодательстве, во-вторых, влия­ние на практику применения закона.

Некоторые философы-социологи даже предлагали изменить действующее законодательство нашей страны в духе инквизици­онного процесса Средних веков, обязав подозреваемого и обвиня­емого в уголовном процессе под страхом принуждения давать прав­дивые показания. "Какое право обвиняемого было бы тем самым нарушено? Никакого, кроме "права" искать всевозможные лазей­ки для уклонения от ответственности. В целом обязанность отчи­таться в содеянном перед государством можно считать компонен­том ответственности..."1. К сожалению, с поддержкой предложения изменить наше законодательство в духе инквизиционного процес­са выступали даже некоторые юристы. Такие предложения ради­кально противоречат не только принципам отечественного зако­нодательства, выраженным в Конституции Российской Федерации (ст. 49, 51 и др.), но и общепризнанным нормам международного права (например, ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах).

В течение ряда лет студентам и слушателям юридических вузов, а также практическим работникам нередко внушается не­верная мысль, что. сущность ответственности в том и состоит, что лицо, совершившее правонарушение, юридически обязано отвечать, давать отчет. Воспринимаемое в общем контексте понятий и кате­горий общей теории права, где понятие юридической обязанности имеет вполне определенный и точный смысл, предположение о та­ких обязанностях правонарушителя способно направить практику применения закона на неверный путь.

Если лицо, совершившее преступление, обязано отвечать и отчитаться в содеянном, но на вопросы следователя не отвечает или меняет показания, отрицает вину, оспаривает обвинение, заявля­ет ходатайства, то почему бы на одном лишь этом основании не изменить ему меру пресечения на более строгую? К сожалению, такой и другие способы подкрепления незаконной санкцией несу­ществующей обязанности отвечать на практике имеют место (на­пример, допрос подозреваемого как свидетеля, т. е. под угрозой уго­ловной ответственности за дачу ложных показаний). С этими нару­шениями законности ведется борьба, но их трудно искоренить, если приписывать правонарушителю обязанности, не предусмотренные законом.

1 Обзор соответствующей литературы см.: Лейст О. Э. Санкции и ответственность по советскому праву (теоретические проблемы). М., 1981; Проблемы теории государства и права. М., 2001. С. 631 и след. Там же на­званы цитируемые произведения.

252

Сущность права. Проблемы теории и философии права

Глава 7. Изучение права

253


Аналогичные ошибки существуют и в судебной практике. Вер­ховные суды не раз отмечали недопустимость расширительного тол­кования судами обстоятельств, отягчающих ответственность, в ча­стности, ссылок отдельных судов при избрании более строгой ме­ры наказания на отрицание подсудимым своей вины или на по­пытку скрыться с места совершения преступления. В то же время порой допускается ограничительное толкование обстоятельств, смяг­чающих ответственность. Верховные суды неоднократно отменяли или изменяли приговоры нижестоящих судов по той причине, что при определении наказания они не учли явку с повинной. Но не коренится ли причина всех этих ошибок в том, что некоторые су­дьи психологически воспринимают явку преступника с повинной лишь как выполнение им элементарной, во многих учебниках на­званной обязанности отвечать, дать отчет в содеянном, что не дол­жно влечь льгот и послаблений, а отрицание вины или попытку скрыться с места преступления, наоборот, как нарушение этой обя­занности, отягчающее ответственность?

Наконец, произвольно выведенное из термина семантическое определение ответственности продолжает негативно влиять на раз­витие науки и подготовку научных кадров. Например, в авторефе­рате одной из недавно защищенных кандидатских диссертаций административная ответственность определяется как "обязанность правонарушителя отвечать за свое противоправное и виновное де­яние, которая реализуется посредством применения мер государ­ственного принуждения, предусмотренного законодательством". Кто кому отвечает и как можно отвечать посредством применения (кем и к кому?) мер государственного принуждения, мы, как ни стара­лись, понять не смогли.

Одним из порождений семантических изысканий стала также идея "правовой позитивной ответственности", под которой понима­ется не ответственность лица, совершившего правонарушение, а, наоборот, правомерное поведение лица, не совершающего право­нарушений. Это понятие появилось и получило распространение в конце 60-х годов; его сторонники ссылались на многозначность слова "ответственность" и на необходимость повышения философской оснащенности общей теории права.

В литературе по философии, социологии, этике социальная ответственность обычно рассматривается в качестве единства внут­ренних побуждений личности и велений долга (перед другими людь­ми, обществом, коллективом), форм внешнего и внутреннего конт­роля или соотношения способности и возможности человека пред­видеть результаты своих действий, признавать их своими. Попытки применить эти понятия в правоведении породили представление о "двухаспектной правовой ответственности", согласно которому кро­ме юридической ответственности за правонарушение существует правовая позитивная ответственность — осознание долга, обязан-

ность совершать действия, соответствующие природе обществен­ного строя.

Идея "двухаспектной юридической ответственности" неодно­кратно подвергалась критике. Указывалось, что в принципе недо­пустимо объединять в одном определении сознательное отношение честного человека к исполнению своего социального долга и про­тивоправное поведение. Справедливо отмечалось также, что пра­воведение, как и все общественные науки, не может просто исполь­зовать в готовом виде философские понятия и категории без учета специфики предмета своей науки. К сожалению, ряд рассуждений сторонников идеи "правовой позитивной ответственности" основан именно на чисто терминологическом использовании философских понятий.

При исследовании проблем позитивной ответственности попыт­ки философского и социологического подхода нередко сводились к переименованию правовых явлений, к произвольному использова­нию философских и иных терминов. Давно замечено, что термино­логическое переодевание хорошо известных явлений в новые сло­весные одежды не может привести к какому-либо приращению научного знания. Много раз указывалось, что большая часть рас­суждений сторонников "правовой позитивной ответственности" ос­нована на смешении и отождествлении обязанности и ответствен­ности.

Наиболее уязвимым звеном идеи "правовой позитивной ответ­ственности" является невозможность определить ее юридические свойства и качества, чем-либо отличающиеся от известных поня­тий "обязанность", "правомерное поведение", "правосубъектность", "деликтоспособность", "выполнение обязательств" и др. Многолет­ние призывы разработать понятие "правовой позитивной ответ­ственности", раскрыв свойственное ей юридическое содержание, не пошли далее декларативных рассуждений, и, наоборот, углублен­ное исследование проблем социальной ответственности с позиций правоведения неизбежно приводит к выводу о том, что ее пози­тивный аспект "не обладает признаками, качествами, особеннос­тями правового явления, характеризующегося связью с государ­ством, с правом... Признание юридического характера позитивной ответственности не только не соответствует природе явления, но и усложняет решение многих проблем в юридической науке, ибо оз­начает ликвидацию юридической ответственности как специфичес­кого правового явления"1.

1 Шабуров А. С. Политические и правовые аспекты социальной от­ветственности личности. Автореф. дисс. на соиск. докт. юрид. наук. Екате­ринбург, 1992. С. 15, 16. См. также: Байтин М. И. Сущность права (Совре­менное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001. С. 196.

254 Сущность права. Проблемы теории и философии права

При обсуждении проблем юридической ответственности Н. П. Колдаева справедливо отметила, что под натиском теории по­зитивной ответственности, не имеющей правового содержания, про­изошли размывание самого понятия "юридическая ответственность" и отрыв этого понятия от практики, повлиявшие на ряд негатив­ных процессов последнего десятилетия1.

В большой части рассуждений о "правовой позитивной ответ­ственности" правовые явления терминологически объединяются с такими категориями правосознания и морали, как "осознание не­обходимости правомерного поведения", "добросовестное отношение к своим обязанностям", "чувство ответственности" и т. п. Поэтому сторонники идеи "правовой позитивной ответственности" личнос­ти высказывали предположения о большой воспитательной роли данной идеи. Однако этот оптимистический прогноз на практике не привел к заметным результатам.

Скажем прямо: распространение идеи "правовой позитивной ответственности" пока что не вышло за пределы узкого круга спе­циалистов-теоретиков и практически выглядит как уговаривание одних правоведов другими правоведами относиться к запретам, обязанностям и правопорядку с уважением. В общественном пра­восознании идея "правовой позитивной ответственности", насколько известно, не нашла понимания2.

Кроме того, вызывает тревогу, что с распространением идеи "правовой позитивной ответственности" нередко связаны теорети­ческие рекомендации, крайне сомнительные именно с точки зре­ния воздействия юриспруденции на массовое правосознание. Взгляд на "правовую позитивную ответственность" как на "другой аспект", оборотную сторону, зеркальное отражение традиционной ответ­ственности за правонарушение с самого начала основывался на предположениях, что источником правовой позитивной ответствен­ности являются санкции за правонарушения, в том числе уголов­ные наказания. При "двухаспектном" понимании ответственности легкость замены в термине "ответственность" одного смысла (пра­вомерное поведение) другим (наказание за правонарушение) поро­дила соблазн вести правовую пропаганду, угрожая санкциями. Те­оретическим результатом этого явились рассуждения ряда сторон­ников указанной идеи о том, что все граждане несут уголовную ответственность безотносительно к тому, совершают они преступ­ления или нет. Предположение об уголовной ответственности граж-

1 См.: "Круглый стол" журнала "Государство и право". Проблемы
правовой ответственности государства, его органов и служащих // Госу­
дарство и право. 2000. № 3. С. 30—31.

2 "Объясните, пожалуйста — спрашивает читатель Н. И. Василье­
ва, — что такое "нести ответственность"? Можно ли нести хорошо или
плохо?" (Вопросы без ответа // Аргументы и факты. 1992. № 38—39. С. 2).


255
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   36


написать администратору сайта