_Ильин И.А., О сущности правосознания. Правосознания
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
81 дисциплинарно навязанного обыкновения, а в смысле свобод ной радости и свободного предпочтения. Где-то, в глубине бессознательного, живет священная способность человека отличать лучшее от худщего, предпочи тать именно лучшее, радоваться ему, желать его и любить его. С этого и начинается духовность человека, в этом и состоит жизнь духа. При этом, говоря о «лучшем», надо разуметь не субъектив но-приятное или удобное, а объективно-совершеннейшее, в смысле художественном, нравственном, социальном и религи озном. Человеку дано от Бога и от природы некое инстинктив ное чувствилище для объективно-лучшего; и воспитать ребенка, значит пробудить и укрепить в нем на всю жизнь его инстинк тивное чувствилище. В искусстве это называется художествен ным чутьем или «вкусом», в нравственности — совестью, или чувством справедливости, или еще органической добротой ду ши; в науке — чувством истины или, иногда, очевидностью; в религии — жаждой Совершенства, молитвою или, иногда, Бого- созерцанием; в общественной жизни это выражается в здоровом и крепком правосознании. Поэтому правосознание можно было бы описать, как естественное чувство права и правоты или как особую духовную настроенность инстинкта в отношении к себе и к другим людям. Правосознание есть особого рода инстинктивное правочувст- вие, в котором человек утверждает свою собственную духовность и признает духовность других людей; отсюда и основные аксио мы правосознания: чувство собственного духовного достоинства, способность к самообязыванию и самоуправлению, и взаимное уважение и доверие людей друг к другу. Эти аксиомы учат человека самостоятельности, свободе, совместимости, взаим ности и солидарности. И прежде всего, и больше всего — духов ной воле. Можно было бы сказать, что правосознание есть инс тинктивная воля к духу, к справедливости и ко всяческому добру. Но именно поэтому — живой корень его надо искать в религиозном чувстве и в совести. Можно представить себе, конечно, правосознание вне религии и вне совести, но это будет что-то вроде воли, лишенной неба и земли; это будет дисципли на влечений, а не качественное и не творческое начало жизни; черствая форма, лишенная дара любви и дара созерцания. Право в его основной сущности есть необходимый для человека образ его духовной жизни на земле или иначе: необхо димая форма «встречи» между верховным благом и человече скою душою. Право есть прежде всего право человека быть независимым духом, право бытия и право свободы, право самостоятельно обращаться к Богу, искать, находить, исповедо 82 вать и осуществлять узренное и предпочтенное совершенство. Одним словом, право есть атрибут духа, его способ жизни, его необходимое проявление. А правосознание есть воля к верному праву и к единой, верховной цели , как таковой. Эта связь между правом и духом настолько подлинна и существенна, что вне признания ее, —ясного и зрелого, или незрелого, лишь предчувствующего, — невозможна жизнь нор мального правосознания. Только духовная жизнь человечества нуждается в естественном и содержательно-совершенном пра ве; только душа, имеющая орган для сознательной или безсоз- нательной духовной жизни, способна к нормальному правосоз нанию. Человеку-животному можно совсем обойтись без права; он будет осуществлять торжество наивной силы. Человеку, как созидателю хозяйства, невозможно жить вне права, но зато возможно ограничиться одною поверхностною видимостью правоты, одною схемою права, культивируя и применяя дурные и несправедливые «положительные» нормы. Только человеку, как творцу духовной жизни, доступно нормальное правосозна ние, только ему дано искать и находить правое право, ибо только ему открыта цель права и его живой источник. Разрешить проблему правосознания, значит установить и формулировать то безусловное основание, которое делает его бытие — необходимым, его внутреннее строение — нормаль ным, его содержание — духовно верным и достойным, а его силу — жизненно творческою и непобедимою. Это основание должно быть не отвлеченным принципом, хотя и пригодным для философского построения, но бессильным в действитель ной жизни человечества; его следует искать среди основных, присущих каждому человеку жизненных влечений и побужде ний, выражающих, в то же время, духовную сущность человека, как такового. Таким основанием может быть только мотив, вытекающий из самой природы человека, как духовного существа, и составляющий эту природу. Понятно, что этот мотив, как проявление основной и универсальной жизненной воли челове ка, не может быть наполнен каким-нибудь приходящим, или случайным, или чисто субъективным содержание, но должен быть прикован к существенному, непреходящему и для каждого доступному. Такое универсальное жизненное влечение дано каждому живому человеку в виде воли к духу и духовности. Как бы ни была темна и скудна жизнь души, как бы низменны и убоги ни были ее обычные содержания, она всегда имеет состояния, в которых обнаруживается ее воля к духу, даже тогда, когда она не думает об этом, не сознает этого и, может быть, даже не знает, что вообще возможна духовная жизнь. Эти состояния обнаруживают тяготение души то к форме духа, то к его содержанию. 83 Каждому человеку, как таковому, присуще тяготение к жизненной самостоятельности и самодеятельности, к авто номному самоопределению; значительность и зрелость инди видуальной души определяются прежде всего глубиною и объе мом этой автономии. Эта самозаконность, в ее простейшем виде, распространяется лишь на житейские функции человека, — физиологические, хозяйственные и душевно-бытовые сторо ны жизни; и постольку, не находя себе достойного содержания, она изливается нередко в чисто субъективные проявления: в прихоть, каприз, произвол, упрямство, своеволие и оригиналь- ничание. Эти низшие проявления самобытности, сами по себе еще не духовные, обнаруживают однако формальную потенцию духа: искание автономной жизни есть уже тяготение к духу, ибо сомозаконность есть именно его конститутивная форма. Но это искание есть не более, чем «потенция», потому что истинное достижение и удовлетворение возможно только на безусловных предметных содержаниях; низшие содержания оставляют душу всегда голодной и именно потому легко уводят ее к пустой форме, т.е. к бессодержательной независимости, — на путь не померного властолюбия, преступного честолюбия и безудерж ного любостяжания. Точно так же каждому человеку присуще тяготение к тому, чтобы найти некоторое безусловное по своей ценности жизненное содержание и прилепиться к нему своею верою и своею любовью; значительность и зрелость индивидуальной души определяется объективным достоинством этого содержа ния и интенсивностью личного прикрепления к нему. Это содержание избирается людьми обыкновенно из среды житей ского обихода, — из физиологических, хозяйственных и душев но-бытовых сторон жизни; и постольку люди осуществляют содержательное вырождение духа: вера становится не предмет ным суеверием, радость жизни связуется с эфемерным и по шлым, сила любви остается инстинктивным влечением, разра стается в уродливую страсть или вырождается в беспредметную меланхолию. Духовное содержание подменяется более или ме нее ничтожным и жалким суррогатом, а душа вынашивает бесплодную скуку (taedium vitae) или влачится в низинах живо тной страсти. И тем не менее эта потребность в «главной», любимой, безусловной жизненной ценности обнаруживает в человеке содержательную потенцию духа: искание ее есть уже тяготение к духу, ибо безусловная ценность есть объективное свойство его содержаний и предметов. Но такое тяготение есть не более, чем «потенция»: безусловную по достоинству и по силе жизненную опору может дать только автономное и предметное искание; творческий акт, а не пассивная прилепленность; пред метно-верный выбор, а не случайная определенность души 84 приятным содержанием. Отсутствие такого искания всегда от дает душу в рабство низшим содержаниям и потому делает ее жертвою самообмана, позволяя принимать мелкое за великое и ничтожное за абсолютную ценность. Однако во всех этих явлениях духовного искажения и содержательного вырождения мудрый и зоркий глаз сумеет узнать первоначальное и первобытное тяготение к духу, — к его самозаконному способу жизни и к его абсолютно-ценным пред метным содержаниям. Это тяготение, при всей своей явной неопределенности и бессознательности, есть низшая и наиболее элементарная ступень воли к духу. Мудрый воспитатель должен найти эту смутную волю в каждой душе с тем, чтобы превратить ее в высшее состояние, — в определенную и сознательную, жиз неопределяющую и могучую волю к духу, т.е. к свободной и активной жизни, посвященной предметному знанию и самодея тельному осуществлению высших, безусловных ценностей. Каж дый человек не просто «имеет душу», но сам есть индивидуаль ный дух, т.е. самодеятельный центр возможной и уже наличной (хотя бы в зачатках «очевидности», «совести», «исповедания» и «правосознания») духовной жизни. Быть человеком — значит быть индивидуальным духом и, сознательно или бессознатель но, хотеть быть им. Но хотеть быть индивидуальным духом, значит нуждаться в естественном, а потом и в положительном праве, а это значит иметь, — сознательную или бессознатель ную — волю к праву и к его цели. Воля к духу, т.е. воля к автономной жизни, посвященной абсолютно-ценному, есть именно тот мотив, который лежит в основе нормального правосознания и который должен лечь в основу всякого правосознания, как такового. Это есть тот универ сальный мотив, который уже присущ каждому человеку и который, в своем истинном развитии и углублении, неизбежно выковывает в душе волю к цели права. Так, воля к духу, единая и цельная по существу, ведет к праву и к его цели — во всех трех возможных тяготениях своих: предметном, индивидуальном и социальном. Предметное тяготение воли к требует того, чтобы в жизни человека вообще осуществлялось истинное знание, по длинная доброта и объективная красота, как закон и присутст вие Божества. Но это осуществление, как уже сказанно выше, возможно только в виде множества одинаково одиноких и самобытных индивидуальных процессов, протекающих, по сво ему внешнему существованию, в единой, общей среде и требу ющих поэтому правого размежевания, т.е. права. Воля к Духу есть воля к его необходимым условиям; такими условиями являются — естественно-правовая сопринадлежность индиви дуальных духов и положительно-правовая организация их 85 внешнего сосуществования. Дух есть цель права, а право есть необходимое средство; но не всякое право, а лишь духовно-вер ное, свободное и справедливое право. Так возникает нормальное правосознание. Индивидуальное тяготение воли к духу, требующее, что бы «моя личная жизнь» восприняла абсолютно-ценное содержа ние и осуществила в нем форму автономии, — ведет к тому же самому результату. Для того, чтобы я мог вести духовную жизнь, необходимо, во-первых, чтобы центр моего духовного изволения был огражден от насильственных вторжений извне; во-вторых, чтобы я имел досуг и доступ к созданным и осуще ствленным уже духовным обстояниям. Правовые гарантии лич ности и правовая организация достойной жизни необходимы «мне», как существу, движимому волею к духу. Правое право остается необходимым средством и в том случае, когда целью является бытие индивидуального духа. И снова открывается путь к нормальному правосознанию. Наконец, социальное тяготение воли к духу требует, чтобы другие и притом все другие выковали себе автономное самоопределение в абсолютно-ценных содержаниях. Этот ду ховный расцвет других и всяких является для «меня» не только подчиненною целью, — необходимою для «моего» духовного ро ста, обогащения и ограждения, но и самостоятельною целью, которую «я» признаю и в чисто духовном, и в чисто нравствен ном порядке. Предметная воля к Духу глубже и шире, чем воля к его индивидуальному осуществлению и расцвету «во мне». Тот, кто действительно любит Дух, как самостоятельный предмет, тот естественно и незаметно живет любовью ко всему сонму действительных и возможных индивидуальных духов; и эта любовь его получает всю глубину нравственного и религиозного оправдания. Понятно, что такое искание духа во всех и для всех заставляет волю сосредоточиться с особенною силою на созда нии общего и правого правопорядка. Духовное единение людей, раскрывающее им духовное единство человечества, есть одна из самых существенных основ нормального правосознания; оно обнаруживает с очевидностью духовную природу права и обще ства и обнажает в глубине правосознания его нравственный корень. Итак, истинною основою нормального правосознания может быть только воля к духовной жизни, как верховному благу. Нормальное правосознание подходит к праву не с точки зрения частных, чисто личных интересов, но отправляясь, прежде всего, от его основной, единой и всеобщей цели. Право, как совокупность объективно значащих правил внешнего соци ального поведения, создается людьми ради этой единой и универсальной цели, которая состоит в ограждении и организа 86 ции духовной жизни человечества на земле. Необходимость права есть необходимость его для жизни духа; содержание права определяется основными законами духовной жизни; творче ская жизнь права есть жизнь его в человеческом духе и ради человеческого духа. Поэтому всякое право должно быть призна но тем более совершенным, чем полнее и точнее оно выражает эти законы, чем успешнее оно организует мирное и справедли вое равновесие субъективных притязающих кругов, и чем быс трее и безболезненнее оно воспитывает в душах автономное правосознание. Нормальное правосознание приемлет право, культиви рует и совершенствует его, движимое волею к его верховной цели, т.е. к духовной жизни и ее организации. Оно усматривает в этой жизни, посвященной свободному, предметному обрете нию и осуществлению, высших и безусловных ценностей,— верховное благо, и, согласно этому, переносит свое волевое утверждение на все то, что необходимо ведет к его правому осуществлению. Нормальное правосознание есть воля к праву, проистекающая из воли к духу. Эту волю надлежит понимать не как «решение» одной только сознательно-разумной части души, но как целостное стремление, охватывающее и неразумные тайники ее и в них именно почерпающее свою жизненную силу. Такое состояние целостного, гармонического и разумно-оправданного хотения, направленное на верховное и универсальное благо, является, само по себе, одним из высших достижений в нравственной жизни человека. А это означает, что нормальное правосознание может быть развито и упрочено в душе только в связи с ее общим, моральным и нравственным воспитанием. Это воспи тание должно прикрепить смутную и элементарную «духовную волю» к инстинктивному корню жизни и указать ей предметный путь к достойным ее, безусловным содержаниям. Оно должно ввести правосознание в жизнь нравственно доброй души. Правосознание можно рассматривать отдельно от мора ли и нравственности, как сферу, расположенную рядом со всею сферою этики. Тогда обнаружится, что правосознание и нравст венное сознание суть особые проявления и стороны духовной жизни человека, одинаково определенные способом бытия, за даниями и пределами человеческого духа. Однако, такое обособ ленное рассмотрение, допустимое по методологическим сооб ражениям, нисколько не упускает из вида того обстоятельства, что в реальной жизни духа эти стороны стоят в необходимом и плодотворном взаимодействии и что решение духовных зада ний возможно только при целостном и гармоническом способе жизни. С одной стороны, самая воля к духу, в ее истинном 87 значении, слагается как зрелый итог личной и общественной нравственной жизни. Так, она возникает лишь в результате примирения разумно-сознательной силы души с бессознатель ными влечениями инстинкта, и, притом, не только в порядке их дисциплинирования, но в порядке их содержательного пере рождения и одухотворения; она остается всегда разновидностью единого и универсального начала любви, в его наиболее чистом и благородном — христианском — виде; она требует непрестан ного самоотвержения и своеобразного, утонченного бескоры стия, наконец, она расцветает свободно и приносит плоды только там, где имеется налицо высокий общественный уро вень, создающий нравственную атмосферу предметного служе ния. С другой стороны, духовная жизнь, сама по себе, явля ется всегда орудием морального воспитания души и источни ком ее нравственной силы. Предметное служение безусловным ценностям удерживает душу в своеобразном чистилище, научая ее самопознанию и самообладанию, выковывая в ней способ ность к самоотречению и воспитывая ее к бескорыстной радо сти предметного совершенства. В то же время это служение сообщает душе ту силу и ту власть, которая дается только в результате действительной предметной одержимости, и то уве ренное спокойствие, которое порождается только слиянием своей судьбы с судьбою подлинно реального верховного блага. Наконец, нравственно-зрелая воля несет с собою и ду ховному служению, и правосознанию великий дар: искусство предметного исследования «совести», на котором может воспи тываться и ориентироваться всякое общее предметное познание. В частности, развитая и углубленная нравственная воля может иногда, сама по себе, поглотить и заменить своими мотивами — волю к праву: так, например, признание чужих прав на свободу и на достойную жизнь может проистекать не только из сознания сущности духовной жизни и всеобщей взаимной связи субъек тивных кругов, но и из глубочайшего источника, — духовной любви к каждому явлению живого духа. Так, в целостной жизни души воля к добру питает собою и обслуживает волю к духу; и обратно. Это и не может быть иначе потому, что добро само по себе входит в состав духовных предметов и жизнь его в душе есть уже реальная жизнь духа. И обе эти воли, каждая порознь и сообща, порождают и воспитывают волю к правому праву. Но в порядке обоснования, воля к духу, как более общее и конститутивное состояние, имеет первенство и определяющее значение. Воля к добру в конечном счете тяготеет к тому, чтобы заменить «право» собою и сделать его ненужным. Наоборот, воля к духу утверждает право и правосознание в самой его сущности. |