_Ильин И.А., О сущности правосознания. Правосознания
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
О государственном правосознании. Духовная сопринадлежность людей, племен и наций естественно ведет их к организации жизни на основах общего права, общей власти и общей территории. Однородность духов- 104 ной жизни, совместимость духовного творчества и общность духовной культуры составляют глубочайшую и подлинную ос нову всякого государственного единения. Именно эта связь, — самая утонченная и подчас наименее сознательная и улови мая, — творит самое могучее, самое нерасторжимое, безуслов ное и священное соединение людей в правовые и государствен ные союзы. Государство определяется именно тем, что оно есть положительно-правовая форма родины, а родина есть его твор ческое, духовное содержание. Отсюда — сущность государства, его способы бытия, его обоснования, его цель, его средства и его нормальное строение. С незапамятных времен люди живут в государственных союзах и размеры накопленного ими политического опыта огромны. Вся история есть ряд великих предметных уроков, выстраданных человечеством в деле общественного строения; и, казалось бы, что эти уроки могли бы научить людей — и отвле ченному пониманию государственности, и практическому уме нию созидать и поддерживать политическое единение. И, тем не менее, ученый-государствовед доселе затрудняется указать те категории, в которых обстоит его предмет, а практический политик доселе повторяет старые ошибки и нередко ведет свой корабль неуверенной и неискусной рукой. Эти ошибки объясняются не только случайными недос мотрами или личными неспособностями, но общими и основ ными дефектами государственного правосознания. Люди все еще не усвоили основную аксиому всякой политики, согласно которой, право и государство создаются для внутреннего мира и осуществляются именно через правосозна ние. И в науке, и в жизни все еще господствует формальное понимание государства, извращающее его природу и разлагаю щее в душах все основные начала гражданственности. Следуя этому пониманию, люди строят государственную жизнь так, как если бы она сводилась к известным, механически осуществляе мым, внешним поступкам, оторванным от внутреннего мира и от духовных корней человека; наличность или отсутствие этих внешних поступков должны быть, по их мнению, обеспечены какими угодно средствами и какою угодно ценой, — насилием или страхом, корыстью или наказанием; и к этому, будто бы, сводится все: только бы люди повиновались, только бы вносили налоги, только бы не совершали преступлений и не творили беспорядков, — а остальное неважно. Государство понимается как строй внешней жизни, а не внутренней. Этим оно отрывается от правосознания и, питаясь поверхностными слоями или дурными силами души,вырождается в своем содержании и расшатывается в своих основах. Оно уводится из подлинной стихии народной жизни, сосредоточивается в изволениях и 105 актах тесного круга правящих лиц и превращается для всех остальных граждан в чуждую им и неосмысленную систему мертвящего принуждения. Государственная принадлежность начинает переживаться как ненавистная кандальная цепь, а правители кажутся чуть ли не бессмертными тюремщиками. Если право бессильно и бессмысленно вне правосозна ния, то государство унизительно, эфемерно и мертво вне госу дарственного образа мыслей. Ибо, на самом деле, не только его корни, но и обыденная жизнь его имеет внутреннюю, душевно духовную природу. Нелепо и пагубно думать, что человек может жить внешними поступками в отрыве от внутренних состояний; или, что государство может достойно существовать, механиче ски регулируя своих «подданных», устанавливая для них повин ности и пошлины и не превращая их в граждан, участвующих сознанием, волею, чувством и действием в создании единой, разумно-организованной жизни. Государство не есть внешняя вещь среди вещей; и бытие его не имеет материально-телесного характера, хотя природный и хозяйственный «субстрат» его и материален, а личный состав его ведет телесное существование. Государство есть нечто от духа и нечто для души. Оно есть духовное единство людей, ибо в основе его лежит духовная связь, предназначенная для того, чтобы жить в душах и создавать в них мотивы для правильного внешнего поведения. В сознании этого лежит первая основа всякой государ ственности и политики; в осуществлении этого — первое усло вие ее истинного расцвета. Государственный образ мыслей есть разновидность правосознания; этим уже сказано все основное. Государственный образ мыслей не сводится к знанию о том, что «есть на свете государство», к которому «я принадлежу». Но именно с этого он начинается. Каждый человек, претендующий на умственную « ду ховную зрелость, должен отдать себе отчет в том, принадлежит ли он к какому-нибудь государству и к какому именно? И к чему это его обязывает и уполномочивает? И что значит вообще «принадлежать к государству»? Вне этого — политическое отли чие гражданина от дикаря и даже от животного может стать неуловимым. Человек, который вообще не знает о своей госу дарственной принадлежности, или не знает, к какому именно государству он принадлежит, — пребывает в состоянии перво бытной наивности и политической невменяемости. В его душе еще не прозябло семя государственности. Дикарь, лишенный, подобно ребенку, политического самосознания, действительно, может не знать о своем факте своего гражданства; но именно поэтому он совсем не ведет политической жизни, да и не способен к ней. Бессмысленно ждать от него государственного изволения или акта, когда он настолько духовно немощен, что 106 не способен даже ни к политической верности, ни к политиче скому предательству. Строго говоря, такие люди не входят в государство, а только причисляются к нему; они суть те «гражда не in spe», которые пребывают, может быть, пожизненно в состоянии полу-рабов, полу-подданных, политически отлича ясь от животных только этим «возможным будущим». Понятно, что государственный союз, имеющий в своем составе большое количество таких полу-дикарей, ведет мнимое существование: правящие «причисляют» подданных, повелева ют и взыскивают с них так, как если бы те были способны к государственно-осмысленному акту. А, между тем, политиче ское слабоумие (imbecillitas) первобытной души делает ее бес смысленным орудием чужой воли: это орудие может «испор титься» в критический момент или перейти в другие руки, служащие другим целям, и тогда оно погубит государственное дело. Человек,таящий в себе политическое слабоумие, — не зна ющий о своем гражданстве или не понимающий его природы, — имеет только видимость разумного существа и всякая полити ческая организация, рассчитывающая на его разум и на его волю, обречена на печальный конец. Однако этого мало: необходимо признавать свою при надлежность к определенному государству, т.е. принимать ее волею и чувством, дорожить ею и культивировать ее. Политиче ская принадлежность должна быть сознательно принята каж дым отдельным гражданином и признана им в нестесненном, свободном решении; и это решение должно привести каждого к духовному акту добровольного самообязывания, или, что то же, к акту духовного вменения себе публично-правовых полномочий, обязанностей и запретностей. Вне этого государству неизбежно предстоит разложение. Необходимо иметь в виду, что государственная принад лежность определяется, вообще говоря, не свободным и одно сторонним решением граждан, а гетерономными правовыми правилами, налагающими свое определение на человека до его решения и помимо его согласия. Еще до моего рождения было юридически установлено, что имеющее в моем лице родиться существо будет принадлежать к такому-то государственному союзу, так, что потом мое «незнание» было бессильно изменить в этом что-либо, а мое одностороннее «несогласие» всегда будет недостаточным для того, чтобы погасить мое гражданство. Госу- дарственная принадлежность имеет объективное значение и не зависит от воли одного лица. Но именно в этом обнаруживается опасность, характерная для всякого права: духовное назначение гражданства и его жизненная эффективность нуждаются именно в том, в чем не нуждается его формальное значение — в живом, содержательном, волевом приятии, наполнении и осу 107 ществлении. Непризнанное человеком гражданство создает тра гическую иллюзию: мертвый или эфемерный государственный союз. Объективному значению — противостоит душевная пус тота или духовная ложь и симуляция; и это неизбежно убивает всякий смысл гражданства и всякую жизнь государства. Нельзя быть членом политического союза вопреки соб ственному чувству и желанию; это значит превратить всю свою жизнь в систему явного и тайного полу-предательства, разлага ющего изнутри тот самый союз, который гражданину подобает создавать и поддерживать. Государство, имеющее в своем соста ве таких членов, совершает величайшую ошибку, сохраняя за ними звание граждан; оно творит самообман и готовит себе разложение. Однако столь же нелепо быть членом политического союза помимо собственного чувства и желания; это значит превратить себя в мертвую, зарегистрированную вещь, механи чески выполняющую известные внешние движения в меру чужой воли и чужого решения. Государство,готовое мириться с таким состоянием граждан, извращает самую сущность пол итического единения, ибо политическое единение творится именно волею, питаемою чувством и ведомою сознанием. Государственный образ мыслей, государственное на строение чувств, государственное воленаправление — все это вместе составляет необходимую и реальную основу всякого живого государства или, вернее, — подлинную ткань его жизни. Это как бы тот воздух, которым оно дышит и без которого оно задыхается и гибнет. Где этого совсем нет, там нет государства, а есть только его пустая видимость; и первые же серьезные затруднения не замедлят обнаружить это. Человек творит госу дарство именно сознанием, чувством и волею; не «просто» внеш ними поступками, но теми мотивами, которые побуждают его действовать так, а не иначе; не только правовыми нормами или силою принуждения, но длительным, устойчивым и содержа тельно-верным напряжением души и духа. Для того, чтобы государство существовало в виде «внеш ней» общественной организации, оно должно жить в душах людей, занимая их внимание, вовлекая их интерес, постоянно зааставляя их мысль — работать, их — напрягаться, их чувство — гореть. Народ, у которого политическая жизнь бес чувственна, безвольна, бессмысленна, — государственно мертв и бесплоден; его политическая организация «имеет значение» и «обстоит de jure», но не имеет духовного существования. Такой народ, строго говоря, совсем не ведет политической жизни; ибо политическая жизнь есть разновидность духовного творчества. Это можно выразить так, что государство, как предмет, твори мый человеком, соответствует своему назначению и достоинст 108 ву только тогда, если оно творится надлежащим органом и, притом, органом, стоящим на должной высоте. Порочная воля, изуродованное или бессильное чувство, скудное и темное созна ние - не в состоянии строить государственную жизнь. Ибо государство есть организованное единение духовно-солидарных людей, понимающих мыслью свою духовную солидарность, при емлющих ее патриотическою любовью и поддерживающих ее самоотверженною волею. Таково истинное положение дел: вне мысли — политиче ское правосознание смутно и беспредметно, а государство бес форменно и незрело; вне чувства — политическое правосозна ние поверхностно и немощно, а государство неустойчиво и подвержено распылению; вне воли — политическое правосозна ние пассивно и инертно, а государство обречено на рыхлое и экстенсивное прозябание. Народ, который настолько неинтел лигентен разумом, что не понимает ни своего единства, ни природы государственности; настолько безразличен или мертв чувством, что не любит свою родину, ее политическую форму и независимость; настолько робок или слаб духом, что не имеет воли к духовно-политическому самоподдержанию, — такой на род не имеет государства: он политически аморфен и его государственное существование есть траги-комическая иллю зия. Но для того, чтобы мысль, чувство и воля человека творчески зажили политическою связью, должно состояться духовное приятие государства. Каждый человек, пребывающий в состоянии наивного своекорыстия, должен принять государ ство сначала в порядке эгоистического, а затем предметно-ду ховного интереса. Прежде всего он должен удостовериться на самостоя тельном и подлинном, всегда суровом и мучительном опыте, что он лично заинтересован в существовании и поддержании государства. Он должен изведать и убедиться, что он сам насто ятельно нуждается в политическом единении; что его собствен ные, основные и насущные потребности ведут его к признанию государства; мало того, что его частный, эгоистический интерес сам по себе есть уже в известных пределах не что иное, как интерес самого государства и всего государства в целом; что, наконец, самая жизнь его невозможна вне или помимо полити ческой организации. В этом первоначальном, корыстном приятии государст ва человечество медленно и постепенно, — столетиями вына шивая опыт феодализма, гражданских войн и классовой борь бы, — научается публично-правовому и патриотическому беско рыстию. Оно научается тому, что жизнь имеет не только измерение личной корысти, но и измерение духовного достоин 109 ства, творящего верховный суд над всяким «интересом»; оно научается тому, что государство есть нечто не только «полезное», но духовно-правое и духовно-необходимое; что нельзя быть чело веком, т.е. индивидуальным духом, в полном и истинном смыс ле этого слова, — и не участвовать личными силами в жизни и деятельности политически организованного союза. И, только убедившись в этом, человек получает достаточное и, в то же время, принудительное основание признать государство и до бровольно принять его законы в порядке самовменения и пови новения. Государство необходимо и приемлемо именно потому, почему необходимо и приемлемо положительное право*: незре лое состояние человеческих душ, одержимых наивно-пороч ным, эгоистическим тяготением и неумеющих мотивировать свое внешнее поведение самостоятельным признанием естест венной правоты, — делает государство необходимым и целесо образным способом поддержания естественного права через его положительно-правовое провозглашение и вменение. Неотчуж даемость и неумалимость естественных прав, с одной стороны, и весьма ограниченная способность людей к автономному са- мообязыванию, с другой, — ведут к организации таких союзов, которые должны устанавливать и ограждать естественный пра вопорядок посредством гетерономных правил и поддерживать их блюдение силою внешнего, общепризнанного, властвующе го авторитета. Единая власть союза, уполномоченная правом и сама подчиненная праву, получает обязанность формулировать естественное право в виде объективно-значащих, общеобяза тельных правил внешнего поведения (т.е. в виде положительно го права), с тем, чтобы эти правила проникали в сознание и к воле людей и порождали в них мотивы к правильному действо- ванию. По своей основной идее государство есть союз духовно сопринадлежащих людей, племен и наций, объединенных ради гетерономного осуществления естественного права. Это означа ет, что государство имеет единую, объективную и высшую цель и что только свободное, волевое приятие этой цели делает челове ка воистину гражданином. Так, государство, в самом деле, имеет такую единую, высшую цель, которой оно должно служить и которой оно в действительности, — с большим или меньшим успехом, — слу жит. Неискушенному, поверхностному взгляду может, конеч но, казаться, что люди в их политической деятельности пресле дуют множество разнообразных целей; так, что не только у * См. главу шестую. 110 каждого отдельного человека имеется своя, особая «политиче ская» цель, но что один и тот же человек может призволу менять свои «политические» цели, отдаваясь им по очереди и перебирая их одну за другой.И каждая из этих субъективных и относительных целей, независимо от ее содержания и ее досто инства, будет иметь политический характер лишь благодаря тому, что кто-нибудь пожелает осуществить ее через посредство государственной власти. При таком понимании решающим является не вопрос о том, чего желает тот или другой индивиду ум, а вопрос о том, на каком пути он задумал этого достигнуть. Всякая, самая нелепая, своекорыстная и противогосударствен ная цель окажется «политическою» целью, а деятельность, кло нящаяся к ее осуществлению, окажется государственною дея тельностью. Формальное понимание государственности и пол итики, удовлетворяясь пустыми признаками «организованной власти» и «общего правила», отрываясь от естественно-правовой основы всякого государства и прилепляясь к его положительно- правовой форме, — мирится со всяким интересом, освящает всякое вожделение, допускает всякое посягательство, вырождая тем и природу своего предмета, и самую жизнь человечества. Политический формализм насаждает в душах и в действиях людей самый беспринципный политический релятивизм и в результате этого целые поколения людей вырастают в уверенно сти, что «в политике все дозволено» и что авторитетом государ ственной власти может быть все «прикрыто». И человечество, пожиная от времени до времени плоды этой деградации, про должает слепо держаться за такую противоестественную тради цию и нелепую практику. В противоположность этому, нормальное правосозна ние, еще со времен Платона и Аристотеля, утверждало и будет утверждать единство и объективность государственной цели. Термин «политического» указывает не только на путь организо ванного властвования, но, прежде всего, на некоторую высшую ценность, обслуживаемую государством. Так, что из всех целей, с которыми люди восходят к власти, политическими будут только те цели, которые соответствуют этой высшей ценности. Интерес, «политический» с формальной точки зрения, может быть на самом деле — противо-политическим; и деятельность, «государственная» по своей внешней видимости, может быть на самом деле — совершенно противогосударственною. Политика совсем не есть пустая форма «организованного властвования»; нет, она имеет особое, конституирующее ее содержание. Госу дарство совсем не есть социальный механизм, безразличный к творимому делу; нет, оно имеет свое особое, содержательно-оп ределенное задание. Если государство совсем не осуществляет его, или осуществляет совсем не его, то оно не только «в идее» 111 перестает быть государством, но фактически, жизненно разла гается и гибнет. Государство имеет свою, объективную природу, которая определяется его объективной целью и которая не может безнаказанно разрушаться и попираться. Те, кто не понимают этого, — те неспособны к политической деятельно сти; те, кто не блюдут этого, — готовят себе и своему государству трагический конец. Государственность таит в себе некий имма нентный ей рок, и этот рок несет горе и мзду — и политически- немудрому правителю, и политически-слепому народу. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. |