_Ильин И.А., О сущности правосознания. Правосознания
 Скачать 0.88 Mb.
|
|
97 невозможностями каждый индивидуум слагает себе особый духовный путь; но этот путь выстраданной духовности роднит индивидуальную душу одинаковостью и близостью с другими душами единого национального лона. Нити духовного подобия связуют людей глубже, а потому и крепче, всех других нитей. Самый способ личного одухотворения; самый ритм духовной жизни в ее сознании и действии; самая степень жажды и удовлетворения; самый подъем отчаяния и славословия, — все скрепляет души единого народа подобием и близостью. И это подобие ведет к тому, что люди связуются взаимным глубоким тяготением, заставляющим их дорожить совместной жизнью, устраивать ее и совершенствовать ее организацию. Одинако вость духовной жизни ведет незаметно к интенсивному обще нию и взаимодействию, а это, в свою очередь, порождает и новые творческие усилия, и новые достижения, и новое употребление. Духовное подобие родит духовное единение; и обратно. И весь этот процесс духовного «симбиоза» покоится на общности духовного предмета. Нет более глубокого единения, как в одина ковом созерцании единого Бога; но именно такое единение людей лежит в основе истинного патриотизма. Каждый духовный акт имеет свое особое строение, сла гаясь по-своему из мысли, чувства, воли, воображения и ощу щения. Понятно, что каждому духовному акту открывается по-своему единый и объективный предмет,— и в познании истины, и в создании красоты, и в осуществлении добра, и в политическом единении. И вот, каждый народ вынашивает и осуществляет духовные акты особого, национального строения и потому творит всю духовную культуру по-своему: он по-свое му научно исследует и философствует; по-своему видит красоту и воспитывает эстетический вкус; по-своему тоскует и молит ся; по-своему любит и умирает, творит добродетель и осуще ствляет низину порока. Каждое достижение его, — личное и вещественное, в мысли и в чувстве, — становится новым звеном, выковывающим его единение и его единство. Каждое духовное достижение народа является единым, общим для всех очагом,от которого размножается, не убывая, огонь духовного горения так, что вся система национальной духовной культуры предста ет в виде множества общих возженных огней, у которых каждый может и должен воспламенить огонь своего личного духа. И пламя это, перекидываясь в новые очаги, сохраняет свою изна чальную однородность — в ритме, в силе, в окраске и во всем характере горения. Народы слагаются в своеобразные духовные единства и, в результате этого, пространственная, расовая и всякая иная эмпирическая связь получает свое истинное и глубокое значение, — предметно духовной сопринадлежности. Вот почему национальный гений и его творчество ока 98 зываются, нередко, по преимуществу предметом патриотиче ской любви. Жизнь народного духа, слагающая самую сущность родины, находит себе в творчестве гения сосредоточенное и зрелое выражение. Он говорит от себя, но не за себя только, а за весь свой народ и то, о чем он говорит, есть единый для всех, но неясный большинству предмет и то, что он говорит о нем, есть истинное слово, раскрывающее и природу предмета, и сущность народного духа, и то, как он его говорит, — разрешает скован ность и томление народного духа, ибо слово его несомо подлин ным ритмом народной жизни. Гений подъемлет бремя своего народа, бремя его несчастий, его искания, его жизни, все его onus essendi и, подняв его, он побеждает так, что его победа становит ся, — на путях непосредственного или опосредствованного об щения, — источником победы для всех, связанных с ним наци онально-духовным подобием. Ему дана та мощь, о которой томились и ради которой страдали целые поколения в прошлом и от этой мощи изойдет духовная помощь для целых поколений в будущем. Творческое достижение гения указывает путь всем, ведущим полутворческую жизнь, освобождая их через восприя тие, художественное отождествление и подражание. Вот почему гений навсегда остается для своего народа живым источником духовного освобождения, радости и любви. Он есть тот очаг, на котором, прорвавшись, вспыхнуло пламя национального духа; тот вождь, который открывает народу доступ к Богу, — Проме тей, дарящий ему небесный огонь, Атлас, несущий на своих плечах духовное небо своего народа. Его акт — есть акт народно го самоопределения в духе; и к творчеству его потомки стекаются, как к некоему единому и общему алтарю национального бого служения. Гений ставит свой народ перед лицо Божие и выговари вает за него и от его имени символ его предметной веры, его предметного созерцания, знания и воления. Он открывает и утверждает этим национальное духовное единство, то великое, духовное «мы», которое составляет самую сущность родины. Гений есть тот творческий центр, который создает для народа духовную предметность его бытия: он оправдывает жизнь своего народа пред лицом Божиим и тем становится истинным зижди телем родины. Тот, кто говорит о родине, разумеет, — сознательно или бессознательно, — духовное единство своего народа. Он разуме ет нечто такое, что остается наличным и объективным, несмот ря на гибель единичных субъектов и на смену поколений. Родина есть нечто единое для многих; каждый из нас может сказать про нее: «это моя родина», и будет прав; и все сразу могут сказать про нее: «это моя родина, это наша родина», и тоже будут правы. Родина есть предмет, объединяющий собою всех своих 99 сынов так, что каждая душа соединена с нею нитью живой связи; и эта связь сохраняется даже и тогда, когда душа почему-нибудь не культивирует ее, пренебрегает ею или извращает ее. Не во власти человека перестать быть силою, способною и призван ною к духовной жизни; не во власти человека оторваться от той духовной среды, которая его взрастила, погасить свой нацио нально-духовный облик и сделать себя объективно лишенным духа и родины. Но для того, чтобы найти свою родину и слиться с нею чувством и волею, и жизнью, — необходимо прежде всего жить духом и культивировать его в себе и, далее, необходимо осуществить предметное самопознание, или хотя бы обрести предметное самочувствие, — себя и своего народа в духе. Необхо димо верно ощутить свою духовную жизнь и духовную жизнь своего народа; и реально утвердить себя в силах и средствах этой последней. Это значит признать, что предметность и своеобра зие моего личного духа связаны подобием, общением и общно стью с духовною культурой моего народа, так, что ее творцы и ее создания суть мои достижения. Мой путь к духу — есть путь моей родины; ее восхождение к Богу — есть мое восхождение. Ибо я тождествен с нею и неотрывен от нее в обращении к Божеству. В этом религиозный корень патриотизма. Такое слияние патриота с его родиной ведет к чудесному и плодотворному отождествлению их духовных энергий. В этом отождествлении духовная жизнь народа укрепляется всеми лич ными силами патриота, а патриот получает неиссякаемый источник творческой энергии во всенародном духовном подь- еме и это взаимное питание, возвращаясь и удесятеряя силы, дает человеку непоколебимую веру в его родину. Сливая мою жизнь с жизнью моей родины, я испытываю дух моего народа, как безусловное благо и безусловную силу; и, в то же время, я отождествляю себя с этою живою силою добра, я чувствую, что я несом ею, что я силен ее силою, что я прав ее правотою, что я побеждаю ее победами; я чувствую и знаю, что я становлюсь живым сосудом или, по слову Гегеля, живым органом моего отечества в его восхождении к духу и Богу. И на этом-то пути любовь к родине соединяется с верою в нее, так, что истинный патриот не может сомневаться в грядущем расцвете, ожидаю щем его родину в будущем. Что бы ни случилось с его народом, он знает верою и ведением, живым опытом и победами прошло го, что его народ не покинут Богом, что дни падения преходящи, а духовные достижения вечны, что тяжкий молот истории наверное выкует из его отечества булат могучий и победный. Нельзя любить родину и не верить в нее; ибо родина есть живая духовная сила, в которую нельзя не верить. Но верить в нее может лишь тот, кто живет ею, вместе с нею и ради нее, кто 100 соединил с нею истоки своей творческой воли и своего духовно го самочувствия. Понятно, что в таком слиянии и отождествлении неза метно преодолевается тот психический атомизм, в котором человеку доступна жизнь на земле*. Это преодоление состоит однако в том, что атомизм исчезает и человек перестает быть замкнутой душевной монадой. Нет, способ эмпирического бы тия сохраняется; но наряду с ним возникает могучее, творческое единение людей в общем и сообща творимом предмете — в национальной духовной культуре. Все духовное достояние нашей родины едино для всех нас и обще всем нам: и творцы духа, и создания, и все необходимые условия и формы духовного творчества; и в науке, и в искусстве, и в нравственности, и в религии, и в праве, и в государстве. Каждый из нас живет этим, независимо от того, знает он об этом или не знает и полагает ли он центр своей жизни в эти содержания или нет. В духовной культуре нашей родины мы все — одно; в ней объективировано то лучшее, что есть в каждом из нас; ее созданиями заселяется и обогащается, и творчески пробуждается индивидуальный дух каждого из нас; он делает то, что душевное одиночество людей отходит на задний план и уступает первенство духовному еди нению и единству. Такова сущность родины. И при таком понимании ее обнаруживается воочию, что человек, лишенный ее, будет, дей ствительно обречен на своеобразное духовное сиротство и без- родность; что обретение ее есть поистине акт духовного само определения; что иметь родину есть счастье, а утратить с нею связь есть великое горе; что любить родину и чувствовать тоску по ней ней не стыдно, и что, наоборот, человеку естественно гордиться своим отечеством. Но именно постольку патриотизм вполне приемлем и для религии и нисколько не противоречит всемирному братст ву. Истинный патриот любит дух своего народа и гордится им, и видит в нем источник величия и славы именно потому, что он есть Дух, т.е. что он прекрасен высшею прекрасностью, сияющею всем людям и народам, и заслуживающею с их стороны такой же любви и гордости. Каждое истинное духовное достижение, — в знании или в добродетели, в религии, в красоте или в праве, — есть достояние общечеловеческое, которое может и должно объединить на себе взоры и чувства, и мысли, и сердца всех людей, независимо от эпохи, нации и гражданской принад лежности. Истинное духовное достижение выходит за эмпири * См. главу пятую. 101 ческие подразделения людей, а потому уводит и самих людей за эти пределы. Оно свидетельствует о некотором высшем и глубо чайшем сродстве их, о некотором подлинном единстве рода человеческого, пребывающем, несмотря на все подразделения, грани и войны. Оно свидетельствует о том, что самый патрио тизм расцветает в глубоком лоне общечеловеческой духовности и что есть вершина, с которой открывается общечеловеческое братство, братство всех людей перед лицом Божиим. Любить родину, значит любить ее дух и через него все остальное; не просто «душу народа», т.е. его национальный характер, но именно духовность его национального характера и национальный характер его духа. Тот, кто совсем не знает, что такое дух и не умеет любить его, тот не имеет и патриотизма, но разве лишь инстинкт группового и национального самосохра нения. Но тот, кто умеет любить дух, тот знает его сверхнацио- нальную, общечеловеческую сущность; поэтому он не умеет ненавидеть и презирать другие народы, ибо видит их духовную силу и их духовные достижения. Он любит в них духовность их национального характера, хотя национальный характер их духа может быть ему чужд. И эта любовь к чужому духу и его достижениям совсем не мешает ему любить свою родину. И вот, любить свою родину умеет только тот, кто не уме ет ненавидеть и презирать другие народы; ибо только он знает, что такое дух, а без этого нельзя любить во истину свое отечест во. Истинный патриот любит в своем народе то, что должны лю бить, — и будут любить, когда узнают, — и все другие народы; но зато и он любит у других народов то, что составляет истинный источник их величия и славы. Истинный патриот не только не слеп к духовным достижениям других народов, но он стремится постигнуть и усвоить их, ввести их в духовное творчество своей родины, чтобы обогатить ее жизнь, углубить ее путь и исцелить возможную неполноту ее достижений. Вот почему любовь к своему отечеству не растворяется и не исчезает в этом сверхнациональном радовании каждому, — и чужому, — духовному достижению. Эта открытость личной ду ши всем достижениям есть прямой путь к истинному патрио тизму: только тот умеет любить свою родину, кто хоть раз испытал, что вселенная действительно может быть отечеством мудреца. И обратно: только тот может нелицемерно говорить о «братстве народов», кто сумел найти свою родину, усвоить ее дух и слить с нею свою судьбу. Понятно, что в своей родине истинный патриот любит не только духовность ее национально го характера, но и национальный характер ее духа, испытывая этот общий характер своего народа, как собственный, а себя и свое творчество — восходящим к сверхнациональным дости жениям именно на своеобразно-национальных путях своего 102 народа. Патриот чувствует, что жизнь его индивидуального духа сразу как бы растворена в духовной жизни его народа и, в то же время, собрана из нее и сосредоточена в живое индивидуальное единство; он культивирует это своеобразное и чудесное едине ние и дорожит этим духовным «мы», участие в котором только и может ввести его индивидуальные достижения в ткань обще человеческой духовной жизни. Патриотизм есть правая и вер ная любовь индивидуального «я» к тому народному «мы», кото рое возводит его к великому, общечеловеческому «мы»; это есть реальное, духовное единение человека и народа в великом лоне общечеловеческого. Это единение человека с его народом слагается всегда в форму правовой связи и обычно принимает вид государственно го союза. И когда это государственное единение людей творится нормальным правосознанием, движимым любовью и волею к духу, то патриотизм придает душе всю силу, необходимую для героической обороны своей родины, и в то же время он не позволяет ей впасть в дикую, агрессивную жадность междуна родного разбойника. Так, для нормального правосознания весь род человече ский входит в правопорядок, в эту живую сеть субъективных правовых ячеек; и любовь к своему отечеству не ведет его к отрицанию естественного права на существование и на духов ный рост у других народов. Право других не кончается для него там, где начинается интерес «моего» народа; а право «моего» народа не простирается до пределов его «силы», но лишь до пределов его духовной необходимости. Каждый народ имеет неотемлемое, естественное право вести национально-автоном ную жизнь, ибо автономия составляет самую сущность духа; и каждый народ, в борьбе за свою национальную автономии? — прав перед лицом Божиим. Только борьба за духовную само бытность может обосновать необходимость войны; но и тогда, когда эта необходимость доказана, война испытывается нор мальным правосознанием, как подлинное братоубийство. Лю бовь к духу побуждает человека защищать его жизнь, ее достоин ство и ее необходимые условия, а любовь к духу своего народа способна подвигнуть его к принятию на себя тяжкой вины братоубийства, противного по существу и совести, и нормаль ному правосознанию*. Но тогда противник не остается бесправ ным и в самом сражении; и воин, руководимый нормальным правосознанием получает в бою облик рыцаря. Только незрелое или больное правосознание может культивировать патриотизм, как слепое, внеэтическое исступ * См. мой опыт «Основное нравственное направление войны». Вопросы Философии и Психологии. 1915. Книга 5. 103 ление, забывая о том, что внеэтический экстаз нужен только для того, чтобы развязать унизительное для человека животное сво екорыстие, а слепота только для того — чтобы не видеть этого собственного унижения. Столкновение народов есть, на самом деле, не просто столкновение исключающих друг друга корыст ных посягательств, как думают нередко и «трезвые» обыватели и «мудрые» политики; это есть, по существу своему, столкнове ние естественных прав, требующих своего признания и норма тивного регулирования. А так как естественное право остается всегда правым притязанием духа на достойную жизнь, то реше ние этого столкновения посредством силы есть явление духов но-противоестественное, ибо дух опирается не на «силу» вещей или обстоятельств, или оружия, а на свое достоинство и на пра вомерность своего притязания. И война служит для того, чтобы разуверить ослепленных до неистовства людей в возможности решить спор духовных притязаний посредством грубой силы. Столкновение прав есть спор о праве, а спор о праве может быть разрешен только на путях правовой организации и должен быть разрешен на основе естественного права. Поэто му борьба за международное право должна вестись именно не оружием, а на путях международной организации; и духовное назначение войны именно в том, чтобы убедить людей в досто инстве и необходимости этого пути. Вот почему патриотизм, вскормленный духом и сроднившийся с нормальным правосоз нанием не может видеть в войне верного способа бороться за право. Любить свою родину не значит считать ее единственным средоточием духа, ибо тот, кто утверждает это, — не знает, что есть дух и не умеет любить и дух своего народа. Нет человека и нет народа, который был бы единственным средоточием духа, ибо дух живет во всех людях и во всех народах. Не видеть этого, значит быть духовно-слепым, а потому быть лишенным и патриотизма и правосознания. Этот путь духовного ослепления есть по истине «вне-этический» путь, чуждый настоящей любви к родине; ибо истинный патриотизм есть любовь не слепая, а зрячая, и парение ее не чуждо добру и справедливости, но само есть одно из высших нравственных достижений. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. |