Прочитав эту книгу, вы овладеете всеми премудростями писательского мастерства, предельно понятно изложенными самым
 Скачать 8 Mb.
|
|
ЧАСТЬ IH. ЖАНРЫ (кто этот мужчина?), то кусочек лица — женского. Ах, она плачет! У нее на щеках слезы. (А голоса все бубнят.) Зритель начинает счи тать слезинки. Две. Три. Две бомбежки. Четыре вылета с заданием «найти и уничтожить». Шесть правительственных заявлений. Какая красивая женщина! Напрасно зритель ищет взглядом второго взрос лого: дырочка уж очень мала, и он умудряется все время оставать ся невидимым. Смотрите! Вот генерал Ки. Смотрите! Вот несколько самолетов благополучно возвращаются на «Тикондерогу»1. Я не вольно спрашиваю себя (иногда), что думают о войне люди, отвеча ющие за телевидение, поскольку именно они открывают перед нами эту малюсенькую дырочку, — а еще я спрашиваю себя, вправ ду ли они считают, что эти обрывочные картины — локоть, лицо, краешек взметнувшегося платья (кто же все-таки тот, невидимый?) — и есть все, что можно показать детям: большего-де они не вынесут. Это критика во всей красе: стильная, образная, волнующая. Она волнует нас — как и полагается критике, — потому что ставит под со мнение целый ряд наших убеждений, вынуждая нас пересмотреть их: Наше внимание сразу приковывает метафора с замочной скважиной, очень точная и все же подразумевающая тайну. И в голове у нас во- лей-неволей застревает фундаментальный вопрос о том, как самое мощное средство информации рассказывает людям о войне, которую они ведут — и которой даже гордятся. Эта заметка была опубликова на в 1966 г., когда большинство американцев еще поддерживало вой ну во Вьетнаме. Изменили бы они свою позицию раньше, если бы телевизионщики расширили дырочку, показали нам не только «крае шек взметнувшегося платья», но и отрубленную голову, и охваченно го пламенем ребенка? Сейчас этого уже не узнать. Но по крайней мере один критик был на посту. Критики должны одними из первых извещать нас о том, что истины, прежде казавшиеся нам самоочевид ными, утратили свою непоколебимость. Суть некоторых видов искусства особенно трудно передать на бу маге. Один из них — танец, состоящий из движения. Разве под силу журналисту запечатлеть для нас все эти изящные прыжки и пируэты? Еще один — музыка. Мы воспринимаем ее ушами, но писатели вы нуждены обходиться словами, которые мы только видим. В лучшем случае они могут преуспеть лишь отчасти, и многие музыкальные 1 «Тикондерога» — американский авианосец. 17. КАК ПИСАТЬ ОБ ИСКУССТВЕ 191 критики сумели построить успешную карьеру, прячась за частоколом итальянских терминов. Они самоуверенно заявляют нам, что игра пиа ниста N страдает чересчур выраженным рубато, а сопрано певицы М звучит чуть пронзительно из-за неоправданно высокой тесситуры. Но даже в мире недолговечных звуков толковый критик может связать концы с концами при помощи хорошего литературного языка. Верджил Томсон, музыкальный критик New York Herald Tribune с 1940 по 1954 г., был мастером своего дела. Композитор, эрудит и человек высокой культуры, он никогда не забывал, что его читатели — реальные люди, заражал их своим энтузиазмом и постоянно радовал удачными находками. Вдобавок он был бесстрашен и не давал разгуляться на под начальном ему поле ни одной священной корове. Что музыканты — реальные люди, он тоже не забывал, и даже гиганты выглядели в его изображении простыми смертными: Удивительно, до чего редко музыканты обсуждают между собой, насколько прав или неправ бывал Тосканини в выборе скорости, ритма и тональности. Подобно другим музыкантам, он часто дей ствует удачно и столь же часто ошибается. Гораздо более важна его неизменная способность покорять публику. Он ничтоже сумняшеся ускоряет темп, жертвует ясностью и игнорирует базовый ритм, про сто гоняя музыку по кругу вслед за своей палочкой, стоит ему только заметить, что слушатели начинают отвлекаться. Ни одна пьеса не означает ничего особенного; все они служат лишь тому, чтобы вызывать у аудитории единодушное восхищение. Этот метод называется «бить на эффект». Здесь нет никаких рубато и тесситур; нет и слепого преклонения перед знаменитостью. Однако Томсон в двух словах объясняет нам, чему Тосканини обязан своим величием: в его манере явно было кое- что от шоу-бизнеса. Если поклонникам маститого дирижера оскорби тельно это слышать, они могут по-прежнему восхищаться им за его «лирическую жилку» и оркестровые тутти. Я соглашусь с диагнозом Томсона — подозреваю, что так же поступил бы и сам маэстро. Хорошим подспорьем критику служит юмор. Он помогает ему спра виться со своей задачей не напрямую и при этом написать заметку, которая доставляет удовольствие сама по себе. Но текст должен быть органичным — бесцельно упражняться в остроумии не стоит. Критики долго не осмеливались сказать ничего дурного о книгах Джеймса 192 ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ Миченера из-за их неумолимой серьезности, но в рецензии на «Со глашение» (Covenant) Джон Леонард атаковал писателя из засады, воспользовавшись обходным путем метафоры: Джеймсу Миченеру надо отдать должное: он умеет изматывать. Он силой вынуждает вас сдаться. Его проза бредет по зрительному тракту с молчаливым упорством потерпевшей поражение армии, страница за страницей — и так без конца. Это Великий трек1 от банальности к набожности. Мозг читателя уподобляется южноаф риканскому вельду после опустошительного набега Мзиликази2 или применения тактики выжженной земли, избранной британцами в Англо-бурской войне. Ни одна птица не подает голоса, и антилопы умирают от жажды. И все же господин Миченер честен, как добротные башмаки. В «Соглашении» — так же, как и в «Гавайях» (Hawaii), и в «Столетии» (Centennial), и в «Чесапике» (Chesapeake), — он охватывает широкую перспективу: стартует с пятнадцатитысячелетней древности и фи ниширует в конце 1979 г. Он твердо намерен заставить нас понять Южную Африку, хотим мы того или нет. Как голландцы, на чью точку зрения он часто становится с мрачной решимостью беспри страстного наблюдателя, он упрям; ему тоже не страшна непогода; он будет гнать стадо фактов вперед, пока они не падут. После трехсот страниц читатель — по крайней мере, один из них — уступает с покорным вздохом. Конечно, если мы собираемся про вести неделю с книгой, пусть лучше она будет написана Прустом или Достоевским, а не сшита из справочных карточек Джеймсом Миче- нером. Но пути назад нет. Это не столько развлечение, сколько ка торжный труд: наставник взгромоздился к нам на плечи и безжалост но погоняет нас кнутом. Может быть, знания пойдут нам на пользу. И мы их получаем. Господин Миченер — не обманщик. Он за ключил соглашение не с Господом Богом, а с энциклопедией. Если пятнадцать тысяч лет назад африканские бушмены пользовались отравленными стрелами, он опишет эти стрелы во всех подробно стях и объяснит, откуда брался яд. С чего следует начинать критическую статью? Вы должны сразу же сориентировать ваших читателей в том особом мире, куда они соби 1 Великий трек — переселение потомков голландских колонистов (буров) в центральные районы Южной Африки. 2 Мзиликази (Моселекатсе) — знаменитый африканский правитель. 17. КАК ПИСАТЬ ОБ ИСКУССТВЕ 193 раются вступить. Даже если они прекрасно образованы, надо сооб щить или напомнить им некоторые факты. Нельзя просто бросить их в воду и рассчитывать, что они с легкостью поплывут. Воду нужно подогреть. В случае литературной критики это необходимо вдвойне. Ведь столько уже позади; все писатели суть часть огромного потока неза висимо от того, плывут ли они по течению или изо всех сил с ним борются. В XX в. не было поэта более оригинального и влиятельного, нежели Томас Элиот. Однако его столетний юбилей в 1988 г. прошел удивительно тихо — об этом говорит в начале своего критического эссе в The New Yorker Синтия Озик, замечая, что сегодняшние студен ты даже не представляют себе, каким «могучим пророком» казался этот автор представителям ее поколения: «В течение целой литератур ной эпохи Томас Элиот оставался в зените литературного небосвода — он был для нас настоящим колоссом, немеркнущим светилом, таким же постоянным, как солнце и луна». Озик весьма ловко согревает воду, приглашая нас вернуться к ли тературному ландшафту той поры, когда она сама училась в универ ситете, и после этого взгляда в прошлое разделить ее изумление, вы званное едва ли не полным забвением некогда знаменитейшего поэта: Двери в поэзию Элиота не распахивались с первого толчка. По нять его строьси и его темы было непросто. Но молодежь кидалась в это неведомое царство, соблазненная его непривычным очарова нием и завороженная сладостной интонацией вселенской тоски: «Апрель, беспощадный месяц, — лился из студенческих фонографов голос Элиота с его похоронными модуляциями, — выводит / Сирень из мертвой земли, мешает / Воспоминанья и страсть...»1 Этот ари стократический британский голос — чистый, ровный, на удивление высокий, внешне спокойный, но полный скрытой силы — звучал на всех литературных факультетах и в общежитиях, среди стен, украшенных журнальными репродукциями Пикассо, и ему в бла гоговейном молчании внимали восторженные юноши и девушки, в чьей груди беспорядочно теснились Паунд и Элиот, Пруст и «Улисс». Как и его обладатель, этот голос был почти священен — бесстрастный и безличный, он вился по кампусам всей страны темным ручьем механического уныния. «Шанти шанти шанти», «Не взрыв, но всхлип», «Вот я, старик, в засушливый месяц», «Засучу-ка 1 Строки из поэм Т. Элиота здесь и ниже даны в переводе А. Сергеева. 194 ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ брюки поскорее» — в сороковых и пятидесятых все это было закли наниями поклонников литературы, которые в своих собственных первых стихах прилежно копировали тон Элиота — его серьезность, сдержанность, таинственность, его агрессивную отстраненность и пассивное, расплывчатое отчаяние. Это фрагмент, блестящий по исполнению. Точно воспроизведенные детали и академическая изощренность помогают Озик воссоздать об лик Элиота как литературного гиганта, чье незримое присутствие ощущалось в университетских городках по всей Америке. Мы, чита тели, переносимся в то время, когда его популярность была на пике, — автором найдена идеальная стартовая черта для ожидающего впере ди спуска. Многим литературоведам эссе не понравилось: они сочли, что Озик преувеличила стремительность низвержения поэта с вершин славы в бездну забвения. Но я вижу в этом лишь дополнительный плюс. Литературная критика, которая не вызывает у читателя ровно никакого желания спорить, просто никому не нужна, и вдобавок на свете трудно найти более увлекательное зрелище, чем полемиче ская битва истинных ученых. Сегодня у критики есть множество родственных журналистских жанров — это газетная или журнальная колонка, эссе на личную тему, редакционная передовица и обзорный очерк, в котором автор переходит от разговора о книге или другом культурном феномене к относительно широким обобщениям (Гор Видал привнес в этот по следний жанр немало дерзости и юмора). Многие из описанных принципов годятся и для работы в этих областях. Например, поли тический обозреватель должен любить политику и ее древние, за путанные корни. Но все эти жанры роднит одно: в них высказывается личное мнение автора. Даже передовицу с ее формальным «мы», очевидно, пишет какое-то «я». И если уж вы взялись за перо, не тушуйтесь. Не надо в последний момент ослаблять свои высказывания увертками и ого ворками. Самое скучное, что можно прочесть в ежедневной газете, — это завершающая передовицу фраза типа «Пока еще слишком рано судить, принесет ли плоды эта новая тактика» или «Правильно ли это решение, покажет будущее». Если судить еще рано, нечего и беседовать на эту тему, а насчет будущего — оно все покажет. Не бойтесь иметь взгляды и выражать их. 17. КАК ПИСАТЬ ОБ ИСКУССТВЕ 195 Много лет назад, когда я писал передовицы для New York Herald Tribune, моим редактором был огромный желчный техасец по фамилии Энджелкинг. Я уважал его за то, что он терпеть не мог претенциозно сти и бессмысленного топтания вокруг да около. Каждое утро мы обсуждали, какие статьи напишем для следующего номера и какую позицию нам следует занять. Иногда у нас возникали сомнения по этому поводу — особенно часто грешил ими наш эксперт по Латинской Америке. «Что там насчет переворота в Уругвае?» — спрашивал редактор. «Он может стать толчком для развития экономики, — отвечал жур налист, — а может и дестабилизировать политическую ситуацию. Думаю, я перечислю возможные выгоды, а потом...» «Ну вот что, — перебивал его техасец, — когда справляешь нужду, старайся хотя бы не обмочить обе ноги сразу». Это была его любимая присказка, и более неэлегантного совета мне слышать не доводилось. Но я вспоминаю его всякий раз, когда пишу обзор или заметку на тему, которая живо меня волнует, и могу заявить с полной ответственностью: за всю мою долгую карьеру ни один дру гой совет не оказывался для меня таким полезным. 18 Юмор Юмор — это тайное оружие сочинителя нон-фикшн. Тайное, ибо очень немногие писатели сознают, что юмор зачастую является для них лучшим — а порой и единственным — средством сообщить читающей публике нечто важное. Если это кажется вам парадоксом, вы не одиноки. Писатели-юмори- сты давно привыкли к тому, что их аудитория по большей части не по нимает, какие цели они преследуют. Как-то раз мне позвонил незнако мый репортер — у него были вопросы по поводу одной пародии, которую я написал для журнала Life. Под конец разговора он поинтересовался: «Так мне назвать вас юмористом? Или вы и серьезное тоже пишете?» Ответ здесь таков: если вы пытаетесь писать юмористические про изведения, то почти все, что вы делаете, серьезно. Мало кто из амери канцев способен это понять. Мы считаем наших юмористов чуть ли не бездельниками, потому что они никогда не садятся за «настоящую» работу. Пулитцеровские премии вручают авторам вроде Эрнеста Хе мингуэя и Уильяма Фолкнера, которые (видит Бог) серьезны донельзя и потому заслуживают высокого звания литераторов. Эти премии редко достаются таким людям, как Джордж Эйд, Генри Менкен, Ринг Ларднер, Сидни Перельман, Арт Бухвальд, Джулс Фейфер, Вуди Аллен и Гаррисон Кейлор, которые как будто бы просто валяют дурака. Но они не просто валяют дурака. Они ставят перед собой не менее серьезные цели, чем Хемингуэй с Фолкнером, и их смело можно счи 18. ЮМОР 197 тать национальными героями, потому что именно они помогают на шей стране увидеть, какова она на самом деле. Для них юмор — это работа, не терпящая отлагательства. Это попытка особым способом сказать важные вещи, о которых обычные писатели не говорят — а ес ли и говорят, то настолько обычным способом, что их никто не слышит. Одна хорошая политическая карикатура стоит сотни высокоумных политических статей. Один комикс из серии «Дунсбери» Гарри Трюдо стоит тысячи моралистических сентенций. Одна «Поправка-22» или «Доктор Стрейнджлав» сильнее всех книг и фильмов, сочиненных с на мерением показать войну «как она есть». Два этих комических шедев ра и теперь остаются базовыми ориентирами для любого, кто стре мится предупредить нас об опасности менталитета военных, из-за которых мы все рискуем завтра взлететь на воздух. Джозеф Хеллер и Стенли Кубрик утрировали правду войны ровно настолько, насколь ко было нужно, чтобы подчеркнуть ее безумие, и мы поняли, что вой на безумна. Шутка оказалась больше чем шуткой. Именно это, в сущности, и стараются делать все серьезные юмори сты: они выпячивают безумную правду, чтобы мы увидели ее безум- ность. Вот один пример того, как производится эта таинственная ра бота. Однажды, в 1960-х гг., я заметил, что половина женщин и девушек в США вдруг стала носить бигуди. Это была какая-то странная поваль ная болезнь, тем более удивительная, что я не мог понять, когда они их снимают. Казалось, что этого не происходит никогда: они отправ лялись с ними и в супермаркет, и в церковь, и на свидания. Так к ка кому же знаменательному событию они готовили свою парадную прическу? Целый год я размышлял, как написать об этом загадочном явлении. Я мог бы сказать: «Это кошмар!» или «Неужели этим женщинам не стыдно?». Но тогда получилась бы проповедь, а проповеди убивают юмор. Писатель должен выбрать какое-нибудь средство из арсенала юмористов — сатиру, пародию, иронию, памфлет, абсурд — и замаски ровать им серьезную мысль. Очень часто ему так и не удается найти подходящую маску, и мысль остается невысказанной. Но мне наконец улыбнулось счастье. Проходя мимо газетного кио ска, я увидел в нем сразу четыре лежащих рядышком журнала: «При чески», «Прически знаменитостей», «Укладка» и «Помпадур». Я купил их все (немало озадачив продавца) и обнаружил целый печатный мир, 198 ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ посвященный исключительно волосам — тому, что у людей выше шеи, за вычетом мозгов. В журналах были проиллюстрированные схемами инструкции о том, как правильно располагать бигуди, и разделы, в ко торых редакторы отвечали на письма озабоченных девушек. Больше мне ничего и не требовалось. Я придумал журнал под названием «Ку дряшка» и сочинил ряд пародийных писем и ответов на них. Затем все это отправилось в Life. Вот как начиналась эта серия: Дорогая «Кудряшка»! Мне 15 лет, и ровесники считают меня хорошенькой. Я ношу розовые бигуди самого большого размера. Последние два с полови ной года я постоянно встречаюсь с одним и тем же парнем, и до позавчерашнего дня он ни разу не видел меня без бигуди. А поза вчера я сняла их, и у нас вышла ужасная ссора. «У тебя слишком маленькая головка», — сказал мне он. Потом обозвал меня карлицей и заявил, что я его обманывала. Как мне его вернуть? Девушка с разбитым сердцем, Спионк, штат Нью-Йорк Дорогая девушка с разбитым сердцем! Ты поступила очень глупо, и тебе некого винить, кроме себя. По следний опрос «Кудряшки» показал, что 94% американок в настоя щее время носят бигуди по 21,6 часа в сутки, 359 дней в году. Ты решила соригинальничать и потеряла своего парня. Послушайся нашего совета и купи себе бигуди самого-пресамого большого раз мера — теперь в продаже есть и такие, причем тоже розовые. С ними твоя голова будет выглядеть еще больше, чем раньше, и вдвое кра сивее. И не вздумай снимать их даже на минутку! Дорогая «Кудряшка»! Мой парень любит ерошить мне волосы. Беда в том, что его паль цы все время застревают в моих бигуди. Вчера произошла очень неприятная история. Мы сидели в кино, он гладил мне волосы, и два его пальца застряли так, что он не мог их вытащить. Мне было очень не по себе, когда я выходила из кинотеатра с его рукой на голове, да и потом, когда мы ехали в автобусе, несколько человек смотрели на нас подозрительно. Слава богу, что мне удалось дозвониться до моего парикмахера — он сразу же приехал с набором инструментов и освободил бедного Джерри. Только вот Джерри очень разозлился 18. ЮМОР 199 и сказал, что не будет со мной встречаться, пока я не найду себе более безопасные бигуди. По-моему, это несправедливо с его сторо ны, но он явно не шутит. Вы можете как-нибудь меня выручить? Безутешная, Буффало Дорогая безутешная из Буффало! Мы вынуждены с огромным сожалением признаться тебе, что такие бигуди, в которых никогда не застревали бы пальцы парней, любящих гладить по голове своих девушек, до сих пор не изобрете ны. Однако производители бигуди упорно работают в этом направ лении, поскольку жалобы, подобные твоей, нередки. А пока почему бы тебе не предложить Джерри носить варежки? Тогда и ты будешь довольна, и он избавится от лишнего риска. Писем было еще много — возможно, я даже внес свою скромную лепту в программу «Леди Берд» Джонсон1 по приведению американских городов в более приличный вид. Но суть здесь вот в чем: после прочте ния такой статьи вы уже никогда не будете смотреть на бигуди так же, как прежде. Юмор помогает взглянуть свежим взглядом на странную деталь из вашего повседневного окружения, которая раньше восприни малась как нечто само собой разумеющееся. В данном случае тема не особенно важна: бигуди вряд ли станут причиной гибели нашей цивилизации. Но тот же метод прекрасно действует и в применении к очень важным темам — в общем-то, почти ко всем, лишь бы удалось найти для них правильную комическую подачу. За последние пять лет своей работы в старом Life, с 1968 по 1972 г., я воспользовался юмором для освещения многих несмешных проблем, в том числе злоупотребления военной силой и испытаний ядерного оружия. Одна из колонок была посвящена мелочным дрязгам из-за формы стола на Парижской мирной конференции по Вьетнаму. После двух с лишним месяцев ситуация сложилась до того дикая, что оста валось только смеяться, и я описал разнообразные попытки добиться мира за моим собственным обеденным столом путем ежедневного изменения его формы, уменьшения высоты стульев для отдельных 1 «Леди Берд» Джонсон — жена президента Линдона Джонсона, в свою бытность Первой леди активно занимавшаяся благоустройством американских городов. |