Прочитав эту книгу, вы овладеете всеми премудростями писательского мастерства, предельно понятно изложенными самым
 Скачать 8 Mb.
|
|
ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ гостей с целью понизить их «статус» и разворота этих стульев таким образом, чтобы сидящих на них людей можно было «не признавать». Именно это и происходило в Париже. Эти статьи выполняли свою задачу потому, что по форме были близки к пародируемым прототипам. Кто-то может сказать, что всякий юмор сводится к грубому преувеличению. Но письма о бигуди никого бы не насмешили, если бы мы не узнавали в них образчики реально существующего журналистского жанра — и по тону, и по манере мыш ления. Контроль обладает для юмориста первостепенной важностью. Не выдумывайте «забавных» имен вроде «мистера Дросселя». Не по вторяйте дважды и трижды одну и ту же шутку: читатели получат больше удовольствия, если она встретится им лишь единожды. Верьте умным читателям, понимающим вас с полуслова, а о прочих не вол нуйтесь. Мои заметки в Life вызывали у публики смех. Однако у них была серьезная цель, а именно сказать: «На наших глазах творится нечто безумное: ткань жизни разъедает зловредная эрозия или даже самой жизни угрожает опасность, — но все почему-то думают, что это нор мально». То, что сегодня выглядит бредом, завтра становится рутиной. Юморист пытается сказать, что оно так и осталось бредом. Я помню карикатуру Билла Молдина конца 60-х, поры бурных сту денческих волнений, когда в один колледж в Северной Каролине были отправлены для наведения порядка пехота и танки, а старшекурсни ков в Беркли разгоняли слезоточивым газом, распыляя его с вертоле та. На карикатуре мать умоляла членов призывной комиссии, куда явился по повестке ее сын: «Он у меня единственный ребенок — по жалуйста, держите его подальше от кампуса». Молдин показал нам, насколько безумны последние события, и попал в десятку: очень ско ро после того, как его рисунок был опубликован, в Кентском универ ситете погибли четверо студентов. Сегодня юмористы избирают одну мишень, завтра другую, но они никогда не испытывают недостатка в новых безумствах и угрозах, с которыми необходимо бороться. Линдон Джонсон в годы провальной войны во Вьетнаме отчасти обязан своим падением Джулсу Фейферу и Арту Бухвальду. Сенатор Джозеф Маккарти и вице-президент Спиро Агню потеряли свои посты во многом благодаря комиксам из серии «Пого» (Родо) Уолта Келли. Генри Менкен низверг с политического не босвода целую галактику лицемеров, а влияние «Босса» Твида из Там- 18. ЮМОР 201 мани-холла серьезно подточили карикатуры Томаса Наста. Комик Морт С ал был единственным, кто не дремал в эпоху правления Эйзен хауэра, когда вся Америка точно объелась транквилизаторов и не желала, чтобы ее беспокоили. Многие считали Сала циником, однако он называл себя идеалистом. «Если я кого-то критикую, — пояснял он, — это потому, что мир кажется мне заслуживающим лучшей уча сти и я верю, что плохое можно заменить на хорошее. Я не заявляю, как поколение битников: “Отстаньте, потому что мне все равно”. Я здесь живу, и мне не все равно». «Я здесь живу, и мне не все равно» — сделайте это вашим кредо, если хотите стать серьезным юмористом. Эти люди работают на более глубоком уровне, чем думает большинство. Они не боятся гладить опасного зверя против шерсти, говоря вещи, которые обществу и пре зиденту неприятно слышать. Арт Бухвальд и Гарри Трюдо доказывают свое мужество каждую неделю. Они говорят то, что нужно сказать и о чем обычные колумнисты говорить не рискуют, потому что это не сойдет им с рук. Их спасает лишь одно: политики редко обладают хорошим чувством юмора и тонкие шутки озадачивают их еще больше, чем широкую публику. Помимо своей основной задачи, юмор решает еще множество дру гих, пусть и не столь насущных. Юмористы помогают нам по-новому взглянуть на гораздо более древние проблемы, связанные с нашей душевной жизнью, домом, семьей, работой и всеми остальными пре понами, на которые мы натыкаемся по дороге от утра до вечера. Как- то я брал интервью у создателя «Блонди» (Blondie) Чика Янга — к тому времени он писал и рисовал эти комиксы уже 40 лет и сделал 14 500 вы пусков. Это была самая популярная серия комиксов, собирающая 60 миллионов читателей во всех уголках света, и я спросил Янга, по чему она так живуча. «Она живуча, потому что проста, — ответил он. — Она держится на четырех самых обыкновенных занятиях: мои герои спят, едят, рас тят детей и зарабатывают деньги». Комические вариации на эти четы ре темы в его рисунках так же разнообразны, как и в жизни. Усилия Дагвуда по выколачиванию денег из его начальника, мистера Дидерса, постоянно компенсируются усилиями Блонди, направленными на то, чтобы их потратить. «Мой Дагвуд никогда не покидает привычного всем мира, — сказал мне Янг. — Он не занимается никакой экзотикой 202 ЧАСТЬ 111. ЖАНРЫ вроде игры в гольф, и домой к нему приходят только те люди, с кото рыми сталкивается обычная среднестатистическая семья». Я упоминаю об этих четырех темах Янга, чтобы напомнить вам, что юмор, даже самый причудливый, чаще всего стоит на фундаменталь ных истинах. Это не отдельный организм, способный выжить лишь благодаря своему хрупкому метаболизму. Это просто особый угол зрения, доступный части писателей, уже хорошо владеющих литера турным языком. Они пишут не о жизни, которая по сути своей нелепа; они пишут о жизни, которая по сути серьезна, но при этом замечают в ней области, где серьезные надежды по иронии судьбы оказались обманутыми — Стивен Ликок называет это «странной нестыковкой между нашими стремлениями и нашими достижениями». То же самое подчеркивал и Элвин Уайт. «Я не люблю слово “юморист”, — говорил он. — По-моему, оно вводит людей в заблуждение. Юмор — это побоч ный продукт, возникающий в процессе серьезной работы некоторых (но далеко не всех) писателей. Дон Маркие повлиял на меня больше, чем Эрнест Хемингуэй, а Перельман больше, чем Драйзер». Поэтому я хочу дать сочинителям юмора несколько советов. Овла дейте искусством писать на хорошем «простом» языке, потому что все юмористы от Марка Твена до Рассела Бейкера — это в первую очередь великолепные писатели. Не ищите чего-то сверхоригинального и не презирайте то, что выглядит обыденным: вы затронете в читательских душах больше струнок, если найдете забавное в нашей повседневной жизни. И наконец, не старайтесь сыпать шутками как из ведра: юмор опирается на неожиданность, а удивлять читателей на каждом шагу практически невозможно. К большой досаде писателей, юмор — вещь субъективная и с трудом поддающаяся определению. На свете не найти пары людей, которым всегда казались бы смешными одни и те же шутки, и фельетон, кото рый в одном журнале отвергли как неудачный, с удовольствием при нимают в другом, видя в нем бриллиант чистой воды. Причины от каза тоже формулируются с трудом. «Не смешно, и все», — говорят редакторы и мало что могут к этому добавить. Иногда в таком мате риале обнаруживается явный дефект, и его удается «вылечить». Но смертность все же остается высокой. «Шутку можно препарировать, как лягушку, - написал однажды Элвин Уайт, — но под ножом она умирает, и ее внутренности разочаровьюают всех, кроме исследовате лей с чисто научным складом ума». 18. ЮМОР 203 Я не любитель дохлых лягушек, но мне было интересно, можно ли найти хоть что-нибудь полезное, если покопаться в этих внутренностях, и как-то раз я решил провести в Йеле годичный курс по сочинению юмористических произведений. Я предупредил студентов, что из этого может не выйти ничего путного и в результате мы просто убьем то, что любим. К счастью, на скудной почве курсовых работ юмор не только не умер, но и расцвел пышным цветом, и в следующем году я повторил свой курс. Позвольте мне коротко отчитаться об этом опыте. «Я надеюсь продемонстрировать, что у американской юмористиче ской литературы богатые традиции, — написал я в резюме для потен циальных студентов, — и рассмотреть влияние некоторых первопро ходцев на их последователей... Хотя в этом жанре трудно провести черту между художественной и нехудожественной литературой, я счи таю темой своего курса последнюю: ваши сочинения будут опираться на конкретные факты. Меня не интересуют “творческие эксперименты”, свободный полет фантазии и нагромождение абсурдных выдумок». Я начал с чтения отрывков из нашей классики, желая показать, что юмористы способны осваивать самые разные литературные жанры и даже изобретать новые. Первыми в ряду моих примеров стали «Бас ни на сленге» (Fables in Slang) Джорджа Эйда, которые стали выходить в 1897 г. в Chicago Record, где Эйд работал репортером. «Он просто сидел, ни о чем не думая, перед стопкой чистой бумаги, — пишет Джин Шеперд в прекрасном предисловии к своей антологии «Америка Джор джа Эйда» (The America of George Ade), - и вдруг ему в голову пришла невинная мысль написать что-нибудь в форме басни с использовани ем языка и штампов нашего времени — иначе говоря, сленга. А чтобы никто не обвинил его в элементарном бескультурье, он решил писать все подозрительные слова и выражения с большой буквы. Он смер тельно боялся, что люди сочтут его безграмотным». Оказалось, что боялся он зря: к 1900 г. «Басни» завоевали такую по пулярность, что он зарабатывал уже по тысяче долларов в неделю. Вот «Басня о Служащем, который Узрел Великий Свет»: Жил да был один Служащий, которому всегда доставался Шиш с Маслом. Он вкалывал по многу часов за крошечную Зарплату и помогал создавать Организацию по Защите Интересов Трудя щихся. Он был за Маленького Человека и против Ненасытных Кровопийц. 204 ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ Чтобы малость его успокоить, Хозяева выделили ему Процент с Прибыли. После этого он стал потеть, заглядывая в Платежную Ведомость: ему казалось, что множество Лодырей вокруг него толь ко тем и занимаются, что Давят Сачка. Он научился Цыкать на Маль- чишку-Курьера всякий раз, когда тому случалось хихикнуть. Что же до старого Бухгалтера, который хотел Прибавки в девять долларов и недели Отпуска в Летний Сезон, ему доставалась разве что корот кая Проповедь о Пользе Смирения. Самым тяжелым Моментом стали для него шесть часов Вечера, когда весь Трудовой Коллектив разбегался по домам. Считать деся тичасовой Рабочий День полным казалось ему нелепостью, а уж в Борьбе за то, чтобы по Субботам работать лишь до Обеда, он и во все видел Чистый Грабеж. Те, кто раньше потел с ним на Галерах бок о бок, теперь должны были называть его Мистером, а сами в его глазах превратились в отбросы не лучше Каторжников. Однажды некий Салажонок осмелился напомнить Надсмотрщи ку, что когда-то он считал себя Союзником Обделенных. «Ты прав, — ответил ему Босс. — Но в ту пору, когда я защищал Мелких Служащих, мне еще не доводилось бывать в Директорском Кабинете и я не видел чудесной картины под названием “Доброде тель, снижающая Годовой Дивиденд”. Мне трудно объяснить тебе все толком, поэтому я просто замечу, что те, кто оказывается по Нашу Сторону Баррикад, приобретают способность смотреть на Проб лему Жалованья под Новым Углом». Мораль: в Образовательных Целях каждого Служащего следует допустить к Руководству Фирмой. Универсальная правда, заключенная в этом шедевре столетней дав ности, осталась таковой и сейчас, что справедливо почти для любой из «Басен». «Эйд был первым из юмористов, которые на меня повлия ли, — признался мне Сидни Перельман. — У него было социальное чувство юмора. Его картинки из жизни Деревенского Увальня на ру беже веков красноречивее любых исследований о том, сколько тогда приходилось платить за уголь. Его юмор коренился в понимании че ловеческой натуры и местных особенностей. До него в Америке не бы ло юмористов, способных на такой едкий, пронзительный сарказм». От Эйда я перешел к Рингу Ларднеру, автору классической реплики «Заткнись, объяснил он»: мне хотелось показать, что юмористам может сослужить хорошую службу и такой жанр, как драматический диалог. Я питаю слабость к абсурдным пьескам Ларднера, писавшимся якобы 18. ЮМОР 205 просто ради развлечения. Но он вдобавок высмеивал священные за коны драматургии, где происходящее на сцене описывается целыми ярдами курсива. Первый акт ларднеровских I Gaspiri (что означает «Обойщики») состоит из десяти строчек диалога, который ведут пер сонажи, не включенные в список действующих лиц, и девяти строчек не относящегося к делу курсива, которые завершаются фразой «Зана вес опускается на семь дней, давая зрителям понять, что прошла не деля». За свою жизнь Ларднер с большим успехом использовал юмор во многих литературных жанрах — например, в посвященном бейсбо лу романе «Ты меня знаешь, Эл». Он необычайно чутко реагировал на присущие американцам показное благочестие и склонность к само обману. Затем я воскресил «Арчи и Мехитабель» (Archy and Mehitabel) Дона Маркиса, где этот влиятельный юморист тоже воспользовался для своих целей необычным жанром — нарочито корявыми стишками. Маркие, колумнист из New York Sun, наткнулся на новое решение древней проблемы газетчиков — как успеть к нужному сроку облечь свой материал в аккуратную форму — так же нечаянно, как Эйд нат кнулся на басню. В 1916 г. он придумал таракана Арчи, который по ночам печатал на пишущей машинке Маркиса незамысловатые стихи, лишенные прописных букв, потому что у него не хватало сил нажать на клавишу переключения регистров. Творения Арчи, описывающие его дружбу с кошкой Мехитабель, отличаются заметной философич ностью, о чем никак не догадаешься по непрезентабельному виду этих рваных строчек. Ни в одно серьезное эссе нельзя вложить такого пре зрения к старикам-лицедеям, сетующим на упадок современного те атра, каким дышит «Старый актер» (The Old Trouper) Маркиса — длин ная поэма, в которой Арчи рассказывает о встрече Мехитабель со старым театральным котом по имени Томас: я сам из старинного рода театральных котов мой дедушка работал с форрестом вот уж был актер каких поискать... Маркие использовал кота как закваску для своего недовольства занудами хорошо знакомого типа. Это недовольство брюзгливыми ветеранами разных профессий универсально, как универсальна при 206 ЧАСТЬ III. ЖАНРЫ вычка любого старого брюзги жаловаться на то, что вся его область летит в тартарары. Маркие реализует одно из классических свойств юмора — переводить гнев в иное русло, где мы можем смеяться над какой-либо слабостью вместо того, чтобы возмущаться ею. Следующими героями моего обзора были Дональд Огден Стюарт, Роберт Бенчли и Фрэнк Салливан, радикально расширившие возмож ности юмора, основанного на «свободных ассоциациях». У Бенчли зазвучала нотка человеческой теплоты и уязвимости, которой не бы ло у юмористов вроде Эйда и Маркиса, прятавшихся за такими без личными формами, как басня и графоманские стишки. Никто лучше Бенчли не умел стремительно нырять в самую глубь своей темы: Св. Франциск Ассизский (если только я не путаю его со Св. Симе оном Столпником, что легко может случиться, поскольку оба имени начинаются на «Св.») очень любил птиц, и на его портретах они часто сидят у него на плечах и клюют ему запястья. Что ж, если Св. Франциску это нравилось, то пожалуйста. У всех нас есть свои симпатии и антипатии — я, например, неравнодушен к собакам. Но, может быть, все они лишь готовили почву для появления Сидни Перельмана. Если это так, Перельман с охотой отдает им должное. «Люди учатся, подражая другим, — сказал он. — В конце 20-х меня можно было арестовать за упорную имитацию Ларднера — не по со держанию, а по духу. Эти влияния постепенно отмирают». Но от его собственного влияния оказалось не так-то легко избавить ся. К моменту своей кончины в 1979 г. он непрерывно писал уже более половины века, совершая захватывающие языковые пируэты, и в на шей стране до сих пор полно комиков и писателей, поддавшихся гравитационному притяжению его стиля и не сумевших затем вы рваться на свободу. Не надо прибегать к услугам сыщиков, чтобы рас познать почерк Перельмана не только в сочинениях таких писателей, как Вуди Аллен, но в сериалах ВВС «Раздолбай-шоу» (Goon Show) и «Монти Пайтон» (Monty Python), в радиоскетчах Боба Эллиота и Рэя Гулдинга и в искрометных шутках Граучо Маркса — в последнем слу чае проследить корни этого влияния еще проще, поскольку Перельман написал сценарии к нескольким ранним фильмам братьев Маркс. Главным открытием Перельмана стало то, что метод свободных ассоциаций позволяет мыслям писателя рикошетировать от нормаль ного к абсурдному и благодаря непредсказуемости угла этого отскока 18. ЮМОР 207 банальная стартовая идея полностью разрушается. К этой основе из непрерывного удивления он добавил ошеломительную игру слов, ко торая была его фирменным знаком, богатую и отчасти заумную лек сику и эрудицию, приобретенную в путешествиях и за чтением книг. Но даже эта эффектная смесь не спасла бы его, не имей он конкрет ной мишени. «Все шутки должны быть о чем-то — юмор должен иметь прямое отношение к жизни», — сказал он, и, хотя читатели, наслаж дающиеся его стилем, могут упустить из виду его цель, любая мини атюра Перельмана в конечном счете не оставляет от какой-нибудь очередной помпезной чепухи камня на камне, так же как оперное искусство до сих пор не оправилось от «Ночи в опере» (A Night at the Opera) братьев Маркс, а банковское дело — от «Банковского сыщика» (The Bank Dick) Уильяма Филдса. От его цепкого взгляда редко удава лось укрываться шарлатанам и мошенникам, особенно из миров Бродвея, Голливуда, рекламы и торговли. Я и поныне помню, как читал Перельмана подростком и как пора зила меня тогда одна из его фраз. Его фразы не были похожи ни на что, виденное мною прежде, и голова у меня шла кругом. Пронзительно свистнул гудок, и я запыхтел прочь от дремлющих шпилей вокзала Гранд-Сентрал. Пропыхтев всего несколько футов, я заметил, что отбыл без поезда, — пришлось бежать обратно и ждать его отправления... За два часа, которые мне предстояло провести в Чикаго, нельзя было осмотреть город, и эта мысль повергла меня в состояние глубокого спокойствия. Я с удовольствием отметил, что на вокзал Дирборн наложен новый слой копоти, хотя у меня не хва тило тщеславия счесть, что это как-то связано с моим визитом. Женщины обожали этого порывистого ирландца, который всег да готов был спать вместо того, чтобы есть, и наоборот. Как-то ве чером, отираясь в портсмутской таверне «Исподняя», он поймал оброненную вскользь кружку одного дюжего назюзюкавшегося канонира... На следующее утро «Морская кусалка», линейный фре гат с тридцатью шестью орудиями на борту, отвалил из мутного портсмутского порта в сторону Бомбея с матримониальными целя ми. На нем в качестве пассажира плыл мой прадед... Через пятьде сят три дня, проведенные почти исключительно на брошах с каме ями и падавших под его курком куропадках, он наконец завидел башни Исфаханга, священного города Радикалов и Интегралов, двух фанатических исламских сект. |