Программа формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (20012005 гг.)
 Скачать 3.01 Mb.
|
|
Помощь клиентам с суицидальными тенденциями. При оказании помощи мигрантам с суицидальными намерениями большое значение имеет общее разъяснение характера суи- цидальных кризисов, помогающее разрушить предубеждения против несправедливого отношения окружающих, безнадежности и бессмысленности существования. Возможность раннего распознания суицидальных намерений у вынужденных мигрантов доступна не только психиатрам и психологам, но и врачам общей практики, социальным работникам, сотрудникам организаций, оказывающих помощь. Для этого важно знать признаки так называемого «пресуицидального синдрома», так как практически никогда суицид не возникает без предварительных сигналов. Пре-суицидальный синдром проходит в своем развитии три фазы: (1) пассивная сосредоточенность на самом себе — ощуще 304 Психическое здоровье мигранта ние одиночества, бессмысленности существования, безвыходности положения; (2) появление агрессии — упреки в адрес окружающих, выраженный самонегативизм, демонстрация намерений покончить с собой; (3) бегство в мир фантазий — представление реакции окружающих после совершения суицида, разработка детального плана суицида, внешнее спокойствие и невозмутимость (Кискер, Фрайбергер и др., 1999). Для оценки риска суицида необходимо также выяснить, имели ли место суициды в роду и в ближайшем окружении, случаются ли сновидения с сюжетами самоубийства, падений, катастроф, предпринимались ли ранее попытки покончить с собой (см. опросник выявления пресуицидаль-ного синдрома на с. 338—340). При работе с людьми, имеющими суицидальные намерения, важно помнить: следует предпринять все возможные меры для предупреждения суицида, но никто, кроме самого человека, не может уберечь его от самоубийства. Тем не менее, к любым заявлениям человека о намерении покончить жизнь самоубийством, даже если они выглядят демонстративными и неправдоподобными, следует относиться со всей серьезностью. Важнейшую психотерапевтическую и психопрофилактическую ценность, как утверждает В. Франкл, имеет понимание клиентом жизненной задачи. «Мы не можем устранить из жизни все причины несчастий, чтобы помешать всем решившимся на самоубийство осуществить их намерения. Но нам необходимо убедить этих людей, что они могут не только продолжать жизнь без того, что они по каким-то причинам не могут иметь, но и что они могут видеть определенный смысл своей жизни как раз в том, чтобы внутренне преодолеть свое несчастье, вырасти благодаря ему духовно, пойти наперекор своей судьбе, если она им в чем-то отказала. Однако мы сможем только тогда убедить наших больных в том, что их жизнь имеет смысл, если будем в состоянии помочь им найти необходимые цель и содержание жизни, другими словами: увидеть перед собой задачу» (Франкл, 2000. С. 46). Помощь в преодолении тревожных расстройств и страхов. Современная психотерапия имеет серьезные возможности для переработки страха. Фриц Риман, известный немецкий пси- Методы психологической реабилитации... 305 хоаналитик, считает, что она, во-первых, вскрывает индивидуальную историю развития страха, во- вторых, исследует его взаимосвязь с индивидуально-семейными и социально-культурными условиями и, в-третьих, организует «очную ставку» индивида с источниками страха в целях его плодотворной переработки и преодоления (Риман, 1998). Среди основных психотерапевтических и психоконсультационных методов работы со страхами выделяют следующие. 1. Беседа. Одной из первых возможностей преодоления страха у вынужденных мигрантов становится уже сам разговор с психологом, врачом или социальным работником. Умение выслушать человека, испытывающего страх, часто само по себе позволяет добиться успехов в снижении уровня его тревожности. 2. Поведенческая психотерапия, ориентированная на формирование у клиента чувства безопасности, защищенности. Наиболее эффективной считается длительная психотерапия, в которой психотерапевт или психолог выступает в качестве недостающей «защитной фигуры» (Кискер и др., 1999). 3. Метод парадоксальной интенции. Этот метод используется в тех случаях, когда страх связан с определенными ситуациями. Суть этого метода состоит в обращении патологической интенции (стремления, намерения) в свою противоположность: если человек чего-то боится, ему предлагают не пытаться избегать страха, а наоборот — бояться как можно больше, или, при неврозе навязчивых состояний, человека побуждают максимально усиливать навязчивые действия. В результате патологические проявления могут исчезнуть (Франкл, 1990). 4. Метод систематической десенсибилизации. При десенсибилизации сначала разрабатывается шкала иерархии раздражителей, вызывающих страх. На последующих сеансах проводится десенсибилизация (снижение чувствительности к раздражителям), в ходе которой выработка расслабления при предъявлении раздражителя ведет к снижению страха. Далее эта процедура проводится с возрастающими по значимости раздражителями (подробнее см. с. 52—66). 5. Тренинг уверенности в себе, или ассертивности. Полезно включение человека, испытывающего страхи, в групповую 306 Психическое здоровье мигранта работу. Положительные результаты приносит тренинг уверенности в себе. В основе этого метода лежит представление о том, что невозможно преодолеть страх и неуверенность, если у клиента нет в распоряжении альтернативных способов поведения. При работе в группе приобретение уверенности в себе достигается путем выполнения участником конкретной роли в конкретной проблемной ситуации, воспроизводящей трудности, испытываемые им в реальной жизни. Например, при работе с беженцами из Афганистана нами часто используется ситуация «встречи с милиционером», вызывающая в реальной жизни страх практически у каждого беженца. Психотерапевт и группа делают взаимные замечания и ободряют друг друга. Так как главным является положительное подкрепление, критические замечания сводятся к минимуму. Подробнее о тренинге уверенности в себе см. с. 354-359) 6. Арттерапия. Особое значение приобретает также арт-терапия, высвобождающая аффекты и стимулирующая психотерапевтический процесс (Любан-Плоцца и др., 2000) (см. с. 111-114). 7. Аутогенная тренировка. Важным способом преодоления страха является аутогенная тренировка по Шультцу, основными элементами которой являются тренировка мышечной релаксации и самовнушение (подробнее см. с. 66—68). 8. Психоаналитические методы в работе со страхами рекомендуется использовать лишь после тщательного обследования. В случае, если симптомы страха выступают в качестве предшествующих психозу, аналитическая психотерапия строго противопоказана и необходимо вмешательство психиатра. ПОМОЩЬ В ПРЕОДОЛЕНИИ КРИЗИСА ИДЕНТИЧНОСТИ Работа психолога-консультанта, психотерапевта с беженцами и вынужденными мигрантами должна быть, в первую очередь, нацелена на восстановление целостности и интег- рированности личности. Достичь этого можно через преодоление последствий кризиса идентичности, изменений в мо-тивационно-потребностной сфере, осознание и снятие не- гативных проекций, формирование установок толерантного сознания, преодоление культурных барьеров и последствий Методы психологической реабилитации... 307 культурного шока в сочетании с психотерапией посттравматических стрессовых расстройств. Необходимо помнить, что это чрезвычайно трудный процесс. «Никакого практического краткого руководства по преодолению кризиса идентичности не существует; с ним можно справиться лишь в результате фундаментального преобразования человека» (Фромм, 1999. С. 133). Как утверждает Э. Фромм, кризис идентичности преодолим только тогда, когда человек вновь станет жизнелюбивым и активным. Направления психотерапии, которые наиболее подходят для оказания помощи вынужденным мигрантам, задаются одним из центральных положений гуманистической психологии: прежде чем определить, как дальше жить и что делать, следует выяснить, кто же Я такой. В этой ситуации главная задача психолога — помочь вынужденным мигрантам собрать рассыпавшуюся идентичность из осколков, воссоздать ее целостный узор. В то же время узор этот уже никогда не будет прежним. Представление о себе станет иным, но важно помочь прийти к его определенности и целостности. Для преодоления кризиса идентичности вынужденный мигрант должен осознать происходящие в нем и вокруг него изменения. Это можно сделать, попытавшись ответить на вопросы: «Что во мне изменилось? Что никогда не станет прежним во мне? Как изменились мои близкие и как эти изменения повлияли на наши отношения?» Подобное осознание уже станет первым шагом на пути воссоздания идентичности, возрождения личности, обретения самого себя. Следующий шаг в преодолении кризиса — поиск ответа на вопрос: «Что Я должен делать?» «Вопросы, задаваемые людьми в ходе поисков идентичности, реального "Я" и т.д., — это в очень большой степени вопросы долженствования: Что мне следует делать? Кем мне следует быть? Как мне следует разрешить эту конфликтную ситуацию?» (Маслоу, 1999. С. 109). Все эти вопросы наиболее остро стоят перед личностью, вынужденно покинувшей родину, находящейся в поисках новой идентичности. Предоставить человеку возможность задуматься над тем, кто он такой, кем он был раньше и кем может стать в будущем, что соответствует его природе, его желаниям, потребностям, — значит помочь ему обрести путь к этическим и 308 Психическое здоровье мигранта ценностным решениям, к более мудрым актам выбора, к должному (Маслоу, 1999). Логотерапия и экзистенциальный анализ. Особая роль при оказании помощи вынужденным мигрантам в преодолении кризиса идентичности отводится логотерапии. Родоначальник логотерапии — немецкий психиатр Виктор Франкл (Франкл, 1990, 1997, 2001). Сейчас это направление развивается его последователями в рамках экзистенциального анализа (Лэнгле, 2001). Основной акцент логотерапия ставит не на том, что с человеком случилось в прошлом или происходит сейчас, а на том, как человек к этому относится, какой смысл это для него имеет («логос» применительно к «логотерапии» означает именно смысл, поэтому ее еще называют «смыслоцент-рированной терапией»). Центральной задачей психотерапии, как и основной задачей человеческой жизни, Франкл считает поиск и осуществление смысла, «направляющего ход бытия» (Франкл, 1990. С. 285). Во многом идеология психотерапии Франкла родилась из его личного опыта пребывания в нацистском лагере смерти. К этому опыту он обращается во многих своих текстах, но в первую очередь в книге «Человек в поисках смысла» (Франкл, 1997), «одно чтение которой может быть те-рапевтичным для многих клиентов» (Jvey etal, 1997). Умение найти позитивные моменты тогда, когда ты находишься в ситуации господства абсолютного зла и бесчеловечности, найти смысл в самом страдании — на это, по мнению Франкла, способен лишь человек, и это одна из самых ценных его способностей. Франкл ссылается на слова Эйнштейна, что «тот, кто ощущает свою жизнь лишенной смысла, не только несчастлив, но и вряд ли жизнеспособен» (Франкл, 1990. С. 36). В экзистенциальном анализе различают три уровня бытия: телесный (физический), душевный (психический) и духовный. На первых двух уровнях человек стремится к поддержанию физического благополучия, здоровья своего тела и реализации витальных потребностей, в то время как на третьем уровне он «ищет смысл жизни, ценностную опору, веру, любовь, справедливость и пр.» (Лэнгле, 2001. С. 9). Методы психологической реабилитации... 309 Логотерапия и экзистенциальный анализ подчеркивают, что «духовное противостоит психофизическому», «духовно-экзистенциальное измерение человека способно полемизировать с его телесно-душевным бытием» (там же). Эта способность человека к «открытости» по отношению к самому себе, способность дистанцироваться от самого себя и как бы извне взглянуть на себя называется способностью самоотстранения или самодистанцирования. На нее опирается широко известный метод парадоксальной интенции, описанный выше. Другая основная способность человека названа Франклом «самотрансценденция». Это стремление преодолеть «собственную замкнутость во внутреннем мире своих потребностей, желаний и напряжений», что дает возможность «стать открытым для диалога с миром» (там же. С. 10). Франкл так писал о самотрансценденции: «Только в той мере, в какой человек выходит за пределы самого себя, он может самореализоваться — в служении делу или в любви к другому человеку! Иными словами, цельным человек бывает только тогда, когда он посвящает себя какому-либо делу или другому человеку» (Франкл, 2001. С. 221). На этой способности основана другая техника логотерапии, называемая дерефлексией. Если, применяя парадоксальную интенцию, человек усиливает свой симптом, что позволяет ему как бы «иронизировать над неврозом», то дсрефлексия снимает навязчивое самонаблюдение («гиперрефлексию»), что «дает возможность игнорировать симптом» (там же. С. 197). Согласно Франклу, гиперрефлексия ответственна, в частности, за феномен «экзистенциального вакуума», характерного для современной западной цивилизации, вследствие чего возникают «нооген-ные неврозы» — неврозы потери смысла жизни. В техническом отношении логотерапия близка к когни-тивно-бихевиоральной терапии. Методы парадоксальной интенции, дерефлексии, изменения установок и позитивного переформулирования (их называют методами сократического диалога) характерны для обоих направлений. Вместе с тем, по словам мультикультурных психотерапевтов, считающих подход Франкла особо ценным для работы в кросс-культурном контексте, логотерапия «создает важный мостик между 310 Психическое здоровье мигранта экзистенциально-гуманистическими и когнитивно-бихеви-оральными теориями» (Ivey et al., 1997, p. 380). Работы Франкла по логотерапии носят в основном методологический характер. Усилиями его последователей создана система феноменологической психотерапии, получившей общее название «экзистенциальный анализ», в которую логотерапия входит как составная часть. Экзистенциальный анализ ставит своей целью «помочь личности в том, чтобы она открыла в себе способность свободно (в духовном и эмоциональном смысле) и полно проживать свою жизнь, смогла выйти на аутентичные установки и актуализировать личную ответственность по отношению к собственной судьбе и миру» (Лэнгле, 2001. С. 5). Эта цель решается с помощью «анализа обстоятельств жизни человека как "прояснения, раскрытия" скрытых в ней ценных возможностей» (там же. С. 7). Таким образом, метод особенно подходит для работы с людьми, находящимися в кризисном состоянии, актуализируя личностный потенциал в предельно сложных жизненных ситуациях. Усилия экзистенциального анализа направлены на созидание собственной полноценной жизни (целостную и состоявшуюся жизнь экзистенциальные аналитики называют «эк- зистенцией»), творение своего будущего. Для этого определяется, где экзистенция блокируется, и проводится работа по снятию блоков. Могут быть следующие варианты блоки- рованной экзистенции: • Настоящее заслоняется «грузом прошлого» — в этом случае с помощью биографического метода проводится феноменологический анализ неассимилированного, в первую очередь, травматического опыта, причем, в отличие от «психологической археологии» психоанализа, предметом изучения становятся те жизненные области, где в настоящее время аккумулированы препятствия, а также изжившие себя личностные установки, от которых человек не может избавиться. • Отсутствие доступа к своему потенциалу — в этом случае работа направляется на содействие реализации личных способностей, самоприятие и доступ к собственным чувствам. • Утрата базовых ориентиров, лежащая, в частности, в основе феномена «экзистенциального вакуума», — здесь пред- Методы психологической реабилитации.. 311 метом анализа становятся основные экзистенциальные вопросы: «Ради чего живет человек?», «Что нужно сделать, чтобы моя жизнь стала осмысленной?» (Лэнгле, 2001. С. 12—13). Расстройства, при которых может применяться экзистенциальный анализ — психосоциальные, психосоматические и психически обусловленные эмоциональные и поведенческие нарушения — включают в себя основные проблемы вынужденных мигрантов. Вместе с тем, этот метод имеет и ограничения, связанные, в частности, с тем, что он осуществляется преимущественно в вербально индуцированном процессе. Таким образом, его нелегко применять с культурно отличающимися клиентами. Кроме того, один из основных методов экзистенциального анализа — работа с биографией — противопоказан при высоких эмоциональных нагрузках, так как может привести к состоянию перенапряжения и даже спо- собствовать повышению суицидального риска у клиента (Лэнгле, 2001). 1! ХРЕСТОМАТИЯ Г.У. СОЛ ДАТ ОБА ЧУЖИЕ СРЕДИ своих: ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ ВЫНУЖДЕННЫХ МИГРАНТОВ* В главе книги доцента кафедры психологии личности факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, доктора психологических наук Г.У. Солдатовой «Межэтническая напря- женность» представлены некоторые эмпирические результаты исследования вынужденных мигрантов из Грузии и Чечни. Рассматриваются особенности влияния этнополитической ситуации на личность мигранта, исследуются трансформации идентичности, изменение уровня агрессивности, типы реагирования. В 1990-х гг. Северный Кавказ превратился по существу в буферную зону, вобравшую в себя вынужденных мигрантов почти из всех «горячих» точек бывшего СССР. В середине 90-х гг. одно из первых мест среди северокавказских республик по насыщенности переселенцами со всей России принадлежало Северной Осетии-Алании. Здесь в 1995 г. было сосредоточено свыше 680 вынужденных мигрантов на каждые 10 тыс. жителей. Во второй половине 1990-х гг. прочное первенство в регионе по числу вынужденных мигрантов стала занимать Республика Ингушетия. В конце 1999 г. регистрационная служба республики зафиксировала более 150 тыс. вынужденных переселенцев. Эта массовая миграция явилась результатом военных действий на территории Чечни и составила практически половину от всего населения Республики Ингушетия. * Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М: Смысл, 1998. С. 326-348. Чужие среди своих: этнопсихологические проблемы... 313 Вынужденные мигранты Северного Кавказа — одно из самых трагических «человеческих» порождений конфликтных и кризисных ситуаций межэтнической напряженности. Они, как правило, третья сторона в конфликтах, но главные жертвы войн и межэтнических столкновений. Каков их психологический портрет? Что несут в себе эти люди, в одночасье переступившие черту, отделяющую благополучную жизнь от неизвестности, нищеты, унижений? Каковы психологические особенности трансформации личности мигранта в условиях психотравмирующего воздействия ситуаций межэтнической напряженности? Социально-психологические исследования вынужденных мигрантов на Северном Кавказе и с Северного Кавказа, проведенные автором и при его участии в 1991 — 1992 и 1994—1995 гг., позволили найти некоторые ответы на поставленные вопросы. Материалом для анализа послужил ряд исследований. В октябре-ноябре 1991 г. совместно с сотрудниками Института языка, литературы и истории г. Орджоникидзе (Северная Осетия) было опрошено 350 вынужденных мигрантов из Грузии. Опрос проводился в основном в местах размещения мигрантов: в санаториях, общежитиях и на турбазах. Социологический опросник включал 50 вопросов. В качестве психологического инструментария был использован Диагностический тест отношения (ДТО). В августе 1994 г. в Северной Осетии (г. Владикавказ) было проведено психологическое исследование вынужденных русских переселенцев из Грозного (38 человек). Опрос прово- дился во время строительства для них поселка на месте Попова хутора, входящего в число спорных территорий между Северной Осетией и Ингушетией. Русским предлагалось по- селиться на «спорной» территории и фактически выполнять роль буфера между конфликтующими сторонами. Опрос вынужденных переселенцев из Грозного проводился по месту их жительства или работы, в общежитиях Владикавказа, в недостроенных домах в поселке. В марте-апреле 1995 г. было осуществлено исследование русских мигрантов из Грозного (36 человек), покинувших республику в разгар военных действий в январе 1995 г. С це 314 Психическое здоровье мигранта лью дифференциации с предыдущей группой респондентов, эту группу мы будем называть беженцами. Беженцы из Грозного опрашивались в Москве, где временно проживали у своих родственников и знакомых. По той же эмпирической программе были опрошены 30 русских москвичей, которые составили контрольную группу. Исследования беженцев и вынужденных переселенцев из Грозного проводились по единой программе, состоящей из 5 методик: Тест рисуночной фрустрации Розенцвейга, ДТО, опросник агрессивности Басса—Дарки, методическая разработка «Типы этнической идентичности», модифицированный тест Куна. Социально-психологические проблемы невозможно понять без социального контекста. Поэтому ниже представлена краткая хронология событий и общая характеристика респондентов, полученная на основе материалов опроса, проведенного перед психологическим тестированием. СИТУАЦИИ и РЕСПОНДЕНТЫ 1. Вынужденные мигранты из Грузии. В конце 1990 г., после объявления о создании независимой демократической республики Южная Осетия и ее выходе из Грузии, конфликт между Южной Осетией и Грузией приобретает открытую военную форму. В период пика конфликта в феврале- марте 1991 г. поток мигрантов в Северную Осетию достигает почти 100 тыс. человек. Последовавший в октябре 1992 г. вооруженный осетино-ингушский конфликт в немалой степени был обусловлен этим фактором. Известно, что мигранты из Южной Осетии приняли непосредственное участие в конфликте, так как большинство из них были расселены в спорном Пригородном районе Северной Осетии. По отношению ко всему населению республики это составило почти 16%. В соответствии с выявленными мировой практикой закономерностями, такое соотношение поднимает социальную напряженность выше допустимого уровня. В конце 1999 г. в Северной Осетии-Алании все еще оставалось свыше 29 тыс. вынужденных мигрантов из Грузии (по данным миграционной службы Северной Осетии-Алании), что составило почти 90% от всех вынужденных мигрантов в республике. Чужие среди своих: этнопсихологические проблемы... 315 Конфликт в Южной Осетии определил исход осетин не только с ее территории, но и со всей Грузии. Из всех прибывших в Северную Осетию осетин 70% были жителями самых различных районов Грузии. Их скорее можно отнести к категории вынужденных переселенцев, нежели беженцев. Большинство из них не испытало непосредственной смертельной угрозы, не были разрушены их дома или захвачены квартиры. Их выезд из Грузии был обусловлен неудовлетво- ренностью общественно-политической обстановкой, антиосетинскими публикациями в местной печати. Из опрошенных респондентов, прибывших из Грузии, лишь 14% были из Южной Осетии, все остальные — из внутренних областей Грузии. Причем четвертая часть всех опрошенных приехала из Тбилиси. В качестве главной причины отъезда вынужденные мигранты из Грузии называли «преследование за национальную принадлежность» (85% от всего числа опрошенных). Принятию трудного решения покинуть родной дом способствовало то, что более половины опрошенных жили под «страхом увольнения с работы», непосредственно сталкивались с конкретными угрозами физической расправы, были свидетелями насилия по отношению к ближайшим родственникам. Кровь, пролитая в грузино-осетинском конфликте, определила основную направленность агрессии внутри Грузии в начале 1990-х гг. в сторону осетин и ускорила отъезд тех, кто поначалу лишь подумывал об этом. Помимо морального и психологического ущерба вынужденные мигранты принесли с собой тяжелый груз материальных потерь. Только четвертая часть опрошенных знали, что с их домами и имуществом все в порядке. Большинство респондентов либо вообще не имели никакой информации (30%), либо она оказалась крайне неутешительна: их дома с разрешения или без разрешения властей были заняты чужими людьми (32%) или же разрушены и сожжены (13%). На прежнем месте жительства практически все респонденты имели либо собственные дома (64%), либо государственные квартиры (32%). Наиболее острыми социальными вопросами для осетинских мигрантов из Грузии стали «отсутствие жилья», «отсут 1 ствие работы» и «отсутствие прописки». Спустя четыре года после нашего опроса эти проблемы в определенной степени удалось разрешить. Около 70% трудоспособного населения из числа осетин-мигрантов нашли работу, остальные занялись торгово-челночными операциями. В период опроса более 90% респондентов имели временное жилье в общежитиях, пансионатах, гостиницах, на турбазах, у родственников, друзей и т.д. Из числа последних половина считали свое жилищное положение нетерпимым и занимались поисками другого жилья. Не намного лучше складывалась ситуация с работой. По нашим данным, число не- работающих составило практически половину из всех опрошенных нами перемещенных лиц. Причем, их подавляющая часть (77%) — люди активного возраста от 20 до 59 лет. Кроме этого, во время опроса почти у 40% респондентов никто из трудоспособных членов семьи не работал. В результате 44% опрошенных рассчитывали главным образом на государственные пособия, на помощь благотворительных фондов, родственников, знакомых, 16% использовали еще сохранившиеся накопления, продавали имущество. 2. Вынужденные мигранты из Чечни. Уже в первой половине 1990-х гг. из Чечни в массовом порядке начинает выезжать русскоязычное население. Общее число вынужденных мигрантов из Чечни к концу 1996 г. приблизилось к 400 тыс. человек, что составило около трети всего населения республики. К концу 1999 г. миграционный потенциал Чечни был практически исчерпан. С декабря 1994 по апрель 1995 гг. Федеральной миграционной службой России было зафиксировано свыше 320 тыс. беженцев из Чечни, которые временно проживали на терри- тории смежных регионов. Переселенцы неславянских национальностей чаще оседали в соседних Дагестане и Ингушетии. Особенно переполненной оказалась маленькая Ингушетия. К 1996 г. здесь на 10 тыс. жителей было 276 вынужденных мигрантов, а в октябре 1999 г. уже 1295. Такое соотношение с большим запасом перекрыло любые предельные цифры, позволяющие сохранить некоторую социальную стабильность. Русские мигранты из Чечни стремились дальше: в Ростовскую область, Ставропольский и среди своих: этнопсихологические проблемы... 317 •Краснодарский края. Они пополнили также пестрый состав вынужденных мигрантов Северной Осетии-Алании. -4 Почти все приехавшие в Северную Осетию из Грозного вынужденные переселенцы оценивали положение русских в Чечне как крайне неблагоприятное. Среди главных причин Принятия решения о миграции назывались следующие: «не вижу будущего для своих детей», «материальные трудности», «русских вытесняют из различных сфер жизни», а также опасения за свою жизнь и жизнь детей. Задолго до начала в Чечне боевых действий события, связанные с угрозой безопасности, оказались существенными аргументами миграции русских из этой республики. Русские, покинувшие Грозный в январе 1995 г., за редким исключением, не собирались мигрировать ни по экономическим причинам, ни по причине дискриминации. Об этом свидетельствуют и более высокая оценка ими уровня безопасности проживания в Чечне по сравнению с вынужденными переселенцами предыдущих лет. В 1995 г. русские бежали главным образом от войны и связанных с ней ужаса и страха за свою жизнь. Из беженцев, оказавшихся в Москве, две трети приехали к проживающим здесь родственникам. Как показал опрос, именно на их поддержку и на собственные силы рассчиты- вала подавляющая часть беженцев. И все же в самом начале своего «крестного пути» почти треть опрошенных надеялась на помощь федеральных властей, по приказу которых ракетные удары по Грозному в январе 1995 г. вдребезги разбили их и так незадавшуюся жизнь. Но что Москва не ждет их с распростертыми объятиями, осознавали все беженцы. Практически никто из них не надеялся на сочувствие и поддержку со стороны москвичей. С другими мыслями и настроением переезжали в Северную Осетию вынужденные переселенцы из Грозного. Небольшая их часть также мигрировала с надеждой на помощь род- ственников, но число назвавших в качестве причины переезда исключительно важное для мигрантов обещание жилья, ненамного превосходило число респондентов, для которых наиболее значимыми оказались психологические аспекты. Одной из главных причин сознательного выбора Северной I f Чужие среди своих: этнопсихологические проблемы... 319 Осетии в качестве места проживания стало представление о позитивном отношении местного населения. Большинство переселенцев отметило, что «к русским здесь относятся лучше, чем в других республиках Северного Кавказа» и что «между казаками и осетинами всегда были хорошие отношения». Поэтому новое место жительства психологически устраивало значительную часть русских переселенцев из Грозного, которые оценивали степень безопасности русских в Северной Осетии на «4» и «5» баллов (при оценке по 5-балльной шкале). Что касается возвращения обратно в Чечню, то половина всех вынужденных мигрантов не представляла себе этого ни при каких условиях. Вторая половина беженцев не исключала возможности вернуться в Грозный при гарантии безопасности, возмещения ущерба и «восстановления прежней жизни». Более негативно к перспективе возвращения отнеслись вынужденные переселенцы, сознательно покинувшие республику. Некоторые из них условием возвращения называли даже «высылку чеченцев». РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ Сравнительный анализ утверждений по тесту Куна «Кто Я?» (Burns, 1979), полученных при опросе русских вынужденных переселенцев, беженцев и жителей Северной Осетии-Алании (осетин и русских), выявил определенные различия в видении ими себя в системе жизненных отношений личности. Как и в стандартных случаях, у вынужденных мигрантов объективные характеристики (социальный статус, семейные роли, пол и возраст) доминируют над субъективными (личностные признаки, самооценка, результаты особых жизненных обстоятельств). Но между вынужденными переселенцами и беженцами есть разница. У беженцев, во-первых, число объективных характеристик значимо ниже и, во-вторых, среди них доминировали специфические групповые категории. Среди беженцев никто не назвал себя ни гражданином России, ни гражданином республики (Чечни), никто не вспомнил о своей половой или религиозной идентификации, но почти половина опрошенных отнесла себя к категориям из разряда специфичес- I ких: бомж, безработный, нищий, беженец и др. Для сравнения: среди постоянных жителей республик России таких са-, йоидентификаций менее 1% от общего количества характе-> ристик. Причем, для респондентов само понятие «беженец» ji в середине 1990-х гг. еще не обрело свой смысл и было менее значимой статусной категорией по сравнению с «бомжом», «бездомным», «нищим». Основные статусные социальные характеристики, такие как гражданство и национальность, для русских беженцев потеряли актуальность. Это говорит о кардинальной трансформации структуры идентичности — беженцы осознают себя выброшенными за пределы главных жизненных отношений в обществе. Глубинной основой этого процесса является деформация мотивационно-потребностной сферы, в том числе потребности в идентичности, социальной присоединен- ности. Для вынужденных переселенцев потребность в социальной присоединенности, как возможность принадлежать к группам, которые способны защитить, сохраняет свою зна- чимость. Помимо этнической принадлежности, для них актуальна гражданская принадлежность («Гражданин России») и принадлежность к казачеству. Но главная надежда вынужденного переселенца — на свою семью. Это основная группа поддержки в трудной ситуации. В девять раз чаще, чем беженцы, вынужденные переселенцы определяют себя с позиции семейной, супружеской ролевой и статусной идентификации. Таким образом, у вынужденных переселенцев сохраняется основная структура идентичности, где остаются значимыми общечеловеческая, семейная, профессиональная, половая принадлежности. Тем не менее, иерархия идентич-ностей приобретает свою региональную специфику: на третьем месте по значимости у русского переселенца на Северном Кавказе — принадлежность к казачеству, как к группе, способной защитить здесь русских. Идентичность беженцев не структурирована, расплывчата и в значительной степени определяется на основе субъективных характеристик и самооценок, отражающих трагический характер их мироощущения. Если у вынужденных переселенцев субъективные характеристики составляют только 320 Психическое здоровье мигранта десятую часть всех самоидентификаций, то у беженцев их почти половина (44%). Среди самооценок доминируют депрессивно-пессимистические: «человек без будущего» (5%), «никому не нужный» (5%), «оскорбленный», «униженный», «растоптанная личность» (6,4%), «разбитый», «морально убитый», «подавленный», «растерянный», (5,7%), «беззащитный», «бесправный», «зависимый» (5%), «ограбленный», «человек без родины», «лишний» (2,8%). Эти определения отражают астенические переживания собственной малоцен-ности, стыда, незащищенности, подавленности и униженности. Причем агрессивный оттенок — «мстительный, воинственный, злой» имеет лишь небольшая часть определений (2,1%). Выделяется отдельный самоуничижительный комплекс: «бич», «никто», «не-человек», «дерьмо», «с клеймом "Чечня"», «скот», «тень», «никчемный человек», «убогий», «отброс общества» (11,3%). У беженцев идентичность, как социально-психологический регулирующий механизм, не выполняет свои основные функции: интегрирующую на групповом уровне и адаптивную — на личностном. Разрушение системы жизненных отношений определяет дезориентацию в социальном пространстве: разрушение потребности в социальной присоединенности дополняется неготовностью к разрешению ситуации собственными силами. В то же время у вынужденных переселенцев этническая идентификация, так же как и другие этнополитические категории, остается одним из важных адаптивных и интегрирующих ме- ханизмов. В регионах с высокой межэтнической напряженностью увеличивается число людей, для которых характерны такие психические пограничные состояния, как массовая невро-тизация и фрустрация. Состояние повышенного эмоционального возбуждения продуцирует различные негативные переживания, которые существенно затрудняют у этих людей адаптацию к новым ситуациям. С помощью теста рисуночной фрустрации Розенцвейга (Тарабрина, 1994) и теста агрессивности Басса—Дарки исследовались поведенческие реакции вынужденных переселенцев и беженцев как способов разрешения проблемных ситуаций. Чужие среди своих: этнопсихологические проблемы... 321 У вынужденных переселенцев выражены внешнеобвини-тельные реакции — подчеркивается степень фрустрации и осуждается ее причина. Вина и ответственность за ситуацию перекладывается, главным образом, на чеченцев. В результате выражена враждебность к тем, кто заставил их мигрировать. Повышенный уровень эгозащитных реакций показывает, что ситуация рассматривается как угроза собственному «Я». Поэтому эгозащитные реакции носят характер обвинения других людей, что снижает стремление к рассмотрению возникающих конфликтных ситуаций примиряющим образом. Чувство собственной ответственности за происходящее снижено. Ситуация фрустрации рассматривается как неизбежная. Но результаты теста показывают, что вынужденные переселенцы были подготовлены к ней и надеются преодолеть ее со временем. Снижение количества препятственно-доминантных и высокий уровень необходимо-упорствующих реакций отражает у вынужденных переселенцев потребность в самостоятельном преодолении фрустрирующих компонентов ситуации. Несколько иная картина у беженцев. У них доминирует безобвинительная направленность реакций — они не осуждают ни себя, ни других. Беженцы, так же как и вынужденные переселенцы, оказались психологически готовы к фрустрации, они рассматривают ситуацию как неизбежную. Но у беженцев еще в большей степени, чем у мигрантов, повышен уровень эгозащитных реакций. Они не фиксированы на препятствии или на удовлетворении потребностей. Они сосредоточены на защите собственного «Я». Причем, это проявляется не в форме внешних обвинений, а в глухом уходе в себя, высокой уязвимости личности, склонности воспринимать трудности и препятствия как непосредственную угрозу, а не как стимул к поиску выходов. Поэтому на первых этапах выхода из шока разрешение проблемной ситуации у беженцев будет происходить через построение системы «пассивной» психологической самозащиты, а не на основе попыток разрешения ситуации с помощью своих сил или посредством других людей. Для перехода к поискам реалистического разрешения ситуации им крайне необходима внешняя психологическая поддержка. У 322 Психическое здоровье мигранта вынужденных переселенцев уровень социальной адаптации, хотя и не достигает нормативов, свидетельствует о более адекватном реагировании на фрустрацию, о стремлении к разре- шению кризисной ситуации посредством конструктивных усилий и через поиск реалистических решений. Реакцией на фрустрацию выступает актуализация различного рода защитных механизмов, одним из которых может быть увеличение агрессивности. Пониженные показатели общей толерантности, и этнической в частности, предполагают существование психологической основы для роста агрессивности у вынужденных мигрантов. С помощью теста Бас-са—Дарки исследовались показатели агрессивности как комплекса специфических реакций (раздражения, негативизма, обиды, чувства вины, подозрительности, физической, косвенной, вербальной агрессии) в ситуациях межэтнической напряженности. Уровень агрессивности, помимо личностной предрасположенности, определяется социальными условиями и обстоятельствами. Две группы респондентов из Грозного покинули город по разным причинам и при различных обстоятельствах. Вынужденные переселенцы прошли через ситуацию выбора и осознали необходимость принятия решения о миграции. Это был длительный и мучительный процесс, но в результате они оказались материально и психологически подготовленными к резким переменам в жизни. Защитную психологическую функцию у вынужденных переселенцев стала, в частности, выполнять агрессия, направленная не на фрус-трирующий фактор, а на обстоятельства, которые необходимо любой ценой подчинить своей цели — выжить, устроиться, сохранить семью. Общий уровень агрессивности у вынужденных переселенцев повышен по сравнению с беженцами и тем более по сравнению с контрольной группой. Наличие избыточной агрессивной энергии определяет адаптацию вынужденных переселенцев по активному типу. Это не пассивные лишенцы, они не производят впечатления несчастных людей. Их агрессивная энергия имеет прежде всего созидательно-действенный характер. Они готовы реализовывать свои планы, готовы работать и строить свою жизнь заново. Но повышенный уровень негативизма в сочетании с агрессив- Чужие среди своих: этнопсихологические проблемы... 323 ностью определяет рост их общей интолерантности. Постороннее вмешательство в дела чаще будет вызывать со стороны вынужденных переселенцев противодействие и нежелание развития взаимоотношений. Опрос беженцев проводился спустя три месяца после того как они, спасая свои жизни, покинули Грозный. Это слишком маленький срок, чтобы выйти из состояния психологи- ческого шока, тем более, что беженцы оказались отнюдь не в санаториях и реабилитационных центрах. У многих из них квартиры разрушены, а имущество утеряно. Они подавлены, апатичны. С их стороны возможны также агрессивные реакции, но, главным образом, с целью самозащиты. Выстраиваемая ими система психологической защиты основана на настороженности (повышенной подозрительности) и высоком уровне обиды. Это препятствует развитию позитивного взаимодействия с окружающими и существенно затрудняет социокультурную адаптацию. Беженцы ориентированы на помощь и готовы верить словам сочувствия, но даже при небольших неудачах они вновь надолго замыкаются в кругу личных переживаний. Как устойчивое личностное свойство, у них развивается мнительность — склонность к тревожным опасениям по различным поводам, значение которых часто переоценивается. Показатели по тесту Басса—Дарки подтверждаются данными опроса. Так, пятая часть опрошенных вынужденных мигрантов из Грузии считали, что местное население относится к ним либо безразлично, либо настороженно, либо с подозрением. Треть респондентов, не столкнувшись ни разу с внешними проявлениями, утверждали, что постоянно чувствуют негативное внутреннее отношение. Они склонны замечать вещи не очевидные, а часто кажущиеся, и интерпретировать их соответствующим образом: «холодность и натянутость отношений», «скрытые насмешки», «высказывания за спиной», «презрительные жесты, взгляды». Негативный жизненный опыт и, как результат, повышенный уровень агрессивности у вынужденных мигрантов отразились на оценке ими социальных ситуаций. Например, насилие как форму социального контроля в этнических конфликтах поддержала значительная часть вынужденных мигрантов 324 Психическое здоровье мигранта (треть беженцев и свыше 40% переселенцев), в то время как среди всех городских жителей Татарстана, Тувы, Северной Осетии-Алании и Саха (Якутии) лишь 13% одобрили насилие как способ разрешения конфликтной ситуации. Е.Л. МИХАЙЛОВА |