Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика. Программа книгоиздания России

• Название: Программа книгоиздания России
• Анкор: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Дата: 14.05.2017
• Размер: 4.12 Mb.
• Имя файла: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Тип: Программа; #7546
• страница: 55 из 64

312

планирования, управления, прогнозирования и т.п. начинает приходить мысль об их гармоничном сочетании [8]. Исторические перемены, происшедшие в искусстве, физике, обществе, мышлении, частным проявлением которых является постмодернизм, также влияют на изменения в проектировании. Буквально постмодернизм — то, что после модерна или современности. Постмодернизм — совокупное обозначение тенденций в культурном самосознании развитых стран Запада [12]. Модерн — классическое выражение этого явления, постмодернизм — современное, неклассическое. "Постмодернизм возникает как осознание исчерпанности онтологии, в рамках которой реальность могла подвергаться насильственному преображению, переводу из «неразумного» состояния в «разумное». Квалификация такой онтологии как «модернистской» и исторически исчерпавшей себя есть вместе с тем провозглашение новой эпохи — постмодернизма. Скептическое отстранение от установки на преобразование мира влечет за собой отказ от попыток его систематизации: мир не только не поддается человеческим усилиям его переделать, но и не умещается ни в какие теоретические схемы. Событие всегда опережает теорию. Антисистематичность как характерная черта постмодернизма не сводится к простому отказу от притязаний на целостность и полноту теоретического охвата реальности — она связана с формированием неклассической «онтологии ума»" [13, с.265].

Новые горизонты для проектирования открываются с преодолением ограниченности эмпиризма современной науки, который далек от того, чтобы быть всеохватывающим, поскольку не учитываются те данные, которые обладают качественным характером в собственном смысле слова, как это имеет место, например, в науках о человеке. Развитие проектирования все больше определяется взаимоотношением в нем точного и неточного знания. С последним связывают широкие пласты гуманитарной культуры. "Любое не поэтическое раскрытие реальности не может быть полным" [14, с.210]. Поэзия, конечно, не всегда точна, но смысла в ней часто больше, чем в точном знании.

Изучая природу эстетического постижения реальности, А.Маслоу лишний раз убеждается в том, что наш рассудок слишком аналитичен и рационален, чересчур коцептуален; рассудочное восприятие слепо к отдельным сторонам реальности и особенно к той, что находится внутри нас. "В настоящий момент мы, представители западной культуры,— отмечает выдающийся психолог,— долгое время переоценивавшие роль абстрактного в понимании реальности, порой сводившие реальность к абстракции, восстанавливаем нарушенный баланс, подчеркивая необходимость конкретного, эстетического, феноменологического, не абстрактного познания всех сторон и составляющих любого явления в их реальной целокуп-ности, не отвергая бесполезных на первый взгляд, не имеющих утилитарного значения компонентов" (14а, с.81).

Гуманитарные факты, как правило, недоступны прямому наблюдению. Для их "визуализации" требуется множество знаковых систем, а для некоторых из таких культурных феноменов до сих пор не найдено подходящих форм записи. Каждый из таких способов визуализации принципиально неоднозначен и многовариантен. Поэтому "возможно, что использование точных методов в гуманитарных дисциплинах станет более плодотворным, когда будет выработано новое понимание самого понятия «точность», учитывающее многовариантность «визуализации»" [15, с.23].

Для решения указанной проблемы перспективными представляются исследования в области когнитивной компьютерной графики и систем искусственной реальности. В результате проведенных А.А.Зенкиным исследований проблем аддитивной теории чисел с использованием специально разработанной диалоговой системы для когнитивной компьютерной графики удалось показать, что когнитивная визуализация математических абстракций позволяет нередко увидеть такие свойства даже очень хорошо изученных математических объектов, которые без когнитивной компьютерной графики увидеть очень и очень непросто даже самому изощренному математическому уму. При построении когнитивных изображений абстрактных теоретико-числовых объектов (так называемых пифограмм этих объектов) синтезируется некоторое музыкальное произведение, определяемое чисто математическими свойствами отображаемых объектов. Погружение исследователя в цветомузыкальную искусственную реальность, созданную средствами современной информационной технологии, позволяет ему прикоснуться к великим тайнам Бытия, первооснову которого, по Пифагору, составляет Число. До сих пор об этом можно было только догадываться, сегодня это можно умо-зреть, а завтра и по-чувствовать [16]. ЭВМ, будучи удивительным продуктом формально-логического мышления человека, превращается в настоящее время, считает ученый, в уникальный инструмент активизации и реализации образных, интуитивных процессов мышления человека.

Проникновению точных методов в гуманитарные дисциплины всегда препятствовало противоречие между повторяемостью и единственностью (уникальностью). В наши дни это противоречие все более и более ощущается и представителями наук о природе, которые осознают необходимость обращения к уникальным, неповторимым событиям и явлениям. И если гуманитарии черпают опыт выявления повторяемости у естествоиспытателей, то последние все чаще обращаются к опыту гуманитариев в изучении уникальных событий и явлений. Поэтому И.Пригожий и Л.Стенгерс не случайно пишут о том, что сегодня всякая наука должна быть гуманитарной [17]. В этом же направлении происходят изменения в проектировании.

На протяжении всей долгой истории выделившегося из природы "искусственного" человека, констатирует Е.Манциани, "человеческий" порядок противопоставлялся хаосу. Развитию культуры сопутствовало все большее усложнение систем упорядочивания. Но когда была достигнута тотальная упорядоченность всего окружения человека, а ее уровень достиг предельной сложности, ситуация изменилась: традиционная антиномия искусст-

313

венного — естественного, порядка — хаоса потеряла смысл. Освоив всю естественную среду, человек изменил статус искусственного и тем самым оказался погруженным во "вторую природу", продукт собственной деятельности, но безграничную, сверхсложную, непонятную, подобную первобытному хаосу. "Происходит возврат к конкретно-непосредственному, а значит, локальному, дробному, случайному, вероятностному восприятию мира. Цикл культурной эволюции завершается, чтобы вновь начаться с нуля: с выделения собственного локуса, с самоопределения в социальной группе, с защиты от враждебных духов и ублажения добрых. И здесь требуются не универсальные трансцендентальные схемы — «монотеизм» бессилен в этой ситуации, а возврат к жесту, знаку, первобытному ритуалу,- родовому закону и магии" [Цит. по: 18, с. 145].

Носитель современного дизайнерского сознания, продолжает Е.Манциани, не столько ищет примитивное (изначальное), сколько в известном смысле сам примитивен. Лишившись опоры на большие системы глобальной интерпретации и объяснения мира, он вынужден действовать в сверхсложной реальности как в плане технологическом, так и социальном. У него нет адекватных средств прочтения этой реальности, и поэтому ее образ непроницаем, непонятен для него, насыщен магическими смыслами. Видимо, так же воспринимали природу примитивные народы, и в этом смысле западная культура возвращается к своим истокам. Возвращение к прошлому ради созидания будущего, ибо строить можно только на фундаментальных основах прошлого.

Р.Генон рассматривает антитрадиционную деятельность, с помощью которой в некотором роде "сфабрикован" современный мир, как производящую в целом работу извращения по отношению к нормативному состоянию, присущему всякой традиционной цивилизации, каковы бы ни были ее частные формы. "Достаточно бросить вокруг себя взгляд, чтобы убедиться, что повсюду стремятся все свести все больше и больше к единообразию, идет ли речь о самих людях или же о вещах, среди которых они живут; очевидно, что такой результат может быть достигнут лишь при уничтожении, насколько это возможно, всякого качественного различия. Но еще более достойно внимания то, что по странной иллюзии некоторые охотно принимают это единообразие «за объединение», в то время как оно представляет собой как раз обратное... Количество — мы настаиваем на этом — может только разделять, а не объединять; все, что исходит из «материи», производит лишь антагонизмы различной формы между фрагментарными «единствами», которые крайне противоположны истинному единству или, по крайней мере, имеют эту тенденцию со всей весомостью количества, не уравновешанного более качеством..." [6, с.50 —51].

Одним из свидетельств перемен, происходящих в науке, является развитие синергетики, принципиально отличной от классической науки. Синергетика перестраивает наше мировоззрение. Меняется представление о самой Эволюции, которая осознается как устремленность к Духу, расширение сознания, внутреннего бытия личности. Высвобождение индивидуальных сущностей предполагает их "локализацию", "прерывность" общего процесса, т.е. переосмысление превратно понятой эволюции (прогресса) как одностороннего движения по горизонтали. "Происходит переход от внешнего к внутреннему, от количественного критерия — к качественному вслед за переосмыслением закона причинности. Сама причина перемещается из внешней сферы в внутреннюю, ее ищут не во внешнем, механическом воздействии, а в саморазвертывании внутренней формы, имманентной сущему. Если причина внутри, то невозможен прежний детерминизм, нельзя предугадать ход событий, можно лишь довериться ему, предположить возможные пути самоорганизации. Отсюда смещение доминанты: вместо наблюдения над внешним объектом, предметом, сосредоточенность на внутренней форме, на тонком мире, на том сущностном, что невидимо присутствует, что греки называли «эйдосом», а китайцы «ли». То есть научное знание расширяется до сферы Духа, и значение этого трудно переоценить" [8а, с.96].

Древнейшие археологические находки лучше всего демонстрируют, что представляло собой то единое, которым был жив человек. Оказывается, что уже с Верхнего палеолита (а беря выше и в более общем плане, начиная с того времени, когда наряду с природой можно уже говорить и о культуре) человек создавал, фиксирует В.Н.Топоров, не только жизненно необходимые вещи, но и то, что материалистически-позитивистски ориентированному сознанию представляется необязательным, избыточным, даже лишним с точки зрения жизнеобеспечения,— вещи, образующие духовный слой культуры (предметы, непосредственно связанные с ритуалом, настенная живопись, статуэтки, символы, другие подобные вещи), что отсылает к духовной сфере жизни человека. "«Изначальная духовность» человека, во всяком случае на стадии homofaber, едва ли может быть оспорена — как на уровне «реальных», археологией подтверждаемых фактов, так и на уровне самосознания человека архаичных культур — в содержании деятельности мифологического демиурга, причем с самого начала акта творения всегда присутствует «духовное» делание; более того, оно, на наибольшей глубине его узрения, никогда не отделимо от «материального»— и не потому, что это «отделение» превышает возможности исследователя, но в силу необходимости, которая раскрывает сам принцип космологического творения, на каждом своем шаге одновременно и нераздельно вовлекающего в себя и дух, и материю, и культуру, и природу" [19, с. 10]. Это крайне поучительно для творцов современной техники, которым впору обратиться к опыту первобытного человека.

На основе того, что известно сейчас об архаичных моделях мира и соответствующих системах ценностей, содержательно оспаривается распространенная точка зрения, согласно которой следует уже для ранних стадий культуры различать "реально" функциональные вещи (инструменты, орудия и т.п.) и "мнимо" функциональные вещи (предметы ритуального назначения, лишенные свойства "реальной" полезности) и отдавать приоритет как раз "реальности" первых. Однако известно, что для архаичного самосознания высшим престижем обладает

314

то, что сакрально, а сакрально то, что космологично , что находится в начале творения и что может и должно воспроизводиться ежегодно в основном ритуале данной традиции. "Поэтому естественно предположить, что первоначально наиболее престижной и полнее всего отражающей смысл традиции была та вещь («первовещь»), которая сакральна по преимуществу, «космологична», т.к. через ряд звеньев возводима к началу творения, и ритуальна. Такая «ритуальная» первовещь обладает особым статусом и престижем, особой имманентной ей силой. Она действует (и действует в большей степени, чем «используется») в особых отмеченных ситуациях, связанных с соответствующими заданиями или, точнее, сверхзаданиями... Собственно, таково и назначение ритуала: он деяние, действие, дело по преимуществу, то дело, которое противостоит и слову и мысли, одновременно образуя с ними триаду мысль—слово—дело, имеющую непосредственное отношение и к проблеме «первовещи». Вещь как инструмент дела — действия не может быть для носителя подобной системы ценностей отделена от ритуала и быть неритуальной" [19, с. 11].

По существу проблема "культура и техника", а в известной мере и проблема "человек и техника", близки к классической философской проблематике соотношения предмета (вещи) и идеи, чувственного и рационального знания. Чувственное и рациональное — не две ступени в познании, а два момента, пронизывающие его во всех формах и на всех ступенях развития. Еще Платон в "Меноне" говорил, что чувственность охотится за идеями, чтобы быть чем-то определенным, а идея охотится за чувственностью, чтобы реально осуществиться. Но одно дело теоретическая аргументация, другое — практика. Противопоставление чувственного и рационального, предмета и идеи воспроизводится снова и снова на новом материале. Источник этого противопоставления проистекает из того, что от рацио, от идеи нет прямого пути к предмету, как нет его и от предмета к идее. Между ними должно быть установлено нечто третье, которое одновременно должно быть и вещью, инструментом, и идеей, смыслом. В качестве такового, согласно П.А.Флоренскому, выступает опредмеченный символ или одухотворенный предмет, в который вложена душа человеческая. Это может быть и сакральный предмет, и произведение искусства, и освященное орудие труда [20]. Священный огонь — это ведь произведение культуры, несмотря на то, что с его помощью могут достигаться вполне утилитарные цели. В этих случаях создание вещи представляет собой воплощение смысла, опредмечивание, проходящее под его контролем.

Смысл, идея и предмет слиты в единое культурное образование, элемент второй природы человека, которая создается "и по законам красоты". Сакральный символ, который во главу утла ставил П.А.Флоренский,— всего лишь частный случай этого исторического процесса. Такой же частный (при всей его нынешней распространенности), как и случаи, когда предметы, идеи, смыслы и замыслы перестают составлять тело культуры, выпадают из нее. "Если известны правила и алгоритмы, с помощью которых можно изготовить чашку, то совершенно безразличны образцы ее употребления. Действие замыкается чашкой и ее «товарным видом», а все остальное начинает восприниматься как несущественное" [21, с.113]. Отныне не стало нужды каждый раз оборачиваться, ориентируясь на ставшие внешними по отношению к технике и науке критерии человечности. Не могло быть и речи о примате человека с присущим ему достоинством и неповторимостью личности над вещью и техникой.

Опыт истории культуры свидетельствует о том, что единство идеи и предмета достаточно противоречиво и хрупко. Предметы могут терять свое назначение, утрачивать изначальные смыслы и приобретать новые. Точно так же и идеи, понятия могут утрачивать предметность, терять свое былое значение, обессмысливаться, умирать и возрождаться, наполняясь новыми смыслами.

Обратим внимании на тонкий семантический нюанс. М.М.Бахтин как-то заметил, что орудия имеют не значение, а назначение (это, разумеется, не относится к орудиям-знакам в смысле Л.С.Выготского). Однако логика развития орудий привела к тому, что они не могут выполнить свое назначение, если они не имеют значения в психолингвистическом смысле этого слова. Поэтому сейчас, прежде чем проектировать орудие, имеющее то или иное назначение, необходимо определить его роль в системе человеческой деятельности.

В психологической теории деятельности существенное место отводится обоснованию новых подходов в проектировании. Современная техника создает новые орудия и средства, меняющие привычные формы всех видов человеческой деятельности: трудовой, учебной, управленческой, научной, эстетической, бытовой. А изменение форм деятельности — это ведь тоже деятельность, которая должна быть сознательной и ответственной.

Рассмотрение проектирования как мира деятельности, ее продуктов, условий и форм организации, проливает свет на собственную природу проектирования и те изменения, которые в нем происходят. Новое видение проектирования формируется под влиянием культурно-исторической психологии Л.С.Выготского и в контексте психологической теории деятельности А.Н.Леонтьева и С.А.Рубинштейна, которые потенциально про-ектны. Всякая мысль, в том числе и наиболее отвлеченная, считал А.Ухтомский, есть более или менее реальный проект действительности. Доминанта заключает в себе элемент проектирования, своим инерционно-временным моментом она увязывается с построением длительно-устойчивых проектов реальности [22а]. П.Флоренский писал о "проектирующей деятельности жизни, осуществляемой разумом" [22, с. 171].

Человеческая деятельность — это деятельность орудийная, инструментальная. Внутренняя взаимосвязь субъективного желания, рационального целеполагания и технологически-инструментальной деятельности была вскрыта уже древнекитайскими мыслителями, причем задолго до того, как сама эта тема возникла в истории европейской цивилизации [23].

Деятельность имеет структуру опосредствованного процесса, элементами которой являются объект и средство. Такую же структуру, по Л.С.Выготскому, приобре-

315

тают у человека и психические процессы, психические функции. То место, которое в структуре процесса труда занимает орудие, в структуре психических процессов занимает знак, выполняющий функцию средства, психологического "орудия", психологического инструмента. Поэтому свой подход к психике Л.С.Выготский называл инструментальным: "Существенным отличием знака от орудия... является различная направленность того и другого. Орудие служит проводником воздействия человека на объект его деятельности, оно направлено вовне, оно должно вызывать те или иные изменения в объекте, оно есть средство внешней деятельности человека... Знак ничего не изменяет в объекте психологической операции, он есть средство психологического воздействия на поведение — чужое или свое, средство внутренней деятельности, направленной на овладение самим человеком; знак направлен внутрь. Обе деятельности столь различны, что и природа применяемых средств не может быть одной и той же в обоих случаях" [24, с.90].

Специфически человеческие особенности психики возникают вследствие того, что прежде непосредственные, "натуральные" процессы превращаются в опосредствованные благодаря включению в поведение промежуточного звена ("стимула — средства"). Если вдуматься глубоко в тот факт, поясняет Л.С.Выготский, что человек в узелке, завязанном на память, в сущности контролирует извне процесс воспоминания, заставляет внешний предмет напомнить ему, т.е. напоминает сам себе через внешний предмет и как бы выносит, таким образом, процесс запоминания наружу, превращая во внешнюю деятельность, то предстанет глубокое своеобразие высших форм поведения, так как в одном случае нечто запоминается, а в другом — человек запоминает нечто. Другими словами, посредством стимул-средства или знака, т.е. элемента культуры, реконструируются и объективируются натуральные, как бы вне действующего человека сложившиеся формы поведения. "Человек овладевает своим поведением, заново его порождая. Порождающий свое поведение человек становится его субъектом. Именно в работах Выготского субъектность не понимается натурально, не допускается некритически при описании поведения, а последовательно теоретически и экспериментально воссоздается. Выделяется та точка, тот момент в жизни человека, в котором он становится субъектом этой жизни" [21, с. 15].

Возникает вопрос: почему знак, в противоположность орудию, направлен вовнутрь и, главное, организует поведение? Если брать натурально, то в нем нет ничего, что могло бы это делать. Почему люди бросают жребий, который организует решение; почему "коготь рыси", "узелок на память" и т.д. организуют поведение? Почему внимание да и другие процессы при этом протекают иначе? Ведь это мистика! Срывая мистический покров с этих вопросов, Д.Б.Эльконин писал: "Это происходит потому, что «знак», который вводится другим человеком, взрослым, это есть введение в организацию поведения (одного человека — В.З., В.М.) — другого человека. В этом смысл всякой знаковой операции; значение же знака в той функции другого человека, в которой он вводится в организацию поведения. Они могут быть различны (решающий, контролер, вообще помогающий, напоминающий о ком-то). Знак — нечто вроде подарка. Ведь подарок — напоминание о том, кто его сделал. Именно поэтому знак социален, именно поэтому он организует поведение. В истории культуры (ритуал, миф, даже религия) знак имеет такой же смысл и значение" [25, с.514].

Подразумеваемое в знаке действие одного человека в отношении другого (помощи, контроля и т.п.) составляет его значение и придается ему, а не может быть свойством самой вещи ( а тем более — стимула). В этом и состоит "культурность" и "знаковость" стимулов — средств, их не-естественность. "В акте придания — принятия значения, т.е. в том, каким образом и за счет чего оно придается и принимается, скрыта вся загадка опосредствования — основной вопрос («нерв», «болевая точка») и культурно-исторической концепции, и ее ответвления — деятельностной теории психики. Загадка не в том, как «работает» стимул, уже ставший средством, и, конечно, не в том, как он работает до того. Вопрос в самом становлении, в строении «промежутка», где происходит преобразование стимула в средство или шире — где вещь реформируется в значении" [21, с.21].

Определив предмет психологической науки, Л.С.Выготский предложил адекватный ему метод экспериментального исследования, названный экспериментально-генетическим, генетико-моделирующим или объективирующим, т.е. позволяющим выделять механизмы, скрытые при непосредственном наблюдении и регистрации внешних проявлений поведения. Применение этого метода исследования, в основе своей проектного, определило качественно новый этап развития психологии, когда появилась возможность исследовать процесс возникновения психических новообразований посредством их целенаправленного формирования. Проведение формирующего эксперимента предполагает проектирование и моделирование содержания психических новообразований, психолого-педагогических средств и путей их формирования [26].

Новые формы деятельности влияют на психологию и сознание людей. Не только влияют, но изменяют их, более того, формируют, строят, поэтому необходимо самым тщательным образом проследить, а еще лучше предсказать характер и последствия такого влияния. Его механизм связан с тем, что новые средства деятельности, прежде всего трудовой, не только повышают производительность труда, но и предъявляют новые, нередко чрезмерные требования к человеку, в том числе к его оперативно-технической, познавательной, эмоционально-волевой сферам, к его мотивации, возможностям и способностям, т.е. ко всем внутренним средствам деятельности человека.

Тенденции амплификации (усложнения, обогащения) форм деятельности с новыми техническими средствами давно стали предметом внимания всех наук о трудовой деятельности. Значительно меньшее внимание привлекает противоположная тенденция — тенденция симплификации (упрощения) форм деятельности, кото-