Психология аномального развития ребенка

• Название: Психология аномального развития ребенка
• Анкор: Psikhologia_anomalnogo_razvitia_rebenka_Tom_I.doc
• Дата: 21.03.2018
• Размер: 5.31 Mb.
• Имя файла: Psikhologia_anomalnogo_razvitia_rebenka_Tom_I.doc
• Тип: Документы; #16976
• страница: 22 из 68

КОЛЕБАНИЕ КАК КОГНИТИВНАЯ ФУНКЦИЯ¹⁴

1. ФИЗИЧЕСКОЕ И ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЕ КОЛЕБАНИЕ

Любой процесс регулирования, в котором .играют роль механизмы инерции, имеет тенденцию к колебанию. Стрелка ком­паса, выведенная из положения равновесия, после возмущения долго колеблется, прежде чем снова успокаивается в «правиль­ном» положении, и очень трудно сконструировать регулирую­щее устройство любого рода, например термостат, которое при выравнивании возмущения не переходило бы немного через цель, возвращаясь к номинальному значению лишь после затухающих колебаний. Именно так обстоит дело и во всех физиологических процессах регулирования. Например, так называемое возбуж­дение покоя нервного элемента, испустившего ударный импульс, сначала снижается до нуля, т. е. до состояния полной невозбуж­денности, но затем не возвращается к прежнему состоянию по простой асимптотической кривой, а заходит дальше. Поэтому за периодом «невосприимчивости» к любому стимулу следует пе­риод повышенной возбудимости, и первоначальное значение воз­буждения покоя достигается лишь постепенно, часто после не­скольких колебаний.

2. ПСЕВДОТОПОТАКСИС

Альфред Кюн описал процесс ориентации, в котором колебательный процесс используется для выполнения когнитив­ной функции. Хотя единственным строительным элементом это­го механизма является фобическая реакция, он способен опре­делять точное направление цели столь же хорошо, как описан­ный топотаксис. Поэтому Кюн назвал его «псевдотопотаксисом». Хороший пример этого представляет поведение, с помощью ко­торого находит добычу улитка насса. Возбужденная запахом, она вылезает из песка и, покачивая в разные стороны своей длин­ной хоботообразной дыхательной трубкой — сифоном, ищет, с ка­кой стороны запах усиливается. При этом она ползет вперед в одном произвольном направлении и, таким образом, не вы­полняет повороты на регулируемые углы, характерные для всех топических реакций или таксисов. Улитка продолжает двигать­ся вперед в случайно выбранном направлении до тех пор, пока разности концентраций вызывающего запах вещества, воспри­нимаемых ее сифоном при взмахах в разные стороны от на­правления пути, не начинают убывать. Понятно, что максимум этой разности достигается в тот момент, когда улитка пересека­ет направление к цели под прямым углом и когда, следователь­но, взмах сифона совпадает с этим направлением. Но затем улит­ка вовсе не поворачивается на прямой угол к цели, как этого невольно ожидает наблюдатель, а на вполне определенный, не­регулируемый острый угол. В этом проявляется настоящая фо­бическая реакция. Повторяя этот процесс, насса продвигается в. направлении усиления запаха наподобие парусной лодки, лави­рующей против ветра, пока наконец не касается добычи сифо­ном при его очередном взмахе, прямо «наталкиваясь» на нее. Одна моя американская знакомая имела обыкновение ориен­тироваться подобным образом на широких дорогах со слабым движением. Она ехала на своей машине приблизительно в на­правлении дороги, пока не приближалась слева или справа к обочине, на что она затем фобически реагировала небольшим изменением курса. Поведение, именуемое «псевдотопотаксисом», состоит в том, что выполняется последовательность фобических реакций, в сумме образующих регулируемое по величине изме­нение направления.

3. ЧЕРЕДОВАНИЕ «ГИПЕРТИМНОГО» И «ГИПОТИМНОГО» НАСТРОЕНИЯ

Как все знают из самонаблюдения, настроение чело­века колеблется между веселостью и подавленностью, между ра­достными и депрессивными состояниями. Одна из форм этих колебаний распространяется на длительные промежутки време­ни; у творчески активных людей особенно заметно чередование периодов повышенного, деятельного настроения с периодами дурного настроения и бездействия. Патологическим усилением такого чередования настроений является так называемый мани­акально-депрессивный психоз, при котором сильно возрастают и период, и амплитуда колебаний.

Существуют всевозможные переходы между «нормальным» и «патологическим» чередованием «гипертимных» и «гипртим-ных» состояний или, как говорили раньше психиатры, «мании» и «меланхолии». Меняется также продолжительность отдельных состояний: есть люди, почти всегда находящиеся в несколько гипертимном настроении; окружающие завидуют их веселости, но лишь немногие знают, что им приходится расплачиваться за

нее кратковременными, но глубокими депрессиями. Напротив, есть люди, вообще пребывающие в несколько «меланхоличес­ком» настроении, но покупающие этой ценой периоды чрезвы­чайной активности и творческой силы. Я не без умысла употреб­ляю здесь выражения «расплачиваться» и «покупать», потому что убежден, что между рассматриваемыми фазами настроения в самом деле существует физиологическая связь.

«Нормальна» и явно способствует сохранению вида смена настроений в течение дня, происходящая почти у всех здоро­вых людей. Переживания, которые я попытаюсь здесь описать феноменологически, многие наблюдали у себя. Когда я, как со мной обычно бывает, просыпаюсь на некоторое время в очень ранние часы, мне приходит на память все неприятное, с чем мне пришлось столкнуться в последнее время. Я вдруг вспоми­наю о важном письме, которое давно уже должен был напи­сать; мне приходит в голову, что тот или другой человек вел себя в отношении меня не так, как мне хотелось бы; я обнару­живаю ошибки в том, что написал накануне, и прежде всего в моем сознании возникают всевозможные опасности, которые я должен немедленно предотвратить. Часто эти ощущения так силь­но осаждают меня, что я, взяв карандаш и бумагу, записываю вспомнившиеся мне обязанности и вновь открывшиеся опасно­сти, чтобы их не забыть. После этого я снова засыпаю, как буд­то успокоившись; и когда в обычное время просыпаюсь, все это тяжелое и угрожающее представляется мне уже далеко не столь мрачным, и к тому же приходят на ум действенные предохра­нительные меры, которые я тут же начинаю принимать.

Весьма вероятно, что эти перемены настроения, испытывае­мые большинством из нас, основаны на некотором регулирую­щем контуре, в который встроен элемент инерции, вызываю­щий торможение и тем самым колебания. Как все знают, вне­запное исчезновение угнетающих факторов приводит к приливу радостного настроения, и столь же известен противоположный процесс. Во внутренне обусловленном колебании между гипо-тимными и гипертимными состояниями я усматриваю важный для сохранения вида процесс поиска, с одной стороны, предва­ряющий опасности, угрожающие нашему существованию, а с другой — разведывающий возможности, которые мы можем ис­пользовать для своего блага.

Мой покойный друг Рональд Харгривс, весьма богатый иде­ями психиатр, в одном из своих последних писем задал мне воп­рос, каково может быть положительное значение опасливо-деп­рессивного настроения для сохранения вида. Я ответил ему, что

если бы моя жена не была склонна к таким настроениям, то двоих из моих детей не было бы в живых. Оба они погибли бы от очень рано подхваченной и поэтому особенно опасной ту­беркулезной инфекции, если бы моя жена, как опытный врач и опасливая мать, не поставила им своевременный диагноз и не принялась их лечить, когда все другие врачи отрицали еще ка­кую-либо опасность.

Как известно, внешние влияния могут чрезвычайно усилить размах рассматриваемых колебаний настрое.ния, и это также имеет очевидное значение для сохранения вида. Если человек однажды узнает, что потерял работу или что у него диабет, это целесообразным образом приводит в действие механизм, ищу­щий опасности, поскольку из наступившего бедствия таковые непременно произойдут. Точно так же целесообразно, когда после выздоровления от болезни или после большой удачи человек впа­дает в настроение, в котором он ищет новые возможности, от­крытые благоприятным поворотом судьбы.

Пассивность человека в опасливо-депрессивном настроении также имеет свой телеономный смысл. Дикое животное, при­слушивающееся к опасностям или выслеживающее их, также ведет себя в моторном отношении спокойно и только обыскива­ет окрестности своими органами чувств, воспринимая все по­ступающие стимулы. Член сообщества животных, на которого возложена обязанность искать возможные опасности, — это ни­коим образом не самый слабый и трусливый его член. Роль «сто­рожевого гуся» (Sicherganter), стоящего на страже, когда стадо мирно пасется, выпадает на долю самого сильного и храброго из старых самцов. Videant consules ne res publica aliquid detri-menti caperet (Пусть консулы смотрят, чтобы государство не пре­терпело никакого вреда).

То же верно в отношении порывов активности, охватываю­щих нас в приподнятом настроении. Если для обнаружения опас­ностей необходимы прежде всего функции нашего рецепторно-го аппарата, то использование вновь открывшихся возможнос­тей всегда связано с моторной деятельностью.

Соответствующие колебания пороговых значений всех ком­бинаций стимулов, поочередно запускающих гипертимные и ги-потимные настроения, выполняют задачу «поискового аппара­та», или, как его называют кибернетики по-английски, «scanning mechanism». Этот аппарат, по очереди выслеживающий вновь возникающие опасности и высматривающий вновь открываю­щиеся благоприятные возможности, выполняет таким образом безусловно когнитивную функцию.

4. КОЛЕБАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

Как известно, общее согласие в том, что считается дей­ствительным и истинным, основывается на очень сложном со­циальном явлении. В этом явлении также играют роль процес­сы регулирования, в которых заложена определенная инерция и которые тем самым имеют тенденцию к колебанию. Как ска­зал Томас Хаксли, каждая новая истина начинает свой путь как ересь и завершает как ортодоксальность. Если понимать орто­доксальность как застывшую жесткую доктрину, то это выска­зывание звучит весьма пессимистично. Но если представлять ее себе как умеренное воззрение, разделяемое большинством носителей данной культуры, то можно усмотреть в описанном Хаксли процессе типичную когнитивную функцию человечес­кого общества.

Истинно великое, эпохальное новое открытие вначале почти всегда переоценивается, по крайней мере тем гением, которо­му оно принадлежит. Как свидетельствует история естествозна­ния, область применимости вновь открытого принципа объясне­ния едва ли не во всех случаях переоценивалась его открыва­телем. Это принадлежит, можно сказать, к прерогативам гения. Жак Лёб полагал, что объяснил все поведение животных и че­ловека принципом тропизма; И. П. Павлов придавал такое же зна­чение условному рефлексу; в аналогичные заблуждения впал Зиг­мунд Фрейд. Единственным великим первооткрывателем, недо­оценившим найденный им принцип объяснения, был Чарлз Дарвин.

Даже в узком кругу определенной научной школы образова­ние нового общего мнения начинается с такого отклонения от ранее принятого, которое выходит за рамки поставленной цели. Как уже было сказано, в преувеличении бывает обычно вино­вен сам инициатор нового мнения. Его не столь гениальным, но наделенным лучшими аналитическими способностями ученикам выпадает на долю задача притормозить колебание ив надлежа­щем месте его остановить. Обратный процесс означает задерж­ку дальнейшего познания вследствие образования доктрины. Если первооткрыватель новой истины находит не критически настро­енных учеников, а верующих последователей, это приводит к основанию религии, что в общей культурной жизни иногда весьма благотворно, но нежелательно в науке. Этот процесс нанес тя­желый ущерб открытиям Зигмунда Фрейда.

В культурах, в крупных культурных группах, и прежде все­го в естествознании, процесс колебания, следующий за каждым

значительным шагом познания, выполняет когнитивную функ­цию особого рода. Публика вначале переоценивает новое по­знание^ которое может заключаться, например, в открытии но­вого метода, таким же образом, как великие первооткрыватели сами переоценивают свое достижение. Такая коллективная пе­реоценка заходит особенно далеко, если новое открытие стано­вится модой, что чаще всего происходит в тех случаях, когда открывается новые методы. Если эти методы требуют больших денежных и материальных затрат, то для молодых ученых они могут превратиться чуть ли не в символы статуса, как это про­исходит, например, в настоящее время с применением вычис­лительных машин — компьютеров.

Положительная познавательная функция таких преувеличе­ний состоит в том, что при усиленных попытках применить но­вый принцип объяснения или новый метод ко всему возможно­му и невозможному часто обнаруживаются, несмотря на явную некритичность такого образа действий, некоторые возможности применений, которые ускользнули бы от более осторожных исследователей.
А. Гезелл

ЦИКЛ УМСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ¹⁵

Человеческий интеллект развивается. В этой книге сде­лана попытка подойти к истокам человеческого поведения с точки зрения развития. Рост — одно из основных проявлений жизни. С полным основанием рост может быть назван некоторой жиз­ненной функцией и в качестве таковой стать предметом систе­матического изучения даже в обманчивой области интеллекта. Это применимо, в частности, и к детству человека, этой драме, где разнообразные сцены стремительно сменяют друг друга. И не­ужели в развитии действия нет закономерности?

Все организмы, растительные и животные, подчинены неиз­бежности роста и не могут переступить положенных им преде­лов. В самых сложных формах жизни у рыб, земноводных, пре­смыкающихся, птиц и млекопитающих период от рождения до зрелости стал наиболее характерной частью индивидуального жизненного цикла и играет важнейшую роль во всем жизнен­ном хозяйстве. В обширную ткань органической природы впле­тено детство как самое обычное и самое поразительное из всех достижений эволюции. В истории развития детство появляется для того, чтобы служить нуждам роста.

1. НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ РОСТА

Рост сделался одной из центральных проблем в био­логии. Это относится в особенности к экспериментальной био­логии и к современной эмбриологии, опирающейся на механи­ку развития. Только исходя из физиологии развития становится возможным как понимание, так и воздействие на живую приро­ду. Анатомия перестала быть описательной наукой, имеющей дело со статическими объектами; происхождение, пластичность и из­меняемость структурных форм становятся предметом ее иссле­дования. Биохимия исследует энергетические основы роста и оп­ределяющие рост факторы. Биометрия дает математические за­коны роста и его константы. Биопсихология занята выяснением генетических истоков всех видов поведения — как человеческо­го, так и животного.

Никакая фантасмагория страны чудес не была бы и вполовину так интересна, как экспериментальные медицинские и биологи­ческие исследования, открывающие нам мало-помалу механизмы роста. Причудливое разнообразие этих исследований все еще скрывает в себе те обобщающие принципы, которые со време­нем будут синтезированы на основе накопленных фактов.

Рост изучается ныне во всех проявлениях жизни: у одно­клеточных и у многоклеточных, у растений и у животных, у лич­ности и у коллектива. Кривые роста вычерчиваются для микро­скопических колоний и для человеческих рас. Исследования ве­дутся, начиная от кропотливого подсчета растущих клеток в нервной системе саламандры и вплоть до широких количествен­ных характеристик физического развития китайского населения.

Экспериментальные исследования, блестящие по смелости и изобретательности, стремятся внести изменения в процессы роста. Растущий организм подвергается влиянию изменяющей­ся температуры, освещения, положения, питания и химических факторов. Конечности саламандры пересаживаются из одной части тела в другую; скорлупа яйца, находящегося в инкубато­ре, покрывается лаком; во всех подробностях изучается рост пе­ресаженных частиц эмбриональной ткани цыпленка; изменяя оперативным путем эндокринную систему головастика, отмеча­ют, как это отражается на его развитии; эманацией радия и хи­мическими воздействиями вызывают нарушения роста. Бесчис­ленное количество исследований касается влияния на развитие изменений в пищевом режиме. Стало известным даже, как дей­ствуют на рост белой крысы опилки, подвергнутые действию радия. Некоторые факторы, входящие в пищевой режим белой крысы, известны настолько хорошо, что человек может в значи­тельной степени руководить ростом крысы. Ткани, вырезанные из тела, сохраняются и выращиваются в искусственной среде.

Наука атаковала проблему роста сравнительно недавно. Атака эта есть выражение непреодолимого человеческого желания по­нять, каким образом человек стал тем, что он есть. Бесчисленные исследования, ведущиеся сейчас во всем мире, будут расти в объеме и глубине и доставят возможность по-новому заглянуть в глубь тех факторов, которые определяют собой всякий рост.

Совершенно ясно, что рост можно изучать с самых различ­ных точек зрения². Рассматриваемый с одной точки зрения рост

В этой книге не будет проводиться различия между понятием роста (growth) как увеличения в размерах и развития (development) как дифференци-ровки. Оба слова будут употребляться попеременно с различными оттен­ками в зависимости от контекста. Нам представляется фактически невоз­можным придерживаться упомянутого различения, кроме того, кажется не­желательным при обсуждении физиологических и психологических явле­ний отказаться от такого великолепного слова, как рост (growth).

207

выражается в изменениях величины, формы, веса, структуры. В своих грубых проявлениях эти физические изменения /подле­жат изучению анатома и антрополога, в тончайших своик дета­лях— эмбриолога, гистолога и невролога. /

С другой точки зрения рост есть функция тела, пфдобная секреторной или дыхательной функции — динамический ряд био­химических изменений и изменений в обмене веществ. Это — плодотворная область физиологии развития.

Рассматриваемый в отдаленной исторической перспективе рост может быть связан с историей расы. Эта эволюционная точка зрения стремится явления индивидуального роста истол­ковать в свете развития всех предыдущих поколений. Каким об­разом и в какой степени филогенез и генеалогия являются ме­ханической причиной онтогенеза — это не разрешенная еще био­логией проблема.

Наконец рост может быть рассматриваем с точки зрения ди­намики поведения. По мере роста живого существа меняется и характер его реакций. Изменения эти носят характер совершен­ствования и также являются формой роста, доступной система­тическому наблюдению.

Поведение есть несомненно высшее и наиболее усложнен­ное проявление индивидуального роста. Рассматриваемое в ка­честве показателя умственного или психического уровня лично­сти поведение является предметом генетической психологии. Когда же механизмы и характер поведения изучаются в тесной связи с физиологическими моментами, они становятся одной из проблем биопсихологии. Развитие представляет собой более или менее цельный комплекс: исчерпывающее научное познание рос­та должно было бы сочетать все точки зрения и точно устайовить как условия, так и формы проявления умственного развития.

Термин «умственное развитие» в своем неспециальном зна­чении относится к целому ряду изменений в поведении, харак­терных для истории жизни индивидуума. Это выражение, не бу­дучи точным определением, подчеркивает все же тот факт, что поведение можно изучать исторически, с точки зрения разви­тия, изучать не столько в отношении абсолютной одаренности, сколько в отношении последовательной смены проявлений. Ха­рактеристика этих изменений так же необходима для того, что­бы постигнуть сущность интеллекта, как необходимо делать ана­томические срезы из растущего сердца эмбриона для того, что­бы исчерпывающе описать зрелый орган. Интеллект есть абстракция, рост есть абстракция, но рост интеллекта очевиден, реален, конкретен и неисчерпаем.

208

В настоящей книге будут затронуты характерные особенно­сти Интеллектуального развития первых двух лет жизни. Никог­да больше развитие интеллекта не совершается столь чудесно и драматически, как в этой ранней фазе жизненного цикла.

Наши данные были получены с.помощью повторных наблю­дений; над отдельными детьми. Эти наблюдения производились периодически и достаточно часто, так что изложение общего хода умственного развития приобретает характер биографии.

Собранные данные представлены в форме этюдов о разви­тии отдельных индивидуумов, и таким образом представлены раз­личные типы развития: субнормального, аномального, среднего, атипичного и гипернормального. Наибольшее внимание уделе­но нормальному и обычному в развитии. Между обыденным и исключительным не делается строгого различия. При этом пред­полагается, что в основе своей законы роста всеобщи и необы­чайные комплексы развития также являются поучительными, ибо позволяют фиксировать внимание на механизмах, лежащих в основе всякого роста. В настоящих клинических этюдах патоло­гические особенности как таковые не акцентируются. Задача наша заключается не столько в том, чтобы осветить интеллекту­альные процессы и возможности, сколько в том, чтобы рассмот­реть те типы развития, в которых эти возможности проявляются.

Конкретным генетическим этюдам, предлагаемым в следу­ющих главах, желательно предпослать соображения общего ха­рактера относительно всего цикла интеллектуального развития. Раннее детство — это. переходная фаза в более широком цикле развития; поэтому для оценки места и значения раннего дет­ства необходимо рассмотреть его связи со всем циклом разви­тия в их генетической перспективе.

В самой общей постановке нас могут интересовать следую­щие вопросы о характере этих связей: 1} в каком отношении на­ходится вообще цикл интеллектуального развития ко всему жиз­ненному циклу; 2) элементарен или сложен цикл интеллектуаль­ного развития: 3) когда начинается цикл интеллектуального развития; 4} каков объем цикла умственного, развития; 5) какова природа индивидуальных различий; 6) какие психодинамические изменения может вносить раннее детство в последующие эта­пы цикла интеллектуального развития.

Вопросы эти настолько общи, что они могут быть с таким же успехом поставлены и в отношении детства животных. В этой вводной главе они будут, однако, рассматриваться применительно именно к человеческому детству. .