эй толстый 5-6 сезон. Эй толстый 5-6 сезон. Пятый сезон. Серия 98б на обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какойнибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
Кто это такие? Астральные сущности, обитающие в пограничье миров, питающиеся энергией свежеотбывших в мир иной. Высасывающие их порою досуха. Как пауки мух. Если при жизни вы были человеком, склонным к припадкам ярости, депрессии, пессимизму, если оставленная за бортом жизнь вас трепала и обижала, вы с вероятностью почти в 100% окажетесь в цепких лапах астральных банд. В этом случае криминальные элементы на стыке миров мимикрируют под чертей и бесов. Они уволокут вас в подобие ада, где будут подвергать вашу душу издевательствам и мучениям, питаясь энергией вашей боли. Вечными эти муки, впрочем, не бывают. Из этих прохиндейских адов, которые, как водочные ларьки эпохи дикого капитализма, расставлены у туннеля, выход есть. Даже два выхода. Чаще всего бывает так, что уловленную душу высасывают, вымучивают досуха, она лишается сил, и семечной бессмысленной шелухой болтается в межмирном пограничье. Либо же душа понимает, что её терзают аферисты и самозванцы, совершенно без всяких полномочий это делать. И тогда ещё полная сил душа может вырваться. Но это случается редко. Если же вы – человек, чья сущность настроена на позитив, не обольщайтесь. Вы тоже, скорее всего, попадёте в ловушку. Только другого рода. Вместо бандитов с рогами и вилами вас возьмут в оборот существа с ангельскими крыльями и благообразными физиономиями. Вас направят в рай – столь же фальшивый, как и ад, такой же парк аттракционов, созданный на базе людской мифологии. Вы окажетесь в некоем облачном городе, посмертие ваше будет состоять из одних удовольствий. Но не обольщайтесь. Смысл лже-рая ровно тот же, что и лже-ада. Вас высосут досуха и здесь. Только более приятным способом. Сбежать из фальшивого рая можно точно так же, как и из ада, подвергнув его правомерность сомнению, поняв, что дело-то, на самом деле, нечисто. И некоторые, очень немногие, сбегают. Основную массу высасывают до состояния всё той же семечной шелухи. Проскользнуть между этими жерновами практически невозможно. Удаётся считанным единицам на десятки миллиардов. Ведь души свежеотбывших на тот свет – фраерской масти. Они испуганы, доверчивы, готовы слушаться любого заоблачного хуеплёта. И в основном не знают, что тех, кто пристаёт к вам с разговорами на выходе из туннеля, надо посылать куда подальше. Как на Курском вокзале. Стрелки – это порождения фальшивого рая. Они имеют вид пухлощёких пупсов с крылышками. Но пусть эта мимимишность вас не обманывает. В фальшивом раю Стрелки выполняют функции, сходные с тем, что делают в тюрьме «хозкозлы». Любой человеческий социум порождает иерархию. Везде есть лидеры, есть стадо, которое надо пасти, есть отверженные. И всегда, даже если собрать на одной территории сплошь профессоров-бессребренников, найдутся прохиндеи, которые станут работать себе на карман. То же и в раю, а что вы думаете? Стадо позитивных праведников обязательно выделяет ловкачей, которые вдруг понимают, что негоже быть высасываемыми терпилами – ведь так можно даже посмертного бытия лишиться. Они понимают, что надо высасывать самим. И да – они получают такую возможность. У обычных хозкозлов матереет, становится непроницаемым ебальник, у облачных – вырастают крылья. Они обзаводятся оружием. Для непосвящённого взгляда оно выглядит как лук со стрелами, реже как меч. Посмотрим правде в глаза, всё это аберрации человеческого восприятия. Крылатые хозкозлы на самом деле выпускают клейкие нити, через которые сосут уловленную душу. Иногда хозкозлы выходят на охоту. На сторону живых. Найти их можно в местах скопления молодёжи – в школах, вузах, на концертах, скейтбордных площадках. Поразить стараются, в основном, не старых. Это и логично, потому что кому захочется давиться сухим изюмом, когда есть сочные ягоды. Впрочем, в учебных заведениях прицел крылатой сволочи даёт, бывает, сбой, и клейкие нити присасываются к людям в возрасте. Отсюда проистекают в дальнейшем мезальянсные истории со скандальным душком. После укуса комара (хотя, на самом деле, комарихи, сами комары питаются только пыльцой), на месте проникновения хоботка образуется вздутие, а природные анестетики, впрыснутые насекомым, дают отходняк в виде зуда. Так и прикосновение ангела чревато последствиями, куда худшими, чем даёт комариный укус. У поражённого человека развивается сексуальный психоз, бурлят и клокочут гормоны, разум отключается, и человек начинает совершать нелепости, порой самоубийственные. Но человеку это приятно, хотя и мучительно, и каким-то злом не считается. Хотя вся воспетая поэтами любовь – суть кормление крылатых паразитов. *** Я врываюсь в особняк и вижу Стрелка. Это упитанный, пухлощекий пупс с крепкими крыльями. Он какой-то необычный, этот пупс. Например, у него огромный, словно у самца лошади Пржевальского, елдак. Странным образом, этот чрезмерный уд не препятствует манипуляциям в воздухе. На моих глазах Стрелок поражает стрелой (буду изъясняться максимально удобно для человеческого восприятия) толстяка, тело которого захвачено избежавшим смерти чужаком. Тугой, искрящийся поток энергии несётся к крылатому разбойнику. «Вот он, тёпленький!» – думаю я, выплетаю из воздуха верёвку с петлёй на конце и бросаю это лассо прямо на Стрелка. Но вот незадача! Астральная верёвка проходит сквозь тело пупса, нигде на нём не зацепившись и словно не существуя. Стрелок подмигивает мне и уносится этажом выше. Что ж, значит, нужен более действенный способ. Я вихрем мчусь за крылатым разбойником. А тот снова нацелился. На сей раз его мишень – прохиндей-адвокат. На лету, буквально походя, Стрелок поражает и его. Стрела, похожая на арбалетный болт (хотя на самом деле мясистое щупальце), хуярит законника в самое сердце. И тот тут же принимается исступлённо дрочить. – Стой, блядина! – говорю я крылатому. – Опусти оружие, ты задержан. Но хозкозёл с крылышками лишь нахально улыбается и улетает вниз, прямо сквозь пол. Я готов поклясться, что он показал мне средний палец в очень оскорбительном жесте. Ах так?! Я устремляюсь следом за этим флибустьером. Тот снова внизу, оружие наизготовку. Я швыряю в него сеть, которая, будучи сплетена из крепчайших астральных волокон, ловит и на раз обездвиживает таких крылатых пижонов. Но с этого Стрелка сеть словно бы стекает, как вода в жаркий день. Этот невидимый человеческому глазу террорист просто пролетает сквозь сеть. И вот он, гнида, снова под потолком. – Ты попался, – говорю я. – Пошли. Толстощёкая физиономия пупса перекашивается в гримасе беззвучного смеха, крылатый флибустьер хватается за своё пузичко, которое было бы совсем умилительным, если бы не свисающий под ним конский брандспойт. Этот гад что – потешается надо мной? В этот момент я реально хочу его испепелить. Но гадёныш успевает раньше. А я не думаю, что он на такое отважится. Я чувствую, как в грудь мне ударяет стрела – не стрела, как тело моё наливается ядом, а сила уходит. Я уже ничего не могу поделать. Я поражён. Беда, если Стрелок попадёт в человека. Но если в джинна – это вообще спасайся, кто может. Краем сознания я понимаю, что провалил задание. Но сейчас мне нет до того, что мне поручили, уже никакого дела. Я фокусируюсь на объекте моей любви. О, моя полупластмассовая леди! Та, которую я опекаю с раннего детства. Та, которую я храню. К которой относился всегда серьёзно, невзирая на её смертный статус. Теперь я готов отдать за неё хоть свою жизнь. Маруся бьётся со звероподобной метательницей молота. Проигрывает. И я, понимая, что Стрелка мне уже не задержать, занимаюсь мелочным вмешательством в человеческие разборки. Я кидаю в голову спортсменки ведро, бью её шваброй, поливаю глаза мыльной пеной. Всё это недостойно джинна. И я не знаю, как буду объяснять свои поступки руководству. А насосавшийся, распухший от уворованной энергии, крылатый хозкозёл не думает останавливаться. Ещё один выстрел. Удивительно, но он снова поражает толстяка, словно одного удара было мало. Тело толстяка закольцовано щупальцами, как Европа клещами газовых «потоков». Я не завидую толстяку. Себе я, впрочем, тоже не завидую. Хотя я – и счастливейший из бессмертных. Крылатый террорист хохочет. Выписывает круги и петли Нестерова под потолком засранной столовой. Он вновь поднимает своё оружие. – Остановись! – молю я. Но происходит новый выстрел. И болт попадает в грудь ещё одному, совершенно неожиданному, человеку. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ… ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 45 Вечер идиотских событий вполне логично завершился мордобоем и за малым не перешёл в кровопролитие. Остаток вечера представлял хаос тяжёлых дел. Этот хаос напоминал горы в Непале – гигантские, глыбы камня с намыленными снегом навершиями, на фоне которых особенно остро чувствуешь собственную ничтожность. С одним тяжёлым делом Маруся, вроде, справилась. Поднялась с пола. Это действительно оказалось очень трудно. Дальнейшее пошло легче. Для того, чтобы вышвырнуть из дома взбунтовавшуюся невестку, пластмассовой матери пришлось мобилизовать охранников толстого мальчика. В своих секьюрити Маруся уверена не была. Алёна с ними общалась, кажется, даже дружила, всех принимала на работу лично. Маруся отдала безопасность ей на откуп. Это было ошибкой. Но сколько ошибок, спрашивается, совершила мать семейства ещё? А с Егором и Антоном она была знакома по старым временам. Пусть они тогда и стояли по разные, по сути, стороны баррикад, но Маруся нашла силы улыбнуться им и даже спросить: «Как дела?» И какие-то искорки зажглись в глазах немолодых угрюмых мордоворотов. Сегодня бывший дом Гавриила Глебовича охраняли две лесбиянки – Лара и Артём. Обе стрижены почти под ноль. У Артём на затылке и руках татуировки – иероглифы. Наверное, бедная дура, нанося их, думала, что запечатлевает на своей башке и остальном теле какую-то кунфуистскую мудрость, но Маруся, немного умевшая читать по-китайски давно уже прочла надпись на затылке: «Хранить в морозилке. Жарить на медленном огне». Как звали любительницу иероглифов на самом деле, Маруся не знала, но она совершенно точно пойдёт нахуй, вместе с Ларой и девками из другой смены. Одна оттуда метала молот с Алёной в одной команде, другая раньше служила в полиции и умела плющить пальцами десятирублевые монетки. Необходимо избавиться от них. Чем скорее, тем лучше. Естественно, очухавшись, Алёна стала орать. Как мерзкая базарная баба она орала. – Ноги моей больше здесь не будет! – ревела она. И совершенно точно полезла бы в новую драку. Метательница молота была к ней готова. Она сжимала кулаки, грозные желваки бегали по железобетонным скулам, глаза метали пучки молний, как опоры ЛЭП в грозу. И новый баттл с непредсказуемым итогом неминуемо бы случился, если бы не охранники толстого мальчика, до которых тот, наконец, дозвонился, и которые, войдя в столовую, встали и разделили стороны конфликта. К Алёне тоже пришло подкрепление – Лара и Артём. – Что здесь происходит? – «Хранить в морозилке» делала вид, что жуёт жвачку. Вторая, впрочем, тоже. Крутыми себя чувствовали, совершая движения челюстями. – Взять их! – завопила Алёна, указывая на чужих секьюрити, а потом на Марусю: – Её тоже. Лесбиянки шагнули вперёд. Егор и Антон синхронно опустили руки в карманы. Егор – в нагрудный, Антон – в боковой на пиджаке. – Я бы не советовала вам, девочки, предпринимать в отношении гостей и хозяев этого дома необдуманные действия, – сказала Маруся. – Всё-таки деньги вам плачу я. – Теперь я плачу! Я! – гаркнула метательница молота. – Взять её! Вышвырнуть! Лесбиянки переглянулись. – Вы ввязываетесь в уголовщину, – предупредила их Маруся. Очень вовремя проявился Алик. Адвокат спускался по лестнице с весьма довольным видом, словно сладко подрочил. На нем была куртка и джинсы Даниила. По счастью, Алик – волчара правосудия – мгновенно понял суть ситуации и стал сыпать номерами статей, а также сроками заключения по каждой из них. Казённая эта цифирь действовала на охранниц лучше всяких увещеваний. Боевой запал явно угасал, а огонь в глазах теперь уже не горел. – Поэтому, девочки, – резюмировала Маруся, – мы с вами расстаёмся, не ссорясь. Получите расчёт и премию. Лара и Артём вышли, избегая смотреть взбешённой метательнице в глаза. – С тобой мы, надеюсь, тоже расстаёмся, – сказала Маруся, глядя на Алёну живым глазом. Как и все свекрови, пластмассовая мать чувствовала чужеродность невестки. В прошлом году Марусе понравилось умение Алёны добиваться своего. Но и только. Она думала, что их семья подобна моллюску. Когда в его раковину попадает песчинка, морской слизняк окутывает частицу чужого мира тягучей слюной и ещё фиг знает какими выделениями и секретами. Идут недели, месяцы, годы – и песчинка становится драгоценной жемчужиной. Вот как думала Маруся. Но она ошиблась – нет, не в невестке. В семье. Потому что все они – и Ромуальд, и Виталий, и Даниил – были не моллюском, а механизмом, которому песчинка просто мешала. – И не надейтесь, маманя, так вот запросто от меня избавиться, – заявила Алёна. Пластмассовая мать полагала, что она чужда какого-либо снобизма. Как очень многие москвичи, она запрещала себе даже думать о том, что люди из провинции чем-то хуже, чем те, что обитают в пределах МКАД. Но, как оказалось, в ней сидело не столько чувство превосходства перед понаехавшими, сколько острая, душащая брезгливость к некоторым проявлениям провинциальных натур. А Алёна сейчас делала ровно то, что вызывало у её свекрови максимальное отторжение. Она упёрла руки в боки и дурным, базарным голосом, мощностью в хорошую сирену, заблажила: – Вот ты и проявила свою суть, пизда подколодная пластмассовая! Говорили мне не связываться с тобой! «Говорили? Кто? Охранницы?» – недоумевала Маруся. – Вся ваша семейка – грязные извращенцы! И уроды! – лила словесные помои метательница молота. – Один Виталя – нормальный, ещё можно из него человека сделать. Да, червячок? Драка, кажется, не кончилась. Она всего лишь перешла в другое измерение. И здесь Алёна по-прежнему волтузила Марусю. Во всяком случае, мать семейства испытала чувства, словно её ударили под дых. Виталий стоял у выхода, находясь на одной линии с охранниками, на равном расстоянии от противоборствующих сторон. – Пошли, червячок! Мы с тобой начнём новую жизнь. Зачем нам эти все ненужные люди? Алёна обвела рукой всех собравшихся – и свекровь, и позеленевшего от внезапной злости Ромуальда Филипповича, и Даниила, который по-прежнему сжимал в длинными из-за маникюра пальцами электрошокер, и на псевдо-Жирного, который рассматривал метательницу молота как писатель Набоков затейливое насекомое. – Ты же взрослый! Чо, так и будешь у мамки под юбкой прятаться? Пошли! Жену твою обидели! Виталий сделал шаг к метательнице молота. – Виталий, стоять! – сказала Маруся. Сын остановился, посмотрел на мать так беспомощно, что у той даже сердце укололо. «Он же – болван! Куда его в самостоятельную жизнь отпускать? – думала Маруся. – Только глупостей наделает». – Червячок, не слушай эту ехидну! – рявкнула Алёна. «Ах, ехидну?!» – Убирайся из моего дома! – отстреливалась Маруся. Но чувствовала, что её снаряды не особо попадают в цель, в отличие от невесткиных, чьи реплики-боеголовки ложились кучно и разносили цели в пыль и пепел. – Это такой же мой дом, как и твой! – хуярила Алёна. – Я вообще больше прав на него имею. Катись в своё Бирюлёво! – Заткни сосало! – сказал Даниил. – Ой, чья бы блядская корова мычала про сосало! – вызверилась метательница молота. – Я тебе, сучке крашеной, ещё припомню твой электрошокер. В жопу тебе его засуну! – Сударыня, я бы вас попросил, – задыхающимся голосом произнёс Ромуальд. – Не оскорбляйте мою жену и детей! – Червяков своих поучай, Дуремар дефективный! «Чудо! Мне нужно чудо! – думала Маруся. – Которое помогло бы вышвырнуть из дома эту бесноватую!» Воздух на мгновение подёрнулся почти не воспринимаемой человеческим глазом рябью. Марусе показалось, что в нём промелькнула чья-то очень знакомая острая борода. Этого не могло быть. Что делать Хоттабычу на этой семейной сваре? Стал бы он слушать, как её поносят бранными словами? Если бы он был здесь, он бы эту тварь испепелил, вместе с самой памятью о ней. Чудо, однако, произошло. Просто сначала оно не выглядело чудом. Толстый мальчик – вернее, тот кто им прикидывался – вдруг вышел вперёд и обратился почему-то к своим охранникам: – Ребята, раздвиньтесь чуть-чуть! И Егор, и Антон сделали по полшага в стороны. Естественно, метательница молота тут же ринулась в брешь. Однако охранники снова сдвинулись и отшвырнули невестку назад. И теперь та стояла, уперев ладони в колени, тяжело дыша. Охранники, повинуясь взмаху хозяйской ладони, снова раздвинулись, как гомеровские хищные скалы-Симплегады. Образовавшуюся территорию заполнил собой лже-Жирный. – Сударыня, – совершенно спокойно объявил толстый мальчик, – ответственно вам заявляю, что очень хочу срать. И я намерен снова проделать это в вас. Дальше Лже-Саша сделал немыслимое. Он повернулся к метательнице молота спиной и преспокойно стал расстёгивать свои безразмерные штаны. – Я считаю до трёх, – с немыслимой невозмутимостью продолжал он. – Если вы не испаритесь до того времени, то снова получите в лицо струю поноса. Итак, раз… Мамочки! Он действительно снял с себя штаны, и жирнейшая из жоп нацелилась в звезду олимпийского резерва как пушка авианосца на мирное село. – Два… Алёна попятилась. И бросилась к выходу. Чудо свершилось! – Два с половиной… Лже-Саша не видел, что его противница покинула поле боя. – Саша, нет! – воскликнула Маруся. И тут раздался грохот. Впрочем, шум не имел источником Сашино оружие устрашения, а раздался откуда-то сбоку. Источником грохота стал Виталий. Он упал в обморок, и теперь лежал на грязном полу, немного картинно раскинув руки. *** Дурдом продолжался. Виталий лежал на полу, не приходил в чувство. Охранники выпроваживали Алёну – вроде бы во двор уже въехало в такси. А старшего сына поднять было некому. Ромуальд носился, заламывая руки, но толку от него не было. Даниил боялся испачкать белое платье. Только лже-Саша, тяжело борясь с собственным брюхом, наклонялся к Виталию, хлопал его по щекам: – Эй, чувак! Ты жив? Встать сможешь? Надо было бы вызвать «скорую», но Маруся не хотела – она сама не могла объяснить почему. Наверное, потому, что пускать в дом официальных чужаков, когда на полу кровь и говно, спровоцирует цепную волну визитов других официальных людей, от которых ей всегда хотелось держаться подальше. Неожиданно Маруся обнаружила, что объясняет эти резоны адвокату Алику. Тот ни с одним не соглашался. – «Скорая» нужна не только Виталию, – втолковывал адвокат. – А кому ещё? – заозиралась Маруся. – Ромуальду? – Да вам же! – объяснял Алик. – Мне? Но зачем? – Она отвезёт вас в травмпункт, где с вас снимут побои. – Но зачем мне это надо? – Затем, что с большой долей вероятности побои сейчас с себя снимает и ваша невестка. – Хочет доказать, что я её избила, что ли? – Я не знаю, что она наплетёт. Но и судиться, и натравливать на вас официальных людей она будет – тут к бабке не ходи. Поэтому вам надо сыграть на опережение. – Слушайте! У меня болит голова и без этого всего… – Тогда тем более надо ехать, – сочувственно и непререкаемо заявил лоер. – У вас может быть сотрясение мозга. Вернулись охранники толстого мальчика, наконец-то выпроводившие Алёну. Они безропотно поволокли Виталия наверх, в его комнату. В загаженную столовку наконец-то запустили уборщиков. – Мама, нам надо поговорить, – пристал к Марусе Даниил. Младший сын с наглецой улыбался, положив руку на талию, которая после недавних хирургических вмешательств стала гораздо более отчётлива. – Слушай, у меня голова болит. Мне не до этого. – Мама! Если бы не я, она бы у тебя болела бы ещё больше. Если бы осталось, чему болеть. Гадёныш явно намекал на то, что спас её. Досадней всего оказалось то, что так оно и было. – Хорошо, – махнула пластмассовой рукой Маруся. – Мы поговорим. Но попозже. Когда я из травмы вернусь. – Мамуля, мне надо всего-то пять минут! – Нет! – отрезала Маруся. Она чертовски устала, и её всё бесило. Приехала «скорая». Костлявый дядька с печальным лицом, похожий на ангела смерти, безжалостно щупал Виталия. – Почему потеряли сознание? – спрашивал он. Виталий раскрыл рот, но тут вмешалась Маруся. – От него жена ушла. Виталий напоминал рыбу. Глядя мутными глазами, он закрывал и раскрывал рот. А Маруся боялась, что он заговорит. И старший сын честно пытался что-то из себя выдавить. Но вдруг расплакался. «Йес! – подумала Маруся. – Кажется, мне везёт!» На поверхности штор в комнате Виталия вдруг отразилась причудливая игра света, на какое-то мгновение изобразив до дрожи знакомую голову с клинышком острой бородки-эспаньолки на подбородке, хитрым прищуром глаз. Повезло ещё и в том, что Ромуальд Филиппович заперся в уборной. И там то ли срал, то ли рыдал. Но, в общем, не мешал. Доктор ещё какое-то время мял костлявое тело Виталия, мерил давление, слушал через стетоскоп. Наконец, прописал успокаивающий чай и валерьянку. – Отвезите меня в травмпункт, – сказала Маруся. Врач застыл, недоумённо смотрел на пластмассовую мать. – А вы на что-то жалуетесь? – Да… То есть… – Её избили, – вмешался адвокат. – Нужно снять побои. Врач не пререкался. И Маруся двинулась к выходу, мимо толстого лже-мальчика, который обещал её дождаться. – Велика ли вероятность того, что Алёна возбудит дело? – спросила она адвоката в салоне «скорой». – Сто процентов, – ответил тот. – Не надейтесь. Она совсем не настроена на мир. – Она может выиграть? – Увы, да, – сказал адвокат. – Наше правосудие очень благожелательно к женщинам. Часто это просто необъяснимо. – Но я – тоже женщина! – Она не только с вами будет судиться. …Сотрясение у Маруси действительно обнаружили. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ… ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 46 Глист получил своё прозвище не столько за увлечение гельминтологией, сколько по причине общей телесной хилости. Состояние его тела нельзя было назвать хрупкостью. Хрупкость – когда тело легко ломается, а Виталя был гибок и вообще, казался бескостным. Хилость его была упругой и отталкивающей. Кому захочется трогать кишечного червя? Даже ногой его давить – и то стошнит. Собственно, по этой причине Виталя проскочил сквозь ад среднего образования практически без потерь. Обижать Глиста не решались даже те задиры, которые обожали издеваться над слабыми. Виталя со своей спасительной хилостью являл табу даже для этой беспринципной публики. Глист осознавал собственную немощь, и знал, что она – его броня. Однако насколько бы хил ни был Виталя Глист, в обмороки он не падал никогда. Он даже не представлял, что это когда-нибудь может с ним случиться. Теперь же, когда гнусный Жирный приготовился во второй раз обосрать Алёну, с Виталей что-то случилось. Он ощутил сильный удар в сердце. Не как ледяным молотом у Сорокина, но по силе, наверное, сопоставимый. Витале казалось, что в грудь его, разметав ребра, как огрызки чипсов, врезалась стрела. Даже, скорее, арбалетный болт. А затем чья-то рука словно нажала кнопку, и Виталя перешёл в режим «выкл». Впрочем, и там наследнику миллиардов не было покоя. Витале Глисту стал сниться сон – один из тех снов, которые несут не отдых, а ещё большую усталость. Утомительный и вязкий. Виталя тонул в нём, как муха в банке с вареньем. Ему снился секс. Точнее, пока что прелюдия к нему. – Червячок, я чего-то хочу! – Алёна энергично доела банку с протеиновым питанием, бросила её прямо с ложкой на пол. После качковской жрачки, которая наращивает мускулатуру, Алёну всегда начинало тянуть на секс. Сновидение происходило в узнаваемых интерьерах, на супружеской кровати в их с Алёной спальне. – Алёна… я вот подумал… может, не надо? – залопотал во сне Виталя. Посмотрим правде в глаза, в его жизни секс часто представлял собой рискованное и травмоопасное мероприятие. – Это почему ещё, таракашенька, не надо? – Голова… голова болит! – хнычущим голосом сообщил Виталя. На маму, когда ей было что-то от Витали надо, такая интонация обычно действовала, но от Алёны отскакивала как дробинки от панциря тираннозавра. – Да зачем мне твоя голова? – ухмыльнулась Алёна. – Мне нужна головка! Головка! Сон не был волшебным. Он вообще не отличался от яви. – Головка у тебя не болит, червячочек? – Нет! – капитулировал Виталий. – Ну, вот. Скидовай портки. – Может, завтра? – простонал Виталий. – А что сегодня не так? Я не поняла! Ты дрочил, червячок? Ты теребонькал писюльку? – Нет… но… но я просто не хочу, можешь понять? Когда-то Виталя Глист хвастливо полагал, что может оттопырить всё, что принадлежит к женской половине рода человеческого. Но теперь, став мужем и главой семьи, он ловил себя на мысли, что стал бояться секса, как аллергик боится пыльцы. Слишком разные габариты были у супругов. Различия касались не только роста и веса. Просто Виталин «червячок» оказался слишком мал для Алёниной пизды. Вагина будущей олимпийской чемпионки была глубока и необъятна, как алмазная воронка в Якутии. Виталин «червячок» просто терялся в этих просторах. В общем-то, секс между Алёной и Виталием был практически невозможен. В миссионерской позиции, обеспечивающей максимальное проникновение, Виталя никуда не проникал и ни до чего не доставал. Ещё безнадёжнее ситуация оказывалась, если Алёна становилась на четвереньки. Витале приходилось прибегать к помощи табуретки, а та уходила из-под ног, и Виталя падал. Иногда и мимо кровати. Алёна любила сосать Виталиного «червячка». Но это не был классический минет, как символ мужского доминирования. Это было что угодно, только не маскулинный произвол. Больше всего минет в исполнении Алёны походил на надувание воздушного шарика. После этой процедуры, напоминавшей общение с вакуумным насосом, жена опрокидывала Виталю на спину и прыгала на его надутого «червячка». Секс с ней был подобен соитию с кузнечным прессом и приносил примерно столько же удовольствия. В последнее время Алёна додумалась до того, чтобы использовать во время исполнения супружеского долга амуницию из секс-шопа. Но не только. В дело пошли и спортивные тренажёры. И теперь стандартный секс Витали Глиста выглядел так: при помощи двух пар наручников метательница молота пристёгивала запястья Витали к его лодыжкам. Притом за спиной. Это было больно и неприятно. Виталя становился совершенно беззащитен и напоминал живое колесо. Наручники надо было надевать внахлёст и по диагонали. То есть, левая нога крепилась к правой руке и, соответственно, наоборот. Это было важно, потому что на то место, где пересекались цепочки, надевался браслет третьей пары наручников. После чего жена поднимала Виталю и защёлкивала последний свободный браслет конструкции на неведомого назначения спортивном снаряде, который представлял собой что-то среднее между виселицей и гильотиной. Дальше Алёна «надувала шарик». И пока Виталя болтался между небом и землёй, голый, беспомощный, с торчащим писюном, Алёна начинала чудовищный сеанс. Ногами она с силой толкала какую-то планку, та приводила в движение несложную систему шкивов и другой технической фигни, и Виталя рушился вниз. И его топорщащийся писюн макался в бездну. Или с размаху тёрся о джунгли прибездновой растительности. А сам Виталя чувствовал себя космонавткой Пересильд на тренажёре, имитирующем взлёт и перегрузки. Избежать супружеского секса было невозможно. Скрыться тоже. Как всякая жизнь кончается смертью, так и Виталин день завершался глядением в пиздобездну. А пиздобездна глядела, соответственно, в Виталю. – Я не могу понять твоих выебонов, – сказала Алёна. – Сейчас, червячок, мы разбудим твоего тигра. – Нет! Не сегодня! – жалобно блеял Виталя. – У меня головка тоже болит. Я её волосами твоими натёр! Вчера! – Сейчас мы вылечим твою головушку! – каннибальски засюсюкала Алёна. – Не надо! Пожалуйста! Дай мне отдохнуть! – А что, если мы головой попробуем? – задумчиво сказала Алёна. – Что?! – закричал, затрепыхался пойманным на крючок карасём несчастный Виталя. Но Алёна больше с ним не разговаривала. На Виталину голову обрушилась влажная, пахнущая сырой рыбой, сущность. Голова не помещалась, и Алёна стала помогать себе пальцами. Виталя чувствовал, что, как на грех, голова начинает внутрь влезать. И вот его лицо оказалось во влаге и тесноте. Виталя начал задыхаться, но вдруг его выдернули наружу. И только успел юный наследник вдохнуть свежего воздуха, как вновь настала время нырять в пизду. Такого с Виталей ещё не случалось. К тому же, как это часто бывает во снах, он не знал, что спит. И на него обрушился первозданный, незамутнённый ужас ситуации. От этого ужаса он не сразу смог оправиться, даже когда вынырнул в реальность. *** Виталя лежал в постели – на безразмерном супружеском траходроме. Совершенно один. Алёны не было. Как так? Немыслимо! Юный наследник сел на кровати, потом слез с неё. Он обнаружил себя в одних трусах, будто лёг полноценно поспать. Одежда валялась комом на полу. Воспоминания вернулись. Проигранный death-match по гороховым картам, отвратительное поведение Жирного, обосравшего всё вокруг, драка мамы и Алёны… «О Боже! – мысленно взвыл Виталя. – А где Алёна?» Последнее, что помнил наследник, это то, что Жирный нацелил на неё своё чудовищное орудие (в смысле, жопу) и намеревался обосрать. Дальше этого момента память исчезала. И где Алёна? Удался ли омерзительному Жирному его чудовищный замысел? Сваленная на полу одежда чуть-чуть пованивала, одевать её было нельзя. Но где-то там был айфон. Зажмурившись и стараясь не дышать, Виталя нащупал брюки, запустил руку в карман. И вот он! На экране высветилось 23 непринятых звонка. Все от абонента «Любимая жена». Были и эсэмэски: «Червячок, срочно езжай ко мне. Жду тебя на Выхино, у жд-станции». «Ну, ты где, МУЖ?!!!» «Чо трубку блять не береш?» «Тебя похитили?» И тут айфон завибрировал снова. «Любимая жена». – Червячок! – заорала Алёна, не успел Виталя даже сказать дежурное «алё». – Ну, я тебя жду! Давай бегом ко мне! – Ку… куда? – спросил Виталя. – Так на Выхино же! Я же тебе писала. Глаза протри. Меньше всего на свете Витале хотелось выбираться в угрюмый неприятный мир снаружи. – Э-э… а-а… – Ты там чо, дрочишь на радостях, я не поняла? Давай, дёргай ко мне. – Слушай, э-э… – Чо ты там сопли жуёшь, блять? Я твоя жена. Меня из дома выгнали. Ты должен быть при мне. Точка. Слышь, муж? Давай, собирайся. Харэ дрочить, ебаться подано. – Но как же… Алёна прервала связь. Виталя Глист отвык от жизни. У него не было наличных, банковской карточки не было тоже. Надо было где-то взять деньги. И, наверное, вещи упаковать. И такси вызвать. А как это делается? Наверное, сначала надо одеться. Виталя направился к шкафу. Вдруг остановился, прислушался. Из коридора доносились шаги. Цокот каблуков. Виталя догадывался, кто это мог быть, поэтому, стараясь производить как можно меньше шума, бросился в кровать и даже запрыгнул под одеяло. В спальню без стука, шурша колготками, вошёл Даниил. Виталя зажмурился. Никакого желания разглядывать этого павлина, который злонамеренно наряжался, как девушки его мечты, у наследника не было. – Братец? – спросил Даниил, без спроса располагаясь на краю траходрома. – Ты ведь очнулся? Открывать глаза Витале не хотелось. А разговаривать со сбрендившим братом хотелось вообще меньше всего на свете. – Очнулся, я же вижу. И под одеяло залез. – Что тебе надо? – спросил Виталя, не открывая глаз. Сейчас он изображал смертельно больного. Вдруг братец заскучает и отъебётся? – Я пришёл, – Даниил, как ни странно, говорил о себе в мужском роде, – чтобы провести небольшой тест на IQ. – Съебись? – попросил Виталя. – Ответь мне на пару вопросов, и я сделаю то, что ты просишь, – ответил Даниил. Виталя не мог смотреть на брата. Почему-то всё в нём – и его наряды, и сиськи с жопой, и умело накрашенное лицо, и причёска – всё вгоняло его в глубокий стыд. – Ну, хорошо, – простонал Виталя. Он открыл глаза и понял, что смотрит ровно в то место, где ноги уходят под юбку. – Пересядь, пожалуйста, – попросил Глист. Братец, бесстыдный трансвестит, рассмеялся, но пересаживаться и не подумал. И Виталя зажмурился, как православный активист при виде Мэрилин Мэнсона. Лишь бы не видеть срамоты. – Твоя жена ушла из дома, – сказал Даниил. – Какие будут твои действия? – Я уйду за ней! – несколько запальчиво воскликнул Виталя. – Ты в этом уверен? – Конечно! Я же её муж! – Понятно, – сказал Даниил. – Тест на IQ ты провалил. Он встал и зацокал к выходу. – Стой! Что ты хочешь сказать? – подпрыгнул на кровати Виталя. – То, что ты – долбоёб, – ослепительно улыбнулся ярко накрашенными губами Даниил. – Фильтруй базар-то! – Я фильтрую. Я даже преуменьшаю, братец, весь масштаб твоего долбоебизма. – Да ты!.. Да что?... – Да то, – передразнил трансвестит. – У тебя есть потенциал стать самым шикарным мужиком этой страны! Ты можешь сделать так, чтобы к тебе сбегались – по щелчку! – ультра-мега-тёлки. У тебя есть то, о чём мечтает всякий мужик. Понимаешь? А ты хочешь профукать мечту с уёбищем. – Не называй так мою жену! – Ой, ладно. Извини, вырвалось, – захихикал Даниил. – Но мечта – не только твоя. Но и мамина, и моя, и папина. Ты всё это пускаешь под откос. Для чего? – Так поступил бы каждый мужик! – Вот именно, что каждый, – сказал Даниил. – Каж-дый! Возьми любое сраное быдло, и оно, конечно же, поступило бы так. Да-а… Виталя затрясся от бешенства. – Но послушай!.. – начал было он. – Это ты меня послушай! – перебил Даниил. – Пойми, что ты – не каждый. Тебе выпал уникальный шанс. Ты его проёбываешь. Для чего? Чтобы заниматься спортом? Сексом? Чтобы быть как все? Виталя, как ему казалось, снова потерял дар речи. – Я открою тебе небольшой секрет, братец, – продолжал трансвестит. – И уж поверь мне. Я лучше всех в мире разбираюсь в гендерной психологии. Так вот – ты ведёшь себя как баба. Наследник миллиардов стал задыхаться от возмущения. – Ты позволяешь собой манипулировать. Твоя баба навязывает тебе свою волю. И ты готов отдать ей всё. Чтобы быть как все. Вот и всё, что я хочу сказать. По-хорошему, это именно тебе надо ходить в юбке. Но ты и на это не способен. Чао! Даниил помахал пальцами с замысловато раскрашенными ногтями и вышел. Да уж, эффектные точки в разговоре братец ставить всегда умел. «А вот хуй тебе! – вскипела яростная лава мыслей в голове Витали. – Я сейчас покажу, кто здесь мужик! Вышвырну тебя из дома! И Жирного, если он ещё здесь! Только одеться надо!» Виталя вскочил с кровати и бросился к шкафу. Распахнув двери, наследник на мгновение утратил доверие собственному зрению. Потом решил, что он спит, и всё вокруг ему снится. Потому что того, что увидел Виталя, быть на свете просто не могло. Потому что из шкафа на него смотрел телеведущий Малахов. Заросший неопрятной бородой, в гастарбайтерском комбинезоне с логотипом клининговой компании. – Здоров, уродец, – сказал Малахов. И тут Виталя снова потерял сознание. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ… ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 47 Выходя из спальни, где долбоёбствовал братец, Даниил заметил затяжку на колготках. Именно такое повреждение и без того хрупкого нейлона бесило гендерфлюида больше всего. Он ещё мог смириться со стрелками, когда колготки тупо рвутся. В сочетании с некоторыми нарядами вертикальные стрелки смотрелись просто шикарно, добавляли в образ нотку разврата. Но горизонтальные затяжки – это совсем другое дело. Это уже отстой, как он есть. Во-первых, появляются неизвестно откуда. Во-вторых, как правило, на самом видном месте. В-третьих, никакого шика в них нет. Это жирная горизонтальная линия, над которой болтается, как правило, нейлоновый комочек. Этакое завихрение, напоминающее, что и до немытой, кудлатой головы тебе, голубушка, уже совсем недолго осталось. Можно сколько угодно лепить образ шикарной женщины, тщательно выверять детали, вертеться перед зеркалом, но одна сраная затяжка способна перечеркнуть все старания. Даниил заглянул в луи-вуиттоновскую сумочку из белой кожи, хотя и сам прекрасно знал, что никаких колготок там нет. Зато шокер оказался там очень кстати. Для безбашенного трансвестита это – вещь первой необходимости. Всё остальное потом. «Что же делать?» – подумал Даниил. Впрочем, он всегда был сообразительным. Колготки можно было взять у мамы. Она их, к тому же, почти не носит. Правда, получится без спроса. Но и обстоятельства, если разобраться, критические. Сыну надо выглядеть шикарной женщиной. Хотя бы для того, чтобы ещё потроллить толстого придурка. Вообще-то Даниил знал Саню Жирного с раннего детства. Но никакой дружбы между ними не было. Несмотря на минимальную разницу в возрасте. Нет, несколько раз они во что-то там играли. Кажется, в «Колонизаторов». Но с Жирным было невозможно развивать серьёзные партии. Очень скоро он начинал скучать. И пердеть. Любая игра с его участием с радостного согласия братца превращалась в гороховые карты. Даниил же тяготел к более интеллектуальным и утончённым развлечениям. Даниил вошёл в мамину спальню. Некрасиво, конечно, что прямо в сапогах. Но так получилось, мама! Сев на край постели, Даниил стянул с себя сапоги и направился к шкафу. Впрочем, Даниила интересовал не сам шкаф, а тот его маленький отсек, где мама хранила косметику (которой почти не пользовалась), расчёски, шпильки, бельё. Вскоре Даниил без труда нашёл то, что хотел – упаковку колготок. Чудовищно дерьмовых, хоть и итальянской марки. «Эх, мама! – мысленно попенял Марусе Даниил. – Ты же – мадам-миллиардерша. А такое фуфло покупаешь. Ещё и со скидкой, чего доброго!» Пока Даниил шуршал упаковкой, ему вдруг показалось, что в маминой спальне раздаются ещё какие-то звуки. Кто-то словно бы чихал. Но не до конца, зажимал себе нос. И, кажется, в шкафу. «Глупость какая-то, – подумал Даниил. – Кто может сидеть у мамы в шкафу? Да и зачем бы?» Он тут же выбросил ерунду из головы. Были дела важнее. Проверить макияж. Он мог поплыть. После затяжек на колготках поплывший макияж – вторая подляна в жизни. Потом ещё стоит зайти в свою комнату, но не ту, где хранилась его мужская одежда. У Даниила была в особняке ещё и комната №2. Там хранились наряды, которые его гардероб на Патриарших перестал вмещать. Можно спуститься к Жирному в новом облике. Самое забавное, что Толстый мальчик его не узнавал. Ему казалось, что Даниил – настоящая девушка. Он мычал и стеснялся. Надо загнать его в краску. Найти провокационное мини, и что-нибудь, чтобы сиськи вываливались наружу. Но с этим посложнее, потому что в женской комнате Даниила лежали кофточки, скрывавшие грудь, которой у него в пору покупки этих шмоток ещё не было. Значит, придётся порыться у мамы. Или ограничиться просто провокационным мини. Когда Даниил дрыгал ногами, плотнее впихивая их в нейлоновые объятия, приглушённое «апчхи!» раздалось вновь. Даниил подошёл к шкафу и раскрыл дверь. В шкафу сидела девушка-брюнетка в гастарбайтерской робе. Взгляд у неё был испуганный и глупый. – Кто ты и что здесь делаешь? – с максимумом строгости спросил у неё Даниил. Глупые, как у сентиментальной коровы, глаза узницы шкафа стали наполняться слезами. А трансвестит вдруг почувствовал мощное возбуждение. Оно рвалось наружу, распирая кружевные гламурные трусики от Victoria`s Secret. «Кем бы ты ни была, детка, – подумал Даниил, – а я тебя, пожалуй, выебу. И сделаю это прямо сейчас». *** – Я Ка… Ка… Катя, – бормотала девушка. – Так, допустим, – Даниил всё больше входил в образ строгой школьной училки. Их, училок, гендерфлюид считал одними из самых сексуальных женщин. Редко встретишь училку в брюках. А уж как отчитывать умеют… Ух! – И как же ты, Катя, оказалась в чужом шкафу? Сейчас бы ещё указку, похлопывать ею о ладонь так угрожающе. – Я больше не буду! – вдруг сквасилась эта таинственная дурёха. – Конечно, не будешь, – сказал Даниил. – Потому что сейчас я вызываю полицию. И пусть она с тобой разбирается… – Пожа-а-а-алуйста! – Узница шкафа обливалась слезами. – Не надо полицию! Душа Даниила радостно трубила все четыре аккорда «Всё идёт по плану». – Я нечаянно! – скулила эта пойманная с поличным паршивка. – А это ты не мне объясняй. Даниил придирчиво рассматривал внешность. Катю можно было назвать красивой. Если наложить макияж, поработать над причёской. И гастарбайтерская роба узницу шкафа очень сильно портила. И вместе с тем, эта жалобная корова, как заметил Даниил, была восхитительно глупа. Это большая редкость для женщин, которые, как правило, сильно превосходят мужчин в умственных способностях. Но сейчас в наманикюренные лапы Даниила попало исключение. То, что надо. – Ну, пожалуйста! – хныкала дурында. «И вот сейчас мы тебя морально сломим», – подумал Даниил. Вслух же рявкнул: – На колени! Ну! Катя упала на колени прямо с какой-то готовностью. Ну, отлично. Значит, проблем не возникнет. Возбуждение росло в геометрической суперпрогрессии. Хуй Даниила распирало от переизбытка накопленного жуиссанса. Казалось, что Victoria`s Secret сейчас не выдержит давления и лопнет. Дурёха стояла на коленях, молитвенно сложив перед собой руки, а Даниил взял упаковку от колготок и хлопал пленницу по лицу. – Как! Ты! Посмела! Дрянь! Лазить! По! Чужим! Шкафам! – Каждое слово сопровождалось не болезненным, но ощутимым ударом картонки в целлофане то по одной щеке, то по другой. – Простите! Простите меня, пожалуйста! – булькала дурёха. – Дайте мне уйти! «А вот интересно, – думал Даниил. – Ты же красивая девчонка. Но почему ты такая тупая?» По его наблюдениям красивые женщины были умны и опасны. Но откуда такое уникальное исключение? Хотя, если судить по гастарбайтерской униформе, девчонка приехала откуда-то из другого государства. Может, из Молдавии. Или из Украины. Там, наверное, есть такие очаровательные и наивные создания. – Я подумаю, – жёстко, как настоящая училка, сказал Даниил. – Но ты должна будешь кое-что сделать для меня. Как терзаемая стокгольмским синдромом безропотная бурёнка уставилась эта незнакомка на Даниила. – Я хочу, чтобы ты скинула этот дурацкий комбинезон, – сказал Даниил. – Но под ним… – Я хочу, – перебил хозяин положения. – Когда мне потребуется, чтобы ты со мной поспорила, я дам тебе знать. Дрожащей рукой перепуганная Катя стала расстёгивать молнию на униформе, затем, расстегнувшись, словно спохватилась и стала стягивать с себя уродливые ботинки. В обрамлённую зубцами от пластиковой молнии прореху проглядывал соблазнительный кусок белого тела. Катя осталась в исподнем. Оно было чудовищно. Чёрные с ужасающими розочками трусы – явно из магазина «Смешные цены». А лифчик оказался бежевым. Бежевым, блядь! Даниил чувствовал, что сейчас треснет от жуиссанса, как перезрелый арбуз. Завершали наряд – чёрные носки. Катя стояла, целомудренно прикрывая одной рукой пах, другой – грудь. «Запущенная девочка, – подумал Даниил. – Может быть, после того, как мы с ней закончим, я подарю ей парочку платьев. Из тех, которые точно носить не буду». – Ты красива, – сказал Даниил. – Почему ты носишь такое уродливое бельё? – Я больше не буду! – заканючила пленница. – Раздевайся догола, – бросил Даниил. – Но я… Трансвестит хлестнул её по лицу упаковкой колготок. – Девочка, я очень не люблю повторять свои приказы. – Хорошо, хорошо! «Я сейчас взорвусь!» – думал Даниил. Тем не менее, доиграть прелюдию стоило. Теперь эта полоумная гастарбайтерша стояла перед ним совершенно нагая. Даниил отметил, что она совершенно не бреет ноги – там волосы не то, чтобы росли, но курчавились, как овечья шерсть. – Носки тоже снимай, – приказал гендерфлюид. – И становись на колени. – Что вы от меня хотите?! – захныкала Катя. – Ничего, – надменно фыркнул Даниил. – Но если ты меня о чём-то сейчас попросишь, я, может быть, исполню твою просьбу. – Можно попить воды? – простонала эта тупица. Даниил отвесил ей пощечину упаковкой из-под колготок. – А о чём же мне вас попросить? – Догадайся. «Это может затянуться», – подумал Даниил. – Ну, девочка, я считаю до трёх… Один… – Вы хотите… хотите… – Ну? Два… – Вы хотите заняться со мной сексом? – робко, явно краснея, предположило это наивное создание. – Ещё не знаю. Но если ты попросишь… – …то вы меня отпустите? – Ха! – плотоядно воскликнул Даниил. – А что тогда? – беспомощно хлопая ресницами, спросила эта девушка. На вид она, кстати, была несколько постарше Даниила. Но почему такая дура? Как она с таким IQ дожила до такого возраста? – Проси, – махнул Даниил упаковкой от колготок. – Ты, в общем, верно догадалась. Теперь Катя смотрела на него вроде бы уже с какой-то мыслью во взгляде. Неужели действительно догадалась совсем обо всём? – Ну, с вами, наверное, можно, – с сомнением в голосе произнесла Катя. – Вы – женщина. – Ты торгуешься, воровка? – спросил Даниил. – Э-э… нет… Займитесь, пожалуйста, со мной сексом. Бойцовый таран, спрятанный под Victoria`s secret, уже крушил свою кружевную тюрьму. Скоро. Скоро. – Так и быть, воровка. Я трахну тебя. Ты ведь об этом просишь? – Да… пожалуйста… – Хорошая девочка! Даниил в последний раз потрепал Катю по раскрасневшейся щеке упаковкой, потом отбросил её и поднял с пола трусы воровки. – Я так и быть выполню твою просьбу, – промурлыкал Даниил. – Но сначала тебе надо завязать глаза… – Мне будет страшно! – Девочка, не вынуждай меня затыкать тебе рот. Ладно? – Да, простите. Я больше не буду. Даниил соорудил из трусов повязку и, не особо деликатничая, завязал узел на затылке. Затем он взял Катю за руку и повёл к кровати. – Ложись на спину, – приказал он. Катя, мелко подрагивая, легла. И тут у Даниила родилась ещё одна мысль. – Вытяни руки над головой. Катя подчинилась, открыв пампасы словно бы не знавших бритвы подмышек. «Какая восхитительная дичь!» – подумал Даниил, поднял с пола свои колготки с затяжкой и ловко стал привязывать запястья пленницы к изголовью. – Что вы делаете? – захныкала, засучила ножками бывшая узница шкафа. – То, что ты просила, – отрезал Даниил. – Ещё хоть слово, и я заткну тебе рот. Теперь пленница была зафиксирована. Даниил забросил руки за спину, словно обнимая сам себя, расстегнул молнию на спине. Белое платье упало к ногам. Даниил снова закинул руки за спину и избавился от лифчика. «Поехали!» – подумал он. Такого возбуждения, наверное, не знала даже космонавтка Пересильд, стартуя в межпланетное пространство. Оставшись в трусах и колготках, Даниил встал на колени у ног Кати, раздвинул их в стороны. Как беспомощная, оставшаяся без раковины, устрица, виднелась хрупкая и трогательная, вся заросшая волосами, пизда. Даниил склонился над ней, нащупал языком клитор. По телу девушки прошла сладкая судорога. Она ахнула. Даниил запустил язык в солёную пещеру влагалища. Катя трепетала и постанывала. Бедная дурында думала, что процесс уже идёт, но он пока не начинался. Совершив ещё несколько движений языком, Даниил оторвался от пизды, встал с постели и направился к своей сумочке. Там лежала упаковка презервативов. Их, как и шокер, трансвестит никогда не забывал. И вот наступил момент. Девчонка лежала, раскинув ноги, возбуждённо дыша, а Даниил подкрадывался к ней. Он приспустил края своей одежды, уперев обе резинки – от трусов и колготок – под яйца. Прицелился получше и загнал вздыбленный хуй в томный перламутр возбуждённой пизды. О, этот миг, ради которого стоило жить! – А-аааах! – содрогнулась девчонка. – Что это? Откуда у вас?... Аааа!!! Но Даниил уже не обращал внимания на вопли. Он просто старательно, со знанием дела, ебал эту воровку, которая пряталась в чужих шкафах. Сначала воровка словно сопротивлялась, попискивала, дёргалась. Но затем Даниил сделал так, что у этой сучки с волосатыми подмышками случился водопад оргазмов. Один сменялся другим, тот – третьим. Девчонка стонала и билась в сладчайшей из истом. «Но это ещё не всё, деточка!» – знал Даниил. Практика сдерживания жуиссанса научила его ещё и регулировать оргазмы. Он дошёл до границы, за которой была сладчайшая пропасть, резко вынырнул из пизды, встал на колени и, сорвав презерватив, разрядился девчонке прямо в лицо. – Ай, что это?! – стонала девчонка, пытаясь увернуться от горячих белых соплей, которыми обстреливал её Даниил. Он был очень доволен собой. Классный секс и буккакке в финале. Как же он крут! – Даниил! – раздался за спиной очень знакомый голос. – Чем это ты занят на моей кровати? – Мама?! ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... ШЕСТОЙ СЕЗОН. СЕРИЯ 48 Марусе предлагали остаться в больнице. Хоть на короткий срок лечь, отдохнуть, забыть обо всём. Но это было невозможно. Это было бы равносильно преступлению. – Молитесь, чтобы она была не беременная, – сказал Алик уже в такси. Они ехали обратно в особняк. А Алик имел в виду, несомненно, метательницу молота. – Она не беременная, – ответила Маруся. – Вы в этом уверены? – спросил адвокат. – Ну, конечно! – нервничая, без особой уверенности, сказала Маруся. Адвокат эту неуверенность засёк. – Ваши сыновья настолько откровенны, что всем делятся с вами? – сально ухмыляясь, спросил адвокат. Маруся чуть было не сказала «да». Просто из вредности. Понятно, что чем-то, какими-то нюансами ни один сын с матерью не поделится. Но тут она вздрогнула. До неё дошло, что адвокат завёл речь не о сыне, а о сыновьях. Один из них был всем известным наследником, про второго никто ничего не знал. Ну, почти никто. Но откуда о нём пронюхал этот крючкотвор? – Откуда вы знаете? – спросила Маруся. Голова раскалывалась на части, будто по ней изнутри долбили кирками шахтёры, выбирающиеся из завала. |