Учебноправовая деятельность. Альманах «Принятие». Сборник эссе, объединенных темой принятия, жизни, смерти, общества и реальности как таковой. Содержание
 Скачать 1.08 Mb.
|
|
Альманах «Принятие» Сверх-Я, а не свойственный иным субъектам больший или меньший учёт интересов этой инстанции. Таким образом, всё, что остаётся меланхолику, — скорбеть и взаимодействовать с идеальными структурами жёсткого и сложного Сверх-Я, не преуспевая в полной мере и ещё больше страдая от дополнитель- ного чувства вины. Долженствования и обязанности становятся тем, что способно поддерживать субъекта в активном состоянии и уберегает от встречи со внутренней болью, ненавистью и покинутостью. При этом из той же инстанции могут исходить упрёки в том, что никто иной как сам меланхолик виноват в уходе любимого объекта. Меланхолия — это заточение в почитаемом и ненавистном теле и пустота-переполненность на месте Я, где для себя уже нет места. Субъект становится недостойным и виновным отбросом в собственном мире. Но приведённая модель всё ещё кажется неполной. Первичный Объект очень важен, но кажется крайне переоцениваемым до богоподобия. Вероятно, в связи с общей психоаналитической направленностью на более-менее реальных, хотя и условных персонажей истории субъекта. Также стоит определиться с источником любви и ненависти, достигающих столь драмати- ческих масштабов. Поэтому мне кажется уместным переключиться на юнгианский дискурс и вспомнить для начала о Самости — центральном элементе психической структуры, упорядочивающем её и направ- ляющим всё бытие субъекта. Как и все основополагающие психические элементы, Самость отмечена сакральностью, но, в отличие от них, она есть источник сакральности и организатор мифосмыслового поля субъекта. И как раз с переживанием сакрального и смыслами в случае Меланхолии происходит нечто особенное, поскольку и то, и другое оказываются утерянными и мёртвыми. • 127 126 Все люди первоначально, ещё до того, как они станут каким- либо субъектом, существуют в ситуации «океанического бла - женства» и инфернального кошмара. Субъект, ещё не ставший чем-то отдельным, является единым целым в том числе и с Самостью, грандиозным источником всей любви и всего разрушения. Через Первичный Объект, да и просто со временем, это разрушение выносится вовне, а любовь внутрь, давая начало всем разделениям в психической структуре субъекта. Аналогичным образом через Первичный Объект собирается психическая структура в её первоначальном виде, и через него же до некоторой поры проис- ходит взаимодействие субъекта с Самостью, после чего Самость становится чем-то относительно присущим лично субъекту. Процесс сборки касается в том числе и деструктивных фрагмен- тов, тем самым из хороших и плохих частей формируется амбива- лентный любовно-разрушительный образ Первичного Объекта. Но мне кажется уместным понимать Первичный Объект не столько как источник любви и заботы, сколько как то, что по мере формирования отделяет своим влиянием субъекта от первичного хаоса любви-разрушения. Сам же Первичный Объект впослед- ствии становится тем, что называется «Душой» субъекта, функционирующей в том числе как посредник взаимодействия между Я и Самостью. Соответственно Первичный Объект существует с самого начала и функционирует как кормящий и защищающий, уже являясь посредником божественного, но не как связный образ, а лишь как воздействующая сила, постепенно обретающая форму и наполняющаяся качествами в восприятии субъекта. Также снова следует вернуться к идеям Кляйн об изначально присущей субъекту безграничной деструкции, энергии Влече- ния-к-Смерти, дополняющей объединяющую любовную силу либидо и являющейся, возможно, вовсе единственной психиче- ской энергией, которая, лишь преобразовавшись, становится созидательной. Эта сила разрушения с самого начала просто есть 128 Альманах «Принятие» и своим наличием грозит уничтожить субъекта, которому нечего ей противопоставить. Чтобы избежать аннигиляции, субъект, чья психическая структура ещё только формируется и является фрагментированной, условно выбрасывает заражённые разру- шительностью элементы вне себя, создавая заодно различие между «вне» и «внутри», прежде отсутствовавшее. Естественно это всё происходит в фантазии, но и существование субъекта на тот момент является лишь фантазийным — реальность ещё только предстоит сконструировать, и первым шагом как раз становится создание внешней реальности как абсолютно «плохой» реаль- ности, грозящей уничтожением, но это уже лучше, чем повсе- местная смутная витальная угроза. Это общая история для всех людей, и, значит, при Меланхо- лии что-то должно происходить иначе. Фигурирующий как посредник Самости и субъекта Первичный Объект перестаёт быть эффективным. Дело ли в его слабости или особой силе воздействия Самости — это не так уж важно. Субъект сталки- вается с катастрофической угрозой аннигиляции от демо - нических фрагментарных объектов, полных разрушительной энергии, источником которых кажется та же инстанция, что дарила любовь и защиту от них. Субъект обращает на соединённые Первичный Объект и Самость всю свою ненависть и любовь, чтобы избавиться от кошмарной угрозы существованию. Одновременно происходит сразу ряд частично взаимоисключающих событий, которым ничто не мешает быть единовременными в мифической по сути психо- структуре, где нет причинной обусловленности и правил исключения. Во-первых, субъект оказывается брошен Первичным Объектом, который оставляет после себя боль предательства, заброшенность, одиночество и ненависть. Так же он брошен Самостью на произ- вол Судьбы, над которой он более не властен, тогда как Самость давала чувство предназначения, стабильные чувства уверенно- сти и веры в смысловую наполненность существования. • 129 128 Во-вторых, субъект со своей стороны разрывает все связи с Самостью и Первичным Объектом, поскольку те оказываются угрожающими и опасными. Хотя это происходит из соображений безопасности, но оставляет у субъекта впечатление, что его не просто покинули и божественность покинула этот мир, но что он сам убил единственного любимого другого и, более того, он убил божественное, что вызывает соответствующее запре- дельное чувство вины. В-третьих, на «месте» разрыва связи с Самостью, то есть условного её положения в психической структуре, остаётся зияющая рана Чёрной Дыры. В некотором смысле Солнце Самости, а Солнце вполне очевидный её символ, обращается в свою противоположность, Чёрное Солнце Меланхолии, засасывающее смыслы и жизнь, вместо того чтобы продуцировать их, оставляя выжженную ледяную пустыню. Меланхолик оказывается не просто оставлен, но пребывает в абсолютном ужасе предельного одиночества в пустой вселенной, покуда единственным другим там был Первичный Объект. И он встречается в одиночестве с нависающими над ним Ничто и угрозой Небытия. Чтобы спастись, поскольку субъект не представляет возмож- ности существовать без Первичного Объекта и, соответственно, без Души, он создаёт внутри себя Склеп, где со всеми почестями покоится теперь уже Мёртвый Объект-Душа, убитый вырвавшимся разрушением и самим субъектом. Склепом с Мёртвым Объектом становится тело субъекта, через тело проводится взаимодействие с Мёртвым Объектом, его почитание, попытки оживить его и реализация ненависти к нему через переедание, недоедание, соблюдение особых диет, нанесе- ние увечий, избегание любой заразы и стремление к поддер- жанию его в идеальном состоянии. Склепом становится и память меланхолика, тоже своего рода «плоть» и материя психической структуры, ведь он не может позволить забыть себе ничего о прошлом, к которому принадлежит всё то, что было потеряно и умерло. 130 Альманах «Принятие» Склеп-памятник не только фиксирует на века связь меланхо- лика с утерянными Душой и божественностью, но и защищает меланхолического субъекта от открывшейся в нём пасти ужаса, как если бы склеп стоял прямо над бездонной дырой в жуткую и алчущую крови тьму Другого Мира. Защита эта заключается в том числе в соблюдении сложных ритуалов по взаимодействию с телесностью-склепом и останками в нём, посвящая этому все мысли. Перебирая бесконечные полнящиеся архивы памяти и сложным образом выстраивая отношения с собственным телом, меланхолик может игнорировать бездонный провал Небытия под своими ногами. Меланхолия — это мёртвая Душа в Склепе из плоти и воспо- минаний, Она продолжает защищать владельца от инфер- нального ужаса, порождаемого засасывающей воронкой Тьмы, которая возникла на месте покинувшего и убитого божества. Эта Бездна таится в самом центре психической структуры субъекта, оплакивающего гибель Души и божественности и ненавидящего их и себя. Сама по себе получившаяся конфигурация является для меланхолика полумерой — вечным Чистилищем, из которого нет исхода. Мёртвый Объект не оживает, сколько бы усилий ни прилагалось к его оживлению, хотя он и не вполне мёртв и приковывает к себе всё внимание, отнимая последние скудные силы. Меланхолик остаётся навечно преисполненным Ярости и Печали, ненавидя и тоскуя по всему, чего он лишился. Невзирая на защиту, обретённую возведением Склепа, время от времени из Бездны на месте Самости продолжает вырываться чистая разрушительная сила, несущая волны боли и сметающая всё то, что с таким трудом возводит субъект на бесплодной земле психической структуры. Душа мертва. Смыслы мертвы. Мир наполнен умиранием и смертью. Чтобы избежать невыразимого страдания, меланхолик становится подобен Мёртвой Душе и приобщается к Забвению, • 131 130 выбирая быть ни-живым-ни-мёртвым, быть нежитью — столь же отвратительно, как подающий признаки жизни труп в Гробнице из плоти и воспоминаний. Меланхолик предпочитает быть просто объектом в пространстве, наблюдательной частью пейзажа, которая не чувствует, не переживает и не желает, но, соответ- ственно, не живёт и ничего не делает. При этом меланхолик всё ещё жаждет любви и заботы и ищет замещающий объект, который может утолить его бесконечный Голод, находя его в отношениях с как можно более постоянным внешним объектом, замещающим утерянный Первичный и мёртвую Душу. Таким объектом становятся реальные другие и всевозможные зависимости, причём объект зависимости является куда как более надёжным, чем реальный другой — он не может оставить субъекта, покуда тот способен обеспечить к нему доступ. Если меланхолика покидают вновь, то это стано- вится напоминанием об отвержении, имевшем место в мифи - ческом подробно запротоколированном прошлом, о сводящих с ума и грозящих аннигиляцией кошмаре и боли. Замещающий объект, будь то реальный другой или объект зависимости, выполняет функции умершей Души меланхолика, наполняя его любовью, заботой и чувством защищённости от преследующих демонов, а также становится посредником, связующим субъекта с сакральным и с мифическим полем смыслов, окольно связывая субъекта с его собственной потерянной Самостью. Меланхолия — это попытка субъекта не-быть, стать вещью и нежитью, с вечным Голодом по любви и жизненным силам другого, предстающим ангельским спасителем, потерять которого равноценно гибели субъекта. Важным свойством Меланхолии является власть аффекта. Субъект не знает, какое настроение у него будет через час или на следующий день, притом что настроение как будто радикально перестраивает психоструктуру, наделяя субъекта острыми 132 Альманах «Принятие» депрессивными, маниакальными или отсутствующими качествами. Если его захлёстывают аффект боли и бессмысленность, то ему становится не просто грустно — весь мир для него преображается в бессмысленный мир боли. Если аффект отходит в сторону, то он может спокойно жить до его возвращения или стать вещью без качеств. При переключении в маниакальный режим меланхолик наполняется радостью, весельем и активностью. При всём этом субъект едва ли способен влиять на происходящее или прогно- зировать очередную смену настроения без использования специальных веществ, влияние которых также бывает плохо прогнозируемым. Меланхолик существует в непредсказуемом мире, то грозящим разрушительными приливами довести субъекта до самоубийства, то вознести его до небесных высот в ореоле сияния. Тот или иной режим функционирования субъекта, как и промежуточные состояния, могут быть более или менее стабильными и сильными, но несомненно подчинение мелан- холика настроению, даже если это анестезирующее настроение, лишающее его всякого аффекта, переживаний и деятельности. Однако при кажущейся плачевности неустойчивого поло- жения в нём есть радикальное преимущество — настроение безусловно и абсолютно истинно. К нему можно относиться так или иначе, но в нём невозможно усомниться, в отличие от ценности идеи или её смысла. Настроение просто есть. И оно соответствует хайдеггеровскому Основанию субъекта — Бытию, которое точно так же дано само-по-себе. Через настроение Бытие сообщается с субъектом, и его взаимодействие с беззащитным меланхоликом воспринимается разрушительно-благодатно, что позволяет увидеть подобие концептов Бытия и Самости. Наплыв аффекта настолько захватывает меланхолика, что он способен существовать только в пределах, заданных модально- стью аффекта, будь то уныние или воодушевление. Аффект полностью захватывает и трансформирует Я. В особо выражен- ных случаях субъект вовсе не способен рефлексировать по поводу своих переживаний. То есть это даже не окрашенность Я и представ- • 133 132 лений аффектом — это временное уничтожение Я хтонической стихийной силой, воспринимающейся как Катастрофа. Меланхолический субъект часто, подобно эпилептику с тревогой, предчувствует возможную микроаннигиляцию и переживает частную гибель Я при каждом очередном вторже- нии аффекта. Это в большей степени касается деструктивного аффекта, хотя и маниакальность вполне может переживаться как своего рода позитивное умирание с последующим вознесением. Но цикличность этого явления сводит на нет его трансформиру- ющую составляющую, как бесконечное умирание-и-возрождение в кармическом цикле, из которого невозможно вырваться. Я назвал аффект хтоническим и стихийным, поскольку сила аффекта исходит из фундамента психической структуры — телесности, а плоть Меланхолии — это мифическая тёмная и близкая к хаосу материя-земля, порождающая чудовищ и скрывающая в недрах инфернальную бездну Иного Мира. Таким образом, аффективность — специфически воспринятая изначальная энергия влечения-к-смерти, слишком сырая и не сущая потому лишь разрушение. Демонические фрагменты разрывают связи с противопоставленным аффекту смысловым полем, сметая все означающие, которые ещё не были затянуты внутрь воронки Небытия, обессмысливая и наполняя смертью меланхолическую реальность. Разрушение связной системы символизации обращает все объекты в ничего не значащие вещи. Меланхолия — это постоянное ожидание катастрофы и событие катастрофы, осуществляемой вторжением в психическую струк- туру демонов, наполненных разрушительной силой, через втягивающий энергию и смыслы Провал в мёртвой и бесплодной плоти психического. Следует, однако, иметь в виду, что негативная деструктивная инфернальность, которой отмечено Чёрное Солнце на месте Самости, над которым высится храм смерти, то есть Склеп 134 Альманах «Принятие» Мёртвого Объекта-Души, всё ещё является своеобразной сакраль- ностью. Потому в случае Меланхолии следует говорить просто о вторжении сакрального и изначальной энергии, остающимися первозданными и хаотическими без структур, осуществляющих их обработку и трансформацию. По причине примитивности они выступают лишь как разрушительные и вступают в катастро- фический конфликт с относительно связной психоструктурой меланхолического субъекта. Чистая сакральность вторгается в психическую структуру и, не имея соответствующих путей взаимодействия, деформирует субъекта деструктивным или мегаломаническим образом, то есть вызывая депрессивное или маниакальное состояние, перекли- кающееся с ничтожеством и грандиозностью нарцисса. Тёмная Бездна — это единственный способ видеть Солнце для мелан- холического субъекта, но Самость как таковая при этом не меняется, никуда не уходит и не умирает. Нечто на месте Самости видится исключительно разрушительным, поскольку разруши- тельность является одним из её основных качеств, так же как и созидательность, но только так её позволяет видеть полураз- рушенное состояние меланхолика, покуда разрушение и смерть сами по себе сильнее и активнее, так как предшествуют созида- нию и любви. В деструктивном инфернальном модусе сакральное сметает покровы защит Я, сметает само Я, обращает всю психическую структуру в её инфернальную противоположность, лишает объекты ценности, полностью переводя мир в антимир, а внима- ние субъекта переходит внутрь, переключается на наполненную смертью и разрушением внутреннюю реальность, делая, однако, предельно ценными представления о смерти как таковой и о гибели субъекта в частности. Взор субъекта приковывается ко взору медузы Ужасного Сакрального. Священная для меланхолика тематика умирания восприни- мается как абсолютное избавление от страданий и воссоединение • 135 134 с Мёртвой Душой в Мире Смерти. Меланхолический субъект пребывает в сменяющих друг друга Аду и Чистилище, но чаще именно в последнем, потому что главной характеристикой Меланхолии является её статичность и скорбность, а не кошмар- ность. Умирание становится желанием выйти из замкнутой цикличности, за пределы бесплодной пустоши богооставленно- сти, в которой бушует непредсказуемый и переменчивый шторм аффекта. Шторм аффекта и периодические вторжения демони- ческих сил частично проецируются вовне, создавая впечатление всеобщей инфернальности и хаотичности мира, усиливая и без того болезненные переживания меланхолика. В маниакальном режиме по аналогии следует видеть наводне- ние субъекта созидательно-благостной сакральностью, наполняющей Я невероятной магической мощью, неиссякаемой активностью и оптимизмом. Мир становится миром возможно- стей и перспектив. Но следует обратить внимание на полное переключение внимания на внешнюю сверхнаполненную ценно- стью реальность. Это можно понимать, как вроде вполне естественное видение ценности реальных действий и реального мира, и эта ценность бесспорна, но не менее бесспорна, чем ценность внутренней реальности и самого субъекта, которые здесь игнорируются. В столь полном устранении взора субъекта от себя самого можно заподозрить скорее попытку сбежать от Ужасного Ничто, а вовсе не приобщение к чему-то благому. Тем более, что маниакальные субъекты вполне сознательно обнаруживают страх смерти и катастрофы, от которых следует бежать через безудержную деятельность. Впрочем, одно не исключает другого. К тому же появляется вопрос, не является ли депрессивный субъект точно таким же бегущим от Ужасного. Только бегущим не в мир, а замыкаясь на себе, убегая в смерть, согласно логике «если я мёртв и недвижим, если я всего лишь объект, тогда взор Оттуда на мне не задержится, и Ужасное минует меня». Такой логике вполне соответствует фрейдовское представление |