Демократия и сложность. Реалистический подход. Дзоло 2010. Серия п о лит и ческа яте ори я
 Скачать 7.66 Mb.
|
|
Quale socialismo? Engl, transl. P. 75. 31 Старый порядок (фр модель конституционной демократии оказалась самой невероятной, самой хрупкой и наименее реалистичной формой государственного правления — настолько невероятной и настолько нереалистичной, что сегодня, после двух столетий опыта и несмотря на всеобщее согласие, которым эта форма правления ныне пользуется, демократия по-прежнему кажется совершенно недостижимой целью, к которой, согласно парадоксу Джона Данна32, стремятся тем сильнее, чем она недостижимее. Я полагаю, что данный парадокс можно сформулировать в следующих категориях усиление дифференциации и социальной сложности определяет современные требования демократии и продолжает укреплять потребность в ней, но тоже самое усиление дифференциации и социальной сложности означает, что эти требования в конечном счете не могут быть успешными. В этом и состоит главная функциональная антиномия, которая заключается в отношениях между сложностью и демократией, антиномия, которую, как я покажу в следующей главе, современные теории демократии, вероятно, вообще неспособны воспринять и, соответственно, не могут даже приблизиться к ее разрешению. Усиливающаяся дифференциация областей опыта и, следовательно, индивидуального опыта (то есть процесс, который Арнольд Гелен назвал «субъектива-ци- ей) порождает растущий в передовых индустриальных обществах спрос на автономию от органического аспекта политики и ее защитных критериев сокращения сложности. Кроме того, возрастающая сложность информационных обществ, предлагающих. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я В сегодняшней политике демократия — это имя того что мы не можем иметь, но к чему не можем не стремиться (Dunn /. Western Political Theory in the Face of the Future. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. P. 27). 33 C m .: Gehlen A. Die Seele im technischen Zeitalter Engl, transl. P.73-91. 125 широкие возможности опыта, делает индивидов еще более чувствительными к увечьям, которые наносит их существованию политика. Итого менее они готовы к тому, чтобы мириться с этими травмами. Учитывая нарастание непредвиденных обстоятельств в жизни людей и нестабильность даже антропологических характеристик человека как вида (ныне эта нестабильность уже охватывает человеческую сексуальность и функции воспроизводства человека, субъекты, по-ви димому, все сильнее руководствуются стремлением к индивидуальному самовыражению и индивидуальному действию. Однако субъекты испытывают все меньшую уверенность при размышлении над политическими идеями, выходящими за рамки их собственного, известного им повседневного опыта. Еще менее субъекты склонны позволять себе участие в политических ритуалах. Несмотря на весьма ограниченный успех, феминистское движение на Западе является примечательным проявлением этого процесса социальной дифференциации и освобождения индивидов от романтического измерения политики34. Но именно вызванное стремительным научно-тех ническим развитием усиление дифференциации политической и, говоря шире, социальной сложности делает демократию невероятной по причине угрожающих ей эволюционных рисков. Нарастающая дифференциация и автономия политической системы, технические трудности решения административных проблем, резкое увеличение взаимозависимостей и негативных внешних факторов, умножение факторов риска и чрезвычайных ситуаций, разнообразие и подвижность социальных интересов, усиливающееся чувство нарушения социальной преемственности и личной не Д. Дзоло. Демократия и с ложность Об отношении между демократией и феминизмом см Duncan G. Feminism and Democracy // Duncan G. (ed.). Dem ocratic Theory and Practice. P. 204-207; Held D., Pollitt C. (eds.). New Forms of Democracy. London: Sage Publications, 1986. P.78-109. 126 определенности — сочетание всего этого затрудняет управление постиндустриальными странами при помощи демократических методов. Не перестают возникать проблемы, которые хуже поддаются политическому решению, так как эти решения требуют консенсуса, добиться которого посредством формальных процедур в условиях распыления общей воли, расщепляющейся на множество узких, частных и локализованных интересов, становится все трудней. В действительности индивидуалистическая фрагментация социальной ткани ведет к изменению этой ткани, которая перестраивается в соответствии с ограниченной солидарностью чисто «аскрпитивного» рода, основанной на характеристиках группы, возраста, здоровья, этнической и региональной принадлежности, семейной принадлежности, форм занятости и способах проведения досуга и т.д.36 Само стремление к солидарности и к общности имеет свойство проявляться в эзотерических, интимных и неорелигиозных формах, что скорее лишает коллективное измерение политической жизни легитимности, нежели обеспечивает ее. Как хорошо понял Жан-Франсуа Лиотар, здесь снова на первый план выходит выдвинутая Гоббсом модель естественного состояния как состояния глубочайшей незащищенности и неконтролируемой случайности. Эта модель позволяет описать фундаментальную О нарастающем чувстве незащищенности, идущем рука об руку с увеличением сложности постиндустриальных обществ, и связанном с этим ощущением политическом ожидании психического успокоения см. любопытные аналитические статьи о калифорнийском обществе, в которых отмечены LaPorte T.R., Abrams CJ. Alternative Patterns of Postindustria: The Californian Experience// Lindberg L.N. (ed.). Politics and the Future of Industrial Society. New York: David McKay, 1976, особенно p. 37, 40-48; см. также La Porte T.R. Complexity and Uncertainty: Challenge to Action // Laporte T.R. (ed.). Organized Social Complexity. Ch. 10. 36 C m .: Offe G, Preuss U.K. Democratic Institutions and Moral Re sources. Zentrum fur Sozialkpolitik, Universität Bremen, Work ing paper. 1990. № 5. P. 4, 31. III. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я антропологическую характеристику общества постмодерна, в котором легитимирующая сила великих и эмансипирующих историй давным-давно подверглась процессу необратимой эрозии37. В таких условиях политическое уменьшение небезопасности не может не требовать осуществления возрастающего объема власти в то самое время, как рост социальной сложности, с которой тесно сплетены способности к вето и фрагментация политических устремлений, делает позитивную власть все более редким товаром. По этой причине постиндустриальные общества постоянно подвергаются опасности инфляции власти и даже могут достичь крайности, при которой наступает паралич способности к принятию решений. В тоже самое время им угрожает давление центробежных тенденций и негативных внешних факторов из функционально дифференцированных сфер, координировать которые, вероятно, может только сильное политическое регулирование. По-видимому, будущему демократии в постиндустриальных обществах угрожают нетрадиционные институциональные альтернативы левых и правых. Напротив, эти альтернативы ныне вызывают, кажется, меньшее доверие и представляются менее практичными, чем когда-либо в прошлом. Скорее, именно эволюционная сила, внутренне присущая демократическим политическим системам, под которой я понимаю эволюционные риски, насаждает во имя эффективности политических решений общественный порядок, технологический прогресс и прежде всего все более широкие схемы потребления, призванные См Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998; Lyotard J.-F. Le different!. Paris: Les Editions de Minuit, 1983. 38 Под позитивной властью я имею ввиду способность делать строить и планировать с целью решения проблем. Аналитически такая власть отличается от негативной власти, заключающейся в способности запрещать, предотвращать и ре прессировать. Д. Дзоло. Демократия и с ложность резко снизить социальную сложность, и совершенно не заботится о традиционных проблемах участия, представительства и свободы. В этом смысле можно упомянуть о последних законодательных инициативах в Европе и США, направленных на признание преступными актов индивидуального поведения, которые не вредят напрямую интересам других членов общества (такие акты индивидуального поведения включают, например, употребление наркотиков или алкоголя, или определенные сексуальные практики, или новые научные направления. Эти законодательные поползновения являются пусть ограниченными, но попытками нелиберальных решений, к которым вынуждены прибегать демократические политические системы для того, чтобы исправить свою неспособность контролировать постоянно усложняющуюся и полную рисков среду. Тоже самое можно сказать и о содержащихся в национальных законодательствах (или в международных соглашениях Европы и Запада) не либеральных и дискриминационных правилах сдерживания миграционных потоков из беднейших стран третьего мира и борьбы с терроризмом или торговлей оружием и наркотиками. По всей вероятности, индивиды и социальные группы, существующие в обществах, в которых господствуют передовые технологии, не в состоянии справляться с социальными рисками и уменьшать страх без помощи концентрированной и специализированной политической системы. Нет никаких оснований считать, что идеал политической коммуникации, свободной от господства, о котором мечтают Ханна Арендт и Юрген Хабермас, можно осуществить «непо литическим» путем, или что этическое измерение жизни сообщества можно восстановить в новых городах I I . СЛОЖНОСТЬ ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я См. мою полемику с Никласом Луманом о будущем демократии N. II fu turo della democrazia: delusioni e speranze. Ibid. P. 573-583. 129 Д. Дзоло. Демократия и с ложность государствах, смутно описанных Аласдером Макин- « 40 таиром , или что можно восстановить естественное состояние идиллии, которое представители современных течений экологического романтизма называют альтернативой обществу потребления и господству транснациональных корпораций. В постиндустриальных обществах способность спонтанно возникающих социальных группировок своими силами успешно справляться с локальными социальными рисками становится все менее правдоподобной гипотезой. Хотя бы уже потому, что в таких областях, как, например, нарушение экологического баланса, катастрофы на атомных объектах, демографическое давление, проблемы обеспечения продовольствием, утилизация отходов, взаимосвязи финансовых систем, терроризм и всемирный оборот наркотиков, подобные факторы риска ныне приобрели планетарные масштабы Классическая доктрина демократии iРазвитые индустриальные общества как на Востоке, таки на Западе пользуются в своей жизни тем, что, в сущности, является двумя теоретическими моделями демократии. Обе эти модели выведены из европейской политической традиции. Первую модель, говоря вообще, можно отождествить стем, что полвека назад Йозеф Шумпетер42 вслед за Максом Вебером назвал «классиче- 40 См Макинтайр А После добродетели. М Академический проект, 2000. 41 Проблема спонтанных социальных инициатив (die Bür gerinitiativen)I как возможной альтернативы представительной партийной демократии (repräsentative Parteiendemokratie) широко обсуждается в немецкой политической философии см Guggenberger В, Kempf U. (eds.). Bürgerinitiativen und repräsentatives System. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1978. 42 Дж. Рот и Д. Хелд отмечают зависимость выдвинутой Шум петером концепции демократии как конкурентного лидерства от высказанной Вебером идеи демократии плебисцитарного лидерства см Roth G. Introduction 11 Weber M. Econ omy and Society. Vol. 2. Berkley (Calif.): University of California 130 ской доктриной демократии. Вторая модель (я буду назвать ее неоклассической, господствующая в политической теории Запада второй половины XX века (после Шумпетера и до сегодняшнего дня, породила целую школу мыслителей. Эта модель известна как демократический плюрализм или, как предпочитают ее называть другие, демократический элитизм». Разумеется, классическая доктрина Шумпете ра — всего лишь обобщенное описание, причем объединяющее несколько разных моделей (например, утилитаристскую доктрину и доктрину Руссо), которые не вполне совместимы друг с другом. Грэм Дун- III. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я, 1978. R ХСП; Held D. Models of Democracy. R 164-185; см. также Beetham D. Max Weber and the Theory of Modern Politics. P. 111-112; Bottomore T. Theories of Modern Capital ism. London: Allen and Unwin, 1985. Id. Introduction to Schum peter J.A. Capitalism, Socialism and Democracy. Londin: Allen and Unwin, 1987. 43 См Шумпетер Й Капитализм, социализм и демократия М Экономика, 1995. С. 207-263. Несмотря на исключительный успех этой книги, до сих пор нет ни одной монографии целиком посвященной политическому мышлению Шумпе тера. Впрочем, существует множество эссе, косвенно ссылающихся на выдвинутую Шумпетером концепцию демократии. К ним относятся и следующие работы, заслуживающие по меньшей мере внимания Kessler М The Synthetic Vision of Joseph Schumpeter // Review of Politics. 1961. Vol. 23. № 3. P 334-355; Schneider E. Joseph A. Schumpeter. Lincoln; Bu reau of Business Research, University of Nebraska, 1975; Heer- je A. (ed.). Schumpeters Vision: ‘Capitalism, Socialism and De mocracy * after 40 Years. New York and Eastbourne (Sussex): Prae- ger Publishers, 1981; Mitchell W.C. Precursor to Public Choice? // Public Choice. 1984. Vol. 42. № 1. P 73-88; Id. Democracy and the Demise of Capitalism: The Missing Chapter in Schumpet er. Ibid. 1984. Vol. 42; Urbani G. Schumpeter e la scienza politi- ca // Rivista italiana di scienza politica. 1984. Vol. 14. № 3. P. 383- 412; Ferrera M. Schumpeter e il dibatto sulla teoria competativa della democrazia. Ibid. P 413-432; Coe R.D., Wilber C.K. (eds.). Capitalism and Democracy: Schumpeter Revisited. Notre Dame (Ind.): University of Notre Dame Press, 1985. 44 Точный критический анализ см. в книге Pateman С Par ticipation and Democratic Theory. Cambridge: Cambridge Uni versity Press, 1970. P. I6ff. Шумпетер называет классической кан и Стивен Льюке довольно обоснованно показали, что шумпетеровская критика классической доктрины как нереалистичной основывалась на недоразумении, вследствие которого Шумпетер считал идеальный ox-ват и нормативную структуру теорий демократии, разработанных такими мыслителями, как Локк, Бентам или Руссо, ошибочными в аналитическом отношении. Ведь нет никаких сомнений в том, что классические авторы, не в последнюю очередь сам Руссо, вполне понимали (хотя сами не пытались провести различие между реалистическими и идеалистическими аспектами своих построений, что демократию следует считать регулятивным идеалом, а не каким-то существующим или легко осуществимым политическим режимом. Впрочем, несмотря на все это, я не могу согласиться с Кэрол Пейт- мен, что целью Шумпетера было превращение классической доктрины в мишень, удобную для его консервативной и антидемократической критики. Несогласен я и с ее утверждением, будто существование какой-то такой доктрины является полным мифом46. Окончание сн. доктриной комплекс теорий, которые, по его мнению, отражают концепцию демократического метода XVIII столетия. По утверждению Шумпетера, согласно этой концепции демократический метод есть такая совокупность институциональных средств принятия политических решений, с помощью которых осуществляется общее благо путем предоставления самому народу возможности решать проблемы через выборы индивидов, которые собираются для того чтобы выполнить его волю (Шумпетер Й Капитализм, социализм и демократия. С. 222); по мнению Хелда, определение, предложенное Шумпетером, представляет любопытную смесь теорий, объединяющих элементы широкого круга совершенно разных моделей (Held D. Models of De mocracy. P. 171). 45 См Duncan G., Lukes S. The New Democracy // Political Stud ies. 1963. Vol. 11. № 2. P. 156-177. Эта статья воспроизведена в полезной антологии Kariel H.S. (ed.). Frontiers of Democrat ic Theory. New York: Random House, 1970; см. также Parry G. Political Elites. London and Unwin, 1969. 46 C m .: Pateman G Participation and Democractic Theory. P. 17; см. также Held D. Models of Democracy. P. 164-185; Nelson Д. Дзоло. Демократия и с ложность Вместо этого я считаю, что, помимо влияния на него личных идеологических предпочтений, Шумпе тера можно обвинить в смешении двух принципиально разных версий классической доктрины — доктрины демократии участия и доктрины представительной демократии. Он обрушивает свою критику нате аспекты теории представительства, которые, пожалуй, более характерны для теории участия, но при этом, по-ви- димому, не предлагает какой-то конкретной критики участия per se47. В тоже время это представляется мне удивительно счастливой ошибкой. Совершая эту ошибку в общем определении, Шумпетер находит некий сущностный аспект, присутствующий в обеих теориях ив сущности, делающий классическую теорию политического представительства простым институциональным вариантом теории участия. Это — та самая идея, которая не только заставляет демократию необходимым образом сопрягаться с понятиями общего блага и народной воли, но и делает реализацию демократии тем более полной, чем больше субъекты, содержание и критерии политических решений совпадают с субъектами, содержанием и критериями народной воли. Другими словами, демократия, поскольку она является непосредственным или опосредованным выражением народной воли, по сути, представляет собой осуществление общего блага. Ибо общее благо и общая воля демоса по определению тождественны. В наиболее радикальной версии классической доктрины (в традиции, идущей от Руссо к Бабёфу и далее к Марксу, советизму Ленина, советам рабочих Розы Люксембург, самоуправлению производителей Грам ши ив идеале завершающейся в марксистской теории отмирания государства) достигнут полный сплав по Justifying Democracy.R 34-52. Я согласен с позицией, выдвинутой Д. Миллером в статье Miller D. |