Демократия и сложность. Реалистический подход. Дзоло 2010. Серия п о лит и ческа яте ори я
 Скачать 7.66 Mb.
|
|
10 Макиавелли Н Рассуждения о первой декаде Тита Ливия Государь. М РОССПЭН, п Макиавелли Н Рассуждения о первой декаде Тита Ливия Государь. Это чудовищное зрелище поразило жителей и одновременно вызвало удовлетворение — таков заключительный комментарий Макиавелли, который прямо говорит о взаимосвязи политики и страха в главе XVII «Государя». Д. Дзоло. Демократия и с ложность статутах и чем сильнее распоряжения власти пользуются привилегиями асимметрии и гетерономией вот ношении полномочий и желаний подданных для того, чтобы стать объектом повиновения подданных, тем эффективнее власть выполняет свою главную функцию сокращения небезопасности. Если бдела обстояли иначе, трудно было бы объяснить, почему на протяжении всей истории человечества монархические и теократические режимы были самым распространенным типом режимов (в данном случае я не говорю о примерах чисто военного правления. К тому же было бы неясно, почему на протяжении почти двух тысячелетий и вплоть до начала современной эпохи и до внезапного подъема благоприятствующего демократии консенсуса в XX веке в европейской философской традиции демократию единодушно считали наименее совершенной и наименее надежной формой правления12. В действительности, несмотря на огромное количество противоположных мнений, демократию следует рассматривать так, как ее рассматривал Вебер, — как всецело современное явление, которое возникает вначале промышленной революции, ноне ранее этого периода. Несмотря на обилие риторических доказательств непрерывности демократической традиции в западной культуре — от древнегреческого полиса до электоральной полиархии»13, от Римской республики до Флорентийской республики и американского федерализма, от Афин времен Перикла до Женевы. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я Необычайную запоздалость и раздутость современного успеха демократической модели подчеркивают многие авторы см, например Macpherson C.R The Real World of De mocracy. Oxford: Clarendon Press, 1966. R 1; Held D. Models of Democracy. P. 1-9. 13 C m .: Sartiori G. The Theory of Democracy Revisited. P XIII. 14 См, например Pocock J.G.A. The Machiavellian Moment: Flo rentine Political Thought and the Atlantic Republican Tradition. Princeton (NJ): Princeton University Press, 1975. 115 времен Руссо и Парижской коммуны, — на самом деле можно совершенно обоснованно утверждать, что идея демократии возникла в Европе Нового времени в противопоставление совершенно иной тысячелетней традиции. Современная демократия возникла даже вопреки своей собственной классической концепции, аристотелевской и платоновской, то есть как противоположность органической и натуралистической модели политического города, говоря точнее, полиса, который занимал центральное место ив античной, ив средневековой политической философии. Вполне естественно, что это модель, которую вдохновленные Лео Штраусом и Ханной Арендт современные сторонники реабилитации практической философии ностальгически противопоставляют современным формам либеральной демократии17. Тоталитарные олигархии, правившие городами-го сударствами классической Греции, в том числе Афинами, не говоря уже об институтах, управлявших республиканским Римом, никоим образом нельзя считать важными прецедентами современных либе рально-демократических конституций. (Разумеется, данное суждение справедливо только в том случае, если вы не собираетесь утверждать, что представительная демократия, в сущности, не отличается от олигархической и тоталитарной формы правления, а Д. Дзоло. Демократия и с ложность См, например Arblaster A. Democracy. Milton Keynts (Bucks): Open University Press, 1987. P. 13-25. Арбластер открыто заявляет, что демократия берет свое начало в Афинах и через два тысячелетия вновь возникает в движении диггеров и левеллеров в Англии XVII века О дистанции, отделяющей современную буржуазную концепцию политики от коммунитаристского чувства древнегреческого полиса и итальянских городов-государств, см Meier С. Die Entstehung des Politischen bei den Griechen. Frank furt a. M.: Suhrkamp Verlag, 1980. 17 C m .: Riedel (ed.). Rehabilitierung der praktischen Philosophie. Freiburg: Rombach, 1972-1974. 18 C m .: Held D. Models of Democracy. P. 13-35. I l6 социальная структура, в рамках которой существует представительная демократия, разительно не отличается от нелиберальной, дискриминационной по отношению к женщинами основанной на рабовладении социальной структуре античного общества) По моему мнению, ничуть не больше оснований и для того, чтобы рассматривать представительную демократию как иную формулировку принципов афинской демократии, которая предусматривала прямую демократию или демократию собраний. Эта иная формулировка была выдвинута предположительно Монтескье, Мэ дисоном и Джоном Стюартом Миллем в ответ на необходимость технически адаптировать принципы демократии к изменившимся географическими демографическим условиям национальных или федеративных государств19. Реалистический подход к вопросу демократии должен, напротив, успешно разводить и держать изолированными друг от друга две вещи. Во-первых, это процесс дифференциации и движение политической системы к автономии, который столь типичен для современной Европы, то есть процесс перехода от органических и корпоративных моделей классового государства к формализму представительного государства. Во-вторых, это просветительские ценности, через призму которых рассматривают этот процесс ли берально-демократические и радикально-демократи ческие доктрины. При нынешнем положении дел теории либеральной демократии предъявляют себя как радикальный. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я Этот тезис, по-видимому, занимает центральное место в книге Роберта Даля Демократия и ее критики. По его мнению, демократия развивалась со времен Древней Греции по настоящий день посредством последовательных трансформаций. Даль полагает, что третья и заключительная трансформация может привести к переходу от простой полиар хии к полиархии I и полиархии II, а именно к более высоким уровням политического участия см Даль Р Демократия и ее критики. Си даже, по выражению Боббио20, подрывной вызов базисным критериям политического кода. Эти теории пытаются, в принципе, отвергнуть любые ограничения гражданства или расширение сферы влияния государства и отстаивают неприкосновенность автономии индивида ив крайнем случае отрицание гетерономной, производной и асимметричной природы отношений власти. В этом смысле « Общественный договор выступает как демократическая парадигма p a r e x ce llen ce21 у учитывая острое стремление Руссо форсировать необходимость устранения различия (и неравенства) между правителями и управляемыми, атак же искоренения гетерономной природы политического руководства. Как мы увидим далее, уже в наше время возникли коммунистическая теория отмирания государства и трагическая двусмысленность радикального анархизма именно в этом смысле, как логическое завершение утопичности Руссо22. Даже в более умеренных формах (парадоксально, но даже в работах Пламенаца и последней работе Роберта Даля23) демократическая теория выступает резко против принципа, который вслед за Макиавелли сформулировали Джеймс Бернхем, Роберт Михельс и Макс Вебер, заявившие, что всякая не примитивная политическая си Д. Дзоло. Демократия и с ложность См Bobbio N. transl. Cambridge: Polity Press, 1978. P. 74: Демократия является подрывной идеей в самом радикальном смысле слова, потому что, где бы она ни распространялась, она подрывает традиционную концепцию власти, концепцию настолько традиционную, что ее стали считать естественной основанной на посылке, утверждающей, что власть — политическая, экономическая, отцовская или священническая — нисходит сверху Преимущественно (фр Я разделяю, по меньшей мере с этой точки зрения, заслуживающий всяческих похвал тезис Талмона. См Talmon J.L. The Origis of Totalitarian Democracy. Boulder (Colo.): Westview Press, 1985. 23 C m .: Plamenatz /. Democracy and Illusion. P. 52-93; Даль P. Демократия и ее критики. С. п 8 стема неизбежно имеет олигархическую природу. Что исторически лежит в основе этого неприятия демократическими теориями функционального кода политики Если оставить в стороне идеологизированность и непосредственность позиции сторонников естественного права, то, по-видимому, обнаружится историческое осознание того, что защитные аспекты политической системы сопряжены с высокими издержками в плане сокращения социальной сложности и что эти издержки могут быть вопиюще непропорциональными по сравнению с преимуществами, которые они предположительно должны принести. Как и следует ожидать, это открытие исторически трансформируется в широкое политическое понимание, а затем — в революционные требования (только выдвигаемые в социальной среде, которая демонстрирует уже более высокий уровень социальной дифференциации, такие, какие существовали в буржуазных европейских обществах XVII-XVIII веков. Великий расцвет либерально-демократической мысли не только был связан с процессом дифференциации политической подсистемы, выделявшейся из рамок религиозного универсализма и корпоративной органичности, но и предполагал четкое функциональное разграничение между нормативными и бюрократическими структурами национального государства и гражданского общества. Развитию буржуазного политического индивидуализма способствовала богатая сеть деловых, промышленных, финансовых, научных, культурных и семейных отношений гражданского общества. Фактически европейская буржуазия была первым в истории человечества политическими См Арон Р Демократия и тоталитаризм. М Текст, 1993. 25 О гражданском обществе см Bobbio N. Sulla nozione di so- cieta civile // De Homini. 1968, № 7. P. 24-25, 19-35; id., Stato, governo, societa. Turin: Einaudi, 1985. P. 23-42; Zolo D. La teo- ria communista dellestinzione dello Stato. P. 86-89 (также имеет отношение к данному вопросу. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я экономическим классом, потребовавшим для себя как для социальной группы и для своих членов как для свободных и равных граждан свободы, которая была, согласно критическому определению Ханны Арендт, не столько политической свободой, сколько свободой от политики. Другими словами, это была свобода, воспринимаемая как и притязающая на дифференциацию социальных функций и индивидуальных ролей по отношению к политическому организму. Такая свобода больше не воспринималась в аристотелевских категориях как органическая приверженность этическими рациональным формам коллективной жизни. Эту свободу (пусть в идеологических категориях и несколько наивно) выразил Бенжамен Констан, противопоставивший древнюю и современную свободу26. Тем же образом затем возникла потребность в более четком определении функциональной дифференциации политической системы, которую надо было осознать через ее процедурное, осуществленное в форме тайного голосования и равенства граждан перед законом отделение от таких подсистем, как экономические, религиозные, семейные, родительские и т.д.27 Требование функциональной автономии экономической подсистемы шло рука об руку с этим отключением. Затем, после всестороннего сокращения защитных ограничений политического характера, экономическую подсистему следовало вверить рискам свободной игры рыночных сил. Для того чтобы эти чески и политически оправдать эти функциональные потребности, демократическим доктринам пришлось даже прибегнуть к старой и метафизической доктрине естественного права. На ее основе (или на основе договорного варианта доктрины естественного права) Д. Дзоло. Демократия и с ложность См Констан Б О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей // Полис. 1993. № 2. С. 97-106; Holmes S. Benjamin Constant and the Making of Modern Liber alism. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1984. 27 C m .: Luhmann N. Soziologische Aufklärung. P. 154-177. 120 была предпринята попытка установить изначальную и универсальную природу индивидуальных прав, свя щенности частной собственности и свободы экономической инициативы. Так каковы же были последствия этого процесса функциональной дифференциации и связанного с ним требования автономии для части гражданского общества, для политической системы и ее отдельных членов Если политическое регулирование страха требует уменьшения социальной сложности, которая сама по себе гарантирована страхом, и если широкое уменьшение сложности приводит к более высоким уровням опасности власти, тогда запрос, сделанный дифференцированными социальными субъектами, то есть свободными и равными, обладающими частной собственностью гражданами в рамках общества, которое стало еще более сложным, может быть только требованием того, чтобы политическая власть (постольку, поскольку она создает риски является источником страха) сама стала субъектом политических процедур коллективного регулирования страха. Суверенитет Левиафана, функциональности которого нет альтернативы, необходимо сбалансировать и каким-то образом контролировать и ограничить другим суверенным элементом. Этим элементом должен быть суверенитет парламента, который может представлять, в самом строгом смысле этого слова, требование автономии, исходящее от свободных, равных и обладающих частной собственностью граждан. Принцип никаких налогов без представительства должен был статьи основой, и символом общей свободы. Следовательно, конституционная система должна выполнять, так сказать, функцию вторичной защиты, то есть функцию (кругообразной) защиты членов гражданского общества от опасностей, порождаемых политической защитой О защитной функции демократического права голоса впервые выделенной либерально-демократическими мыслителями и мыслителями-утилитаристами Джеймсом Мэди- III. Сложность ИДЕМ ОКР АТ И ЧЕСКА ЯТЕ ОРИ Я Власть определяет методы и уровни политического регулирования и сама нуждается в подчинении политическому регулированию через рекурсивную процедуру в соответствии с которой существует требование обратного действия (то есть участия в принятии решений сувереном или поменьше мере в контроле над принятием сувереном решений. И это требование действует на благо самих объектов, на которые обращены решения суверена. Таким образом, демократия функционирует как негативная обратная связь, обусловленная действиями политической власти, которой от природы присуща тенденция к угрожающему расширению. В этом и заключается сила принципа разделения властей, который следует понимать не только как сегментарную дифференциацию функций власти, но и, пользуясь несколько более сложной терминологией, как рекурсивность и функциональное са моограничение. Крайняя опасность, внутренне присущая суровым ограничениям возможностей получения членами гражданского общества опыта вследствие принуждения со стороны от судов или полиции или ограничения круга экономических действий членов гражданского общества посредством запрещения определенных форм поведения или посредством конфискации части принадлежащих частным лицам ресурсов, означает, что эти власти необходимо подчинить той же самой ритуализации и тем же процедурным ограничениям, которые регулируют власть индивидов. Это еще более справедливо, если учесть, что монополия Левиафана лишила членов политического общества возможности мыслить за себя при взаимодействии с другими субъектами или с властными институтами. Результа- Окончание сн. 28 соном, Иеремией Бентамом и Джеймсом Миллем, см Мас- pherson СВ The Life and Times of Liberal Democracy. Oxford: Oxford University Press, 1977. P. 23-43; Held D. Models of De mocracy. P. Д. Дзоло. Демократия и с ложность том становится общее ограничение интенсивности и пределов способности государства к вмешательству, увеличение «легитимизированной» сложности индивидуального выбора и, соответственно, сужение защитных функций политической системы, которая оставляет индивидам задачу поглощения большей части социальных разочарований, в том числе порожденных экономическими причинами. Таким образом, демократия, другими словами, означает сохранение более высокого уровня социальной сложности и одновременно коллективного принятия большего объема социальных рисков и незащищенности29. Но, для того чтобы рекурсивные механизмы демократии могли эффективно функционировать (а теоретики либеральной демократии, по-видимому, не всегда принимают этот фактор во внимание, необходимы далеко идущие изменения властных институтов и существенное изменение самой логики политического кода. На место линейной простоты традиционных механизмов уменьшения страха необходимо поставить цепь взаимозависимостей, в пределах которой потребность в порядке и безопасности будет постоянно уравновешиваться противоположной потребностью в сохранении сложности, а также политических и экономических свобод. На место вертикальных структур власти необходимо поставить политические механизмы рефлексивного типа, способные к подчинению в пределах круга, имеющих обратную силу взаимодействий. На смену политической воле су верена должна прийти воля граждан (то есть ограничение власти и ее демократическая конституционная легитимация, и наоборот (то есть бюрократическая В своем развитии буржуазное общество разорвало ограничения органической и защитной структуры средневекового города. Например, Маркс подчеркивал, что наемные рабочие в капиталистическом обществе социально менее защищены, чем крепостные времен феодализма и даже рабы античной эпохи. Сложность и ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ администрация должна гарантировать безопасность и порядок. Именно в этом заключается великий вызов, требование защиты социальной дифференциации, которое предъявляется буржуазией демократического конституционного государства власти, нацеленной на неограниченную политическую защиту, то есть на неограниченное уменьшение сложности. Хотя защитная функция политической системы требует регулирования социальных рисков асимметричной ив сущности, олигархической (если нестрого иерархической) природы, требование демократической конституции направлено на разложение пирамидальной структуры политической власти в соответствии с гипотезой рекурсивной переходности, диффузии и симметрии отношений власти. Доводя идеологию радикальной демократии до крайности, Руссо, как мы увидим далее, требует, чтобы в совершенной демократии суверен дисциплинирующий и су верен дисциплинируемый полностью совпадали, как полностью совпадали бы власть защищающая и власть легитимирующая. Таким образом, пул изначальной сложности каждого индивида остается в руках этого индивида в целости и сохранности, и любое сокращение этой сложности происходит в результате не гетерономного принуждения извне (и не должно так рассматриваться, а совершенно автономного выбора, в результате осуществления, а не ограничения свободы30. Рассматриваемая в таких реалистических категориях опасность, которую доктрина демократия представляет для структуры и функций политической системы, пронизывает сами функциональные требования, выходит за их рамки и превосходит их. В буржуазной Европе это привело к падению деспотической органичности a n cien regim e 31. Такое представление о либеральной демократии демонстрирует и причины, по которым Д. Дзоло. Демократия и с ложность См ВоЬЫо N. |